***
Лето. Все чёртовы сессии сданы, долги закрыты, Паша наконец отдыхает от учёбы. Правда, заняться в последние дни нечем. От скуки юноше хочется даже поделать чего-нибудь по дому, хотя этого за ним обычно не водится, и решает начать со старой пыльной кладовки. Он давно предлагал Сергею её перебрать, чтобы выкинуть то, что давно не нужно, а остальное, может, пустить в расход, но они все как-то откладывали. В итоге, мужчина ему заявил, что Паша, если захочет, может сам разобрать барахло, а потом просто продемонстрировать Костенко, что он хочет оставить, а что — выкинуть. Юноша решительно направился к кладовке, предполагая, что расправится со всем быстро. Но по канонам жанра всё рисковало затянуться из-за вызванных любопытством рассматриваний всего, что только под руку попадётся. Так и вышло. Внутри пыль и хаос. Тут и там нагромождены различные коробки, наполненные всякими вещами, по большей части принадлежавшими Сергею. Паша без конца вытаскивал их по одной с ломившихся от тяжести полок и с интересом рассматривал содержимое, думая, что с ним можно сделать. Старые фотографии, в основном изображавшие незнакомых людей и город, на которые Вершинин надолго залип, какие-то книги, несколько каких-то медалей советского времени и прочие, прочие, прочие вещи, как всякая мелочевка, так и предметы побольше — старый, неработающий утюг, одежда, среди которой Паша присмотрел себе пару «ретро»-вещиц, виниловые пластинки по большей части с песнями Высоцкого и даже старый-старый фотоаппарат, вероятно, тоже уже не работающий, но красивый. На шуршание, заинтересованно распушив высоко поднятый хвост, поспешно явился Персик, принявшийся с любопытством залезать в коробки, игриво разбрасывать найденное добро, а в качестве венца этой всей радости опрокинул стопку вынутых книг, извозился в пыли и развалился посреди хлама. Все это раскладывание вещей, определённо, продлилось бы дольше, если бы юноша не наткнулся в одной из них на небольшую коробочку, открыть которую стоило большого труда. В ней Вершинин обнаружил кучу акварельных красок и быстро потерял интерес к наведению порядка, аргументировав это для себя тем, что «ну, все равно уже пора сделать перерыв». Паше на самом деле нравилось рисовать. И у него даже неплохо получалось, например, на уроках ИЗО в школе. Впрочем, там-то всё его мастерство и интерес заканчивались, юноша уже много лет ничем таким не занимался, да и красок в их доме не водилось, за исключением, как оказалось, этих. Вершинин поднялся с пола, на котором сидел в окружении старых вещей, пытаясь не зацепить длинными ногами Персика, — а то ведь обидится, что его пнули, — который лениво оглядывался, облюбовывая разваленные тут и там коробки, решая, в какую бы ему залезть. Паша нашёл где-то бумагу, стянул с себя футболку — было жарко, а нежелание измазать одежду краской стало последней каплей, — плюхнулся за стол и начал калякать всё, что попадало в поле его зрения: вещи, мебель, улицу за окном. Выходило весьма неплохо, очевидно, навыки к рисованию довольно сложно утратить. Особым мастерством Паша не обладал, но всё равно приятно было. Вершинин с довольством оценил эффект некой релаксации — надо взять на заметку, когда всё бесит. Юноша так увлёкся, что не обратил внимания на то, как солнце понемногу начало клониться к западу, а где-то за его спиной хлопнула входная дверь. У входа в комнату появился Костенко — возле которого уже крутился Персик, — скрестивший руки на груди и прислонившийся плечом к косяку, он внимательно смотрел на сидящего за столом парня. Наконец, отлепился от стены и подошёл к Вершинину, кладя ему руки на плечи, отчего тот чуть вздрогнул и запрокинул голову назад, смотря на Костенко как бы вверх ногами. — Ну, как успехи, мой юный Пикассо? — улыбнувшись, спросил Сергей, склоняясь над Пашей довольно низко и едва касаясь его губ своими. Тот расплылся в довольной усмешке. Потом бросил беглый взгляд на свои шедевры и ответил только: — Не знаю, я же не художник. Мужчина взял в руки один из рисунков Вершинина, повертел его в руках, внимательно разглядывая с наигранно оценивающим видом. — А по-моему, — наконец заговорил он, кладя лист бумаги туда, откуда взял, — весьма неплохо. С этими словами Костенко обмакнул в одну из красок кончик пальца и неожиданным движением оставил яркий мазок на Пашином носу. Вершинин смешливо, удивлённо фыркнул и с вызовом во взгляде обернулся на уже отошедшего Сергея, застав его ровно в тот момент, когда мужчина стягивал с себя рубашку, чтобы переодеться в домашнее. Улучив момент, Паша изловчился и ткнул кисточкой в бок мужчины, оставляя там цветную отметину. Теперь уже Костенко вскинул голову с шутливо-наигранным видом глубочайшего возмущения. Он тоже потянулся к ещё одной лежащей на столе кисточке. Вершинин, не дожидаясь нападения, вскочил на ноги, замирая с противоположной стороны от стула, потянулся вперёд, снова макая свою кисточку в краску, и первым нанёс «удар», оставляя новый мазок на груди Сергея. Завязалась нешуточная схватка, почти напоминающая мушкетерское сражение. Кисточки скрещивались с тихими постукиваниями, на руках, плечах, боках и животах расцветали новые и новые пятна краски. Вершинин хихикал и уже почти носился по комнате, то пятясь, а то откровенно убегая от Сергея, чтобы тут же наскочить на него вновь. Окончилось всё тем, что оба под давлением навалившегося на мужчину юноши рухнули на диван, едва ли не по пояс перемазанные краской. Паша лихо оседлал бедра мужчины, садясь сверху, и упёрся ладонями в его грудь, напоследок оставляя перепачканными пальцами отпечаток на щеке Костенко. — Всё. Я победил, — самодовольно ухмыльнулся Вершинин. Мужчина тоже улыбнулся в ответ: — Иди сюда, победитель, — он потянул юношу на себя. Тот послушно склонился, касаясь своим телом чужого, ещё больше размазывая по ним краску, и подался вперёд, бесконечно долго и чувственно целуя Сергея. — Брюки мне только не замарай, — разорвав поцелуй, проговорил Костенко, кося глаза вниз, на растираемые между телами пятна краски, а затем уже сам жадно впился в губы юноши. Лишь через какое-то время, тяжело дыша, добавил: — Ну что, герой, идём мыться? — А кладовка? — поинтересовался Вершинин, оглядываясь на вываленные коробки, больше напоминающие инсталляцию «побег из кладовки». — Завтра выходной, — пожал плечами Сергей. — Вместе её разберём. И, приподнявшись на локтях, вновь горячо и трепетно поцеловал юношу.***
Сергей ещё толком не зашёл в квартиру, когда услышал играющую музыку. Нарочито тихо прикрыл за собой дверь, скинул верхнюю одежду, с интересом выглядывая из коридора. Особо ничего не увидел, отправился в ванную мыть руки, а оттуда — в большую комнату. Зрелище перед ним предстало замечательное: в комнате приятный полумрак, свет исходил лишь от небольшой лампы в углу комнаты и повешенной на стене гирлянды — Пашина придумка, он вообще порой был своего рода попугайчиком, так и норовил что-нибудь повесить, украсить, сделать уютнее. С его приходом серая холостяцкая квартира Костенко заметно преобразилась. В комнате звучала музыка — что-то мягкое, плавное, почти джазовое, хотя больше напоминающее старый рок, не медлительное, а отчасти даже энергичное. Звуки доносились из маленькой портативной колонки — Паша, как, впрочем, и Сергей, который, правда, к этому не сразу привык, любил слушать музыку и так просто, и во время каких-нибудь домашних дел, вроде готовки, а потому прикупил себе маленькую колоночку, чтобы включать через неё музыку с телефона. Посреди комнаты во всём своём домашнем великолепии танцевал Вершинин собственной персоной. Сергей сегодня припозднился, а Пашка из института вернулся уже давно, и потому, вероятно, все дела переделал, теперь не зная, чем себя развлечь. Красивый. Двигается легко, живо, изгибается изящно, мягко, пластичный и энергичный, спокойный, по своему обыкновению лохматый, взмахивает руками, выписывая ими в воздухе какие-то невероятные фигуры, отлично попадает в такт музыке. Вершинин стоял спиной к двери, а потому Сергея не видел, впрочем, тому поспособствовали и его прикрытые, видимо, от удовольствия, глаза. Мужчина с минуту стоял, любовался юношей до умопомрачения, а потом бесшумно ступил по ковру, сокращая расстояние до мальчишки и мягко кладя руки на его талию — осторожно, чтобы не перепугать от неожиданности. Паша даже не вздрогнул. Он только перестал танцевать и почти замер, лишь слегка покачиваясь из стороны в сторону. Сергей, чувствуя, что своим резким появлением не напугал Вершинина, обнял его поперёк живота. Тот опустил одну руку на предплечье мужчины, другую завёл назад, за его шею и погладил Сергея по затылку, а сам откинул голову чуть назад, укладывая её на чужое плечо, выставляя на обозрение тонкую шею с выпирающим кадыком и не разлепляя глаз. — Привет, — промурлыкал он, чуть повернув голову ближе к шее Сергея. — Привет, мышонок. Развлекаешься? Костенко склонил голову и прошёлся носом по Пашиной щеке. Тот улыбнулся. — Да, — отозвался он и приоткрыл глаза. Юноша приподнял голову, выпрашивая поцелуй, который тут же влажно и горячо был отпечатан на его губах. — Потанцуешь со мной? — Ты же знаешь, танцор из меня не очень, — возразил Сергей. Паша от него отлип, лихо развернулся в его объятиях, оказываясь к мужчине лицом. Закинул руки на плечи Костенко, глядя прямо в глаза и чуть закусывая губу. — Ну давай. Совсем чуть-чуть, — взмолился он. — Ты хоть ужинал, а, радость моя? — поинтересовался Сергей, перемещая одну руку с талии юноши выше, проходясь ласковым движением вверх по его щеке, а затем зарываясь в волосы, ещё больше их лохматя, поглаживая, раздразнивая чувствительную кожу головы. — Нет, — отозвался Паша, смешно дёргая носиком. — Потом, всё потом. Я с тобой поужинаю. Только давай сейчас потанцуем? Ну, пожалуйста. Его блестящие искрящиеся глаза пристально смотрели на Сергея, впиваясь в самое нутро. Тот поглядел на неугомонного мальчишку и выдохнул: — Ладно. Чуть-чуть потанцуем и ужинать, договорились? — Вершинин с сияющей улыбкой кивнул ему в ответ. Он безболезненно, но щекотно щипнул юношу за бок, и тот засмеялся, щурясь и чуть куксясь, тут же попытавшись уйти от щекотного касания. Вершинин выскользнул из объятий Сергея, шагнул к телефону и пару минут переключал музыку. Костенко терпеливо ждал, но потом, стоило Паше чуть-чуть замешкаться над переключением с одной песни на другую, одним движением приблизился к юноше, мягко сгрёб в объятие и прижал к себе. Вершинин закопошился, разворачиваясь к мужчине лицом, и улыбнулся. На его талию легла чужая крепкая ладонь, другая такая же завладела его кистью, а сам Паша вскинул руку на плечо Сергея. Его тут же утянули и закружили по комнате. Юноша поспешно и немного неловко начал ступать ногами вслед, но довольно быстро поймал ритм. Они оттанцевали несколько песен — что-то было быстрое и энергичное, а что-то больше походило на медляки, — то держались друг за друга, и Паша чувствовал, как ласково Сергей его касается, как осторожно, но крепко держит, как прижимает к себе, как ведёт, как от мужчины пышет жаром, и юноша таял, ощущая над собой чужую власть, чужую всеобъемлющую ласку; то расцеплялись и танцевали просто рядом, и пока Вершинин, прикрыв глаза, извивался, двигаясь чётко в ритм, Костенко глядел на него во все глаза, неотрывно, любовался мальчишкой вблизи, рассматривал каждый его изгиб, каждую клеточку тела и думал, что любит его больше жизни. Под конец они неспешно вальсировали под что-то спокойное, умиротворяющее, медленное. Паша, уже чуть запыхавшийся, полностью отдал себя в руки Сергея и теперь лишь плавно и послушно следовал за ним. Мужчина аккуратно вёл, умело разворачивая юношу, ловко управляясь с его телом. И всё же Вершинин сбился, обо что-то споткнулся и полетел бы на пол, если бы Костенко не потянул его за ладонь ближе к себе. Мгновение поглядев на Пашу, Сергей с заметно блеснувшей в его глазах совершенно шальной мыслью ухмыльнулся и вдруг подхватил на руки, хотя Вершинин был вообще не лёгенький. И всё же для полноты картины Костенко разок покружился с Пашей, который тут же запротестовал: — Пусти! Я же тяжёлый, ты с ума сошёл? — затараторил юноша на ухо мужчине. Тот усмехнулся, но Вершинина на ноги поставил, обнимая обеими руками поперёк спины и притягивая к себе, заглядывая в глаза юноше. Тот склонился, выпрашивая поцелуй. Милый Паша. Ласковый, горячий, полный ещё не сошедшей страсти, вспыхнувшей во время танцев, пылающий жаром и своими раскрасневшимися щеками, такой весь из себя изящный, гибкий, красивый. Жался к Сергею всей грудью, вскинув руки на его плечи. Чуть приподнялся на носочках, повисая на мужчине, и ткнулся носом в его висок, ощущая, как Сергей опаляет горячим дыханием кожу на его шее. — Ну что? Теперь твоя душенька довольна? — поинтересовался мужчина, когда Паша вдоволь настоялся, выровнял сбивчивое дыхание и наконец отлип от Сергея, всё ещё не убирая рук с его плеч, но отклонившись чуть назад и хитрым глазом поглядывая на мужчину. — Пока довольна, — ехидно улыбнулся юноша. — Ужинать идём? — Вершинин довольно кивнул. — Тогда вперёд. Сергей выскользнул из Пашиных рук и, ухмыльнувшись, шутливо шлёпнул отошедшего за телефоном юношу по филейной части. — Щас добалуешься, я тебя вместо ужина съем, — предостерёг Вершинин с притворной строгостью и, выключив музыку, вернулся к Сергею, снова жадно его целуя. А Костенко тепло и трепетно улыбнулся в этот поцелуй, думая, что, пожалуй, Паша — самое светлое, родное и дорогое, то, ради чего Серёжа каждый день готов возвращаться домой.