Утро хмурое и неприветливое, просыпаться совсем не хочется, в крови еще бродит нега, оставшаяся от вчерашнего вечера. Сяо Чжань как будто плывет в ней, вспоминая то, что они вчера творили, и хочется оставаться в этом состоянии подольше. Его окончательно будит утренний звонок.
— Чжань-гэ, я придумал! — радостно кричит в трубку Ван Ибо. — Как мы раньше не догадались, а? В твоём настоящем мы же оба в Нью-Йорке, так! Просто давай встретимся! Потому что в моем 2021-м я уже год, как тебя знаю!
— Погоди, Бо-ди, я еще не проснулся, — улыбается Сяо Чжань такому энтузиазму, — но идея мне кажется отличной. Когда?
— Сегодня? Через час, Чжань-гэ, давай через час? Пожалуйста!
— Хорошо, Бо-ди, диктуй адрес.
Сяо Чжань пишет на работу, что сегодня не придет, быстро принимает душ, завтракает и спешит по назначенному адресу. Его сердце колотится, как сумасшедшее, он и не думал, что все выйдет так скоро.
Подойдя к нужному дому, Сяо Чжань нетерпеливо жмет кнопку домофона, но ему никто не открывает. Проходит несколько минут, и Сяо Чжань начинает думать, что, возможно, Ван Ибо нет дома. Тогда он набирает кнопку вызова консьержа и спрашивает о жильце из 510 квартиры.
Консьерж, добродушный старик, доверительно сообщает ему: «Ван Ибо? Конечно, я его знаю! Он сегодня участвует в гонках, у нас весь дом за него болеет. Адрес, где проходят гонки? Обижаете старика, разумеется, знаю. Записывай!».
Сяо Чжань не помнит, как оказывается в машине, как выруливает с парковки и жмет на газ. В груди иррационально поселяется тревожное предчувствие, сжимает сердце, перехватывает горло. Ему просто нужно увидеть Ван Ибо, обнять, почувствовать, что тот в порядке.
Трасса Unadilla, куда его отправил консьерж, находится в черте города, но чтобы добраться до нее, требуется почти полтора часа. За это время Сяо Чжань, чтобы отвлечься от тревоги, успевает прослушать краткую историю самой трассы, погодную сводку, последние новости спорта, и когда останавливается у высокого ограждения, он почти спокоен.
Он без билета, но терпения разбираться все еще нет, поэтому он платит работнику, чтобы пробраться к треку через вход для сотрудников. И в момент, когда его взгляд падает на трассу, он видит, как пилота в зелёной форме сносит в отбойник.
Сяо Чжань, словно в замедленной съемке смотрит, как того отрывает от мотоцикла, как он переворачивается в воздухе и катится по земле, а потом замирает. «Ибо!» — кричит его сознание. И он устремляется вперёд. Но, конечно же, туда никого не пускают.
— Это мой парень! — кричит он вне себя. — Пустите, это мой парень!
Он не знает, как ему удается, но в следующий миг оказывается возле Ибо. Шлем с него уже стянули, и Сяо Чжань видит родное — залитое кровью — лицо. Изо рта тоже течет струйка крови, но Ибо видит Сяо Чжаня, и его лицо освещает счастливая улыбка.
— Чжань-гэ, мне это снится? — шепчет он окровавленными губами. — После того дня ты пропал. Я не мог тебе дозвониться или написать. Мне отвечали одной и той же фразой: «абонент недоступен». И я уже не надеялся встретиться с тобой…
— Бо-ди, молчи, молчи. Врачи уже едут. Все будет хорошо, тебе помогут, — Сяо Чжаня душат слезы, он смотрит на такого близкого ему человека, распростертого по земле, и страх окутывает удушающей волной. Так не должно быть!
— Я должен сказать, Чжань-гэ… Я люблю тебя… — и это последнее, что Сяо Чжань слышит от него. Родные глаза закрываются. Счастливая улыбка так и застывает на окровавленных губах, но он больше не дышит.
Это просто не может…
— Ибо! — Сяо Чжань кричит, сжимая кулаки. — Бо-ди!
Он обнимает его, убаюкивая в своих руках и чувствуя, как рушится мир. Кто-то его оттаскивает, он ощущает чьи-то прикосновения, голоса, а потом все погружается в темноту.
Это… не может закончиться вот так. Не может же?
Сяо Чжань приходит в себя в больнице. Его руки и одежда в крови, перед глазами — улыбка, окрашенная кровью. Но первый шок отступает, и он, прокручивая в голове произошедшее, понимает, что еще не время предаваться отчаянию. Не все потеряно. Его Ибо в прошлом живой и здоровый. И его, Сяо Чжаня, задача — сделать так, чтобы он таким и оставался.
Как только ему разрешают вернуться домой, он берет вещи и едет на свою квартиру. По дороге он набирает и набирает знакомый номер, вот только теперь «Абонент недоступен» звучит уже ему в ответ. Значит, нужно действовать самому.
— Ибо, Ибо, — собственный шепот кажется слишком жалким, но Сяо Чжань с усилием сглатывает болезненный комок в горле. — Ибо, я спасу тебя. Только дождись меня, пожалуйста, дождись меня.
Руки сами тянутся к телефону. У него есть цель и есть друг. Они обязательно спасут Ибо. Юй Бинь понимает все с первых слов и просит немного подождать, он уже выезжает. А в голове Сяо Чжаня бьётся мысль о том, что нужно вспоминить, что же он сам делал в 2020? Чем занимался, с кем встречался, о чем думал? Позвони ему Ван Ибо в том времени, как бы он отреагировал? Поверил бы? Если они познакомятся в прошлом, то что станет с их сегодняшним?
Эти тяжелые мысли прерывает видеозвонок, и ставший родным голос произносит: «Привет, Чжань-гэ, ну, как мы встретились?» Сяо Чжань не верит, неужели отчаяние накрыло его так, что он слышит и видит галлюцинации?
— Иб-бо? — голос дрожит. — Бо-ди, это ты?
— Конечно я, Чжань-гэ, кто это ещё может быть, — смеётся Ван Ибо. — Ну, так что, как прошла наша встреча?
Дыхание перехватывает, словно от боли, стоит лишь вспомнить окровавленного Ибо в его руках. Он широко открытыми глазами впитывает образ этого Ван Ибо, звонящего ему из своего 2020, из Китая. Улыбающегося своей живой улыбкой, а не той, навсегда застывшей смертельной маской. И ведь тот признался ему в любви, прежде чем перестать дышать! И сейчас… Это сон? Или… над ним сжалилась и у них осталось односторонняя связь? Чтобы спасти? Предупредить? Изменить? Сердце колотится как сумасшедшее от понимания, что все еще можно предотвратить. Кто-то еще во Вселенной не хочет, чтобы все закончилось вот так?
— Чжань-гэ? — осторожно зовет его Ибо, и Сяо Чжань тяжело выдыхает, осознав, что совсем выпал из реальности. Он окидывает парня еще одним взглядом.
— Ибо! Бо-ди? Ты ездишь на мотоцикле? Это серьезное увлечение, ты планируешь связать с ним будущее?
— Что? Чжань-гэ, откуда ты… Мы же не говорили об этом?
— Не говорили. Но я знаю. Теперь знаю. Мы встретились в твоем 2021 и ты погиб у меня на руках, участвуя в гонках. Я не смог дозвониться до тебя. Я подумал, что… — Сяо Чжань опускает голову и его голос хрипит, — Ибо, насколько серьезно твое увлечение гонками?
— Ну, я планировал участвовать в гонках, да. Но не сейчас, через год примерно, чтобы привыкнуть к трассе, завести нужные знакомства, войти в учебный режим и зарекомендовать себя в университете.
— Через год, — Сяо Чжань тяжело выдыхает. Он все также не может отвести взгляда от родного лица.
— Через год, — повторяет Ван Ибо и до него доходит, что все его планы реализуются, но… — Чжань-гэ!
— Вчера я умер вместе с тобой, Бо-ди, — хрипло шепчет Сяо Чжань, — это было невыносимо больно. Я не хочу, чтобы это случилось. Ты должен жить, слышишь?!
— Я буду жить, не сомневайся, гэ. А ты смотрел новости, что там пишут, почему случилась авария? Мне нужно знать, чтобы предотвратить, — тут же начинает думать вслух Ибо.
— Бо-ди, ты знаешь, что можешь погибнуть, и все равно собираешься участвовать? — в голосе Сяо Чжаня страх и надежда.
— Чжань-гэ, ну ты сам подумай, если устранить причину, то и никакой аварии не будет. Я достаточно опытный гонщик. И, кажется, у меня есть план! — его глаза загораются азартом, и Сяо Чжань понимает, что сделает все, что бы ни сказал этот парень. Ведь он знает, что тот его любит, даже если тот признается ему в этом только через год.
План Ван Ибо прост. Сяо Чжань должен раскопать как можно больше информации о сегодняшней аварии, для того чтобы предотвратить ту, что может произойти. Ван Ибо только заканчивает излагать свою идею, как в дверь Сяо Чжаня звонят. Юй Бинь врывается вихрем, осматривает друга и видит, как тот улыбается. Юй Бинь хмурится, не зная, что и думать, не повредился ли его друг умом.
— Ты как? — осторожно спрашивает он. — Потеря того…
Но его прерывает голос Ван Ибо из телефона:
— Ещё пока не потеря, хорошо, что ты приехал, у нас есть план, ты с нами?
Если бы Сяо Чжань не был бы так же шокирован некоторое время назад, то он бы наверняка пошутил. Лицо Юй Биня принимает необъяснимое выражение.
— Ты! — восклицает он. — Жив!
— Жив, и планирую таким остаться, — кивает ему Ибо. — И вы с Чжань-гэ мне в этом поможете.
***
Утро. В коконе из одеял уютно, и выползать навстречу будильнику не хочется совершенно. А он совершенно точно должен вскоре зазвонить: это угадывается по посветлевшему небу за окном, по зазвучавшим детским голосам, доносящимся сквозь раскрытую форточку.
Сяо Чжань лениво жмурится, вытягиваясь на простынях, и утыкается носом в хранящую тепло подушку. Дрема накатывает мягкими волнами, заставляя улыбаться чему-то, оставшемуся во сне. У этого «чего-то» были самые теплые руки, яркая улыбка и… пронзительный… смех.
Сяо Чжань резко садится. Будильник орет дурным голосом, и сердце вторит ему диким стуком. Его удары отдаются аж в горле, пока он дрожащими руками пытается выключить побудку. Трясет так, словно на него ведро ледяной воды вылили.
Утро. Очередное утро, очередной новый день. Сорок четвертый со дня X. Он проводит руками по лицу. С каждым разом вставать становится все сложнее. Хочется остаться там. Во сне, в котором он мог обнимать и его могли обнять в ответ. В грезах…
— Грезы нереальны, — голос спросонья хрипит, слова больно царапают пересохшее горло. Нужно встать с кровати. — Просто встань с кровати.
Просто. Встать. Просто дойти до кухни и выпить стакан воды, залипая на серое рассветное небо. Просто сходить в душ. Умыться. Протереть салфеткой зеркало над раковиной. Просто вернуться на кухню и включить кофеварку.
Незамысловатые повседневные движения, рутина, позволяющая сохранить видимость нормы, и вот он уже снова спокоен. Его спокойствие — залог успеха, как не устает твердить ему обеспокоенный Юй Бинь. Тот болтает с ним на работе. Подвозит до дома после. Приходит поболтать по вечерам.
Ведет себя с ним, как с душевнобольным.
Кофеварка пищит, выплевывая в подставленную кружку последние капли черной жижи. По кухне растекается бодрящий аромат кофе. Кажется, даже светлее становится, но нет — просто серую хмарь туч прорезает первый луч солнца.
А может, и прав Юй Бинь, а он и сам не заметил, как с ума сошел?
Сяо Чжань обнимает ладонями пузатый бок кружки, подходя ближе к окну. За тонким стеклом суетятся люди. Ток жизни не прекращается ни на миг. «Большое яблоко» завоевывает новые сердца, но никогда не поддается завоеванию само. Люди. Машины. Неоновые вывески. Рекламы. Взгляд привлекает яркий отблеск — словно солнечный луч на миг в каплю заключили, а потом он расплескался по билборду, что в доме напротив почти всю стену занимает.
Кружка бьётся об пол с отвратительным скрежетом, и по ногам расползается уродливое тёмное пятно. Сяо Чжань тупо смотрит, как жидкость медленно пропитывает мягкую ткань домашних брюк, смешиваясь с тонкими ручейками крови.
Это должно быть больно, и боль приходит, только почему-то в сердце. Он хватается за грудь, пытаясь вдохнуть ставший вязким воздух. Задыхается.
Перед глазами стоит реклама будущих гонок. И хромированный бок железного монстра, накладывающийся на образ другого, покореженного.
Кажется, если открыть окно, может стать легче, но это ложь. Он просто разучился дышать. Там, с умирающим на его руках человеком, он разучился дышать и жить.
С каждым днем, отдаляющим его от живого Ван Ибо, он погибает заново и оживает только со звонком. Но что будет, если этот звонок однажды не раздастся?
Кто-то воет. Высоко и на одной ноте, раздражая, мешая сосредоточиться на проталкивании в горло воздуха. Это по-настоящему раздражает, пока он не осознаёт, что вой испускает он сам.
Тогда вой прекращается, сменяясь почему-то всхлипом. Дышать нельзя. Не дышать невозможно. Сяо Чжань рычит, царапая обгрызенными пальцами белую столешницу. Когда выбирал эту квартирку для съема, именно она — в совокупности с остальным кухонным гарнитуром, конечно — послужила большим аргументом «за». Сейчас ее белизна бьет по глазам, и Сяо Чжань опрокидывает ее на пол.
Всхлип.
Следом на пол летит тройка кастрюль. Он давится всхлипом, не в силах сделать вдох, и по лицу наконец начинают течь слезы. От ударов по опрокинутой столешнице, от попытки разодрать расшитое подсолнухами полотенце как будто становится легче. Слезы, по крайней мере, можно списать на разбитые костяшки и болезненно стертые от вафельного рельефа пальцы.
Истерика заканчивается так же внезапно, как и началась. Сяо Чжань трет лицо — наверняка некрасиво покрасневшее — и откидывается спиной на шкафчик. С него склоняется чудом уцелевшая в этом приступе безумия кружка. Подтолкнуть — и рассыпется осколками, как и видимость его спокойствия перед всеми.
Сяо Чжань толкает ее подальше от края и обессиленно роняет руки на подтянутые к груди колени, отупело глядя в потолок. Внутри, наконец-то, штиль. Правда, тот никогда не держится долго. Жить в мире, где больше нет важного человека, и каждый день отказываться это принимать, оказывается выматывающе. И человек этот, сияя улыбкой с экрана телефона, заставляя верить себе, ничего легче не делает.
Иногда он сам себе напоминает мазохиста. А по светлому потолку прыгают солнечные зайчики.
***
Ибо всегда звонит примерно в одно время. Сам Сяо Чжань после нескольких попыток и механического ответа уже не рискует набирать знакомый номер. От равнодушного «Абонент в сети не зарегистрирован, перезвоните позже» неприятно скребет за грудиной и сжимает горло.
Ибо всегда звонит примерно в одно время, и вот это «примерно» уничтожает. Два звонка. Два времени. И полные ужаса минуты «до», наполненные сомнениями. Что, если именно сегодня… что, если именно сейчас… магия закончится.
Сяо Чжань старался не думать об этом, не заглядывать в календарь. Но он не мог себе позволить закрывать на это глаза: он обещал Ибо помочь. Он обещал себе спасти его. Поэтому каждый день. Заново. Открывал новости, открывал сводки и читал о деталях запущенного производства. Общался с теми, кто знал Ван Ибо — все они непременно добавляли, каким хорошим и вежливым мальчиком он был. Сяо Чжань сжимал пальцы, благодарил, растягивал губы в улыбке, и стоило остаться одному — рычал. Улыбался еще живому Ван Ибо, рассказывал, передавал сведения, флиртовал, улыбался, но стоило звонку окончиться — кричал.
Кто бы мог подумать. Что это. Настолько. Больно.
Конечно, у него был Юй Бинь. Друг, а ведь и познакомились они, когда Сяо Чжань тоже переживал не лучшие времена. Он, растерянный и совсем еще зеленый, только приехал в этот огромный и совершенно чуждый город. Кто-то рвался сюда с горящим сердцем, кто-то убегал сюда, пытаясь забыться в шуме и музыке, на которые Нью-Йорк был весьма щедр. Он вообще принимал в свои объятия всех — и нищих, и богатых, запутавшихся и вдохновленных, верящих и отчаявшихся. Сяо Чжань не принадлежал ни к одному из их числа. В первые недели он даже не осознавал, где находится. Все произошло столь быстро, что на рефлексию не было времени.
А потом он однажды проснулся, посмотрел в окно и вдохнул свободный воздух.
Конечно, Большое яблоко быстро доказало ему, что ничего не дается просто так, и за свою свободу он сполна платил одиночеством. Иногда оно казалось почти благословением, иногда — проклятием. В особенно веселые ночи, раскрашенные блеском диско-шара, оно вгрызалось в нутро одичавшим зверем.
Где-то в то время он и познакомился с Юй Бинем.
Сейчас воспоминания о своем первом приезде в Нью-Йорк уже не вызывали у него прежних эмоций. Сейчас Нью-Йорк был тем, кто отнял у него что-то важное, но совершенно точно был обязан это важное вернуть.
Только хватит ли у Сяо Чжаня сил его забрать?
