Учебники по физике звездами пылятся в офисе

— Ты закрыл глаза? — Ты же не рассчитываешь, что я хоть что-то увижу в такой темноте? — Нет. Но глаза к ней привыкают. Ты закрыл глаза? Тяжелый вздох опаляет губы Питера муссонным ветром. — Да. Питер торопливо стягивает с себя маску, только чтобы целовать и целовать лицо тайного возлюбленного. Запредельно личная прелюдия, на скулах Фреда плавится нью-йоркская загадка. Паркер прижимается носом к молочным щекам, он трется о мягкую кожу лбом, Чендлер чувствует даже его дрожащие ресницы. Он еле сдерживается, чтобы не открыть глаза и не увидеть безумие жадной любви. Но только тяжело дышит, цепляясь за плечи. Фред бурчит, пока его целуют, жмурится и выгибает губы в ласковом возмущении, усмехается хмуро-сахарно, и Питер чуть отстраняется, напоследок оставляя звонкий поцелуй на кончике носа. Глазами ласкает податливого и чувственного возлюбленного. А потом натягивает маску снова. — Открывай. Фред открывает глаза и видит перед собой привычный массивный силуэт — смерть, которая могла бы переломать его кости, выпустить несколько пуль в голову, но вместо этого фигура наблюдает за ним беспрерывно, пальцы в перчатках гладят щеку. Чендлер поддается прикосновениям, чуть ли не урча от того, каким покорным в его объятиях становится возмездие. На самом деле, все это кажется безумным. То, как нью-йоркский мститель, приподняв маску, расцеловывает его шею, уверенно держа за талию, то, как сам Чендлер дрожит от прикосновений. Тайна — полупрозрачная, она висит черной органзой на его песчаной голове. Он мог и ошибаться, и тогда все это… Питер же? Или… Он старается не думать о таком варианте, и благодаря Пауку это было довольно просто. Сомнения оседают пылью на их губах. Мозолистые ладони еще пару секунд назад были под белоснежной рубашкой, а теперь уже наспех расстегивают жилет. Фред, смущенный таким быстрым развитием событий, мягко хватает Питера за запястья и нежно оглаживает их. Ему бы хотелось сейчас видеть смущенное лицо, но он видит только темноту и мягкие очертания черной маски, будто бы кто-то по тьме провел белыми мелками. — Куда ты так… — Фред, я знаю, что… — Нет, у тебя очень механические действия. Постой. Тебе не нужно так торопиться, — с ласковым смешком произносит Чендлер и мягко прижимается губами к запястью, целует его пару раз, трется кончиком носа, будто бы стараясь показать ценность этих маленьких касаний. Они сравнимы с крупицами сахара — не менее сладкие, чем наполненная ими серебряная ложка. Сахаринки разбросаны по всему телу, и Фред выискивает их языком и обветренными губами. Чендлер приподнимает рукав водолазки, целует руки, согревает их сбитым дыханием и улыбается. Так искренне и так по-родному; Питеру кажется, что никто, кроме него, не видел такой улыбки. Он невольно вспоминает про свою небольшую карьеру фотографа. Хотел бы он запечатлеть эту улыбку на миллионе снимков, развесить их на пробковой доске вместо кадров с мест поступлений. Понимая, чего хочет Фред, сосредотачиваясь больше на своих желаниях, а не на спешной необходимости принести удовольствие, а потом, будто самец богомола, мертвенно лежать, пялясь в потолок, Питер заводит ладонь под его рубашку, но в этот раз — трепетнее. Пытается почувствовать. Сосредоточиться не только на том, с какой интенсивностью дышит партнер, как часто закусывает губу и с какой силой ногти (как кошачьи когти) царапают спину, но и… на себе. А что он чувствует? Питер трогает теплые бока, касается пальцами мягкого живота. Чендлер под ним ойкает и отводит взгляд в сторону, будто стыдится, что не обладает той же мускулатурой, что и Паук. — Извини, я понимаю, что… — шепчет судорожно Фред. — Тш. Мне все нравится. Паркер только усмехается и любовно трогает мягкий живот, наслаждается еле слышимым мычанием и зажмуренными от смущения глазами. Фред пользуется возможностью и хватает Питера за щеки. Жадно целует его, ощущая, как маска трется о кожу и как пылко ему отвечают, точно они оба пытаются утопить друг друга в страсти, заставить задохнуться в душном помещении, сраженные странным желанием. Оба неслышно, одним взглядом и прилипчивыми поцелуями признаются друг другу, что с каждой секундой все больше теряют терпение. Ладони, кажется, даже через одежду оставляют на телах яркие розовые пятна искренности, поцелуи останутся на коже навсегда цитрусовым воспоминанием, нелепый одержимый шепот в губы друг друга кажется важнее, чем божественное откровение, чем бубнеж политиков и катастрофа за окнами. Питер чуть дрожащими руками расстегивает рубашку Фреда, уже откинув его пиджак в сторону, а тот отбрасывает серую жилетку, с неудовлетворенным хныканьем сжимая ткань водолазки. Большего и не нужно. Паук натягивает на себя маску полностью, отрываясь от опухших от поцелуев губ и торопливо стягивает с себя водолазку. Не нужно хорошо видеть в темноте, чтобы прижаться ладонями к груди, очертить пальцами крепкие мышцы. Целовать пресс Питера — это с аппетитом, праведным голодом есть античную статую. Сам Паркер совсем не против, он падает на кровать с дрожащим всхлипом и хватает Чендлера за волосы, чуть тянет, поощряя целовать дальше. Живот, грудь, ребра, кажется, ничто не остается нетронутым. Как только влажный язык обводит соски, Питер не может сдержать жалобного стона. Фред ухмыляется, а потом разочарованно кусает Паука в шею — маска все так же скрывает его красное влюбленное лицо. Питер нетерпеливо валит уже Фреда на кровать, приподнимая маску, зацеловывает его губы снова, пока мозолистая теплая ладонь сминает живот. Чендлер не может сделать ничего, кроме как с хрипом выгибаться навстречу, наслаждаясь горячей усмешкой над ухом. Ему не стыдно за удовольствие, ему не стыдно просить большего, не стыдно влажными ладонями прижимать ближе к себе. Они вдвоем грызут эдемовские яблоки, насмехаясь над мирозданием и его правилами. Они не верят в то, о чем написано в толстых книжках. Так бы и дальше продолжалось, если бы не задушенный стон Паука от того, как Фред накрыл его пах ладонью. Питер жмурится и всхлипывает, когда Чендлер со слабой улыбкой бесцеремонно сжимает его член. Возиться сейчас точно не хотелось. Набрав побольше воздуха в грудь, Паркер занялся брюками своего возлюбленного, пока тот целовал его. Они обоюдно предстали бы друг перед другом совершенно обнаженные, если бы не черная маска, что продолжала скрывать лицо. Чендлер пожаловался бы, если бы не находил это по-странному привлекательным. Они не думают слишком долго. Движимые интуицией, невидимой лентой связывающей их тела, они моментально находят точки соприкосновения, точно каждый держит в ладонях разморенный пульсирующий страстью мозг возлюбленного. Питеру страшно идти на что-то серьезное, а Фред не уверен, что Паук готов к чему-то такому. Но желающие ощутить липкое облегчение, они судорожно и машинально обхватывают ладонью члены друг друга и в произвольном ритме двигают руками. Паук — хищником смотрит прямо в болотные глаза Фреда, а тот — мутно разглядывает маску. Эта загадочность и непозволительность подступала к горлу бессовестной жаждой, напоминая о невозможности хоть кому-то рассказать о произошедшем. Да никто и не поверит. Они прижимаются друг к другу, упираются головами в плечи, влюбленно хрипят. Питер не упускает возможности целовать Фреда в шею, шепча ему что-то бессвязное и нежное. Ответом было красноречивое молчание — только стоны и всхлипы, сдерживаемые мольбы продолжать. Наконец оргазм накрывает их двоих, сначала Паркера, потом Чендлера. Дрожащие липкие пальцы вигиланта коснулись груди его ночного возлюбленного. Он не сдерживается и нежно берет Фреда за подбородок, задушенно целуя. — Можешь воспользоваться душем, перед тем как уйдешь, — выдыхает в ответ Чендлер, ласковыми прикосновениями к плечу выражая светло-блеклую надежду на скорую встречу. Им не хотелось расставаться, но ночь подходила к концу, скромные лучи рассвета игриво изрешетили небо, а густой туман, покрывающий тайну, медленно рассеивался. Густота для Питера, полупрозрачность для Чендлера — все это совсем скоро исчезнет. «Спасибо», — хриплый шепот исчезает в ванной, а потом в открытом окне, будто ничего и не было.