На доверие (PWP)
18 марта 2024 г. в 14:45
Паше нравилась интимная близость с Костенко. После их с Серёжей первого раза они, правда, переспали-то ещё всего-то пару-тройку раз, но обоим вполне себе нравилось. Вершинину особенно сильно нравился сам Сергей. Он ведь и впрямь такой весь из себя сексуальный, крепкий, горячий. Иногда Паше хватало одной только мысли о нём, чтобы завестись. И спать с ним было просто замечательно — понежнее, погрубее, как вздумается, и всегда крайне осторожно, любовно. Вот только одно юношу смущало — напряжение Костенко. Мужчина, привыкший всё держать под контролем, в том числе и себя, никак не мог расслабиться до конца, и Вершинина это удручало. Хотелось как-нибудь раскрепостить Серёжу. Конечно, во время самого процесса, вернее, под финал, когда уже, видимо, крышу рвало до невозможности, иногда удавалось вывести Костенко на какую-то почти полную открытость, но это всё равно было не то. Вершинину хотелось расслабить Костенко до конца.
И вот теперь, когда дело дошло до очередной близости, Паша, сидя на краю кровати рядом с Костенко и ласкаясь с ним так напористо, что уже едва ли не перебираясь к нему на колени, целовал мужчину, опустив ладони на его плечи, и очень чётко ощутил привычное напряжение мышц. И это было вовсе не то напряжение, как бывает, например, от долгой работы, а вполне себе сознательное, почти целенаправленное, если его можно так назвать. Юноша отстранился и заглянул в лицо мужчины.
— Серёж, — серьёзно проговорил он, ловя на себе заинтересованный взгляд, — ну чего ты всё время такой каменный?
Костенко коротко дёрнул плечами, как бы выражая небрежное «не знаю» и отвёл взгляд, чуть отворачивая лицо. Паша не был намерен так просто сдаваться. Он тут же поймал чужое лицо в свои ладони и слегка повернул обратно на себя.
— И ты ещё шутил, что это я, как на расстреле. — Он хихикнул. — Расслабься. Всё же хорошо. Тебе не надо ни от кого защищаться, не надо себя сдерживать. Рядом же только я, и я не хочу сделать тебе ничего плохого. — Паша вдруг расплылся в широкой, ехидной улыбке и проговорил томным голосом, чуть приближаясь: — Наоборот, я хочу сделать тебе хорошо. Очень хорошо.
Костенко глядел на Вершинина с необъятной нежностью во взгляде и едва-едва уловимой капелькой вины — видимо, ему было неловко, что он не может совладать с собой и расслабиться, как следует.
— Вот что, — продолжил Паша с нескрываемым энтузиазмом, — давай на доверие?
— В смысле?
— Ну, ты мне доверяешь?
— Разумеется. Это ты к чему?
— Не спрашивай. Раз доверяешь, значит, сегодня делаешь, как я сказал. Будем тебя раскрепощать, — объявил Вершинин и поднялся на ноги. — Ну, или, по крайней мере, приучать ко мне.
Он прошёлся по комнате до шкафа с одеждой. Несколько секунд копался в нём и вернулся обратно с одним из галстуков Сергея в руках.
— И что это? — с любопытством и лёгкой усмешкой поинтересовался Костенко.
— Не спрашивай, — с ехидством повторил юноша.
Он приблизился к мужчине и поднёс галстук к его лицу. Сергей в движениях угадал, что юноша хочет завязать ему глаза, и, поддавшись первой реакции, чуть отклонился. Паша на секунду замер, а затем посерьёзнел.
— Доверяешь мне или нет?
Костенко внимательно поглядел на юношу, а затем безмолвно вернулся в прежнее положение, ближе к Паше. Позволил мальчишке завязать ему глаза.
— И зачем это? — спросил Сергей.
— Ты такой напряжённый потому, что постоянно пытаешься всё контролировать, — возвестил Паша откуда-то со стороны. Судя по всему, он раздевался. — Если ты не сможешь видеть, что происходит, то у тебя будет меньше возможностей контролировать.
Костенко сперва согласно поджал губы. Затем усмехнулся:
— Что, руки тоже мне свяжешь?
Голос Вершинина неожиданно раздался где-то совсем над ухом, звучал томно и глубоко:
— Если захочу, свяжу.
У Сергея мурашки пробежали по коже. Он замер. Чужая рука погладила его по уголку челюсти и тут же испарилась так же неожиданно, как и появилась. Паша, склонившись, мокро поцеловал Сергея в губы, а затем, оторвавшись, проговорил:
— Отодвинься назад.
Костенко послушно переместился дальше по кровати. Матрас прогнулся под дополнительным весом — Сергей ощутил, что к нему подполз Паша. Юноша уселся рядом, погладил мужчину по груди и плечам, потянулся ближе, поцеловал в угол челюсти, а потом — в шею. Руки распускал по чужому телу, гладил бессовестно, лапал почти нахально. Затем поддел футболку Сергея, аккуратно стянул. Потом несколько секунд повозился, шумно дыша. Костенко догадался, что Вершинин руки потирает, греет, а то пальцы у него всё время уж больно холодные. Теперь же потеплевшие ладони уложил на грудь Костенко, немного помял небольшие округлости накачанных мышц и, судя по едва уловимому звуку, довольно ухмыльнулся.
Переместил руки на чужие бока. Сергей чуть вздрогнул.
— Расслабься, — промурлыкал Паша где-то перед его лицом.
Он принялся касаться мужчину: то дотрагивался до живота или боков, то убирал руки, то поглаживал, то сжимал, то просто задерживал пальцы на коже. Явно старался делать всё это неожиданно, беспорядочно, чтобы Сергей не мог угадать, где в следующий миг появятся его руки. Костенко иногда едва уловимо подрагивал, напряжённо дышал. Паша умостился на его колени, принялся целовать чужое лицо и губы. Приятно было ощущать тяжесть его тела.
— Какой же ты непокорный, — иногда пофыркивал он.
Юноша вдруг прижался щекой к щеке мужчины, навалился на него своим телом, погладил по верхней части спины:
— Ласковый мой зверь.
Он потёрся кончиком носа о чужой висок, провёл по скуле, тут же отпечатал на ней неимоверно влажный поцелуй. Костенко тут же повернул к нему лицо, будто бы безмолвно прося ещё поцелуй. Юноша тихо, разнеженно хихикнул и поцеловал Сергея в губы. Долго, тягуче, жарко. Сам Вершинин при этом снова периодически беспорядочно касался тела мужчины, с лёгкой досадой ощущая, что тот всё ещё привычно напрягается, каменеет от неожиданных прикосновений.
Паша неспешно оторвался от Костенко, чмокнул его в уголок губ и немного отстранился. Заелозил, слез с бёдер. Слегка надавил на чужие плечи, заставляя мужчину чуть отклониться назад и опереться руками за спиной. Взялся за резинку его штанов вместе с бельём и попросил:
— Поднимешься?
Сергей вскинул бёдра, позволяя юноше освободить его от остатков одежды. Судя по звуку, Паша небрежно откинул штаны куда-то в сторону. Его ловкие, тонкие пальцы невесомо и чуть-чуть щекотно коснулись оголённых бёдер Костенко, и тот снова привычно вздрогнул.
— О, а я гляжу, тебе это нравится, да? — ехидно и томно промурлыкал вдруг Паша.
Сергей сперва не понял, о чём говорит юноша, но почти тут же ощутил, как нежная ладонь Вершинина легла на его член и огладила головку. Костенко почувствовал, как по ней распределяется уж очень много его собственного предэякулята. Мужчина глухо простонал. Да уж, он был просто ужасно мокрый, да и стоял у него крепко — потому что Паша тут весь такой из себя, ещё и заигрывает с ним. Бес. Ещё бы такого не хотелось.
Паша ещё раз обвёл чужую головку и переместил руки на бёдра. Игриво провёл по ним короткими ногтями. Потом втолкнул ладони между ног Сергея, призывая развести их в стороны. Костенко повиновался. Вершинин снова заёрзал, потом улёгся на живот, устраиваясь меж разведённых ног мужчины, и принялся выцеловывать внутреннюю часть его бёдер. Сергей едва не взвыл — было приятно, возбуждающе, даже пальцы на ногах сами собой поджимались. Хотелось больше. Хотелось Пашу целиком и полностью. Юноша нарочно не касался чужого напряжённого члена, и это заводило ещё сильнее. Он лишь невесомо целовал, сжимал, царапал кожу бёдер, несколько раз кусал, вновь и вновь заставляя мужчину вздрагивать.
Затем Вершинин перестал возиться и снова сел. Вздохнул — как-то уж больно тяжело, будто уже сам разочаровался в своей идее. Надо отметить, что Сергей, хоть и изначально отнёсся к предложению со скепсисом, всё же сейчас старательно пытался расслабиться до такой степени, чтобы полностью отдаться Пашке. Не выходило, хоть тресни. Слишком уж въелось в подкорку, в бессознательное или ещё куда ощущение, что надо быть ко всему готовым, надо всегда ждать чего-то, особенно нехорошего.
Вершинин некоторое время медлил: то ли размышлял, что делать дальше, то ли просто загрустил, этого Сергей не видел. Костенко лишь терпеливо ждал. Потом юноша лёгким касанием подтолкнул мужчину в районе коленей, призывая свести ноги. Сам уселся куда-то на его бёдра, но не лицом, а боком к Сергею. Костенко немного отклонился назад, облокачиваясь спиной об изголовье кровати. Паша привалился к его груди, положил голову на плечо. Замер. Затем одной рукой принялся гладить мужчину по противоположной щеке, другой — по груди. Так невесомо, ласково, успокаивающе — просто до невозможности трепетно. У Костенко от ощущения этого всего аж внутри что-то сжалось, а потом будто бы вспыхнуло, рассыпавшись снопами ярких искорок. Так приятно было ощущать своего самого нежного Пашку в такой близости, так легко и умиротворённо с ним было — чувствовать его тепло, его бархатистую кожу, слышать его мерное шелестящее дыхание.
Сергей не смог отказать себе в удовольствии и осторожно уложил свои ладони на чужое тело: одной обнял юношу за плечо, другую опустил на бедро. Не пошло, не страстно — нежно и как-то почти заботливо. Прижал к себе. Паша продолжил его гладить и уткнулся носом в уголок челюсти. Небось ещё и глаза закрыл.
— Ну чего вот ты всё время такой? — мягко, тихо, размеренно заговорил он. — До того всё время напряжённый, что у меня за тебя даже сердце щемит. — Это прозвучало даже как-то грустновато. — Отпусти это. Позволь себе хоть на минуточку расслабиться. Побудь чуточку открытым. Хотя бы для меня.
Слова Паши звучали успокаивающе, почти убаюкивающе. Он говорил тихо, почти шептал, и оттого всё им сказанное походило на шелест, наподобие того, который издают кроны деревьев. Приятно. Но теперь у самого Сергея в душе что-то заныло за Пашку — какой он старательный, какой ласковый, и как же плохо у Костенко получается что-то сейчас для него сделать.
Сергей тоже принялся нежно поглаживать юношу своими широкими, тёплыми ладонями. Подумал, что, раз не может ответить достойно, то хотя бы лаской своих прикосновений попытается показать хоть каплю своей любви. Трогательный Пашка ощутимо прижался ближе.
— Если ты позволишь себе расслабиться, это не сделает тебя хуже или незащищённее, — продолжал Вершинин, по-прежнему медленно водя широкими движениями по коже мужчины. — Ты всё такой же сильный и неприступный. Но нельзя же всё время быть как в железе.
У Сергея при этих словах внутри будто бы что-то надломилось, отозвалась чем-то знакомым — чем-то уже пройденным прежде.
Вершинин прижался губами куда-то к нижней части челюсти Костенко.
— Хороший мой, — промурлыкал он, принимаясь более размашисто водить руками по телу мужчины.
Ласково касался мягкими широко раскрытыми ладонями плеч Сергея, его лица, боков, шеи, груди, живота. Медленно, спокойно, очень осторожно, так, будто окутывал мужчину чем-то, какой-то невесомой вуалью. Мерное дыхание юноши шуршало совсем рядом и опаляло кожу на щеке. Костенко, несмотря на то, что и так ничего не видел из-под повязки, умиротворённо прикрыл глаза. Он уже почти не вздрагивал. Только едва-едва подёргивался, стоило Паше в очередной раз пройтись по его животу. Сергей в такие моменты выпускал весь воздух из лёгких и старался не напрягаться. Вершинин очень трепетный и чувствительный, просто поразительно чётко ощущал малейшее возникающее в Костенко напряжение и старался мягко, неторопливо разгладить его своими ловкими руками. Очень приятно и тепло. Плавно. Доверительно.
Довольно долго так просидели. Наконец, Паша, видимо, очень довольный достигнутым результатом, завозился и слез с чужих бёдер. Встал на колени, уперев их в кровать по обе стороны ног Сергея. Навис над ним, горячо и невыносимо мокро поцеловал в губы. Всё делал спокойно, размеренно, без суеты. Томно постанывал в чужие губы, причём так, что, если бы Сергей не чувствовал обеих рук юноши на своих плечах, то решил бы, что Вершинин себя сейчас заласкивает. Паша жарко сопел, ловко орудовал своим языком и, видимо, несмотря на весьма продолжительные нежности без пошлостей, был распалён до ужаса. Дыхание у него сбивалось, и, судя по тому, что Вершинин покачивался, он, видимо, весь изгибался — Паше нравилось в такие моменты вертеть бёдрами и красиво извиваться. Сергей очень красочно это представил и ощутил, как его уже немного опавший член снова наливается кровью.
Юноша, видимо, либо тоже это заметил, либо уж больно сильно хотел продолжения, снова опустил свою ладонь на член Сергея и плотно провёл по всей длине. Потом ещё и ещё. Водил старательно, аккуратно, мягко, а сам в губы пыхтел так, словно сам уже готов взорваться от возбуждения.
Наконец, со стоном разорвал поцелуй и отпрянул куда-то назад. Зашелестел конвертик с презервативом. Пашины ловкие пальцы захозяйничали между ног Костенко. Это, пожалуй, даже отчасти заводило.
Сам же юноша, уже мокрый от щедрого количества смазки, снова устроился на чужих бёдрах, расставив по обе стороны от них свои колени, и упёрся одной ладонью в плечо Сергея, пока другой направлял его крепкий член в себя, неторопливо опускаясь. Сдавленно застонал. Мужчине очень захотелось коснуться Паши, поддержать его руками, погладить — Вершинин иногда склонен к тому, чтоб насадиться порезче или ещё чего, и у Костенко в такие моменты сердце ныло.
Он потянул свои руки к Пашиным бёдрам, но юноша ехидно отчеканил:
— Не-а. Пока нельзя трогать.
Сергей послушно убрал руки, вцепившись пальцами в простыню, очень уж хотелось коснуться юноши, и попросил:
— Ладно. Ты только давай-ка поаккуратнее, котёнок.
Вершинин принялся опускаться дальше, и Костенко накрывало головокружительное ощущение обволакивающего Пашиного жара и тесноты. Но юноша думал-то всё равно только о Серёжиных руках и уже спустя пару секунд пожалел, что заигрался и поставил условие не касаться — цель-то сегодня раскрепостить мужчину, в том числе и чтоб он мог себе позволить не сдерживаться, и ограничения, пусть и ради этакой игры, работают диаметрально противоположно.
Паша тут же перекинул обе ладони за запястья Сергея. Потянул на себя.
— Нет, я передумал. Трогай меня. Трогай, сколько захочешь. Делай всё, что захочешь.
Он уложил руки Костенко на свои бёдра. Мужчина аккуратно сжал мягкость его тела. Паша этим остался очень доволен и снова принялся пальцами одной своей руки направлять в себя чужой член. Сергей переместил свои ладони чуть дальше, обхватил Пашины ягодицы, немного развёл их в стороны для удобства и принялся слегка удерживать, позволяя юноше чуть расслабить ноги — всё-таки легче иметь ещё одну опору. Вершинин ощутил это очень чётко и, разнеженно усмехнувшись, уронил голову, упираясь лбом в Серёжино плечо, щекоча кожу растрёпанными волосами. Наконец, опустился до конца, шумно простонав. Немного посидел так, но, видимо, не в силах больше терпеть, начал двигаться. Поднимался и опускался, всё ещё слегка придерживая чужой член заведённой за спину рукой, чтобы не выскальзывал. Весьма обильное количество смазки в Вершинине шумно хлюпало, сам он принялся просто восхитительно стонать. Костенко не видел, но, судя по тому, как разносился звук, Паша запрокинул голову и стонал вверх. Красиво. Вершинин на Серёже ещё не наездничал прежде. Жалко, сейчас не посмотреть на это восхитительное непотребство.
Сам Костенко почти не издавал звуков, только хрипловато дышал, восторженно приоткрыв рот и слегка приподняв голову, будто тянулся к Паше. Он потому и не стонал, что теперь, лишённый возможности глядеть на юношу, старался концентрироваться хотя бы на том, что б слышать его и касаться. Это было восхитительно, но мало. Сергею всегда было мало Паши.
Вершинин переместил обе ладони на плечи Костенко. Немного сжал, опирался на них, поднимаясь и опускаясь. Иногда, видимо, уставал и потому садился до конца, принимаясь покручивать бёдрами, выписывая круги и восьмёрки и ощущая, как внутри перемещается чужой член. Сергей поглаживал его по ягодицам, бёдрам, бокам. Паша и сам вскоре пустил свои руки по телу мужчины, снова плавно, разгорячённо касаясь его боков, груди, живота, с удовольствием ощущая, что Костенко уже почти не напрягается, ну, разве что самую малость. Вершинин даже принялся настойчиво, трепетно оглаживать соски Сергея, чувствуя при этом, как тот подаётся к нему ближе всем телом. А иногда брал его лицо в свои ладони, чуть приподнимая, немного оглаживая щёки, невесомо касаясь самыми подушечками пальцев. Красиво. И сам Костенко вновь будто бы тянулся к нему в эти моменты.
От всех этих скачек Паша очень скоро покрылся испариной и быстро устал. В один момент слегка привалился к груди Костенко, чтобы немного передохнуть. Сергей плотнее перехватил его за ягодицы и чуть сжал, разводя в стороны и слегка приподнимая.
— Можно? — поинтересовался он.
— Да, — выдохнул Паша.
Костенко ещё немного приподнял бёдра юноши, фиксируя его в таком положении, и принялся самостоятельно довольно торопливо в него вбиваться. Вершинин разлился в новых совершенно непередаваемых звуках: он стонал громко, очень пошло, почти с воскликами. Мягко обхватил Серёжу за шею, чуть прильнул ближе, восторженно поскуливал, почти захлёбываясь при попытках поймать ртом побольше воздуха. Мужчине крышу рвало от такого жаркого непотребства.
Правда, ему тоже было не очень легко двигаться в таком положении, поэтому он вскоре и сам сделал короткий перерыв, остановившись. Паша провёл носом по его виску, жарко дыша на ухо, и тут же смазанно, влажно чмокнул Сергея куда-то в уголок губ.
— Легче, тигр, — игриво промурлыкал он, судя по звуку, явно с довольной улыбкой. Мокро коснулся чужих губ своими и почти тут же томно, жадно заявил: — Давай ещё.
Заведённый Костенко с новыми силами опять подкинул Пашины бёдра чуть вверх и возобновил движения. Вершинин вновь принялся шумно стонать и теперь уже сам тоже немного подавался навстречу. Убрал одну руку с шеи мужчины — видимо, опустил на собственный член. Пальцами другой распалённо заскрёб по чужой спине. Теперь стоны его срывались, Паша всё сбивчивее толкался, всё плотнее жался к Сергею. Наконец, застонал совершенно протяжно, немного с хрипотцой. Костенко ещё до того, как почувствовал на своём животе капли влаги, понял, что юноша кончил — несмотря на то, что такая близость у них была всего несколько раз, Сергей уже запомнил, как звучит этот нежный мальчишка на пике наслаждения.
Мужчина плавно перестал двигаться и, осторожно придерживая Пашу, помог ему опуститься бёрдами вниз, пока сам юноша, ослабело навалившись на него, переводил дыхание. Костенко переместил одну ладонь выше и принялся трепетно гладить Вершинина по спине. Немного погодя, юноша вдруг снова принялся двигаться — сперва неспешно, затем быстрее. Сергей, конечно, не был экспертом, но подозревал, что после окончания вряд ли приятно чувствовать внутри движущийся член.
— Паш, Паш, чего ты? — позвал Костенко.
— Хочу, чтоб ты кончил внутри меня, — сипловато отозвался юноша.
В довершение своих слов он слегка сжался на члене. Сергею показалось, что по всему его телу пустили разряд тока, правда, он не понял, чем это было вызвано — словами юноши, его действием или всем вместе. Подумать об этом мужчине не удалось, потому что Паша принялся старательно и быстро скакать на нём, крепко сжимая чужие плечи. Впрочем, одну руку потом всё равно пришлось завести назад, потому что пару раз член выскальзывал, и юноша был вынужден его немного придерживать. Сам Вершинин вжался своими губами в чужие, вновь начиная жарко и крайне мокро выцеловывать Сергея, ловко хозяйничая своим языком и гулко выстанывая прямо в рот мужчины. Такой жаркий, точный, старательный. Костенко просто не смог бы продержаться очень уж долго. Юноша ощутил, что Сергей и сам начинает дышать сбивчивее, постанывать в чужой рот, поэтому задвигался ещё быстрее, пошло шлёпаясь о чужие бёдра. Наконец, Костенко вцепился руками сперва в ягодицы Вершинина, но затем поднял ладони выше, сжимая чужие поджарые бока и притягивая Пашу к себе вплотную, при этом всё ещё до невозможности непотребно и чувственно его целуя. Коротко содрогнулся и замер, выстанывая в Пашин рот. Вершинин, плюхнувшись до основания, замер, снова чуть сжавшись, затем подождал, пока Сергей хотя бы отдышится, а после наконец соскользнул с члена, заставив Костенко ещё раз глухо простонать.
Юноша слез с его бёдер, перекатился по скрипнувшей кровати и, судя по всему, заходил по комнате. Мужчине снова очень захотелось поглядеть на него — ему нравилось смотреть, как Паша после секса ходит по комнате голый, было в этом и что-то прекрасное, и что-то будоражащее, и что-то доверительное. Видимо, любовь. Однако Сергей решил дождаться, когда Вершинин сам снимет с него повязку.
Паша зашуршал пачкой влажных салфеток, снова приблизился. Презерватив пропал, а по животу мужчины скользнуло холодное прикосновение мокрой ткани, видимо, Вершинин убирал все оставленные непотребства. От этого касания Костенко даже не дёрнулся. Избавившись от мусора, юноша снова уселся на бёдра Сергея и только тогда поднял вверх галстук, прикрывающий глаза. Мужчина мысленно поблагодарил Пашу за то, что он заблаговременно приглушил свет в комнате, и теперь после долгого ношения повязки глаза не резало.
— Привет, — хихикнул Вершинин, заглядывая в лицо Сергея, когда снял повязку.
— Привет, — тихо отозвался Костенко и улыбнулся, одухотворённо глядя на склонившегося над ним юношу, будто бы за время, пока галстук был у него на глазах, до невозможности успел соскучиться по пацану.
Паша расплылся в самой тёплой улыбке и, поймав в ладони лицо Сергея, снова поцеловал его — нежно-нежно.
— Ну что, как тебе? — спросил он, отрываясь. — Легче ведь стало, правда?
— Легче, — согласился Костенко.
Он хотел, видимо, сказать что-то ещё, но вместо этого перехватил юношу, аккуратным, но быстрым движением опрокинул его вбок, скидывая со своих бёдер и сваливая на постель. Тут же рухнул рядом, придвинулся к нему, щекотнул по боку, заставляя захихикать и начать «защищаться», потом поцеловал в плечо и в ключицу, а затем — в губы. Погладил по другому боку, мягко прижал юношу к себе, как самое дорогое. Всё ещё расслабленный и разморённый. Немного погодя оторвался от губ Паши, погладил по щеке, глядя в глаза.
— Спасибо, — тихо, благодарно проговорил он.
Вершинин только светло, восторженно улыбнулся, но тут же ощутил, как начинают краснеть кончики ушей, поэтому вместо ответа, в очередной раз хихикнув, поспешил вновь трепетно прижаться к чужим губам, плотнее заползая в самые родные объятия Серёжи.