Pacific Ocean

      Ханджи дважды постучала в дверь и, не дожидаясь ответа, зашла. Если Эрвин звал ее, значит, можно входить без приглашения.       Мужчина сидел к ней спиной и что-то изучал на столе. Услышав ее, он вытянул руку, и Ханджи вложила в нее распечатку.        – Зачем тебе фото Армина? – спросила она, заглядывая Эрвину через плечо. – Что за телефоны?!       Семь разномастных смартфонов были разложены в ряд. Еще один Эрвин держал в руках, и, как только получил распечатку, разблокировал его через распознавание лица.        – Удивительно, – пробормотал он. – Не думал, что это так легко сработает.        – Ты украл телефон Армина?       Эрвин кивнул и зарылся в список контактов.        – Что происходит? – Ханджи выдвинула второй стул и села рядом. – Это телефоны студентов? Ты их конфисковал? Сам же говорил, что нужно действовать аккуратно!        – Я предельно аккуратен. Сегодня жарко, они залезли в море и радуются молодой жизни. Водостойких телефонов ни у кого из них нет, поэтому они оставили их в комнатах. Только Саша бросила свой на пляже.        – Ты и Армина теперь включил в список подозреваемых? Почему только его фото попросил?        – Мне понадобилось два дня на то, чтобы засечь их пароли блокировки. Армин всегда пользуется распознаванием лица. Эрен открывает по пальцу. У остальных графический ключи или цифры. Кроме Конни. У него ничего нет. Да и в телефоне одни фотографии бабочек. Но теперь я знаю, что он из тех, кто оставляет комментарии под всеми новостями в интернете.        – Кража телефонов, копание в чужой личной жизни, – Ханджи вытянулась на стуле. – Это ведь не твои методы.        – Я сам не свой. Можешь проверить телефон Николо? Я боюсь, что там может оказаться компромат на твою студентку. Разблокируется буквой N.        – Вряд ли за таким паролем прячется что-то важное.       Разговор затих на некоторое время, и в коридоре послышались шаги. Кто-то зашел в комнату парней.        – Они возвращаются, – сообщила Ханджи.        – Это Леви, – ответил Эрвин. – Он поранил пятку ракушкой, поэтому хромает на одну ногу.       Ответ будто заставил женщину смутиться. – Чем он сейчас занят? – спросила она после неловкого молчания. – Кажется, раскопки четвертый день как заморожены, а он вечно где-то бродит.        – Понятия не имею. Я не говорил с ним три дня.        – Что-то случилось? – в голосе Ханджи слышалась наигранное непонимание.        – Нет. Просто я его не вижу. Оказывается, в этом доме можно три дня не пересекаться с человеком из соседней комнаты. У вас с Моблитом это тоже неплохо получалось, когда тебе было нужно.       Голос Эрвина звучал монотонно и отстраненно.        – Ты какой-то напряженный, – буркнула Ханджи и уткнулась в экран. – Ох, ты прав. Тут есть компромат на Сашу…        – Необязательно открывать все фото. Там есть какие-то виды здания или снимки с мониторов? Что в переписках?        – Активны только семейный и рабочий чаты.       Ханджи перевела взгляд на Эрвина, затем на его стол, где царил полнейший беспорядок из книг, блокнотов и случайных бумажек с пометками.        – Ты права, – выдохнул Эрвин и отложил телефон Армина в сторону. – Я делаю что-то совершенно дурацкое. И абсолютно аморальное. Убил кучу времени, и ничего не нашел. Но мне не приходилось раньше бороться со вчерашними школьниками. Кто бы это ни был, у него нет логичной мотивации… Занятно, что смартфон Эрена так и не открылся, а он сейчас главный подозреваемый. Давай поскорее вернем все это на место. В конце концов, должно быть что-то, кроме телефона, если наш шпион поддерживал связь во время заглушки.       Эрвин поднялся и собрал со стола все украденное.        – Можешь унести это в комнаты? – спросил он Ханджи.        – Леви сейчас там. Разве не хочешь с ним поговорить?        – Хочу. Но его нет желания это делать, и мои шаги он так же прекрасно узнает по звуку. Уверен, если я подойду к их спальне, он сбежит через окно. Каким-то образом ему удается исчезать у меня перед носом.        – Если тебя что-то беспокоит, ты можешь сказать мне, – голос Ханджи стал мягче и тише, она приняла телефоны из рук Эрвина. – Наверное, я опять упустила что-то серьезное.        – Нет, в этот раз ты все поняла верно и быстро, – Эрвин прислонился спиной к двери. – Моблит сказал мне, что вы видели нас с крыши. И твоя логика точно соответствует моей.        – Ты не злишься на меня?        – Разве мне есть за что? Я понимаю, что немного запутался. Ты права, одиночество странно влияет на мозг. Он ведь несколько раз говорил мне, что не желает находиться здесь. И то, что мне показалось взаимностью, скорее всего, только взаимное чувство одиночества здесь, в чужом обществе. Сейчас было бы лучше всего вызвать катер и дать ему вернуться домой.       Шаги пересекли коридор в обратном направлении и спустились по лестнице.        – Пожалуй, можно выходить, – заключил Эрвин, но Ханджи не спешила. Прижав смартфоны одной рукой к груди, другой она сняла с верха книжной стопки тонкое издание в мягкой, потрепанной от времени обложке.        – Я помню эту конференцию, – сказала она, показав Эрвину название сборника тезисов, будто без этого он не узнал бы книги с собственного стола. – Мы ездили туда вместе, когда я училась в магистратуре. Тогда Найл познакомился со своей женой. Веселая была поездка… Но доклады отстойные. Зачем ты это достал?        – Вчера ночью в голову пришла навязчивая мысль насчет Эрена. Мне вдруг показалось, что я знал какого-то важного человека с его фамилией. И я не мог уснуть, пока не вспомнил этого человека.        – Йегер? Возможно, ты не в курсе, но у его семьи свой бренд аптечной косметики. Фамилия на слуху.        – Да? Занятно. Но вспомнил я другого человека. На той конференции был один парень, первокурсник. У него был на удивление интересный доклад, он отлично выступил, и мы даже немного поговорили во время перерыва. Его звали Зик Йегер. Вытянутый юноша с бородкой, в очках, рюкзак с кучей брелоков. Помнишь такого?        – Если честно, имя мне ни о чем не говорит. В ту поездку я была увлечена спорами с одним мужиком, который пытался опровергнуть идею эволюции. Кажется, он был из священников. Отец Ник? Или Мик…        – Не понимаю, почему ты тратишь время на сумасшедших. Пойдем другим путем! На фуршете в последний день он перебрал шампанского и пристал к девушке-маори из нашей делегации. Шутил про то, что ей нечего тут есть, потому что в Австралии давно перестали подавать человеческое мясо.        – О! Это я помню. Она еще ответила, что с радостью откусит ему яйца, если они у него есть. Отвратительный парень. На фуршете он достал всех, кто был чуть темнее его. И ты нашел этот сборник, чтобы перечитать его доклад?        – Чтобы успокоиться и уснуть. Но доклад я почитал. И он показался мне даже более интересным, чем в первый раз.       Ханджи освободила вторую руку и по оглавлению нашла тезисы Зика.        – А что тут такого? Первокурсник пишет, как готовить в домашних условиях галлюциногены из даров природы. Вполне здоровое увлечение для восемнадцатилетнего парня. Странно только, что редакция пропустила этот текст.        – Я подчеркнул некоторые ингредиенты. Согласись, набор знакомый?       Ханджи нервно улыбнулась и повела плечами. По всему было видно, что совпадение поражает ее своей очевидностью, и потому кажется настолько мистическим, что тут же хочется его отвергнуть.        – Это распространенные элементы. Половину я могла бы получить, пройдясь по лесу.        – Да. Их я подчеркнул синим. Но есть еще красные метки. И эти ингредиенты уже не валяются на дороге. У них очень узкий спектр применения.        – А чем сейчас занимается этот Зик? Ты смотрел его публикации.       Ханджи частично погрузилась в чтение.        – Это была его первая и последняя конференция. Возможно, он даже не закончил университет. Найти о нем хоть что-то в интернете не проще, чем изображения твоего доктора Аккермана.        – Но одна фамилия еще ничего не доказывает.        – Как и совпадение вектора исследований. Просто идея. Я плохо спал в последние дни, и у меня немного едет крыша. Давай поскорее избавимся от телефонов, и я постараюсь устроить себе сиесту.       Леви покинул дом и ненадолго задержался у пляжа. Студенты играли в мяч, стоя по пояс в воде, и никто не рвался к рифу. Пожалуй, из всех обитателей острова сейчас оказаться там хотел только сам Леви. Если пещера была убежищем, то риф – садом, где прошло его короткое детство с одинаковыми для всех детей играми в догонялки, прятки и перебрасывание предметов. Юноши и девушки с острова, конечно, считали себя взрослыми, но недостаточно для того, чтобы заводить семьи или ввязываться в долгосрочные рабочие обязательства. В племени Леви двадцатилетняя особь, если она не желала стать изгоем, уже заводила потомство или давала обет верности воина. Только эти два пути позволяли племени не сгинуть, как многие другие. Единственным, кто невероятным образом сумел переплыть этот временной барьер и не определиться без последствий для своей репутации был Фарлан. Изабель пыталась повторить его странный подвиг, но племя уже начинало косо смотреть на запоздавшую одиночку.       Леви свернул в заросли, чтобы встретиться с ними в условленном месте.       Местом этим был выбран островок в низине, где когда-то Леви надеялся пережить трансформацию в человека, но был вероломно спасен. Плотные заросли напоминали своды пещеры, только через них просачивался приглушенный, зеленовато-золотой свет; здесь не было ветра, вода цвела под нагретым, неподвижным воздухом. Изабель и Фарлан уже ждали его, разместившись на горизонтально растущем стволе дерева. Леви поднялся на сухой участок, поискал что-то в карманах джинс и протянул девушке нитку бус из морского стекла.        – Это ты для меня сделал? – спросила Изабель с восторгом и тут же попросила Фарлана завязать обновку ей на шею. Леви кивнул, достал из второго кармана полупустую пачку сигарет и зажигалку.        – Будет тяжко отвыкать от человеческих зависимостей, когда вернешься, – сказал Фарлан.        – Эта дрянь успокаивает, – ответил Леви и прикурил. – Надеюсь, когда я вернусь, мои нервы остынут. Что нового дома? Кенни в курсе, что вы тут?        – Нет, конечно, – сказала Изабель. – Он с нас чешую спустит, если узнает, что мы с тобой общаемся.        – Говорит, что ты ему больше не сын.        – Но я и не был его сыном.        – Старик забывается. Сам понимаешь.        – А ты точно вернешься? – робко уточнила Изабель.        – С чего бы мне не возвращаться?        – Ну, из-за того мужчины… Как, ты говорил, его зовут?        – Можете не запоминать его имени.        – Ох, братик, ты выглядишь все хуже. Мы наблюдали за тобой издалека. На прошлой неделе ты был таким счастливым! Насколько это может быть по тебе заметно…        – Я и сейчас вполне счастлив. Только всадил ракушку в пятку, и теперь хромой, как каракатица. Хотел найти тех улиток, которых садят на порезы, но они, походу, здесь больше не живут. Можете добыть мне водоросль? Нет желания соваться на глубину, пока нахожусь в черном списке у Кенни.       Изабель сказала, что тоже не видела улиток тысячу лет, но водоросли пообещала достать.        – Ага, счастлив он, – усмехнулся Фарлан. – Настолько, что студентики с тобой по собственной инициативе делятся сигаретами. Слышал, в этой глуши такой товар – роскошь.        – Просто немного нервничаю. Все пошло не по плану. И хватит донимать меня вопросами. Я звал вас, чтоб отвлечься от всей этой сухопутной чуши.        – Но она такая интересная! – сказала Изабель.        – Да. Жаль, Кенни не дал мне зелья, – вздохнул Фарлан. – Я бы хотел увидеть, как там в доме, как живут эти люди.        – Или, вообще, уплыть на их быстрой лодке к большим материкам! Там ведь столько всего нового…        – Чушь собачья. Эти люди сами себе понагородили сложностей, что разобраться не могут. Вы бы на третий день взвыли и домой запросились.        – Но ведь ты сам говорил, что мир суши тебе интересен. Стишки их все разбирал.        – Я не отрицаю этого. Чем дольше я здесь нахожусь, тем больше вопросов появляется. И мне повезло, что местные обитатели без ума от долгих лекций. Но одно дело – изучать этот мир со стороны, а другое – решиться жить в нем.       Фарлан и Изабель замолкли и переглянулись так, что Леви понял – есть какой-то более важный вопрос.        – Чего вы задумали? – спросил он.        – Честно говоря, у нас есть новости, – начал Фарлан непривычно серьезным тоном.        – Мы скоро покинем это место, – перебила Изабель, поняв, что друг тянет с продолжением.        – Почему? – вздрогнул Леви. – Только вы или все племя?        – Только мы, – ответил Фарлан. – Из племени никто не знает. Мы хотим прибиться к другому коллективу. Как ты знаешь, у нас закончилось зелье, но у других оно еще может остаться.        – Мы хотим выйти на сушу, братик.        – Поэтому мы не стали вступать в брачный союз, когда того требовало племя. Мы хотим сбежать, а для этого нужна свобода.        – Я не понимаю, – проговорил Леви и покачал головой.        – Если ты сорвешься с нами, то мы дождемся новолуния, – сказал Фарлан. – Здесь мы только боремся за выживание.        – А что будет там? – Леви встал, прошлепал по мелководью к дереву и заглянул по очереди в лица друзей. – Мы понятия не имеем, как жить на суше. Есть куча формальных требований. Разве человеческое общество примет нас без прошлого и всяких бумажек? Черт с ним! На этом острове можно жить век и не знать, что происходит в мире, но куда собрались вы?        – На самом деле, мы надеялись, что ты останешься на суше, – призналась Изабель. – Возможно, у нас не скоро появится шанс выйти из моря, но было бы славно, если бы ты встретил нас тут.        – Да вы оба чокнулись! Здесь нечего делать. И как же вы собрались вместе выбраться, если для этого вам нужен влюбленный благодетель из людей?        – Это мы тоже хотели узнать, благодаря тебе или Микасе, – ответил Фарлан. – Легенды не отличаются точностью. Мы не знаем, что именно в них называется любовью.        – Вряд ли это брачный союз. Никто не женится за месяц со дня знакомства.        – Если это чувства, то как они должны быть выражены? Достаточно ли признания? Рассеется ли магия, когда человек охладеет? Или обратного хода нет…        – Нам не нужно ни в кого влюбляться на земле. Достаточно, чтоб кто-то полюбил нас.        – Как будто это просто, – вздохнул Леви и вернулся на островок, быстро устав. – Люди могут быть скрытными. И не догадаешься, что там у них на уме. Это ведь не книжки, где написано, что думает герой… Но даже если обратного хода нет, и ты останешься на суше, когда твой избранник тебя оставит, куда ты пойдешь? Все опять упирается в наше неумение жить по их правилам. Выходя из моря, мы должны рискнуть жизнью ради чьей-то симпатии, и это половина беды. Как быть с тем, что для мира людей ты никто? Мы не просто попадаем в зависимость от чужих эмоций. Моральные страдания можно пережить, но что делать с жизнью в ее повседневном смысле?       Тяжелые рассуждения Леви не сильно тронули его товарищей. Они продолжали гнуть свою линию. – Есть теория, что для завершения превращения достаточно одного только поцелуя, – сказал Фарлан. – Якобы в прошлые времена с этим было сложнее, так как поцелуи не раздавали просто так. А значит – достаточно легкого курортного романа.        – Я даже не спрашивал у Микасы, как это произошло, – опустив голову, сказал Леви. – Все надеялся уговорить ее вернуться, но без толку. Наверное, она должна была почувствовать, что стала человеком в какой-то конкретный момент.        – А ты не почувствовал? – спросила Изабель. – Когда целовал того мужчину. Ох, братик, что с твоим лицом? Земные люди так забавно краснеют порой.        – Я не целовал его, – возразил Леви, уставившись на девушку. – Но мы же видели тогда, в полнолуние. Издалека и в темноте, но мы все видели!       Фарлан и Изабель один за другим плюхнулись в воду и выползли на остров, обступив Леви с двух сторон, чтоб он не мог увернуться от зрительного контакта. Только сейчас мужчина осознал, что его друзья сочно пахнут морской рыбой.        – И как это – поцелуй? – спросила Изабель.        – Я слышал, что у людей очень теплые губы.        – Можно потрогать твои?       Леви отстранился от перепончатых пальцев подруги.        – Сами бы попробовали, – буркнул он. – Вас же двое. Рот есть у каждого.        – Фу, – поморщилась Изабель. – Он этими губами есть всякие гадости.        – Я ем то же, что и ты.        – Люди тоже едят ртом, – заметил Леви.        – Но почему они целуются? – не унималась Изабель. – В книгах так много про это пишут. Значит, это что-то важное. Или очень приятное. – Я думаю, что это ритуал, – сказал Фарлан. – Как бы выражение доверия. Вот, у меня есть острые зубы, но для тебя я их спрячу.        – У людей не такие острые зубы, – заметил Леви, проведя языком по кромке своих резцов.        – Но почему ты ничего не хочешь нам рассказывать, братик?        – Чем больше вы знаете о земле, тем больше себя дразните ей.       Но друзья не унимались. Наперебой они принялись рассказывать Леви все, что узнали нового о суше из последних прочитанных книг. Почему-то им казалось, что, прожив среди людей чуть больше двух недель, Леви может прокомментировать каждый сюжет. И он, действительно, многое узнал о бытовых мелочах, но куда больше он еще не знал и только недоумевал от каждого второго вопроса. Одно было хорошо – во всем этом гомоне Леви отвлекся от собственных тяжелых мыслей. Идея друзей покинуть родное племя быстро стала казаться ему очередной неосуществимой блажью Фарлана. Парень часто ставил перед собой грандиозные цели, но в конце обычно ленился и отвлекался на что-то новое.        – Леви, – обратился Фарлан, когда сумел вставить слово среди звонкой болтовни Изабель. – Меня одно удивляет во всем, что у тебя тут происходит… Почему мужчина-то?        – Кстати, да, – кивнула девушка. – Я тоже удивилась. Даже в книги полезла, но не нашла такого.        – Только в одной где-то была шутка на эту тему. Я тоже почитал, хоть и не люблю эти одинаковые истории про любовь.        – Мы поняли, что это шутка, но саму шутку не поняли. Хотя я видела, что у дельфинов так бывает.        – Не смей сравнивать нашего друга с этими похотливыми животными!        – Прости, Леви, я не хотела. Но все-таки странно, что так вышло. У людей подобное часто бывает?        – Понятия не имею, – дернул плечами Леви. – Вы бы сползли в воду. Тут душно. Чешуя пересохнет.        – А ведь точно.       Фарлан и Изабель откатились от Леви, и тот, наконец, смог сесть в более расслабленную позу.        – Ты всегда выбирал необычные решения, – сказал Фарлан.        – Я думаю, если он не оттолкнул меня, значит, все это нормально, – проговорил Леви, глядя в сплетенные кроны деревьев. – Мне кажется, я встречал что-то об этом в нашей библиотеке. В какой-то мутной книжке, вроде Платона. И была еще серия картинок в сборнике японских гравюр. Возможно, где-то еще, но тогда это мне не было интересно. Да и набор книг у нас ограничен. На курортах люди, в основном, читают что-то простое. Странно, что среди сотни романов о мужчине и женщине мне не попадалось других вариантов. На острове есть библиотека с фильмами… Это как книги, но не нужно ничего воображать, все показано живыми людьми. Сложно объяснить… Похоже на театр, который мы видели несколько лет назад на берегу северного острова. В общем, в этих фильмах тоже ничего нет. Недавно мы с Микасой видели кино, где в девушку были влюблены оборотень и вампир, что, конечно же, выдумка. Похоже, в кино и книгах любить друг друга могут самые безумные разнополые существа. И я не знаю, что за хрень творится у меня в голове, когда я рядом с этим человеком… Вы чего замолчали-то?       Изабель, лежавшая на мелководье животом вниз, рассмеялась и перевернулась, запрокинув голову. Солнечные отблески играли в ее задорных глазах.        – Нельзя тебя прерывать, когда ты начинаешь откровенничать, – сказал Фарлан с улыбкой.        – Ты слышал? Леви сказал «любить друг друга»!        – Я же не про себя…        – Конечно, не про себя! А что за хрень у тебя в голове? Можно поподробнее?        – Да я и сам не понимаю. Мне будто хочется… укусить его.       Изабель и Фарлан переглянулись, они явно ждали чего-то другого.        – Это не похоже на весенний инстинкт размножения, благородно заменяющий у нас человеческую любовь или, как говорит Кенни, похоть, – заключил Фарлан. – Ты точно это хотел сказать?       Леви кивнул слегка потерянно. Ответ поражал и его самого.        – И ничего больше? – уточнила Изабель. – А бабочки в животе? Трепет плоти? Что там еще пишут в книгах…        – Да, – опять кивнул Леви. – Живот болит. И то, что ниже, тоже. Но почему-то кажется, что станет легче, если его укусить.        – Может, стоит попробовать? – предположила Изабель. – А то ходишь тут понурый. Ты ведь изначально его убить планировал. Укусить – это даже вроде как безобидно.       Пока девушка предавалась рассуждениям, Фарлан впился зубами в ее бок. Изабель вскрикнула, шлепнула хвостом по воде и отвесила парню звонкую пощечину.        – Дурак! У нас ведь острые зубы, – хныча и потирая бок, простонала она. – Хоть не до крови…        – Зачем Леви советуешь такое, раз самой не нравится?        – Да откуда мне знать, что нравится людям. Может, у них это часть брачных игр. Как же больно, Фарлан! Я тебе сейчас отомщу.       Невольно Леви дал импульс к настоящей битве. Будь вода поглубже, они, возможно, нанесли бы друг другу более серьезные раны, но на мелководье оба барахтались, как тюлени, и только царапались о корни деревьев, пугая головастиков.       Леви провел со старыми друзьями всю вторую половину дня, и в дом вернулся уже после ужина, предварительно обойдя здание кругом. На первом этаже горел свет. Мужчина издалека заглянул в окна – Эрвина внизу не было. Чьи-то тени маячили в лаборатории. Из спален освещалась только девичья.        – Мистер Леви, мы искали вас, – сообщила Саша, как только он переступил порог. – Мяч застрял высоко на дереве. Мы целый час не могли его достать, но Энни справилась.       Леви устало улыбнулся и прошел на кухню, запоздало заметив, что все студенты как-то странно одеты.        Хоть он и не просил, Николо всегда оставлял на островке его порцию. Благо, Леви не забывал помыть после себя посуду. За последние три дня Леви ни разу не поел с остальными, но вопросов это ни у кого не вызывало. Все привыкли, что у Леви собственный график. Только один раз Конни полушепотом сказал сидящим рядом товарищам:        – Заметили, что док перестал его спрашивать?       Без уточнений все поняли, кто имеется в виду под безличным его.        – Солнце и Луна потеряли друг друга на небе, – тихо проговорила Энни, глядя в глаза сидящей напротив Саше.        – Я же просила! – прошипела та в ответ и покосилась на старших в другой части стола. Эрвин разговаривал с Ханджи, и короткая сплетня прошла мимо него.       Леви стоя съел свой ужин, убрал чистую тарелку на сушилку, и, что стало для всех сюрпризом, подошел к развалившимся в зоне отдыха студентам.        – Мисс Мисима, – обратился он к Микасе, не сразу узнавшей свою выдуманную фамилию. – Можно вас на пару слов?       Всем вокруг почему-то сразу показалось, что девушка в чем-то провинилась, в воздухе повисла тревога. Эрен поднялся со своего места.        – Все в порядке, – поспешила успокоить Микаса и жестом попросила парня сесть обратно. – Я совсем забыла, что обещала мистеру Леви показать, как работает сушильная машина.        – Но сегодня не день стирки, – заметил Эрен.        – На будущее, – чуть строже сказала девушка.       Следуя случайному алиби, они с Леви прошли в постирочную. Мужчина с недовольством отметил, что это не лучшее место для тайных переговоров, поскольку все стены и пол обложены кафелем, разносящем звуки на километры вокруг.        – А ты не кричи, – возразила Микаса. – Что стряслось? Ты где бродишь целыми днями? Опять что-то задумал, злодей?        – В чем у тебя лицо? – отвлекся Леви и потер щеку девушки пальцем. На подушечке остались синие блестки.        – Это глиттер. Похоже на чешую? Сегодня Хэллоуин. Я русалочка, – Микаса развеселилась на миг, но тут же вновь стала строже. – Говори скорее свою проблему, а том я пропущу начало «Фокус-Покуса».       Леви отметил сразу три незнакомых слова и поморщился, изгоняя из головы лишнюю информацию.        – Прости, я устал и плохо соображаю.       Лицо девушки сразу стало мягче.        – Я знаю. Парни говорили, что ты опять не спишь. Мне жаль, что ты проходишь через все это из-за меня, но сейчас, видимо, случилось что-то важное?        – Нет, ничего нового. Но я забыл спросить у тебя сразу… Тот момент, когда ты стала человеком… Ты его как-то ощутила? Что было рубежом?       Микаса облокотилась на ближайшую стиральную машину и задумалась.        – Кажется, будто целая вечность прошла, – ответила она спустя еще одну вечность. – Просто мы с Эреном как-то быстро стали близки.        – В каком смысле?       Блестящие щеки Микасы вспыхнули.        – В духовном, – быстро ответила она. – Я ведь знала, что иду к нему. А Кенни всегда говорил, что людей нельзя трогать, так как это создает привыкание. Поэтому я сразу при любой возможности начала его трогать, чтоб он ко мне привык. И на пятый день мы поцеловались. Не смотри на меня, как на легкомысленную девицу! Сам понимаешь, что нам тут некогда изображать целомудрие.        – Да мне все равно. Это мой обычный взгляд. Но поцелуй в тебе что-то поменял? Или, может быть, этот парень говорил тебе какие-то сакраментальные слова? Когда менялось тело, я ощутил это так, что на всю жизнь запомню. А что там с так называемой человеческой душой?        – Понятия не имею, что там с душой. В этом доме в души верит только Николо. Просто мне сложно сказать, что происходило. Я была очень взволнована. И Эрен говорил, что, кажется, влюбился. Это признание? Проведение границы осложняется тем, что в тот же вечер у нас случилась… близость. И поэтому все как-то смешалось в одно. Очень много эмоций и ощущений… Леви! Теперь ты точно смотришь на меня, как на легкомысленную девицу.        – Это твои личные загоны. Хотя, признаться, мне странно слышать это от девочки, которую я качал на руках как будто еще вчера.       Леви отвел взгляд и туманно улыбнулся каким-то своим мыслям.        – Ты была такой забавной, – проговорил он. – Надо же… Двадцать лет прошло. Ты была первой, кого мне доверили подержать на руках, когда мы были на воздухе.        – Леви?       Мужчина согнал с лица мечтательное выражение и выпрямился.        – То есть ты ничерта не помнишь?       Микаса отрицательно помотала головой.        – В ту ночь мы, кстати, сидели здесь, на этой скамейке, – она указала вниз. – Конечно, когда он меня поцеловал, у меня фейерверки перед глазами замелькали, и сердце из груди чуть не выпрыгнуло. Но все эти всплески чувств продолжались всю ночь…       Брови Леви почти встретились на переносице, когда он увидел скамейку, о которой шла речь. В углу постирочной стояла криво сколоченная кем-то неумелым деревянная лавочка, обитая клеенкой, чтоб дерево не разбухло от влажности слишком быстро. Но дерево разбухло, а лавочка стала еще более кривой и неприглядной.        – Не могли получше места найти, – сказал Леви.        – Вот! Все-таки осуждаешь… – Да тут же грязно! И доски эти все в плесени. В конце концов, здесь неудобно. Твердо и шатается, – для убедительности Леви пнул лавку, и та чуть накренилась.        – Если захочешь, то на такие мелочи внимания не обратишь, – насупилась Микаса.        – Тут же эхо. Вас, наверняка, слышал весь дом.        – Если ты все спросил, то я пойду.        – А толку у тебя что-то спрашивать? Ты ничего не помнишь, кроме грязных подробностей.       Возвращение Микасы встретили в комнате отдыха с праздничным восторгом, так как ждали ее для начала киносеанса. Теперь, когда мысли немного прояснились, Леви понял, что студенты одеты в разных магических существ, и костюмы их сделаны из не особо подходящих подручных материалов.        – Мистер Леви, вы не останетесь? – спросила Саша.       Леви отказался и отправился наверх. На втором этаже царил полумрак, коридор освещался только убывающей луной. Леви всякий раз останавливался перед панорамными окнами библиотеки, уже традиционно отмечая для себя фазы ночного светила. Он стоял перед приоткрытым входом в спальню, когда скрипнула многострадальная дверь лаборатории, и тонкий луч желтого, искусственного света прочертил линию по полу. Леви повернул голову на звук. В дверях стоял Эрвин, и было странно видеть его лицо впервые за три дня. Не тень, не силуэт, а именно лицо, тонущее в сумраке коридора на расстоянии нескольких шагов. Они смотрели друг на друга какое-то время, пока Леви не разглядел в тени легкую улыбку. «Чему ты рад?» – подумал Леви прежде, чем понял, что сам все это время по-дурацки улыбался. Только его лицо было ярко освещено с окон.        – Спокойной ночи, – сказал он, чтобы снять предательский спазм с лица.        – Спокойной ночи, – ответил Эрвин.       Дверь в общую спальню закрылась.        – Ты что там увидел? – спросила Ханджи из лаборатории, хотя примерно знала ответ.       Эрвин сделал шаг назад и отпустил дверную ручку.        – Это Эрен, – сказал он.        – Ты пожелал Эрену спокойной ночи? – с недоверием уточнила Ханджи.       Эрвин вернулся за свой стол, хотя совсем недавно собирался идти спать.        – Эрен – шпион, – пояснил он. – Что за озарение? Нарыл их связь с Зиком у себя в голове? – У меня сейчас как будто сняли замок с половины мозга, и я понял, что это не может быть никто иной. Эрен не сделал ничего, что выдало бы его. Он просто остался методом исключения.        – Ты уверен?        – Абсолютно. И я полагаю, что где-то на острове есть еще одна станция, вроде станции Жана. Предлагаю проверить северный мыс. Это самая высокая точка, и Эрен проводил там много времени. К тому же, ему все это время играли на руку отношения с Микасой. Девушка не особо близка с остальной компанией, а Эрен почти все время проводит именно с ней. Никто, кроме нее, не знает, когда он предоставлен сам себе.        – Если мы найдем станцию, то что будем делать дальше? Звоним заказчику и выдаем мальца?        – Звоним заказчику. Но не нашему. Я хочу знать, кто за этим стоит.        – Но сначала мы спровадим студентов с острова?        – Наша задача – не дать Эрену послать сигнал бедствия. Он до последнего момента не должен знать, что пойман. Я не против поставить нашего заказчика в известность, но у меня больше нет оснований на него полагаться. Хоть он и утверждаем, что за нашим островом присматривают со стороны надежные люди.        – Эрвин, ты биолог, а не какой-то там военный стратег. Мы понятия не имеем, с кем связались. Не доверяешь заказчику – обратись в полицию. Не доверяешь местным – трезвонь нашим.        – Это было бы правильно. Каждый должен заниматься своим делом. Но было бы печально так и не поговорить с тем, кто создал исходную формулу.       Ханджи сняла очки и потерла переносицу.        – Исходная формула. Конечно, без нее ты не успокоишься… Что тебе сказали карты? – спросила она убито с грустной усмешкой. – Ты доживешь до конца смены?        – Карты сказали, что у меня врагов больше, чем друзей, – ответил беззаботно Эрвин. – Удивительно, откуда эти бумажки столько знают.        – У нормальных людей нет врагов. И есть инстинкт самосохранения. Ты свой в какой момент потерял?        – Я ничего не могу с собой поделать. Давай, ты просто примешь мою искреннюю клятву о том, что никто на острове не пострадает от моих идей.        – Ты сто раз говорил, что не веришь в клятвы. И в Бангладеше ты говорил то же самое. Помнишь, чем все кончилось?        – Кажется, все кончилось неплохо. Мы задержались всего на три недели.        – Флагона выпустили из тюрьмы только через полгода.        – Он знал, на что идет. Выпустили бы раньше, если бы не особенности его характера.        – Я эти три недели никогда не забуду… Черт с ними! Это в прошлом. Что сейчас делать будем?       Тревога Ханджи улетучивалась как по щелчку пальцев, когда она принимала ситуацию, как судьбу.        – Пока не знаю, но думаю, в ближайшие дни все разрешится. Не будем торопить события. У Армина скоро двадцатилетие. Не хотелось бы испортить праздник. Посвятим три дня поискам рации и мягкой слежке за Эреном.