Секс по смерти

Кенма редко зовет его по имени, предпочитая привычное короткое «Куро». Куроо это не раздражает, скорее веселит — Кенма ведь терпеть не может всю эту субординацию, сам не раз говорил, но почему-то на Куроо его перемыкает. В принципе, наверное, это даже взаимно. Куроо на нем перемыкает тоже, но иначе. Он любит Кенму физически, как и многих других. Куроо тактилен, ему нравится выражать заботу прикосновениями, случайными объятиями, успокаивающими поцелуями в макушку. Кенма иногда вырывается, иногда — стоически терпит. Чаще всего просто молчит, никак не реагируя. Но никогда не отталкивает. А с тех пор как они стали вместе жить, Куроо кажется, что Кенма даже тянется навстречу. Наверное, ему и правда только кажется. С Кенмой сложно сказать наверняка — его лицо выражает недовольство и безразличие большую часть времени, — но теперь Куроо знает, как поддеть эту маску и снять ее хотя бы на час. Именно этим он и занят: они лежат на диване, и Куроо целует его в шею, в ключицы, терпеливо дожидаясь, пока Кенма откроется. — Ты точно не против? — Куроо спрашивает об этом третий раз за вечер и черт знает какой раз за все время. Иногда он думает, что Кенме не нравится, что тот просто лежит и считает минуты до того, как Куроо его отпустит. — Нет. — Кенма выдыхает и царапает ногтями лопатки под футболкой. — Все нормально. Иногда Куроо думает, что они делают что-то неправильное. Но эта мысль разбивается под заинтересованным — по-настоящему, как с новой игрой или чем-то занимательным, — взглядом. Куроо целует снова, задирает на Кенме футболку, касается языком соска. Кенма сжимает его плечо, дышит чаще и тянет к себе. Возможно, секс по дружбе не подразумевает поцелуев. Возможно, они всё-таки где-то ошиблись. Но задумываться некогда: Кенма обнимает его, трется бедрами, позволяет Куроо раздеть себя полностью и с готовностью поворачивается спиной. — Не так. Кенма смотрит на него удивленно, но следует за ним, садится на колени, направляет член в себя и упирается лбом в плечо. Куроо стискивает его бедра пальцами, замирая. Внутри него узко, просто охренительно, Кенма сжимается, устраиваясь удобнее, задевает живот членом — Куроо обхватывает его пальцами, и Кенма сжимается сильнее. В такой позе не очень-то удобно, но сегодня Куроо хочется видеть, как меняется лицо Кенмы, когда он толкается глубже, когда ускоряет движение руки, когда слегка царапает низ живота. Кенма жмурится, запрокидывает голову, цепляется за плечи и волосы, кусает губы то свои, то Куроо, пытаясь сдержать стоны, и это распаляет только сильнее. Куроо знает, что нужно сейчас ему. Верит, что знает, чего хочет Кенма. И когда он резче вскидывает бедра, когда Кенма растекается по нему, позволяя двигаться вообще как угодно, Куроо слышит тихое, смешанное со стоном, сорванное «Тецу». И этого хватает, чтобы кончить самому и утянуть Кенму за собой. Никаких масок больше нет. Есть только имя. И Куроо целует Кенму в макушку, вытирает живот, придерживает, помогая сползти с колен. Есть только имя. И он больше не спрашивает, почему в остальное время Кенма зовет его иначе.