Держать лицо

«Данную работу я посвящаю своей семье, Кланяюсь жене, которая меня всегда поддерживает, И благодарю жителей Страны Железа за гостеприимство и учтивость.

То, что это единственная закрытая и осужденная от мировых конфликтов страна, многих пугает. Страх создает мифы и предрассудки, которые мне бы хотелось развеять. Мне бы хотелось показать страну Железа такой, какая она есть на самом деле, и такой, какой ее видит собственное население. Если отступать от деталей и уже в начале позволить себе сделать краткую характеристику объекта, о котором пойдет речь, Железо — страна, строго придерживающая традиций прошлого. Страна противоречий, рек и гор, холодного климата и горячих, патриотичных людей.» Ее разбудили вороньи крики и клацанье когтей по стеклу. Встав с футона, Йошинори в испуге посмотрела на птицу за окном — после произошедшего она не ждала хороших вестей. Ей также не хотелось впускать ее в дом и проверять письмо, спрятанное в маленьком футляре на лапе, хотелось спать — сонливость накатила приливом после пару бессонных ночей и кошмарных дней. Скрежет ставен, и ворон с отличительным знаком — печаткой на шее — уселся на правую руку как на жердочку и требовательно-возражающе каркнул: «Ср-р-рочно!». Йошинори поморщилась от звука и оттого, что внешний мир беспощадно движется вперед, пока она, подавшись первобытной слабости и трауру, выпадает из него. «Ср-р-р-рочно!», — карканье продолжается, уже становится нервным, с резкими поворотами головы. — Я тебя услышала! — отвязав футляр, огрызнулась Йошинори и, чтобы права рука стала свободной, с силой ею махнула. Она сделалась совсем нервной, заторможенной и запененной, внутренний стержень — деревянный и прогнивший. Письмо было от старшей сестры — шюншуя юго-западного города; слог был сложен, много парцелляции и метафор, зато, на удивление, божий слуга справился в пару предложений. Потому что знал: чем больше информации не по основной теме, чем больше мыслей, просьб и листков, на которых это все изложено, — тем больше вероятность, что Йошинори не дочитает, выкинет и отправит такой ответ: «Рада получить весть. Но нужно быть короче и понятнее». Если выражаться правильно, это был уже не ответ, а завуалированная просьба исправиться с ароматом непочтительности и дерзости, которую самурай — хоть мужчина, хоть женщина — не должны проявлять к старшим. Шюншуй просит прибыть в свою чудную обитель, где — дым, тающий снег и сезон охоты на селезней. Для чего — не указано, но Йошинори понимает и так: старшая хочет наставить младшую, выдавить из нее гнусные мысли и подготовить к ритуальному погребению. Йошинори морщится. Сейчас ей нужно официальное разрешение новопоставленного генерала на переход границы, а не моральная поддержка и многочисленное повторение доктрин. Если бы не остатки внутренней силы, уважение к семье, то Йошинори бы уже бросилась по следам убийцы на дорогу мести — и как итог, даже если бы совершила желаемое, — осталась бы без всего: без родины, родовой и собственной чести. Морщится, хмурится, зло смотрит на ворона, сидевшего на длинной подставке с зерном. Ее не пускают по разумным причинам, натравили сестру по разумным причинам. Йошинори все понимает, и потому становится более невыносимо. Почти лишили права выбора, дав своими действиями только одно наставление: уймись, смирись и держи лицо прямо, по направлению снежного ветра; боль должна стать ровной гладью, переродившейся из бури, и только тогда месть будет правильна и род очиститься. Одев верхнюю одежду из волокон крапивы и головную повязку, Йоши достает бережно ухоженное снаряжение и пергамент с чернилами. За низким столом составляется ответ — так же бережно, как и чистит оружие, она держит кисть и вырисовывает черными волнами иероглифы: «Ты мила, дорогая сестра, я приму приглашение и направлюсь сейчас же». Ворон, пороняв зерна, радостно затрепетал крыльями и подставил лапу. Прежде чем уйти из семейного дома, Йошинори останавливается в коридоре перед купленной отцом в прошлом сезоне картиной. Она была большой по высоте, худенькой, воздушной; по ней не бежали войны, кони или боги, по ней текла вода. Причем как-то по-особенному, не натурально — а сказочно, проникновенного и ярко, без обрывов и ненужным скоков. Картина — образ. Скромное олицетворение отца. Морщится. На улице — не холодило, чуть пощупывало за кисти и лицо, но не более. Вороньи крики с неба, грязного как кипяченная вода с только отпущенным чайным пакетиком, не успокаивали, как раньше, а тревожили. Йошинори топчет снег и идет к серым воротам через занятых людей и постепенного включающихся фонари. Цунаде выдавала задания с безумной спешкой, из готовой, отсортированной стопки либо с методичным растягиваем, мешаниной бумаг и необъяснимо долгими переговорами. Какаши не знал ее лично, не разговаривал с ней и не встречался до ухода из Конохи, знал по историческим справкам, россказням и слухам, поэтому все его объяснения такого вот поведения были мало обоснованы и, скорее всего, нереалистичны. — Цунаде-сама… — Шизуне, часто бывавшая у Пятой за спиной, наклонилась и неловко улыбнулась: — …давайте остановимся на этом. Девушка быстро подобрала свиток и передала; вероятнее всего, не наугад — уже в начале присмотрела подходящую миссию. — Хм-м. — Цунаде развернула и перечитала содержимое. Потом схватилась за голову в такой манере, будто бы напала мигрень, и вздохнула, будто бы это Хатаке ее задерживает. — Хорошо. Какаши, — стала громче, — на! Она легким движением кинула ему красный свиток — поймал. — Благодаря нашим прекрасным дружеским отношениям со многим близкими странами, мы имеем срочную миссию S-ранга. Со суперважными требованиями. Не хочу опускаться до грозности и объяснений примитивного, так как ты и так все прекрасно понимаешь, но прошу тебя, Какаши, как Хокаге: исполни все эти требования в обязательном ключе. Цунаде прислонила спину к спинке стула, опять удрученного вздохнула и взялась за подлокотники. — Мне, конечно же, наказали послать кого-то из Анбу… Хотя, грубо говоря, ты все равно из Анбу, разницы нет. Ладно! — Подкатила к себе оставшиеся свитки, но с другими обложками. — Шизуне, ну и кому поручим это? — Есть парочку свободных джонинов… Дальше Какаши не стал слушать, а его — замечать. Пятая лишь махнула-помахала на прощанье, а Шизуне неловко улыбнулась. Встав в прохладном коридоре с закрытыми окнами, он услышал приближающиеся стуки обуви от униформы шиноби. — Добрый день, Какаши-сенсей! — Сакуру встречать было привычно. Какаши не удивится, если вскоре у Цунаде за спиной будет стоять его ученица — все ярче расцветающая. — Ой, — опомнившись, она зажала рот рукой. — И тебе привет. — Она еще не освободилась? — Стала тише. — Еще нет. — Прошлось молчание, и Какаши поспешил распрощаться: — Ну, увидимся, Сакура. Но она остановила его вторым вопросом, почему-то еще более заглушенным, чем первый, словно касающимся тайного, личного: — Как ваша «интересная головоломка»? — Еще не разгадал. — Скажете, когда разгадаете? — Скажу, — кивнул. Под «О, удачи на миссии, Какаши-сенсей!» он встретился с лестницей. Под тишину спустился, повернул, вышел. Рюкзак собрал заранее — он, облокотившийся об обувную полку и в меру набитый, стоял у порога. С проклятой коробкой из семейного дома, которую Какаши все не мог открыть. «Религиозный мир жителей не имеет грубых границ и предоставляет выбор в вероисповедании. Так, ближе к границе, на западе, я смог посетить буддистский храм, то есть найти кусочек своей веры среди снегов. Но государственный строй и, соответственно, военный придерживается определенной веры, в основе которой лежит «шюншуйство», тесная связь с природой и свое понимание системы чакры. Если самурай не уважает «шюншуя» своего региона, дары природы, не чувствует «очарование вещей» или идет в разрез учению о чакре — это не самурай. Как человек, не умеющий контролировать чакру и не так, как наши шиноби, и не так, как делают это самураи, я могу говорить об этом исключительно с поверхностной, теоретической стороны. И не то чтобы кто-то из жителей сильно распространялся об этом. Или, может быть, я просто не способен был их понять, будучи выращенным другой средой… …Когда я остановился в одной теплой и по климату, и гостеприимству деревне, меня позвал к себе «шюншуй», чтобы лично познакомиться с инородным, интересным предметом — академиком, ходящим с открытом ртом туда-сюда, берущимся за любое занятие и записывающий все, что говорят. Я был рад, очень рад, хоть и немного стеснен и смущен: я не знал, какое мое слово или действие окажется оскорбительным. «Шюншуй» был стариком с густой растительностью на лице, аппликациями на одежде, висевшими серьгами в качестве защиты от проникновения злых духов и с татуировками на руках. Жилище было простым, низким, с тремя небольшими комнатами и прихожей-кладовой. После прихожей-кладовой, у непосредственно второго входа был земляной пол, но распространялся он на небольшую квадратную секцию. Справа — место для гостей, слева — для хозяина, между ними — очаг. «Шюншуй» говорил со своеобразным тому месту «текучем, рыбным» акцентом (об этом будет далее, в отдельной главе, см.: «Население: род, быт, язык»). Но усиленным, потому я понимал сказанное слово через раз, и положение мое становилось еще более неловким. Сразу же в начале встречи «шюншуй» познакомил меня со своей ученицей. Как я понял, звание религиозного лидера не склоняется по роду, поэтому девушка с коротко стрижкой и такими же татуированными руками, как у духовного наставника, была «будущей шюншуй». И говорила она понятнее.» — Святые камуй, пожалуйста, моя маленькая, не стесняйся и располагайся, но будь аккуратнее, — старшая сестра взволнованно поприветствовала Йошинори, обняв и поцеловав в закрытый лоб. После поцелуя на пару мгновений почувствовалось вполне осязаемое тепло, как от спички, и успокоение, которое можно испытать, стоя у берега тихого моря. Будучи и женщиной, и самураем, и родственницей, Йошинори было разрешено временно поселяться у духовного наставника, если на то требуется нужда, у остальных такой привилегии не имелось. Тем не менее, оглянув жилище, ей не очень хотелось оставаться здесь надолго — воронов было огромное количество, уши начали болеть от их звуков, и все они слипались в большое черное и острое пятно. — Я тоже рада тебя видеть, — немного отойдя, Йошинори поклонилась. — Постараюсь быть аккуратнее с твоими… птичками. — Ах… Они так хорошо понимают мое настроение — вот и расшумелись, — сестра улыбнулась, показались возрастные морщины у рта и ямочки, — сейчас успокоятся. И да! Про селезней я не шутила. Можешь сегодня пойти с группой мужчин и поохотиться. А ночью мы с тобой поговорим. — Если для тебя это важно, то хорошо, я не против поговорить, — покорно согласилась Йоши и зашла следом за сестрой в дом. Он был ей знаком. Она уже гостевала у сестры — в общем-то, старается это делать хотя бы раз в год. Поэтому верхнюю одежду и снаряжение оставила в привычных местах. Умыв лицо, Йошинори немного посидела со старшей; между ними был светский, примитивный разговор — обмен и разбор новостей, не касающихся личного. После Йоши решила воспользоваться свежим предложением — охота и рыбалка отвлекали от ненужных мыслей — поэтому спустилась в деревню и без труда нашла ту самую группу охотников: молодой-всезнайка, неловкий мальчик, совсем подросток, который решил идти в пути рядом с девушкой, и старейшина, узнавший самурайский знак на одежде и принявший с добродушием. Натянув тетиву, Йошинори выдохнула и задержала дыхание, голова была поднята, а мальчик — цепко смотрел и не мог дождаться момента, когда закончится охота и можно будет поспрашивать о том, как стать самураем. Короткий миг — было то знакомое успокоение, которое дарила сестра, и любимое занятие, но он оборвался, и у Йошинори закололо руки. Стало жарко, холодно — одновременно. Ей чувствовалась, как сильно вспотело тело под слоями одежды и как заскользила стрела. Полдень, растаявший снег, охота и этот мальчик — все это ей кое-что напоминает. Тошно. Йошинори опускает лук. — Пойдем найдем твоего брата и старейшину, — подняв уверенность со дна, говорит строго девушка и подзывает удивленного мальчика за собой. — Что-то не так? — Нет, все хорошо, — Йошинори складывает руки у рта и громким звуком «У-у-у!» распугивает селезней с водоема. — Ты просто всех распугал. Улыбается на неловкие протесты. Вернулись в деревню с двумя тушками птиц. Старейшина на прощанье поклонился и пригласил поучаствовать еще раз, но, несмотря на хорошую погоду, доброжелательных людей, Йошинори вернулась домой к сестре с тяжестью, и, как после заметила, тяжесть была не только в ней — во всем. Вороны поднимали крылья с неохотой, меньше двигались, воск со свечей громоздко тянулся вниз, духота и запах рыбы бегали по комнатам. — Йошинори, — с тяжелым спокойствием начала сестра, держа в крашенных чернилами руках футляр, — ворон принес. Передала. Йоши видит знакомую печать. Достает листок, разворачивает — начинает читать. — Я… — Руки холодило, голос испарялся, вновь пот, вновь эта дрожь. Выровняв себя настолько, насколько сейчас было возможно, говорит: — Мне нужно идти. Библиотека над ликами Хокаге помогла определиться со страной изготовителя загадочной коробки, и теперь Какаши знал, в каком направлении двигаться — в северном, закрытом и выдержанном. Многого о Железе известно не было — известно лишь: примерное государственное устройство, которое уже могло измениться, и высокомерие самураев, их презрение к шиноби; но Какаши всегда считал, что последнее — популярный и выгодный предрассудок. Материала было немного, и единственное, что подошло, — не сильно старое исследование гражданина Страны Огня, академика, который решил докопаться до истины и обхватил многие сферы. Там было всего по чуть-чуть: от описания местной природы, записи ритуальных песен и жаргонизмов до примерного разбора государственного и военного строя. Больше не научная работа, — а путеводитель. Перед сном — и в пути, и в деревне — Какаши тыкал по коробке-головоломке. Его очень интересовало, что это за вещь, что внутри и как она связана с семьей Хатаке. Показал только Сакуре, Куренай и Асуме. Показал потому, что после помешательства и бури попыток подумал: застрял. Нужен взгляд со стороны — свежий. Шаринган не помог. Как и по итогу знания Куренай в гендзюцу, голова Сакуры и смекалка Асумы. Говорили, в общем-то, все то, что и так знал Какаши: иллюзий нет, рисунки необычны, все части подвижны и со своим звуком при движении. Поэтому Какаши взялся за эту книгу, читал — и чтиво увлекало. Надеялся, что, если сможет хоть приблизительно понять культуру Железа, поймет и смысл загадки. И что иронично — и задание S-ранга, и коробка — оттуда. Из страны Железа.