Держать лицо

Только он решил отказаться от субботней уборки, как облепило щекочущее ощущение грязноты вокруг. Казалось, что пыль настолько сильно успела размножиться, что плавала вместе с чаем, и ужасающей вкус не из-за дешевизны и убогости набора; что по полу можно было ходить, не разуваясь, что вещи перепутались местами, скрутились и помялись в вони. Поначалу Какаши боролся: старался расслабиться, сидя на стуле, допить и продолжить отдых, но в какой-то момент — в порыве — вылил чай и пошел в ванную, к другой раковине, чтобы почистить зубы и набрать воду, тряпки и чистящие средства. Запах хлора, наполненность рта вкусом мяты и сумбур действий успокоил. Сперва кухня, потом — комната, туалет и ванная. Сперва все скрести, промыть, вернуть на места, потом — мытье полов, дверей, окон, зеркал, стирка и глажка. Если порядок нарушался, Какаши оставался не то чтобы сильно удовлетворенным, и порой такая уборка, заставляя потеть и надрываться после миссий, могла затянуться до вечера. Принципиально не пользовался клонами, потому что знал: если не сделает сам — по-настоящему сам — будет неприятно, так, как будто бы при поедании чего-то отвратительно склизкого и живого, не доготовленного. Закончил сегодня ровно в три часа дня — цифра не очень понравилась, и Какаши занялся разморозкой холодильника. Там не было ничего, кроме сырой курицы, сыра, тофу и супа, готового скоро испортиться. Принял душ, тщательно промыл руки и наконец-то прилег. Кровать с дешевым, изломанным матрасом показалась очень мягкой благодаря усталым мышцам и облегченности, а духота, застрявшая между домашней одеждой — футболкой без надписей и штанами с никогда не завязывающимися шнурками — постепенно уходила. Закрывались глаза. Слышались шаги ветра и людская возня. Людской возни здесь всегда было много — во время переезда Какаши специально подбирал квартиру с хилыми стенками и никакущем спокойствием снаружи. Почернело и похолодало, Какаши начинает собираться, но собирается он недолго: меняет штаны на более-менее приличные, надевает маску, отмахивается от протектора и застегивает сандали. Без привычной униформы — она в стирке, да и поход Какаши быстрый и краткий. По крайне мере, он надеется; лишь бы не встретить кого-нибудь знакомого. Арендаторами была небольшая, неполная семейка из города на востоке страны. Перебрались из-за выгодных бонусов и предложения работы на должности повыше. Один раз в две недели или месяц Какаши приходил к ним, ненавязчиво проверял квартиру, пересчитывал данные деньги и давал себя уговорить на чай — всегда готовый и горячий. Его не сильно волновала плата: пользовался пассивным доходом только во время наставничества, когда полученные, поделенные йены с миссий низкого ранга можно было истратить на пару тарелок рамена, жалованье не всегда хватало и времени для затратных, сложных миссий особо не было. Больше волновался о сохранении мебели, стен, их чистоты и — из-за созданной связи — благополучии чужих людей. — Добрый вечер, Хатаке-сан. — Дверь раздвигает качнувшая голову девушка, почти ровесница Какаши, никогда не готовая отойти от формальностей. Насколько помнится и знается, она работает кинологом, отказывается от группового чаепития и живет в комнате, раньше принадлежавшей ему. — Здравствуйте. Когда дома никого нет, кроме нее, она предпочитает закончить встречу быстро: дает заранее приготовленные у вытянутого шкафчика деньги и смирно ждет в проеме, пока Какаши обглядывает комнаты. Беседы, вопросы, предложения — ничего из этого, лишь холодная сдержанность. Сегодня такого не было, пошли по другому сценарию, когда дома есть все: и пожилой отец, сидящий у веранды, и брат. — Кто там, Таэко? — вышел храпящий бас. — Хатаке-сан, — отвечает она и, задвинув дверь, поворачивает в коридор. Стены — холодно-бежевые, осветленные включенным шарообразным светильником. В углу — пересаженное Какаши растение. Запах незнакомый, не домашний. Из-за житья чужих людей дом постепенно выветрился — все больше и больше Какаши приятнее, свободнее в нем находиться. Вид с веранды изменился: Какаши в детстве не был интересен внутренний двор с садом, он предпочитал даже не смотреть туда, не убирать перегородки и не есть на фоне зелени и травы, но у этой семьи были свои предпочтения, и Исида договорились обустроить до того ненужную часть дома на свои деньги и усилия. Кусты, сучья, развалины, заросли сделали рокировку с чистотой, сглаженностью, фонариками и стоящим скворечником. Старик Исида сидел на подушке с накинутым и придерживаемым пальцами пледом, рядом — стопка подушек и еще теплого саке, перед лицом — стол с короткими ножками и раскиданные карты. — Сыграем в хана-авасе? — спрашивает он присевшему напротив Какаши. Говорит, как будто бы пробивает дыхание; голос заметно проседает в конце фразы, а слова разлетаются, как перепуганные воробьи. — Ох, — улыбается, — да я не умею. — Надо, надо научиться. — Качает головой и предлагает чай. Попили чай в тишине, про карты забыли. Вдруг: — Мы тут недавно кое-что нашли… Его отводят в комнату, где «кое-что нашли», а по пути Какаши фантазирует, что бы это могло быть: змея заползла, построив гнездо, или остались неубранные родительские вещи. Это оказался тайник, самый настоящий тайник, о существовании которого Какаши не догадывался. Прямо над божественной полкой, заброшенной и пустующей после смерти верующей матери. Старик Исида стоял сзади с подобранной стопкой саке и, придерживаясь за стул с висевшим халатом, рассказывал, что случилось: делали перестановку, хотели обновить, сняли, услышали странные шумы, но не смогли разобрать и потому вернули на место. Какаши водит рукой, наклоняется, присматривается к внешней стороне донышка полки — ничего необычного, если не искать целенаправленно; тогда подмечаются и следы от печатей, и переделки. Складывает пальцы под удивленные возгласы от старика Исиды, который после вылезания клубочков дыма подбегает к окнам, открывает их и начинает активно размахивать руками. Досочка обламывается — падает на пол; Какаши не успевает подхватить, так как увлекается другой вещью — выскаченной деревянной коробкой. Захваченная каждодневными тренировками, походами на площадки, учебниками, а также желанием самоопределиться Сакура начала понимать: учиться ей дается лучше, чем бывать на миссиях. То ли из-за неправильно подобранной команды, где каждый член наряду с капитаном убивал неординарностью, не давая привычно, равномерно развиваться, то ли из-за собственной неподготовленности к практике, то ли не вычищенным страхом безвозвратно ошибиться. С наставницей не делилась — Сакура вообще никому не выдает свои переживания и сомнения: ее пугает неимение нужной близости, обманчивость этой близости, поломка своего образа и новоявленное чувство неважности. Свободнее и радостнее было под грудой знаний, — поэтому Сакура попросила не жалеть ее. Цунаде согласилась, и, к удивлению, была она ответственнее Какаши по части наставничества. Быстрые ответы, подготовленная литература, цельное внимание. Бывали казусы вроде: «Сакура, пока позанимайся сама» или «Подойди к Шизуне», но в общем-то девочке жаловаться было не на что, она получала все необходимое и нужное. Сегодня утро понедельника, жарко, у Цунаде на столе бумажки, умирающий фикус (каждый раз смотря на него, Сакура вспоминает любовь мамы к растениям, их помывку в ванне и горшки в гостиной), перевязка альбомов и пару человек в униформе шиноби. «Сакура, пока позанимайся сама» и добавочное: «После обеда подойду к кабинету, можешь посидеть до того времени там». Кабинет — большой, подвальный, оттого бесшумный и прохладный. Одной там не очень, и Сакура решила передвинуть свои планы — забежать в библиотеку сейчас, а не вечером; нужно отдать один из прочитанных томов и, пожалуй, взять что-нибудь следующее по списку. Любит идти по одному и тому же пути, сворачивания — редкое хотение. По бокам цветочный магазин Яманака, впереди — парк, торговый третий район, гуща людей, звуки плавки под бурно пекущем солнцем, знакомый, нераздражающий звон из академии, перекрикивания птиц и уличные открытые закусочные; перевороты лапши на смазанной чесноком и маслом сковороде. Сакура голодна — живот повязывается от запахов. — Йо. — К ней, заметной, отвлеченной и повернутой к висевшему меню, подходит Какаши. — Доброе утро, Какаши-сенсей, — девочка поворачивает голову, отзывается и улыбается. — А я думала, что вы пропали на очередной миссии. — Недавно вернулся. — Бегает глазом по меню. Лапша, напитки, бутерброды, рис — стандартно. — Хочешь? — указывает большим пальцем. — Угощаю, выбирай. Сакура задумывается, мелодично протягивает букву «М». — М-м-м, хорошо, спасибо. Мне… наверное, лапшу с морепродуктами. — Понял, — кивает и отходит. Сакура присаживается за близко стоящей столик. Поверхность липковатая, старается не касаться. Сумку, висевшую через плечо, снимает и кладет на садовый стул, рядом с собой, под боком. Еду подают не сразу, и ожидание заполняет неловкое незнание о чем поговорить. — Как обучение с Цунаде? — спрашивает Какаши, складывая руки на столе, потом — трогает пальцами, понимает, что слишком уж липко, убирает и меняет позу. — Ты сейчас от резиденции? — Да. У нее небольшие дела с утра. Понедельник же. Все как обычно. — Вот как. — Прислоняется спиной к спинке стула и неожиданно: — Думаю, быть медиком тебе подойдет в самый раз. — Почему? — Сакуре всегда приятно слышать похвалу. Так чувство уверенности в своих действиях сильнее. — Хороший контроль чакры, да и сама — усидчивая и спокойная. — Подумал и добавил: — Если Наруто посадить за такое, выйдет дольше и проблемнее. — Сакура грустно улыбается. — Рад, что сама нашла себя. Действительно: медиком ей быть в самый раз, и бросить наставничество Хатаке было разумно. Но как будто бы по-предательски. — Какаши-сенсей, а куда вы сейчас шли? — посмотрев по сторонам, на топанье и дерганье одежд, Сакура возвращается к разговору. — Мне в библиотеку надо, — подтягивается. — Та, что над головами. Лапшу в простых белых тарелках принес повар-хозяин, приборы и салфетки — Какаши. Ели в разговорной тишине, под шипеньем готовки и бульканьем улицы из народа. Сакура, забывшая поужинать, усталостью рано вырубившаяся и хило позавтракавшая, — динамично щелкала палочками, и под конец, когда рты и руки были свободы, Какаши вытащил деревянную коробку — не то, что можно было ожидать: вероятнее всего он бы вытащил книгу. Сакура, заинтересовавшись особенностью моментом, сразу же пригляделась. Ей понравились необычные узоры, уволакивающие коробку, — угловатые, треугольные и линейные, некоторые секции под синей, не скрывающей прожилки краской. — Это что-то вроде коробки-головоломки, — поясняет и кладет девочке в руки, — сможешь отгадать? — Вы не смогли? — удивляется, поражается, старается вникнуть в замысел бывшего командира и трогает верхнюю грань увесистой вещи. — Тогда я тоже не смогу. — Ну, мне нужен новый взгляд. Хоть попробуй, необязательно отгадывать. Сакура пробовала всю дорогу, пока они шли до библиотеки. Настойчивость была прилипчивая, и Какаши даже пришлось отобрать коробку, чтобы девочка не навернулась на лестнице. Ей сразу стало полегче; но только чуть-чуть, немного, ведь так и не сумела открыть. — Ничего страшного, — поддержал Какаши у дверей библиотеки. — Проанализируй все, что ощутила, сделай микровыводы и поделись мыслями. — Ну-у-у, — Сакура потерла подбородок. — Она какая-то сложная по сравнению с другими шкатулками-головоломками, которые продают в магазинах или на рынках в качестве иностранных сувениров. Я ничего снаружи не заметила, в смысле… Вроде бы ничего не наложено. Почти все подвижно. Все части. И они по-разному звучат — глухо, но по-разному. — Ясно, — кивнул. — Ну хорошо, пошли. В библиотеке был каменный зеленый пол с отражениями, два этажа, деревянные стеллажи, коробки, свитки, переплеты, столы для читателей и библиотекарей. Один библиотекарь ел еду быстрого приготовления, другой пописывал чернилами и часто вздыхал. — Какаши-сенсей, — подозвала Сакура мужчину, когда приметила, что они сами собой разделяются из-за нужды в разных отделах. — М? — Обернулся. — А что вы ищете? — Тут печать мастера. — Какаши показал на коробку, на маленький выгравированный и красный иероглиф в квадрате. — Хочу поискать. Может, и найду если не мастера, то страну. — А, понятно, а что внутри? Это какое-то задание? — Нет, Сакура, это так, — отмахнулся, — интересная головоломка для досуга. Какаши попрощался и пожелал успехов в освоении медицинских дзюцу; разделились. Сакура отдала книгу, оформила другую и немного поглядела на полочки. Ей не хотелось разбираться в делах Какаши — в самой бы себе для начала разобраться. Поэтому вытащила мысли о шкатулке — еще одном бзике бывшего наставника — и пошла в подвальный кабинет в резиденции, где уже сидела попивающая крепкий чай Цунаде. Сначала она пожаловалась на отсутствие дисциплины у некоторых подчиненных, потом стала готовить стол. Расползающиеся свитки, печати и запах духов, отдаленно напоминающий сильно засыпанное в травах и специях мясо.