Pacific Ocean

       – Я предлагаю провести перераспределение комнат, – объявил Жан, когда студенты собрались на первом этаже в ожидании завтрака. Николо, увидевший во сне новую идею подачи овсяной каши, строго запретил им приближаться к столу, пока он не закончит с сервировкой, поэтому образовалась пауза. Старшие с утра засели в лаборатории и не мешали молодежи обсуждать насущные проблемы.        – Зачем? – спросил Эрен.        – Как так вышло, что у вас с Микасой теперь своя спальня? – начал объяснение Жан. – В каждой общей комнате по пять кроватей. Девушек изначально было только две, но половое разделение имеет хоть какую-то логику. В первую же неделю после появления Микасы ты каким-то образом перебрался в соседнюю спальню. И это даже плюс! До появления Леви у нас была свободная кровать, где мы копили вещи для стирки. На третьей неделе Саша съехала в подсобку. В начале второго месяца появился Леви, но вскоре съехал Моблит. Это вернуло баланс, но Леви запретил складывать кучей грязную одежду. А теперь у нас живет Энни, и я в собственной спальне не могу спокойно почесать яйца! В общем, считаю, что теперь спальни нужно разделить по семейному положению. Парочки в одной, а гордые одинокие волки – в другой. Можете занавеску посередине натянуть для приватности или устроить вечеринку свингеров. Сам же говорил, что Армин – твой лучший друг, для которого ничего не жалко.        – Ты меня стесняешься? – усмехнулась Энни. – Я думала, тебе чуждо это чувство.        – Если честно, меня, скорее, убьет зависть, чем стыд. Если я молчу, это не значит, что я сплю. Мне прекрасно слышно, как вы там шуршите.        – А ты не завидуй. Присоединяйся. Может, еще чему Армина научишь.       Энни с вызовом посмотрела Жану и лицо, и тот сразу раскололся, ехидно поморщившись. Армин отвернулся к окну, будто там было что-то интересное.        – Это не я разболтала! – тут же подняла руки Саша.        – Армин сам справился, – сказала Энни. – Если ему трижды задать один и тот же вопрос, на третий раз он всегда колется. Так что, Жан, спасибо, что хотя бы на члене посторонних запахов не было.        – Вы о чем? – не понял Конни.        – Да хрен с ним! – отмахнулся Жан. – Во-первых, ты бы лучше меня поблагодарила за работу. Во-вторых, что с комнатами делать будем? Конни, ты как? Согласен со мной?        – Я не совсем понял, про какие ты шуршания говоришь. Но я и сплю у стенки. Ты займи кровать Моблита, она подальше от Армина.        – Видишь, Жан, только тебе мы мешаем, – Энни скрестила руки на груди и с вызовом вскинула бровь.        – Леви еще не голосовал, – не отступал Жан. – Вот выйдет из душа, и спросим его.        – Не дождемся. Он ведь не ест со всеми теперь.       Но, вопреки ожиданиям Энни, Леви вышел к завтраку, опоздав лишь на пару минут, так как за четыре дня не успел освоиться с общими душевыми. Неровной, из-за саднящего пореза, походкой, он пересек зону отдыха и занял свое старое место – слева от Эрвина. Три дня этот стул пустовал из каких-то сакральных соображений обитателей дома, хотя обычно за рассадкой никто не следил. Даже Конни, никогда ничего не чувствующий в атмосфере коллектива, однажды чуть было не отодвинул стул, чтобы сесть, но замер, что-то просчитывая в уме, а потом ушел на другой конец стола. И вот Леви занял свое место. На секунду они с Эрвином замерли, вопросительно глядя друг на друга, затем выдохнули едва ли не со смехом и приступили к завтраку. Никто так и не понял, в чем заключалась новая сервировка Николо.       Не открываясь от овсянки, Саша скосила взгляд на булькнувшее сообщение в телефоне.       Энни Л: они помирились        – Я тебе не союзник, – вслух напомнила Саша.        – Чувство вины мешает тебе видеть правду.        – Сомневаюсь, что они ссорились, – вмешался Армин, видевший, как его подруга набивала текст. Энни шыкнула – никакой конкретики!        – Что с ногой? – спросил Эрвин, когда Леви встал, чтобы пойти наверх.        – Все отлично, – ответил он.        – Ты не можешь опираться на пятку.        – Скоро пройдет.        «Не будет пятки – не будет боли», – подумал Леви.        – Пойдем в лабораторию. Посмотрим, что с раной.        – Говорю же, само заживет.       Для большей убедительности Леви сделал шаг на всю стопу, но при этом у него предательски дернулась губа. Чтобы не спорить дальше, Эрвин положил руку на его спину и направил Леви к лестнице.       Ханджи и Моблит уже сидели в лаборатории и заметно удивились, когда Эрвин зашел не один. Даже отложили в сторону рукопись, над которой спорили с утра.        – Что-то случилось? – спросила женщина, приподнявшись со стула.       Походка Леви, при всех его попытках скрыть проблему, говорила сама за себя.        – Мне посмотреть рану? – спросила Ханджи.        – Думаю, они сами справятся, – Моблит потянул ее за рукав рубашки. – Не отлынивай от работы.       Эрвин указал Леви на диван, по-прежнему повернутый к окну, и достал из шкафа увесистую аптечку. Яркий утренний свет превращал комнату в подобие операционной. Вдобавок, только в этом помещении пол был застелен не деревом, а плиткой. Эрвин опустился на одно колено перед сидящим Леви.        – Показывай, – сказал он, глядя куда-то в сторону.        – Правая нога, – ответил Леви, но никаких действий не предпринял.       Эрвин поднял лицо к пациенту. Всем своим видом Леви демонстрировал, что в процедуре не заинтересован. Выдохнув, Эрвин поднял его ногу за щиколотку и осторожно стянул носок. Осторожность оказалась не лишней – рана была до сих пор влажной.        – А где пластырь? – спросил Эрвин.        – Что?        – Ты закрывал рану? Чем ты ее обрабатывал?        – Водой, – пожал плечами Леви.        – То есть пол ты моешь концентратом хлорки, а открытую рану – водой?       Эрвин приподнял ногу, чтобы свет с окна попал на порез.        – Глубокая, – заключил он. – И внутри что-то осталось. Ханджи, дай, пожалуйста, пинцет.       Женщина оказалась рядом в тот же миг.        – Держи. Но мы с Конни вчера разбирали им червя.       Эрвин поморщился, но ничего не сказал и молча обработал пинцет антисептиком, а затем вновь взялся за ногу.        – Ты загораживаешь мне свет, – проговорил Эрвин, сосредоточенно глядя в рану.        – Прости, но мне очень нравится смотреть, как достают мусор из ран или давят прыщи, – ответила Ханджи, все ниже нависая над плечом мужчины. – Я вижу небольшое нагноение. Мы его вскроем?        – Отодвинься. Ты скоро слюной капать начнешь. Не хватало еще твоих бактерий.       Пинцет погрузился в рану. Леви дернулся, но Эрвин крепко держал его щиколотку и даже не пошевелился.        – Достали, – тихо сказал мужчина и поднял вверх пинцет с зажатым кусочком ракушки. – С этой штукой ты ходил несколько дней.        – Она же крохотная, – Леви чуть наклонился вперед и прищурился. – Стоило из-за нее все расковыривать?        – Я ничего не расковыривал, рана совсем не затянулась.        – Можно наложить шовчик, – улыбнулась Ханджи.        – Доктор Зоэ, мы будем продолжать редактуру? – позвал ее Моблит.        – Обойдемся без швов, – ответил женщине Эрвин. – Сейчас обработаю, закрою, и, надеюсь, Леви воздержится на время от контакта с морской водой.        – Я не был в море.        – А я видел там соль. Как ты вообще все это время ходил?       На это Леви ничего не смог возразить. Возможно, он не считал настоящим морем прибрежную полосу, но от этого вода в ней не становилась пресной. Выдохнув, Леви откинулся на спинку дивана и вытянул ногу вперед.        – Делай, что хочешь.       Почти сразу Леви пожалел о сказанном, так как пришло время антисептика, с которым он столкнулся впервые в жизни.        – Неженка, – сказал Эрвин, когда ему вновь пришлось удерживать взбрыкнувшего пациента.        – Сам-то что делаешь? – возмутилась Ханджи. – Будто не рану обрабатываешь, а растение поливаешь.        – В операционной должен остаться только один доктор, – с преувеличенной строгостью ответил Эрвин. – К тому же, подопытный плохо себя ведет.        – Может, сделаем шовчик?       Ханджи уже потянулась за иглой, когда за ее спиной оказался Моблит. Молодой человек ловко подхватил ее за подмышки и потянул в сторону от дивана.        – Работать, доктор Зоэ, работать, – приговаривал он, уводя женщину за ее стол.       Вскоре с раной было покончено, Эрвин наложил повязку и сел на свободную половину дивана, направив внимание на дерево за окном или, скорее, куда-то внутрь себя. Леви оценивающе осмотрел стопу, покачал ей из сторону в сторону и пришел к выводу, что впервые за четыре дня она не доставляет ему неприятных ощущений.        – Спасибо за помощь, – заговорил Эрвин после короткого молчания.       Леви не сразу понял, о какой именно помощи идет речь и даже решил, что так Эрвин намекает на необходимость пары добрых слов с его стороны за обработку пореза.        – Я о погребении наверху, – пояснил Эрвин. – Вчера мы с Моблитом накрыли его тканью, чтоб защитить от жары. Пиксис обещал прислать коллег с острова, как только у них будет время. И при условии, что дорогу им оплачу я. А если этого не сделаю, он сделает все, чтобы наш ректор сделал что-нибудь со мной.       Несмотря на озвученные угрозы, на лице Эрвина была улыбка, и Леви почувствовал покалывание в уголках губ. За минувшие недели он успел заметить, как заразительно настроение доктора Смита влияет на окружающих.        – Ты можешь вернуться домой в любое время, – сказал Эрвин, подытожив речь о погребении. – Скажи, и мы вызовем катер. Ты сможешь добраться до дома от ближайшего города?       В лаборатории стало прохладнее, тяжелое облако наплыло на солнце.        – А далеко ближайший город? – спросил Леви.        – Пятьдесят километров.        «Пятьдесят километров, – мысленно повторил Леви. – Это немалый путь. Будет непросто вернуться домой в одиночку. Я никогда не плавал к обитаемым островам один. Удачно, что города суши переполнены. Там проще найти жертву и остаться незамеченным. Если Микасу не спасти, не лучше ли уплыть сейчас? И нужно ли уплывать на обитаемый остров? Катером, который привез еду, управляли двое. Люди постоянно пропадают в океане. Кто заподозрит неладное? Это проще, чем убедить компашку биологов собрать мне пять литров крови, не объясняя подробностей. Вот только до новолуния еще далеко. Что мне делать в городе столько времени, если ранняя жертва с катера не сработает?»        – Хорошо, – сказал Леви после раздумий. – Но я никуда не спешу. Когда катер приходит по расписанию? Я дождусь его.        – В пятницу утром.        – А сейчас какой день?        – Среда.        «Как скоро», – подумал Леви и кивнул, хоть Эрвин и не смотрел в его сторону, как часто бывало во время их разговоров. Куда угодно, но только не в его сторону.        – Ты так и не сказал, где твой дом, - проговорил Эрвин. – Местная администрация распространила информацию о тебе, но никто пока не откликнулся. Если это не смущает, катер доставит тебя в населенный пункт на севере, но оттуда до Сувы еще около ста километров по воде. Мы можем оплатить дорогу, но у тебя нет документов. Это решаемо, но скажи хотя бы, куда ты поедешь? В чьей юрисдикции находится твой остров? Это Фиджи? Тонга? Или очередное авантюрное государство вроде Минервы?        – Я доберусь сам от Сувы, – ответил Леви, не имея ни малейшего понятия о том, где именно находится названный город.        – Ты можешь рассчитывать на любую помощь. И я не тороплю тебя с отбытием…        – Так! – Леви ткнул Эрвина кулаком в плечо, вынудив обернуться. – Что за качель? Езжай – не езжай. Сказал же – смоюсь в пятницу.        – Да, я что-то… – пробормотал Эрвин, потеряв всякое красноречие. – В общем, мы будем рады, если ты окажешься дома, но твое присутствие нас совсем не стесняет. В какой-то степени, мы к тебе уже как-то привыкли.        – Мы? Ну вы там как-нибудь все переживете страшную потерю нас.        – Вы будете нам писать письма? – Эрвин попытался отшутиться.        – Конечно. Как только доберемся до дома, отправим к вам чайку.       Эрвин кисло усмехнулся и, по-стариковски вздохнув, встал.        – Не тревожь стопу без надобности, – сказал он, глядя на Леви сверху. – Ты постоянно бродишь по острову, а здесь сложный ландшафт.        – И что мне прикажете делать?        – Почему бы тебе не попробовать ничего не делать? Можешь валяться тут целый день. Я принесу тебе подушку и какие-нибудь книги.        – И чай, – добавил Леви, и Эрвин кивнул.       Текущий день напоминал Леви самый первый, когда он, очнувшись от больного кошмарного сна, нашел себя на этом самом диванчике в этой самой лаборатории. Было так же солнечно, а Эрвин был так же услужлив. Чай стоял на подносе, книжки громоздились стопкой на полу, и Леви подумал, что был бы не против что-нибудь съесть, скорее, от скуки, чем от голода. Он не помнил, были ли в его жизни дни праздного безделья, подобные этому. В принципе, он мог проводить так все время на острове, но не имел к тому привычки. Зевнув, он приподнял голову над спинкой дивана, чтоб посмотреть, что делает Эрвин. Занятие мужчины было загадочно для Леви, как и любая компьютерная работа. Ханджи и Моблит явно устали от своей рукописи, и тоже делали что-то, требующее внимания к монитору. Периодически оба тихо посмеивались. Леви тронул повязку – сидит отлично; затем рука его поднялась к щиколотке, и ему вспомнилось, что в первый день Эрвин так же, как сегодня, держал его ногу. «Зачем? Точно, я же тогда еще не мог ходить».        – Эрвин, – позвал Леви, после долгого молчания голос его стал хриплым. Мужчина сначала обернулся, а после, прочитав во взгляде Леви приглашение, подошел.        – Что-то еще нужно? – спросил он.       Леви прокашлялся и спросил:        – Ты ведь пользуешься интернетом?        – Теперь – да. Связь вернулась. Ты хочешь кому-то написать письмо или купить заранее билеты?        – Нет, – ответил Леви, не имея ни малейшего понятия о том, как связаны интернет, письма и билеты. – Вы ведь в него задаете всякие вопросы… Ищете там информацию. То есть, он вроде библиотеки? Но там есть картинки и кино?        – Функционал очень широкий, хоть кино с нашими скоростями посмотреть сложно. У тебя появился запрос? – в голосе Эрвина не было уверенности, так как он до сих пор не понимал уровень осведомленности Леви о технологиях.        – В книгах иногда попадаются незнакомые слова, – Леви похлопал ладонью по стопке на полу. – Ты пытаешься объяснять мне все непонятное, но в интернете ведь можно это увидеть?        – Да. Подожди-ка…       Эрвин обошел диван, погремел содержимым тумбочки и вернулся с планшетом. Еще минуту он возился с удлинителем и зарядным устройством. После небольшого ожидания экран планшета приветственно засветился.       – Сто лет его не включал, – пояснил Эрвин и сел на краешек дивана, чуть потеснив развалившегося Леви. Тот, в свою очередь, недовольно цокнул.        – Так! – Эрвин повернул планшет к Леви. – Я снял пароль. Смотри, экран сенсорный, кнопок нет, кроме кнопки включения. Если у тебя возникает вопрос, то нажимать нужно на этот круг…       После короткого инструктажа Леви попытался задать запрос.        – Куда пропали буквы? – спросил он и тут же начал хаотично тыкать в экран.        – Ты как мой отец, – рассмеялся Эрвин. – Нажми на строку ввода.        – Строка ввода… – с ворчливым передразниванием повторил Леви.       Обучение не заняло много времени. Недели тренировок с прочей аппаратурой закалили Леви, и в этот раз он почти не терялся.        – Логика ясна, – сказал он наконец. – Не смею больше тебя отвлекать. Работайте свою важную работу, доктор Смит.       Тон Леви был настолько деланно серьезным, что Эрвину захотелось согнать эту маску, взъерошить волосы, встряхнуть, ущипнуть за нос, но он только сжал в кулак свои пальцы и посмотрел на Леви, улыбнувшись как будто сразу всем лицом.       Некоторое время после того, как Эрвин вернулся к работе, Леви еще боролся с поисковой строкой. Ему казалось, что клавиатура появляется и исчезает без каких-либо действий с его стороны, но в конце концов алгоритм был побежден. «Сува», – отправил запрос Леви, и после пары нехитрых действий перед ним открылась карта, от подробности которой захватывало дух. Следующий запрос открыл для него относительное расположение Мадагаскара; расстояние между двумя этими точками казалось невероятным. Остров Вити-Леву превышал во много раз остров, на котором сейчас находился Леви. Мадагаскар был еще больше. Расстояние между ними измерялось целой цепочкой гигантских Мадагаскаров. А между ними торчала завораживающая в своей колоссальности Австралия. «Какая катастрофа заставила Кенни бежать так далеко?» – спросил себя Леви. Короткий урок географии прервался, когда взгляд мужчины упал на кружку. На синем фоне красовалась надпись «Университет Окленда» и гербовый щит с книгой и тремя странными птичками внутри. Окленд стал следующей мишенью.        «Крупнейший город Новой Зеландии, – прочитал Леви про себя. – Население превышает полтора миллиона человек… Кошмар какой. И ты там вырос? Как же вы друг друга находите в этой толпе? Наверное, постоянно звоните. По результатам чего-то такого Окленд признан одним из наиболее пригодных для проживания городов мира… Что же тогда в остальных городах?»       Быстро пролистав исторические справки и таблицы экономических и демографических показателей, Леви открыл страницу с фотографиями. «Одни башни, – подумал он. – Куда же еще засунуть полтора миллиона человек? Нет, здесь невозможно жить! Скорее бы вернуться домой». Воображение Леви, не искушенное фотографией, ловко погружало его в атмосферу снимков. Пара картинок – и остров с единственным домом становится пригородом миллионника.        «Доктор Эрвин Смит, Университет Окленда».       Леви снова высунулся из-за спинки, чтобы убедиться, что предмет его запроса занят. «Ты ведь можешь спросить у него все, что угодно, – подумал он, пока открывалась первая ссылка. – Зачем что-то искать? Но я понятия не имею, что именно хочу знать». Леви говорил себе, что в молчаливом расследовании нет никакого практического смысла, но ссылки прогружались одна за другой. Первые несколько минут поисков выдали тонну новостных публикаций, в половине из которых Эрвин фигурировал как злостный нарушитель порядка, на фото часто сопровождаемый полицией в меняющейся раз за разом форме. Настроение заголовков тоже было неоднозначным: «Раскрыт коррупционный скандал в исследовательском институте N», «Микробиология – ответ на главный вопрос жизни, вселенной и всего такого», «Преподаватель из Новой Зеландии украл питона», «Кто виновен в утечке химических отходов? В реке L массовая гибель рыбы», «Застрявшие в тюрьме Дакки биологи вернулись на родину» и далее до бесконечности. Часть ссылок открывала сайты на других языках.        «Ты когда все это успел? – Леви скосил взгляд на спину Эрвина. – Шило в заднице что ли?» Будто почувствовав взгляд, Эрвин обернулся.        – Все хорошо? – спросил он с улыбкой.        – Да, – выдохнул Леви. – А у тебя?       Эрвин кивнул и вновь обратился к работе. Вынырнув из новостей, Леви повторно открыл первую ссылку. Страница была похожа на карточку персонажа настольной игры, и на фоне прочего казалась поразительно мирной. Никаких громких заголовков. Слева фото Эрвина, снятого на каком-то выступлении, справа – краткая информация о его персоне. Родился в 1985 году в Окленде, там же якобы живет по сей день, там же закончил бакалавриат, магистратуру и получил степень. По этой анкете могло показаться, что Эрвин – жуткий домосед. Но домоседы не воруют питонов за тридевять земель от дома.        «Такой серьезный мальчик!» – написала неизвестная женщина под фотографией. Ее звали Хелен Смит, и Леви должен был выяснить, какое родство стоит за одинаковой фамилией.       Открывшаяся перед ним информационная картина вызвала больше эмоций, чем весь предыдущий новостной поток. Безусловно, Хелен приходилась Эрвину матерью. На это указывал один из свежих постов с изображением юного Эрвина, где она жаловалась, что дети растут слишком быстро. А еще Хелен Смит писала невероятно откровенные картины. Галерея ее фотографий, по мнению Леви, занимала половину пространства интернета. Сплетенные в разных позах акварельные и масляные тела перемежались с семейными снимками без всякой логики и хронологии. Вот Эрвин сидит в детской кроватки и недовольно хмурит брови; вот он в шапочке выпускника стоит в окружении сокурсников; вот три мужских торса, противореча всякой анатомии, сжимают женское тело; а вот снова маленький Эрвин, и теперь он гладит овечку; женщина в свадебном платье взбирается на радиобашню Окленда, странно напоминающую мужской член; сама Хелен Смит в свадебном платье робко жмется к жениху на черно-белом снимке.        – Леви, я пошел вниз, – сказал Эрвин неожиданно громко и близко.       Леви вздрогнул всем телом, планшет выскочил у него из рук, и, сбив поднос с заварником и кружкой, упал на кафель экраном вниз. Чай окропил его сверху.        – Извини, не хотел тебя напугать…       Эрвин наклонился за планшетом, и Леви замер в ожидании неловкого вопроса. Кажется, он остановился на сто двадцать третьей фотографии в галерее его матери. Зашел достаточно далеко.       Но Эрвин ничего не спросил, только печально взглянул на черный экран с сеткой трещин. Поняв, что спасен, Леви принял расслабленный вид.        – Я хотел спросить, принести ли тебе обед сюда или ты спустишься, – сказал Эрвин, выдохнув.        – Сюда, – ответил Леви. – И принеси еще тряпку. Пожалуйста.       Эрвин вернулся с двумя порциями, и они пообедали на диване. Планшет так и не включился, что одновременно радовало и огорчало Леви. Интересная была штука.        – Спустись вниз, – посоветовал Эрвин. – Там прохладнее и есть фильмы.        – О, нет. Доктор запретил мне напрягать ногу. Я отсюда не сдвинусь.       Вторую половину дня Леви провел еще более лениво. Пару раз он даже заснул с книгой на лице. Ханджи и Моблит куда-то ушли, но к Эрвину один за одним приходили студенты. Леви слушал вполуха их разговоры, но все они касались каких-то текстов, поэтому общий смысл бесед ускользал.       Ближе к концу рабочего дня появилась Энни. Она оставила на столе Эрвина несколько исписанных листов и собиралась было уйти, но мужчина ее задержал.        – Я бы хотел обсудить с тобой твой отчет, – сказал он        – Мой? – будто не поверила Энни. – Но я ведь не нашла ничего такого… Понимаю, что это ваш преподавательский долг, но не тратьте время. Я не обижусь, если вы напишите мне нелестный отзыв.        – Напрасно ты говоришь, что ничего не нашла. Здесь есть пара довольно интересных моментов.       Энни были вынуждена сесть.       А встала она, когда за окнами уже было темно, и Армин заглянул, чтобы спросить, не принести ли ужин сюда.        – Что-то мы совсем заболтались, – улыбнулся Эрвин. – Конечно, Энни, тебе пора отдохнуть и обдумать все, о чем мы говорили. У тебя получится отличная статья!        – Он трахнул меня в мозг, – шепнула Энни Армину, когда они вышли за дверь.        – Вы чего так долго? – спросил Леви, потягиваясь.        – Я и забыл, что ты тут, – ответил Эрвин. – На ужин ты спустишься или тоже доктор запретил?        – Запретил, – Леви сел, сложив руки и голову на спинку дивана.        – Ты даже в туалет не выходил.        – Я впал в спячку. Обмен веществ замедлился. Как у ваших ящериц.       Аргумент был принят, и через несколько минут Эрвин принес ужин, но Леви на месте не застал. Тот зашел почти сразу следом.        – Ты напомнил мне про туалет, – пояснил он и направился к дивану. Эрвин отметил, что походка его стала значительно ровнее.        «Стол» был накрыт на стуле. Гербовая кружка чудом выжила после падения, и теперь рядом на подносе стояла ее сестра-двойняшка из Мельбурна.        – От старого друга, – сказал Эрвин, погасил верхний свет в лаборатории и включил торшер у дивана. При новом освещении сквозь черные квадратики окна мгновенно проступил прибрежный пейзаж с темными кронами деревьев и водным пространством, походим на расшитую пайетками ткань.        – Как там студенты? – спросил Леви, повинуясь давящему чувству неловкости от тишины.        – Готовят какой-то сюрприз Армину. Хотя в этом месте с сюрпризами сложновато… Если не считать вас с Микасой. Николо просил доставить катером ингредиенты для праздничного торта. Надеюсь, погода не подведет.       В голосе Эрвина было что-то, указывающее на обман. Будто он надеялся на обратное.        «Точно, – подумал Леви. – Погода может подвести в любой момент. Поэтому нельзя упускать возможность свалить отсюда. Никто не даст мне катер и спокойный океан именно в новолуние. Не сработает послезавтра – лучше потерплю десять дней в городе».        – Честно говоря, я жалею, что предложил тебе уехать пораньше, – сказал вдруг Эрвин. Как всегда бывало в такие моменты, смотрел он не на Леви, а куда-то в пространство перед собой.        – Брось, – отмахнулся Леви. – Как там говорят люди? Гость и рыба на третий день уже плохо пахнут.       Каламбур с рыбой смутил самого Леви, и он тут же усомнился в своей памяти. Вопросы закрутились в его голове. Точно ли рыба? Людям не нравится запах рыбы? Чем пахну я сам? От Изабель и Фарлана определенно пахло рыбой.       Наконец, делая вид, что подносит ко рту вилку, Леви принюхался к своему запястью, но никакого запаха не почувствовал.        – Ты хорошо пахнешь, – сказал Эрвин, но тут же мысленно дал себе оплеуху, отразившуюся на выражении лица. Это снова не то, что он хотел сказать.        – Непривычно есть в такой тишине, – сказал Леви.        – Мог спуститься к остальным.        – Не хочу.        «Не хочу никого больше видеть до пятницы».        – Ты одичал за время, пока бродил по острову один.        – Да, теперь нельзя резко выходить к людям.       Так, перебрасываясь короткими формальными фразами, они доели ужин. Вместо того, чтобы унести посуду и закрыть помещение на ночь, Эрвин почему-то вымыл тарелки прямо в маленькой лабораторной раковине.        – А могла Русалочка убить не принца, а кого-то другого? – спросила маленькая Изабель.        – Нахрена? – не понял Кенни.        – Ну, тогда бы ее возлюбленный жил, а она окропила бы ноги кровью и вернулась к своим.        – Да это тупая сказка для мальков вроде тебя. Еще и переработанная людьми. Там христианская мораль и прочая чепуха. Конечно, главная героиня не могла завалить кого-то другого. Она же добрая.        – Значит, там неправда? Если вдруг я выйду на сушу и полюблю принца, но он не ответит мне взаимностью, или я сильно заскучаю по дому, могу я принести в жертву кого-то другого?        – Ты же знаешь, что у нас в легендах нет четких инструкций. Все истрепалось за века. Северная легенда, которая лежит в основе этой вездесущей сказки, гласит, что прикончить нужно именно того, кто держит тебя на земле. Правда ли это? Понятия не имею. Меня никто не держал на земле, и я мог принести в жертву любого.        – А разве тебя не держала на земле жажда мести за смерть моей матери? – спросил Леви, тихо сидевший в стороне с Фарланом. – Тогда тебе следовало убить именно предавшего ее мужчину.        – Это другое! Опять раздражаешь меня, мелкий? В Северной легенде изначально все было яснее. Принц вешал нашей сестре лапшу на уши и творил с ней всякие непотребства. Они даже ублюдков народили, потому что жениться на бесприданнице он не хотел. Так что там речь не о какой-то эфемерной безответной влюбленности или ненависти. У них была однозначная, порочная связь.        – Как все непонятно, – вздохнул Фарлан. – Какая-то дырявая мифология. Слишком много условий под вопросом. Во всех легендах наших на сушу гонит любовь, и убивает тоже она. Но мы знаем только одного вернувшегося – это Кенни. И на сушу он шел не из-за любви. Наверное, поэтому вернулся.        – Ты бестолочь, но в этот раз мыслишь верно. Короче, не пяльтесь на людей, если будете около их дурацких курортов, которых они тут понастроили. Если пялитесь, то не влюбляйтесь. Если влюбились, то хотя бы не вступайте в связь, чтоб свинтить по-быстрому.        – Можно еще вопрос? – подал голос Леви.        – Опять какая-то глупость?        – Возможно. Но, допустим, у этой девушки все бы получилось с ее принцем, а он возьми да и помри от чумы или на войне. Что ждало бы ее в таком случае?       Кенни, пребывавший в агрессивно-веселом настроении вдруг на миг помрачнел, но быстро вернул себе лицо.        – Да хрен его знает, – отмахнулся он. – Сами же говорите, дырявая мифология. Чего вы вообще торчите весь день в этой пещере, малышня? Пошли бы на солнце поиграли. А то не вырастите. Фарлан уже Леви на полголовы выше, хоть и младше.       Эрвин вытирал посуду до странного долго. Леви все это время следил за движением его плеч. «Я ведь хотел этого, – думал он. – В полнолуние я хотел нарушить последнее предостережение. Что было у меня в голове? Я опять решил, что в правилах все давно переврали? Дурацкие размытые правила! Что вообще считается связью? Ведь от одного поцелуя беды не будет? Не из чувств – из простого любопытства. Армин целовал Жана, но связи у них явно нет».        – Ты нормально себя чувствуешь? – спросил Эрвин, вернувшись на место.        – Да, а что? – Леви чуть отступил назад и уперся спиной в подлокотник.        – У тебя все лицо в красных пятнах. Надо бы проверить температуру. Вдруг ты занес через порез какую-нибудь инфекцию.       Аптечка все еще находилась рядом, и Эрвин протянул Леви градусник. Не увидев в глазах больного ни малейшего понимания, мужчина сам оттянул ворот его футболки и вставил прибор в подмышку.        – Зажми, – попросил он. – Сейчас везде электронные, но у нас тут только ртутный. Странный анахронизм.       Эрвин взглянул на наручные часы, чтобы засечь время. До конца измерения Леви сидел неподвижно, как статуя, пытаясь изгнать из головы ощущение чужих рук под своей одеждой.        – Можно доставать, – сказал Эрвин. – Ты чего так напрягся? Ртутные не так опасны, как про них говорят.       Получив градусник (Леви вновь не проявил инициативы, и доставать его пришлось самостоятельно), мужчина какое-то время вглядывался в серебристую полоску, а затем заключил, что беспокоиться не о чем. Еще пару минут он возился с аптечкой, и длилось это неестественно долго.        – Пойдем, – сказал Эрвин, наконец, и отошел к щитку, чтобы опустить ставни. – Выключи торшер.       Искусственный свет погас. Лаборатория погружалась во мрак по мере того, как закрывались с металлическим скрипом окна, но Леви оставался стоять на половине пути между торшером и выходом. Щели в наспех сколоченной Жаном и Конни двери сверкали, как золотые нити на фоне общей густой черноты.        – Леви, – окликнул тихо Эрвин, и мужчина обернулся, хоть движение его было едва различимо. Оба замялись, будто кроме них в непроглядном пространстве помещения было еще что-то, чему следовало уделить внимание, и это что-то загородило Леви дорогу наружу. Эрвин положил руку на ручку. Щелчок ее показался странно громким.       Эрвин не видел лица Леви, но знал, что тот стоит в паре метров от него, касаясь пальцами края письменного стола, чтобы не потерять ориентацию в пространстве. Когда глаза привыкли к темноте, многое вновь стало заметным. Но отсутствие деталей и зрительного контакта будто освободило от сковывающего груза последних дней.        – Ты нравишься мне, – сказал Эрвин.       Леви не ответил, но фигура его чуть двинулась, с шаркающим звуком задев стол бедром.        – Извини, – Эрвин накрыл лицо ладонью, хоть в этом и не было необходимости, и усмехнулся сам себе. – Я стою в проходе, несу что-то такое и мешаю тебе просто уйти.        – А я проторчал тут весь день, – заговорил Леви, но будто не закончил фразу.        «Я торчал тут весь день, потому что хочу рассказать тебе все, – подумал он, мысленно радуясь, что никто не видит, как дрожат его руки. – Но ты ни за что не поверишь. Я мог бы попросить тебя о помощи, что-нибудь соврать, но тогда я просто свалю на тебя ответственность. У тебя же нет проблем – тогда найди еще полведра человеческой крови! Чтобы я мог остаться здесь, и лишние десять дней слушать истории о индейцах, которые не спят, а не смотреть на тебя со стороны, гадая, что такое особенное внутри твоей башки дает тебе силы жить тут месяцами в одиночестве. Что вразумительное я тебе сейчас могу сказать?»        – Эрвин, – сказал вслух Леви. – Я хочу задать один вопрос, но ты не отметай его сразу, даже если он покажется странным.        – Я привык к странным вопросам.       Леви сделал глубокий вдох, не зная, как начать.        «Мог бы ты поверить во что-то, что не доказано твоей наукой? Какие доказательства я должен тебе принести, чтобы ты поверил… Не так! Продолжишь ли ты считать меня мной, когда я скажу тебе, что даже это тело не принадлежит мне от рождения? Как же по-дурацки!»        – Леви, что за вопрос? – напомнил Эрвин, когда пауза затянулась.        – Зачем ты украл питона? – выдохнул Леви и, дабы прогнать морок, включил торшер вновь. Он высветил его фигуру, как софит. Теперь силуэт Леви был виден четко, хоть лицо и тонуло в тени, а золотистые пылинки вились в нагретом воздухе, как крохотное конфетти.       От яркого света Эрвин зажмурился, а после, когда смысл вопроса до него дошел, глухо рассмеялся.        – Откуда ты узнал про питона? Ханджи сказала?        – Нет, я немного почитал про тебя в интернете, – признался Леви. То, что пару часов назад казалось неловкой правдой, вдруг потеряло всякий вес.        – И там до сих пор есть история про этого питона? Это же было лет пятнадцать назад.        – Да, – кивнул Леви. – Там куча нелепых историй.        – Я хочу это видеть.       Эрвин быстро вернулся на диван и открыл поисковик в телефоне. Чуть помедлив, Леви сел рядом.        – Действительно, – улыбаясь, сказал Эрвин. – Третья ссылка про питона. О, Леви, у меня не было выбора, клянусь! Ты бы видел, как плохо было этому питону в зоопарке.              – И куда ты его дел? Он живет у тебя в городской квартире? В Окленде?        – Нет, конечно. Ему нужны другие условия. Честно говоря, я был немного пьян в ту ночь, поэтому действовал так… неаккуратно. Но в итоге городские власти обратили внимание на тот зоопарк, вскрылась куча нарушений в содержании прочих животных, кажется, кого-то даже посадили, но это было в другой стране, я не следил за дальнейшими новостями. Сам отделался небольшим штрафом. И, видимо, пожизненной интернет-славой.        – Штрафом? Разве ты не поймал преступников?        – Ловить преступников должна полиция, а я залез под покровом ночи на частную территорию, и был пойман сторожем, когда повис на заборе, зацепившись штанами. Не знаю, каким чудом, общественность встала на мою сторону. В местных новостях меня показали как пьяного иностранца, который потерял где-то в зоопарке половину одежды. К сожалению, так это и было. Тебе смешно? А я тогда думал, что опозорил страну. Почему-то журналисты постоянно делали акцент на моей родине. Шутили, что у нас, людей южного полушария, кровь приливает к мозгу и мешает соображать. А ведь про нас редко вспоминают международные новости. Разве что во время регби или приезда королевской семьи.       Леви и вправду было смешно. Он не отдавал себе отчета, в чем именно заключалась комичность ситуации. Возможно, в диссонансе. Вот Эрвин – всегда в отглаженной рубашке, причесанный и вежливый. А вот он же, пьяный и без штанов пытается на чужом языке объяснить, в чем дело. И Леви рассмеялся, от души, так, что дергались плечи. А когда веселье утихло, он взглянул на Эрвина и вздрогнул. Тот сидел, наклонив голову на спинку дивана, и лицо его светилось абсолютным умиротворенным счастьем.        – Ты чего? – спросил Леви.        – Не слышал раньше твой смех. Ты как чайка.        – А ты смеешься как закипающий чайник. Не смех, а бульканье.       Эрвин согласился, что сравнение удачно, хоть раньше он об этом и не задумывался.        – А остальные истории? – спросил Леви.        – Какие именно?        – По порядку.       Эрвин вновь обратился к телефону. – Тут не так весело, – сказал он. – В коррупционном скандале могло закончиться совсем плохо, но чудом обошлось. А вот в Бангладеш было забавно      , хоть Ханджи и ненавидит эту историю. Смотри, тут на фото нас трое…       Леви подвинулся ближе и, чтобы лучше видеть экран, положил голову Эрвину на плечо. Благо, фотографий было немало, потому что новость освещали СМИ нескольких стран. Леви слушал рассказ Эрвина и с каждой новой подробностью становился все более солидарным с Ханджи.        – Прости, устала спина, – сообщил Эрвин; подбив подушку, прилег и продолжил историю. Недолго думая, Леви ловко проскользнул боком в узкое пространство между Эрвином и спинкой дивана, вынуждая мужчину лечь чуть под углом.        – Тоже устала спина, – пояснил Леви, вновь прижавшись к плечу и опустив руку на грудь. – И как вы выбрались?        – Тут начинается банальная часть истории. Наконец-то назначили адвоката…       Речь Эрвина шла из глубин грудной клетки и ощущалась вибрацией под ладонью. Леви знал, что один бок мужчины свисает с края дивана, ноги не помещаются, и в целом, поза его абсолютно неудобна, но Эрвин не жаловался, продолжал говорить, глядя вверх и как-то механически поглаживая кончиками пальцев плечи Леви. А он, в свою очередь, будто качался на плоту посреди океана, то проваливаясь в сон, то вновь выныривая. Детали рассказа мешались с какими-то фантастическими картинками, и реальная Бангладеш становилась все невероятнее, превращаясь в город из сказок Тысячи и одной ночи. Леви было тепло и спокойно. Возможно, Эрвин ничего уже и не говорил, а голос его все звучал у Леви в голове. Сквозь зыбкий сон он почувствовал мягкий поцелуй в лоб. В этом было что-то знакомое. Так уже было, но Леви не помнил времени и обстоятельств. Так не могло быть, значит, дежавю – это часть сна. Но само дежавю уже было повторением самого себя; повторением чувства узнавания, случившегося в первые дни на острове, когда Эрвин принес больному Леви чай в постель. Мысль была сложна и ускользала.       Леви проснулся среди ночи, когда Эрвин, вопреки всему, уже мерно сопел. Похоже, засыпание в любой позе было одним из его главных талантов. Сразу после редкого дара находить неприятности.       Торшер так и остался включенным. Ставни не пропускали свет с улицы, но в этот раз телефон валялся где-то внизу и должен был разбудить вовремя. Проверять, который час, Леви не стал. Рука его так и покоилась на груди Эрвина. «И этого тоже больше не будет», – подумал Леви и скривился от собственной сентиментальности. «А если я расскажу ему все? – пронеслось в его голове следом в который раз за вечер. – Я заставлю его поверить. Мы сможем хотя бы говорить иногда». Леви неотрывно, не мигая, смотрел на свою руку. Раньше ему казалось, что его народ очень похож на людей суши, что все отличие в хвосте и жабрах. Но теперь, глядя на свою руку и вспоминая руки Изабель, он видел, что отличия есть во всем. К его коже за две недели прилип легкий загар, отросли короткие темные волосы на теле, ногти стали мягче, а суставы, напротив, будто налились. Он стал менее гибким, но более теплым. Из-за последнего он узнал, что значит потеть. «К тому телу не хочется прикасаться, – подумал он. – Но, когда я вернусь, исчезнет и мое желание касаться кого-то». Пальцы Леви осторожно скользнули между пуговицами под рубашку. «Майка, – тихо усмехнулся он. – Почему ты носишь столько одежды при такой жаре?» Эрвин шумно дышал своей широкой грудью. Он всегда был деятелен днем и потому во сне как будто спешил набраться сил, даже сон его источал энергию жизни, был основателен и крепок. Не поднимая головы и глядя чуть снизу сбоку, Леви принялся расстегивать пуговицы одну за одной. По опыту первых ночей он знал, что разбудить Эрвина способен только будильник и близкий пушечный выстрел. Неугомонные чайки под окном приучили его к постоянному фоновому шуму, а назойливые насекомые – к мельтешению на теле. Под голубым льном рубашки открылась белая ткань майки, уходящая за линию ремня. Коснуться кожи на груди по-прежнему было невозможно, но навязчивая мысль не покидала Леви. «Если бы он не спал, получил бы я по рукам за все это?» – подумал он и пришел к выводу, что не получил бы, поэтому без лишних колебаний расправился с пряжкой ремня. Край майки наконец-то был освобожден, но едва Леви успел за него взяться, как дверь лаборатории резко распахнулась, словно кто-то открыл ее с ноги. Удар о стену был близок к пушечному выстрелу, но слегка не дотягивал.        – Эрвин что ли забыл запереть? – спросила Ханджи.        – Не верится, – ответил Моблит и щелкнул выключателем.       Леви отдернул руку, чтобы прикрыть ослепленные глаза, и сел, опершись на спинку дивана.       Не ожидавшая никого увидеть Ханджи громко вскрикнула и подскочила на месте.        – Ты чего здесь? – глубоко дыша от испуга и держась за живот, спросила она и оперлась на Моблита.       Крик ее все-таки разбудил Эрвина, и он, благодаря магии сна паривший на краю дивана почти в воздухе, потерял равновесие и упал на пол.        – Ох, и ты здесь, – выдохнула Ханджи, успокаиваясь.       Эрвин не сразу поднялся, так как все его мышцы будто налились медью от долгого скрюченного лежания. Попыхтев по-стариковски, он сначала встал на четвереньки, а затем с хрустом выпрямился. Звякнула пряжка ремня.        – Извините, мы сейчас уйдем, – пробормотал Моблит. – Только заберем порошок Ханджи…       Молодой человек тут же бросился к столу и активно принялся искать в выдвижных ящиках. Женщина осталась на месте, замерев в неловкой растерянности. Эрвин, спросонья не сразу понявший, где находится, с недоуменьем осматривал свой растрепанный наряд.        – Который час? – спросил он хрипло и попытался заправить майку обратно, но руки плохо слушались.        – Половина пятого утра, – ответила Ханджи.        – Вы чего не спите?        – Мне что-то не здоровится. Наверное, перегрелась. Зашли за аптечкой, а тут вы…        – Тошнит?        – Ага.       Моблит помахал в воздухе находкой.        – Еще раз извините за беспокойство, – сказал он и, подхватив Ханджи под локоть, потянул в коридор. Женщина не сопротивлялась.        – Чем им в спальне не нравится? – шепнула Ханджи Моблиту, когда они вышли за дверь.        – Хотя тогда, на стиральной машинке, было довольно необычно, – сказала она же на пороге своей комнаты. – Надо иногда менять обстановку. Ух, Эрвин!       Как и днем, когда Эрвин взял в руки сломанный планшет, Леви ждал неловких вопросов. Но их не было и на этот раз. Эрвин не знал, почему оказался в разобранном виде, но решил, что расстегнулся сам во сне, так как комната за день сильно нагрелась.        – Как же все затекло, – сказал он, прогибаясь в спине. Тонкая майка натянулась на груди, а свет торшера тенями подчеркнул холмистый рельеф тела. Леви сидел на диване, подобрав под себя ногу и прикрыв нижнюю часть лица полусогнутым кулаком.        – Пойдем, – сказал Эрвин и кивнул головой на выход. – До подъема еще есть время, чтобы поспать нормально.       Леви поднялся, выключил свет и на этот раз они действительно вышли. В больших окнах библиотеки серел рассвет, и по коридору тянулись тени от стеллажей и столов.        – До завтра, – сказал Леви, остановившись около общей спальни.       Эрвин успел сделать шаг вперед и теперь обернулся, глядя на него с вопросом.        – Оно уже сегодня, – сказал Эрвин, но это снова было не то, что он хотел сказать.       Леви кивнул, задержался еще на миг и, чтобы самому не спросить лишнего, быстро скрылся за дверью.