Секс по смерти

Обычно Куроо в комнате Кенмы не зависает. Точнее не так. Раньше — зависал, теперь почему-то кажется, что Кенма ему не рад, и он не настаивает. Он спрашивал, слышал в ответ привычное «все нормально, хоть полностью кровать займи, мне-то что», и все равно не покидает ощущение, что что-то не так. Но, наверное, Кенма бы сказал, да? Кенма бы не стал терпеть неудобства. Про Акааши же не смолчал. Так что в последнее время они проводят время в гостиной или вообще вне дома, но сегодня Куроо лежит на кровати Кенмы, рассеянно читая учебник, пока сам Кенма с упорством барана пытается одолеть какой-то уровень в игре. Наблюдать за Кенмой гораздо интереснее попыток вчитаться в параграфы, и через несколько минут Куроо просто ложится к нему лицом и пялится. — Отвернись, — бурчит Кенма, даже не глядя в его сторону. — Нет. Кенма напряжен, но в игре дело или в том, что Куроо на его территории, сказать сложно. Хочется обнять его, как Куроо делал всегда, когда слова не помогали. Уткнуться носом в макушку, сжать покрепче — Кенма будет вырываться, потому что как это он покажет хоть кому-то, что ему нравится, действительно, не в этой жизни, не на радость Куроо, — но отталкивать всерьез не станет. Это все так знакомо. На душе теплеет. Куроо бы подошел к нему прямо сейчас, но получить локтем в ребра желанием не горит. — Отвернись, говорю, — повторяет Кенма. — Чувствую, как ты пялишься. — А то тебе не нравится. Кенма бормочет что-то себе под нос, с особой яростью нажимая на клавиши. — Что? — Бесишь, вот что. Куроо фыркает, но не отворачивается, не перестает смотреть. Кенма на него по-настоящему никогда не злился. Он мог раздражаться, мог ворчать долго и упорно, мог даже пихнуть, чтобы Куроо отстал, но все это было будто бы… легко. На самом деле он всегда за Куроо переживал. И интересы его разделял, и к переживаниям относился внимательно, и к советам прислушивался. Это все он, конечно, прямо вслух не говорил, но они столько лет знакомы. Куроо его знает. Между ними, конечно, где-то когда-то лежала черта, но есть ли она сейчас? Если Куроо может приблизиться к Кенме и забраться руками под толстовку не чтобы подразнить, а чтобы завести — по-прежнему ли их что-то разделяет, или все границы давным-давно стерлись в пыль? — Кенма. — Ну чего тебе? — бурчит тот, не отрывая взгляда от монитора. — Ты забавный, когда бесишься. — Тебе повезло, что я занят. — А то что? Кенма вздыхает так красноречиво, что Куроо пробивает на смех. Несколько минут комната тонет в звуках с силой нажимаемых клавиш, кликанья мышкой и сердитого пыхтения Кенмы. И… должно быть, грань действительно потускнела, размылась, растворилась, будто ее и не было, потому что Куроо поднимается с кровати, подходит к Кенма и нагло лезет руками под футболку. — Ляг обратно. — А то что? — повторяет Куроо. Кенма раздраженно выдыхает, дергает плечом, но не ставит игру на паузу. И Куроо не отталкивает. Тот смелеет. Кожа у Кенмы теплая, чуть сухая. Гладить его по лопаткам приятно; еще приятнее — чувствовать, как вслед за прикосновением тянутся мурашки. Кенма не особо тактильный, но на Куроо всегда реагирует так, и это… Это тоже приятно. Особенно оттого, что Куроо за столько лет знакомства научился понимать по полузвукам, по едва заметным движениям, когда Кенме действительно не нравится, а когда он только делает вид. Если бы Кенма был игрой, Куроо бы никогда не проиграл ни единого уровня. Он чуть скребет ногтями над поясом шорт, ведет выше, то почти не касаясь, то плотно вжимая ногти. Кенма ежится, дышит чаще, но молчит, не поворачиваясь. Куроо подается ближе, выдыхает ему в плечо — у Кенмы вздрагивает рука, — прихватывает губами воротник футболки. На экране какая-то огромная тварь корчится от наносимых персонажем Кенмы ударов, но чем дольше Куроо стоит вот так — считает губами пульс, слушает сбившийся ритм дыхания, — тем резче и непоследовательнее становятся действия Кенмы. А когда Куроо кладет одну ладонь ему на живот, а вторую — на ребра, Кенма ругается себе под нос и сжимает пальцы Куроо прямо поверх футболки. — Ну и что это такое? — спрашивает он, наклонив голову. Куроо смотрит на экран — «игра окончена» мигает радостным, округлым шрифтом. — Ну, ты проиграл. — Он пожимает плечами. Кенма стискивает его руку сильнее, тянет ее немного ниже, к паху. — Нет. Мы проиграли. Мы так мы, решает Куроо и разворачивает кресло вместе с Кенмой к себе. Если бы Кенма был игрой, Куроо бы не завалил ни одного уровня. Но иногда, чтобы добраться до нужной концовки, можно согласиться на ничью.