Первый раз (PWP)
4 марта 2024 г. в 02:13
Пашка держал себя в руках. Получалось плохо. То и дело он всё-таки ёрзал по сидению в тёплой машине. Косился в окно, заламывал пальцы, поджимал губы. Хотелось поговорить, но он не знал, о чём — радовался, что до этого с разрешения додумался включить музыку. В животе что-то туго скручивалось и плавилось — приятно, но обжигающе. Паше хотелось. Очень хотелось. И хотелось ещё больше, с учётом того, что он знал — сегодня получит.
Раньше они с Костенко не трахались. Вернее, это юноша хочет «трахаться», а у Сергея, оказывается, язык не поворачивается так назвать процесс — максимум «секс», а ещё чаще — «заниматься любовью». Пашу это даже несколько забавляло. Вершинин вообще в самом начале их отношений думал, что, быть может, у них всё только платонически. А потом понял — нихрена. В какой-то момент юноша совершенно чётко стал ощущать, насколько же сильно хочется Сергея. Говорить об этом сперва не решался — а вдруг Костенко вовсе такой связи не хочет, или он «уже не в том возрасте»? Хотя, с другой-то стороны, есть же, вон, всякие деды, которые и в семьдесят, и в восемьдесят могут… Ну да не о них же речь. В общем, Паша не решался, не знал, с какой стороны подойти к вопросу, но иногда всё больше углублял поцелуи, всё плотнее прижимался, всё жарче дышал, всё дольше задерживал объятия. А по ночам — тогда они с Сергеем ещё не жили вместе — заласкивал себя в своей постели, свободной рукой зажимая рот, чтобы не шуметь слишком сильно, утыкался раскрасневшимся лицом в подушку, весь дрожал от возбуждения при одной только мысли о Костенко, о его крепком теле, о его сильных руках и представлял, представлял, представлял, как мужчина этими самыми руками его берёт.
В общем, Пашу всё чаще и чаще начинали терзать уж больно неприличные мысли и желания, связанные с Костенко, поэтому он первым заговорил об этом. Сергей был не против от слова «совсем», даже как-то почти хищно заявил, что сам давно не против поиметь юношу, и у Паши тогда аж голова закружилась от возбуждения после таких-то слов. Потом совместно читали в интернете про подготовку к такому-то «мероприятию». Решили выделить денёк, желательно с замахом на выходные, чтобы точно никому никуда не нужно было. Раз уж вместе ещё не жили, договорились, что будут у Костенко.
Тот утром, как и обещал, заехал за юношей, который последние минут сорок перед приездом мужчины проторчал в ванной, неловко занимаясь собственной подготовкой. И вот теперь Пашка сидел в машине Сергея и изнывал от желания. Впервые за долгое время между ними двоими висело слегка неловкое молчание, обычно они знали, о чём поговорить, а тут у каждого на уме было только одно, поэтому с разговорами не клеилось.
Юноша, наконец, не выдержал, непослушно высвободил руку и скользнул ею по боку мужчины, а сам склонился и слегка укусил Сергея за плечо, глядя на Костенко чуть снизу преданным взглядом. Мужчина спустил одну руку с руля, но не оторвал взгляд от дороги, завёл кисть ближе к Пашке и ласково почесал его под головой где-то между шеей и подбородком.
— Чего, мой хороший?
— Сил уже нет, — разгорячённо выпалил юноша. — Хочу тебя. Очень.
Сергей мягко усмехнулся. Ему это наверняка льстило.
— Терпи, что ж делать-то. Почти приехали уже.
— Знаю, — отозвался Паша. Он немного помедлил и добавил: — Ещё целоваться хочу. Поцелуй меня, пожалуйста, а то я сейчас уже крышей поеду.
Вершинин любил иногда просить поцелуи. Он мог и брать лицо Сергея в свои руки, притягивать к себе, целовать, но часто предпочитал просить. Было в этом что-то нежное и доверительное.
Юноша оторвал голову от чужого плеча, надеясь, что его желание исполнят. Сергей только покачал головой:
— А за дорогой кто будет следить, м?
Вершинин сел, опершись о спинку своего сидения, и скрестил руки на груди, уставившись в окно. Не обиделся, конечно, всё понимал, но внутри уже, правда, всё сводило.
Некоторое время они снова ехали молча. Юноша даже успел о чём-то задуматься, поэтому не обратил внимания, как машина остановилась на светофоре. Паше тут же на загривок легка крепкая рука и властно потянула куда-то к водительскому сидению. Вершинин едва успел обернуться, как в него впились чужие губы. Целовались жарко, влажно, так неотрывно и долго, что прекратили лишь тогда, когда сзади начали раздаваться гудки из машин недовольных водителей. Сергей молча отпустил юношу, вновь взялся за руль, снова принимаясь вести машину, проезжая на уже загоревшийся зелёный свет, а Пашка вернулся в вертикальное и более удобное положение, утирая мокрые губы рукавом и крайне довольно тупясь в пол.
— Спасибо, — выпалил он, на что Сергей в ответ только тепло улыбнулся.
От этой эмоции Вершинин и сам чуть заулыбался, а внутри у него потеплело — он просто до невозможности обожал, когда Серёжа улыбался, особенно вот так. По-родному как-то, что ли.
После «целебного» поцелуя Пашка какое-то время ехал поспокойнее, хотя всё равно потом вновь взволнованно заёрзал. Ещё бы тут не беспокоиться, когда едешь на такое. Наконец, машина свернула в уже знакомый двор, и юноша даже воспрянул — выпрямился, заелозил по сидению активнее, даже глаза загорелись ярче, будто бы он сейчас готовился выпрыгнуть из машины прямо на ходу и сразу же помчаться наверх, в квартиру.
Сергей неспешно припарковался, а, пока он заглушал машину, вытаскивал ключи и делал прочие мелочи, Вершинин уже выбрался наружу и переминался с ноги на ногу в полнейшем нетерпении. Он, конечно, пытался делать вид, будто бы ничего не происходит, и будто у него самого внутри не горит каждая клеточка тела, но скрыть это всё получалось очень плохо. Потом, как послушная и преданная собачонка потрусил за Сергеем к подъезду. Едва они вошли в приятный и прохладный полумрак, Пашка, идущий чуть позади, несмело протянул руку вперёд и смущённо прикоснулся своими подушечками пальцев к Сергеевой руке, как бы спрашивая разрешения. Мужчина сразу же зацепился за него своими пальцами и потянул за собой, принимаясь подниматься по лестнице. Паша последовал за ним с довольной улыбкой. Ему всё ещё хотелось целоваться, но он боялся, что слишком назойлив, поэтому не решался попросить Сергея поцеловать его тут и уж тем более не решался без спроса полезть к нему прямо на лестнице. Юноша только крепче сжал чужую руку и стал быстрее перебирать ногами, чтобы не отставать от Костенко.
Через минутку ввалились в квартиру. Паша слегка запыхался, поэтому дышал тяжело, а Сергей, едва закрыв за ними дверь, легонько подтолкнул юношу к стене, прижал, огладил по щеке, мягко чмокнул в губы и тут же отпустил. Вершинин остался у стены, сразу же вцепился в мужчину и выпалил:
— Не отпускай, пожалуйста. Прижми ещё.
Костенко, повинуясь Пашиному жесту, которым тот попытался подтянуть мужчину к себе, ступил ближе к юноше, но снова к стене его не прижал. Только тихо рассмеялся, погладил по волосам и ответил:
— Если ты, мой ласковый, сейчас соизволишь снять с себя верхнюю одежду и кроссовки, то я смогу поприжимать тебя и в более интересных местах.
У Паши аж где-то в нижней части живота что-то тепло свернулось тугим, мягким узлом. Он секунду-другую глядел на мужчину, хлопая глазами, а потом стал поспешно стягивать с себя кроссовки. Сергей поддержал юношу за локоть, чтобы тот не рухнул на пол — только сейчас Паша заметил, что мужчина уже когда-то успел с себя скинуть куртку и обувь. Костенко, дождавшись, пока Вершинин разберётся с кроссовками, оставил его бороться с курткой один на один, а сам отправился в ванную мыть руки. Паша последовал его примеру.
Выскользнув из ванной, он даже не знал, куда себя деть — квартира была уже привычной, Паша за последние несколько месяцев много раз тут был, но теперь его окутывало неимоверное смущение и не меньшее возбуждение. Так и остался стоять посреди коридора, переминаясь с ноги на ногу. Благо Костенко явился к нему почти тут же и сразу же впился мальчишке в губы. Паша безвольно повис на мужчине, а потом, когда поцелуй был разорван, ткнулся носом в его щёку и замер.
— Ну чего, мой хороший? — мягко спросил Сергей. — Сразу начнём или хочешь чего-нибудь?
— Сразу, — несдержанно выпалил юноша. — Пожалуйста, давай сразу, я не могу уже.
Костенко улыбнулся, бегло поцеловал Пашу куда-то за ухом, заставив шумно выдохнуть, а затем бегло шлёпнул по ягодице, отчего юноша даже вздрогнул — но это от неожиданности, а вообще-то ему такая пошлость вполне понравилась. Захотелось так ещё. Сергей отстранился.
— Дай мне пять минут, — проговорил Костенко.
Вершинин нетерпеливо простонал:
— На что?
— Это ты у нас только из ванной. А я пока туда-сюда съездил. Пять минут в душе, и я весь твой.
Паша фыркнул, но всё же отпустил Сергея. Сам отправился в спальню, чувствуя, что ноги совершенно ватные от возбуждения, и побаивался, что прямо сейчас свалится на пол.
Сергей вернулся быстро. Он, видимо, не решился выйти хотя бы в полотенце, поэтому наскоро натянул домашнюю футболку и спортивки. Небрежно кинул на кровать принесённую пачку презервативов и смазку. Вершинин, сидевший на краю постели, почувствовал, что от этих беглых, небрежных, но в то же время каких-то разморённо-властных жестов возбуждается ещё сильнее, и с трудом сглотнул ком скопившейся вязкой слюны. Сергей приблизился и легонько шлёпнул Пашу по ноге.
— Подвинься дальше от края.
Юноша послушно отполз по постели. Мужчина опустился на край, и Паша тут же поспешил к нему прильнуть, боднул в плечо, провёл по нему же носом и взволнованно поглядел на мужчину. Тот погладил его по голове, подтянул к себе, мягко целуя в губы. Вершинин, с удовольствием вливаясь в поцелуй, подался назад, пытаясь утянуть Костенко за собой. Тот сначала последовал, но потом, когда Паша уж больно настойчиво потащил его на себя, и Сергей на него чуть не рухнул, мужчина упёрся, разорвал поцелуй и спросил ехидным тоном:
— И чего это делается?
Паша шумно засопел:
— Ты обещал меня поприжимать. Прижми. Прям щас.
— Если ты так будешь тянуть, я просто на тебя лягу. А я тяжёлый.
— Блин, ля-я-яг, пожалуйста, — выстонал Паша, будто бы это для него стало бы пиком блаженства.
Сергей погладил юношу по щеке.
— Паш, одно дело стена, и совсем другое — кровать. Вертикальное и горизонтальное положение, разница всё-таки есть, сам понимаешь.
Вершинин недовольно пошевелил носом. Он знал, что спорить с Серёжей бесполезно, но уж больно любил этим заниматься.
— Ну хоть просто руками меня в кровать вдави, — попросил он, елозя по простыне.
Очень уж хотелось ощутить на себе сильные руки. Ему до невозможности нравилось, когда Костенко его прижимал, зажимал, сжимал, держал крепко — Паша в такие моменты себя ощущал целиком и полностью в его власти, и юноше это нравилось до дрожи в коленках.
Сергеевы руки довольно скоро оказались на Пашином теле. Распластали его, облапали, вжали в постель. Юноша удовлетворённо заскулил и потянулся за поцелуем, но тут его перехватили за шею и вжали в кровать, держа всё за то же место, что Вершинину понравилось едва ли не больше, чем неосуществлённый поцелуй.
Немного поблуждав руками по юноше, мужчина придвинулся ближе, хотя, казалось бы, ближе уже некуда, чуть подтолкнул Пашу, заставляя его лечь так, чтоб верхняя часть туловища от головы до лопаток была в вертикальном положении. Юноша даже не заметил, что оказался уже у самого изголовья и упёрся в него затылком. Под его головой тут же заботливо оказалась подушка. Костенко нависал над ним, жадно обводя взглядом, и от этого его взора у Пашки внутри всё сворачивалось и подогревалось ещё сильнее, чем было. В джинсах уже совсем не было свободного пространства от распирающей тесноты. Сергей склонился, горячо поцеловал юношу, слегка прикусывая его нижнюю губу, а сам рукой поддел Пашкину футболку, чуть приподняв её край.
— Можно?
— Конечно, — слабо выдохнул Вершинин.
Юноша оказался без футболки. Костенко сразу же ловко пробежал мягкими подушечками пальцев по чужим ключицам, груди, рёбрам, животу, огладил выпирающую тазовую косточку и, вновь склонившись, поцеловал Пашу в шею. Тот несдержанно застонал, когда влажный язык прошёлся по его коже где-то под основанием головы, а чужие пальцы огладили затвердевшие соски. Было хорошо. Паша едва не дрожал от удовольствия, но всё равно ощущал, что ему мало, что ему хочется ещё, ещё, ещё.
Очень скоро он почувствовал, как за ремень его штанов тоже упорно тянут. Чужие пальцы щекотно скользнули по низу живота, отчего Паша вздрогнул. За ремень потянули сильнее, пытаясь его расстегнуть, что, в конечном итоге, удалось. Тогда Сергей отстал от Пашиной шеи, обеими руками вцепился в край штанов юноши, принимаясь их стягивать. Вершинин послушно приподнял бёдра, отрывая их от кровати, чтобы Костенко мог освободить его от одежды. Осуществив это, мужчина откинул штаны в сторону и на несколько секунд замер, рассматривая почти голого Пашу — его изящное тело, рывками вздымающийся от взволнованного дыхания живот, член, плотно натягивающий ткань трусов. Вершинин немного засмущался и закусил губу — его ещё никогда так не рассматривали. Костенко, уловив эти жесты, счёл их совершенно очаровательными. Склонился и бегло чмокнул Пашу во впадинку под рёбрами, отчего тот невольно ахнул и снова засопел. Потом наскоро стащил с юноши трусы. Вершинин сразу неловко свёл ноги, слегка смущаясь. Тут же застыдился собственного смущения — надо же, никогда не перед кем так не краснел, разве что, может, когда занимался сексом в первый раз, а тут, видите ли, весь тает от Серёжиного взгляда. Мужчина сел, поцеловал его в плечо, потом скользнул губами вниз по груди, по боку, по всё той же тазовой косточке, ещё ниже, обходя член и пока к нему не прикасаясь, чем вызывал у Паши разочарованный вздох. Неспешно провёл губами по бедру, спустился к коленке, оттуда — вниз по голени. Юноша зачарованно смотрел на мужчину и, кажется, даже вздохнуть боялся, до того его заворожило зрелище. Сергей стащил с Паши носок и влажно, невесомо, бегло коснулся губами плюсны, а затем проделал то же самое на другой ноге юноши. Блять, даже носки красиво снять может. Выпендрёжник. Паша его такого любит. Вершинин задрожал и прижал ладонь к губам — такой чувствительный, что никаких слов подобрать нельзя.
Костенко выпрямился и сверху поглядел на юношу, такого раскрытого, теперь уже совсем раздетого, чуть стыдливого, красивого до безумия. Облизнулся жадно, и у Паши от этого жеста внутри всё просто взорвалось — так потянуло, так разгорелось, так расплавилось, что юноше показалось, он сейчас разорвётся от возбуждения. Язык замечательный. Захотелось его где-нибудь на себе почувствовать.
Паша не знал, угадал ли он чужие намерения, или Сергей сумел прочитать его мысли, но мужчина, налюбовавшись, заставил юношу лечь на живот. Вершинин послушно перевернулся, подобрал под себя руки и ткнулся носом в подушку, шумно и часто дыша.
Костенко погладил его по спине:
— Чего ты, мой хороший? Боишься?
Он чуть подвинулся, склонился к Паше, чмокнул его в лохматую макушку, отчего юноша не смог сдержать улыбки.
— Чё ж ты, как на расстреле-то, вытянулся весь, зажатый? — хохотнул мужчина, пытаясь разрядить обстановку. Помедлил пару мгновений, а потом мягко коснулся губами его виска и щеки и проговорил уже совсем ласково, успокаивающе: — Если не хочешь, давай в другой раз.
— Хочу, — встрепенулся Паша, дёргаясь, приподнимаясь и поворачиваясь к мужчине. — Я не боюсь, — тут же стушевался и притих он. — Чего тут бояться-то? Просто, ну, понимаешь, непривычно как-то что ли.
— Понимаю, птенчик, — улыбнулся Костенко и погладил юношу по голове. — Иди сюда.
Паша ещё чуть-чуть приподнялся и заполз в Серёжины объятия. Ему снова стало немного стыдно. Вершинин вообще-то приличное количество раз в жизни трахался, ещё никогда так не смущался, а теперь что? Паша вообще-то планировал сегодня быть дерзким, напористым, жарко целоваться, жаться ближе, напирать, хозяйничать, но перед Сергеем почему-то необъяснимым образом таял. Было в Костенко что-то властное, какой-то животный магнетизм, перед которым тут же хотелось смиреть.
Мужчина прижал его к своей широкой, тёплой груди и уткнулся носом в висок. Вершинин минутку-другую сидел без движения и разглядывал свои распластанные по кровати длинные ноги. Потом заёрзал, по-хозяйски потёрся лбом о чужую грудь и переплёл пальцы своей руки с пальцами одной из рук Серёжи. Поглядел, поизучал, а потом принялся вытворять что-то, только ему понятное, сцепляя, расцепляя, переплетая пальцы.
Навеселившись, Паша опять заёрзал, поднял голову, чтобы посмотреть на Серёжу, тепло-тепло и невыносимо радостно улыбнулся, выпросил поцелуй и снова завозился, выбираясь из чужих рук. Снова улёгся на живот и тут же получил от Костенко ещё один мягкий поцелуй в макушку, забавно зажмурившись.
Сергей огладил его по спине, потом по округлым ягодицам и пересел ниже, ближе к ногам юноши, наслаждаясь тем, как красиво тот вскинул зад, приподнявшись на коленях. Некоторое время затихший Паша не мог понять, что мужчина собирается делать, потом почувствовал, как Сергей мягким движением пытается развести его ноги, и повиновался, раскрываясь и тут же чувствуя себя до ужаса развратно. Крепкие, тёплые руки легли на ягодицы Вершинина, и такие прикосновения ему очень даже понравились. Но, когда между этих самых ягодиц скользнул влажный, горячий язык, Паша подавился воздухом и вздрогнул — понравилось ещё больше, хоть и было неожиданно. Сергей принялся размашисто и мокро разлизывать юношу, пока тот дрожал от этих разморяющих ласк и вжимался в простыню, едва сдерживаясь, чтобы не скулить во весь голос и не подмахивать бёдрами навстречу чужому языку. Тихий, несдержанный скулёж всё же иногда пробивался сквозь закушенные губы. Сергей, улавливая эти неловкие Пашкины звуки, на секунду прервался, ласково поцеловал юношу в ягодицу и томным, низким тоном посоветовал:
— Не сдерживайся, малыш. Тут некого стесняться.
И тут же вернулся к своему занятию. Паша вновь заскулил, всё ещё пытаясь сдерживаться, но понемногу расслабился, позволил себе стонать громче, явственнее и даже вошёл во вкус. Сергей же безумно млел от того, как у нежного юноши ноги от возбуждения дрожат и разъезжаются, и как он сам очаровательно пытается их свести вместе.
В итоге, Вершинин не удержался, рухнул с колен животом на кровать, расплылся удовлетворённой, спокойной лужицей — даже Костенко при любом прикосновении к нему, не чувствовал ни малейшего напряжения в мышцах. Когда Сергей перестал и уселся более вертикально, утирая губы, юноша сам, не дожидаясь призыва, вскочил и потянулся к Костенко, ластясь и ласкаясь. Ткнулся ему в губы, мягко целуя и обхватывая шею мужчины руками. Тот обхватил его поперёк спины и притянул к себе. Долго. Влажно. Горячо.
Паша, вдоволь нацеловавшись, потянулся к одежде Сергея. По-хозяйски ухватился за край его футболки и потянул наверх. Открывшееся глазу зрелище ему понравилось — прежде он лишь несколько раз видел мужчину без одежды, но никогда так близко. Юноша с интересом разглядывал чужой торс, обводя все его изгибы руками. Сергей просто наблюдал за Вершининым — ему доставляло удовольствие смотреть на такого заинтересованного Пашку. А тот жадно жался к его горячей груди, будто бы стараясь запихнуться внутрь неё.
Наконец, наизучавшись, юноша с довольной улыбкой принялся вновь целоваться и ластиться — заметно осмелел, теперь уже двигался не так скованно и притирался свободнее, точно сходу предлагал себя всего. Сергей перехватил его и уложил спиной на кровать. Сам он тоже прилёг, но не до конца, верхней частью туловища нависая над Пашей. Одну руку он завёл за юношу, заставляя упереться одним плечом в грудь мужчины, а сам приобнял рукой Вершинина вдоль лопаток за второе плечо. Свободной ладонью он скользнул ниже, огладив Пашин живот и взяв его член. Ощутил, как много на головке предэякулята — Паша такой до невозможности мокрый. Это возбуждало. Юноша беспокойно заёрзал то ли от волнения, то ли от крайней степени возбуждения и смущённо скосил глаза вниз, поглядывая на зажатый в плотное кольцо пальцев член. Сергей сопроводил его взгляд своим и, будто на пробу, провёл рукой вверх и вниз, совершенно неспешно, плавно, тепло, задевая головку и размазывая выступившую смазку. Паша с трудом сглотнул вязкую слюну и тяжело задышал. Ему хотелось толкнуться вперёд, ему хотелось, чтобы его ласкали быстрее и размашистее, но он понимал, что Серёжа хочет его для начала раздразнить, как следует, а сам Паша ощущал себя таким донельзя развратным, что сил ему хватало только на дрожь во всём теле. Костенко провёл рукой ещё пару раз и остановился. Склонился ближе к Паше, не отрывающему взгляда от чужой руки внизу, и шепнул прямо на ухо:
— Толкнись.
Юноша тут же обратил к нему своё лицо, непонимающе хлопая глазами, и переспросил:
— Чего?
— Толкнись. Давай-давай, я же вижу, что ты стесняешься. Если не поборешь стеснение и будешь смущаться делать что-то, что кажется тебе неприличным, у нас ничего не получится.
— Я... — замялся и ещё больше смутился Паша.
— Давай, малыш, не стесняйся, — низко, гортанно, размеренно проговорил Костенко, упираясь лбом в Пашин висок и почти прислоняя губы к его уху.
Юноша приоткрыл рот, судорожно вдыхая, и вновь поглядел вниз. Сергей, видимо, чтобы его раздразнить ещё больше, рукой по члену не двигал, но пальцем принялся совершенно невесомо оглаживать головку, отчего Паша застонал и ещё больше захотел податься вперёд. Он вновь вцепился пальцами в простыню и дрожал всем телом. Наконец, не выдержал и подмахнул бёдрами вперёд и вверх, разливаясь в шумном стоне.
— Умница, — пророкотал на ухо Сергей. — Хороший мальчик.
От этого глухого и низкого «хороший мальчик» у Паши внутри всё вновь свернулось тугим узлом возбуждения. Захотелось ещё. Вершинин вообще-то к похвале всегда относился нейтрально, особо никогда в ней не нуждался. Но сейчас такие слова заводили просто неимоверно, заставляя забывать дышать от восторга. Сергей подался вперёд, поймал Пашины губы и принялся целовать юношу. Тот сдался и начал толкаться в плотное кольцо пальцев ещё и ещё, постепенно начиная это делать упорнее и быстрее. Движения выходили судорожными, лихорадочными, неупорядоченными, Паша не мог найти ритм и просто хаотично толкался в руку мужчины, скрутившись в корпусе и припав своей грудью к чужой, утыкаясь в неё лицом, пытаясь уцепиться за неё же своими дрожащими пальцами, жмурясь и выстанывая совершенно по-сучьи. Беспокойные толчки, беспорядок довольно быстро его утомили, он вскоре замедлился, а после и вовсе остановился отдохнуть. Только тогда приоткрыл глаза, запрокинул голову и взволнованно поглядел на Сергея, будто ожидая, что сейчас за такое бессовестное возбуждение последует какое-то наказание, но Костенко лишь склонился, целуя его в лоб и зарываясь носом в волосы юноши. Паше показалось, что ничего нежнее этого нельзя придумать буквально во всём мире, а потому он прижался к мужчине изо всех сил и почти заскулил.
— Хочешь продолжить? — мягко спросил Сергей.
— Очень, — слабо пролепетал Пашка.
Он снова подумал о том, как фантазировал прежде, будто сам будет властным, напористым, инициативным, если дело дойдёт до интимной близости с Костенко. Но просто невозможно было быть таким, когда рядом Сергей с его чёткими, выверенными движениями, крепкими руками, заискивающим тоном. Перед ним таким хотелось обнажаться, даваться ему в руки без остатка. Юноше было несколько неловко это признавать, но он чувствовал, что в этом плане очень хочет подчиняться Костенко. Мысль об этом невообразимо заводила.
Сергей приподнялся выше, и Вершинину, который прежде успел обхватить его шею, пришлось выпустить мужчину из рук, что он сделал без особого энтузиазма. Костенко уселся, дотянулся до приготовленного тюбика смазки и выдавил внушительное количество на свои пальцы — уж чего-чего, а смазки на Пашу не пожалел. Откинув тюбик на кровать, развернулся к юноше:
— Давай, малыш, ноги в стороны.
У Паши где-то внутри нечто тепло и сладко потянуло, и он послушно развёл ноги, принимаясь наблюдать за действиями Сергея. Тот поглядел на взволнованного Вершинина и успокаивающе огладил его по бедру. Юноша закусил губу, потом вдруг заёрзал, приподнял ноги, завёл под них руки и обхватил ладонями свои ягодицы, разводя их в стороны. Сам раскраснелся до ужаса и отвёл взгляд — стесняется. У Сергея от такой «подачи» юноши тоже внутри что-то тягуче свело — до того мальчишка невообразимый. Мужчина влажно провёл пальцем, перепачканным в смазке, между ягодиц юноши, и тот, шумно засопев на секунду, кажется, и вовсе перестал дышать. Костенко медленно, плавно огладил всю чувствительную область и неспешно, очень аккуратно проник внутрь, чувствуя, как Паша задрожал. Сергей надавил чуть сильнее, проталкивая палец глубже, вводя целиком.
— Пиздец, — выдохнул он, — ты такой узкий.
Юноша бессильно откинул голову на кровать — Костенко при нём почти никогда не матерился, поэтому Паше иногда было очень даже интересно вывести его на мат, а сейчас это ещё и чертовски заводило. Поэтому разгорячённый юноша осторожно вильнул задницей, стараясь потереться о палец внутри. Сергею это явно понравилось, и он на пробу вышел и вошёл обратно, вызывая у Паши распалённый вздох. Немного поводил взад-вперёд, потом вышел почти до конца и с небольшим усилием втолкнул в юношу уже два пальца. Вершинин вздрогнул и тихо зашипел, но тут же замолчал, вернул на места чуть соскользнувшие руки и приподнял раздвинутые ноги. Костенко вдруг освободил руку с плеча Паши, перехватил одну его ногу под коленкой и осторожно опустил в сторону, прижимая к кровати. Тут же он вогнал в юношу пальцы чуть более грубоватым и быстрым движением, чем раньше. Паша от неожиданности не смог сдержать стона, сразу поспешив прикрыть рот ладонью. Сергей внимательно поглядел юноше в лицо.
— Не закрывайся. Стони, сколько влезет, я хочу тебя слушать.
Вершинин густо покраснел и послушно убрал руку. Мужчина покрепче прижал его ногу к постели, а другой рукой принялся вталкиваться в Пашу глубже. Понемногу нашёл подходящий темп, да и пальцам всё-таки стало свободнее двигаться, поэтому Сергей ускорился, вбивал в юношу пальцы по самые костяшки, разминал горячие, мягкие, податливые стенки, иногда замедлялся, разводя пальцы в стороны так широко, как только получалось, и фиксируя их в таком положении.
Вершинину нравилось. Чем дольше длилось всё это действо, тем больше юноша терял свой стыд, принимаясь стонать более открыто, громко, распалённо. Нарочно ёрзал по кровати, покручивая бёдрами, чтобы пальцы в нём ходили более непредсказуемо и размашисто, толкался навстречу, а, когда мужчина сгибал пальцы, твёрдо надавливая на чувствительную простату, Паша почти вскрикивал и невольно вскидывал бёдра вверх, прогибаясь в спине, вцепляясь пальцами в простыню и пытаясь скользнуть по тем самым пальцам. Зато когда Сергей добавил третий, Вершинин застонал совсем по-блядски, зажмурился, весь изогнулся, запрокинул голову, принялся насаживаться активнее, скручивался в корпусе, точно собирался перевернуться на живот, но передумывал. Костенко во все глаза глядел на него, такого сучьего, красивого, развратного, и чувствовал, что хочет этого невероятного Пашку больше жизни — никого никогда так не хотел, как его.
Вершинин в один момент жадно и будто бы невольно перехватил чужое запястье, фиксируя руку Сергея на месте, и сам принялся насаживаться, постепенно начав тянуть руку себе навстречу. Выходило нескладно, беспокойно, Паша стонал и извивался, а Костенко смотрел на него почти опьянённо, у него в голове не укладывалось, что можно быть таким.
Вершинин довольно быстро устал так беспорядочно себя удовлетворять, сбился ещё больше, замедлился, толкался так, будто бы совсем обессилел. Тогда уже Сергей сам вогнал в него пальцы по самые костяшки, приподнялся на кровати, склонился, нависая над юношей, и мягко-мягко поцеловал его в губы.
— Не сходи с ума, родной. Всё хорошо?
— Просто замечательно, — тяжело дыша, отозвался Павел, который только сейчас распахнул глаза и увидел над собой мужчину. — Прости, — тут же стыдливо поспешил добавить он.
Прежде, чем Костенко успел ответить, юноша обхватил его за шею, потянул к себе, горячо и суетливо целуя в губы, размазывая по ним и чужим щекам вязкую слюну. Сергей послушно стал выцеловывать юношу, возобновляя движения рукой, наслаждаясь тем, как тот принялся скулить прямо в губы. Ласковый мальчик, нежный, он выстанывал до умопомрачения, едва успевая хватать воздух ртом, на секунду разрывая поцелуй. Костенко переключился на его шею, прикусывая кожу и немного втягивая её в рот. Паша под ним тут же забился и легонько похлопал мужчину по плечам:
— Дурак-дурак, стой! — он захихикал. — Видно же будет.
Вершинин, в общем-то, ни перед кем засосов не стеснялся, но ведь потом на глаза родителям надо будет показываться, и не хотелось бы, чтоб они видели засосы.
Сергей ухмыльнулся, но послушно отстал от Пашиной шеи, напоследок жарко и размашисто проведя по ней горячим языком, и спустился ниже, принимаясь оставлять засос на верхней части груди юноши. Тот податливо подставлял разгорячённую кожу под его губы и возобновил свои попытки толкнуться на чужие пальцы. Сергей пару раз куснул его в шею и принялся вылизывать ключицы, отчего Паша, кажется, совсем потерял голову.
Юноше прежде хотелось трахаться с Костенко жадно, грубо, почти дико, так, чтоб голос срывать и спину царапать. Но сейчас Вершинин подумал, что более нежный секс, с такой долгой прелюдией весьма хорош. Пожалуй, даже лучше, чем грубый, хотя и так тоже хотелось попробовать, но это как-нибудь в другой раз.
— Серёжа, пожалуйста, — несдержанно выпалил он.
Костенко оторвался от его кожи, вскинул голову и заглянул Паше в лицо.
— Что?
Вершинин столкнулся с чужим взглядом и уверенно заявил:
— Я хочу член.
Почему-то сейчас он всё равно самую малость смутился говорить о таком, хотя едва ли не каждую ночь воображал, как пошло шепчет эти слова на ухо Костенко без малейших зазрений совести.
— А тебе не мало растяжки? — с сомнением поинтересовался Сергей.
— Нет, — почти заскулил Паша, — мне хватит, я думаю. Я просто сейчас уже сгорю, вот правда. Сил нет, как хочу.
— Ну, смотри сам.
Костенко бегло поцеловал юношу в губы, нормально сел на кровати, вынимая из Паши пальцы, встал на ноги, избавляясь от спортивок и прочих остатков одежды, — и юноша в этом даже захотел ему помочь, но мужчина расправился с ними поразительно быстро, — затем потянулся к лежащему на кровати конвертику презерватива. Открыл, раскатал по члену, на всякий случай добавил лубриканта из тюбика и вновь опустился на кровать. Паша заёрзал, желая придвинуться ближе, но Сергей его остановил:
— Нет, лежи. Уж больно хорошо ты устроился.
Юноша не понял, имел ли в виду Серёжа, что Паша удобно для себя лежит, или что лежит удобно для Костенко, но спорить в любом случае не стал. Мужчина устроился между его ног.
— Если будет больно, не молчи, говори сразу.
Паша тихо угукнул в ответ. Сам послушно раздвинул ноги, но мужчина подтолкнул его ещё чуть ближе к изголовью, потом чуть задрал его ноги, заставляя выгнуться в спине, и теперь Паша лежал дугой, так, что матраса касалась лишь часть спины от лопаток до отрезка чуть ниже пары позвонков от копчика, а голова и задница были подняты вверх. Юноша почувствовал себя зажатым, словно бы между чужим телом и стеной, и это ему даже понравилось. Он вновь завёл руки снизу, раздвигая ягодицы. Сергей пару раз провёл рукой по собственному налитому кровью члену, ещё раз получше распределяя смазку, и приставил головку к входу, почти тут же слегка надавливая и проникая внутрь. Паша шумно засопел, издал короткий скулящий звук, но никак не запротестовал, поэтому Сергей продолжил медленно и плавно входить внутрь. Вершинин, видимо, по привычке попытался сначала вновь заёрзать, но почти тут же замер, поджав губы и глядя куда-то вниз, себе между ног, точно пытался контролировать процесс. Костенко огладил его по боку и бедру, осторожно толкаясь глубже, и Паша зашипел.
— Больно?
— Нет. Просто чуть-чуть, ну, э-э... Не больно в общем, — растерянно отозвался юноша, не в силах подобрать слова. Потом всё же выпалил: — Непривычно, короче.
Мужчина слегка подался назад, а потом скользнул ещё глубже, толкнувшись слегка погрубее, и только сейчас Вершинин обратил внимание на то, как сильно у Сергея дрожат руки от возбуждения, как он сам напряжён едва ли не каждой клеточкой своего тела, как сильно он себя сдерживает, чтобы не сорваться, не вжать Пашу в кровать, не взять его быстрее и жёстче, чем было бы необходимо — лишь бы не сделать больно. У юноши от осознания этого невероятно потеплело на душе до какого-то почти щемящего чувства — он так сильно любил Серёжу, что даже слов подобрать не мог.
Поток его трепетных размышлений прервал ещё один плавный толчок, и мужчина упёрся в Вершинина тазом — вошёл до основания. Паша, широко распахнув глаза, подавился воздухом, запрокинул голову и выпалил:
— Пиздец я узкий.
Костенко только мягко усмехнулся, склонился над юношей и огладил его по щеке ладонью, к которой Паша ласково прижался, зажмурившись. Вершинину нравилось. Он чувствовал, как его тесно и горячо распирает изнутри, и от этого распалялся ещё больше. Мужчина заставил Вершинина вскинуть ноги чуть выше и закинул их на свои плечи. Юноша ещё сильнее раскраснелся. Сергей упёрся руками в бёдра Паши и принялся постепенно толкаться взад-вперёд, неспешно, пробуя, пытаясь понять, как Вершинину лучше. Тот в ответ лишь, вновь запрокинув голову, начал выстанывать, когда Костенко задевал внутри что-то особенно чувствительное. Перед глазами поплыли цветные пятна.
Постепенно мужчина начал наращивать темп — мягкие стенки внутри Паши наконец-то стали более податливыми, и член входил уже значительно проще. Сергей грубовато шлёпал тазом о задницу юноши, но тому это, похоже, даже нравилось. Костенко вбивался на всю длину и почти перестал себя сдерживать, в пределах разумного, конечно. Подобрал комфортный темп и приятно скользил туда-обратно, то почти полностью выходя, а то вбиваясь по самое основание. Вершинину всё это, по всей видимости, невообразимо нравилось — он не скупился стонать почти до срыва голоса, пытался выгнуться навстречу, хоть в его положении это было трудно сделать, шарил руками, стараясь дотянуться до чужого тела. Когда Сергей склонился над ним чуть ниже, Паша наконец распахнул глаза и принялся почти по-хозяйски облапывать чужую грудь, чуть царапая, нарочно задевая соски, зарываясь пальцами в курчавые волосы. Потом потянул мужчину на себя за шею, закинул руки через его плечи на спину и принялся с большим удовольствием царапать кожу при каждом толчке.
Наконец, распустился ещё больше, расслабился, совсем поплыл, даже выстанывать стал нарочито громче и развязнее. А, когда Костенко обхватил пальцами одной руки член юноши, принимаясь заласкивать его в такт своим движениям, Пашу совсем повело. Ему было так хорошо, что он совсем потаял, сбился со своих царапок и с ритма толчков навстречу, только ослабело стонал и поскуливал, иногда срываясь на возгласы, выстанывая имя Костенко.
Один раз даже, прикрыв глаза и чуть запрокинув голову, громко выпалил, как в забытьи:
— Сергей Александрович, — тут же оборвал, захлёбываясь очередным стоном.
Костенко даже с ритма сбился. Паша это ощутил. Распахнул глаза и посмотрел на мужчину. Тот, поймав его взгляд, остановился, получив короткую передышку.
— Что такое? — спросил он.
— Извини, — хмыкнул юноша, — сбил тебя.
— Ничего. Почему вдруг по имени-отчеству? — усмехнулся Костенко.
Паша жадно облизнулся, томно глядя на Сергея снизу.
— Меня заводит, как полная форма звучит.
Костенко оценивающе опустил уголки губ вниз и одобряюще улыбнулся. Затем опустился ниже, горячо целуя Пашу, и тут же обрушился очередным мощным толчком, заставляя юношу несдержанно застонать ему прямо в губы. Возобновил движения.
Юноша весь дрожал, беспорядочно елозил и давился воздухом. В один момент он прогнулся в пояснице, насколько смог, чуть приподнимая таз и сильнее вжимаясь в постель лопатками, и Сергей одной рукой ловко подхватил его под поясницу, совсем чуть-чуть поддерживая.
— Красавец, — с довольством констатировал Костенко, глядя на по-сучьи раскрывшего рот Вершинина.
Тот хищно улыбнулся, провёл руками по своему же телу, как бы демонстрируя мужчине всю свою красоту, нарочно при этом задевая отвердевшие соски. Потом погладил Сергея по плечам и проговорил уже скорее не пошло, а заботливо:
— Не тяжело?
Паша подумал, что стоило бы раньше уточнить, всё-таки Костенко в не очень удобном положении, ещё и двигается, да к тому же, вынужден немного удерживать юношу. Впрочем, Сергей в ответ отрицательно помычал, а затем, когда Вершинин вновь разлился в шумном стоне от очередного точного толчка, отвесил ему хлёсткий шлепок по округлой ягодице, снова наращивая темп.
Немного погодя, довольный, чувствительный Паша вдруг зажмурился, скорчился в болезненной гримасе и, на секунду коротко, прерывисто заскулив, выпалил:
— Бля, подожди.
— Что такое? — поинтересовался замерший Сергей.
— Ногу свело, пиздец.
Костенко понимающе хмыкнул, хотя и не смог сдержать короткую усмешку, на всякий случай вышел из Вершинина, уселся рядом, заставил Пашу разогнуть и вытянуть заболевшую ногу. Бережно огладил по голени и вместе с юношей стал ждать, когда судорога прекратится. Не торопил, только гладил Вершинина по ноге и голове, разок поцеловав в лоб и в коленку, хоть болела и не она. Оба получили время отдышаться.
— Ща пройдёт, — выпалил Пашка, поморщившись, и немного поелозил, всё-таки тело от одного положения уже начинало затекать.
— Не торопись, — отозвался Сергей. — Никуда не спешим.
Костенко осторожно потрепал Вершинина по самой макушке. Тот ласково боднул его ладонь и протянул к Сергею руки. Заметно расслабился, видимо, начало отпускать. Мужчина вновь склонился над ним, чувствуя, как его притягивают за шею и бегло чмокают в губы, потираясь кончиками носов. Между тем Костенко ощутил, как одна шаловливая рука скользнула между его ног, обхватила член и, аккуратно потянув к себе, приставила к входу. Сергей взглянул на Пашку — тот ехидно и просяще улыбался. Не болит уже, значит. Мужчина поддался и вновь вошёл в юношу. Вершинин довольно простонал и толкнулся навстречу.
Костенко довольно быстро нашёл прежний темп, вновь начиная вбиваться в податливо подмахивающего бёдрами юношу. Снова принялся заласкивать его член и слушать восторженный скулёж. Паши надолго не хватило. Очень скоро он опять протянул руки к Сергею, упрашивая:
— Серёж, Серёжа, поцелуй меня.
Костенко послушно склонился ниже, впиваясь в губы юноши, выцеловывая его мягко, влажно, горячо. Паша стонал прямо ему в рот, уложив на чужую щёку трясущуюся от возбуждения руку и почти задыхаясь. Мужчина заметил, как Вершинин другой ладонью беспорядочно метается по простыне, будто бы неосознанно что-то ищет. Костенко накрыл свободной рукой Пашину, и тот сразу же нежно переплёл их пальцы, крепко сжимая ладонь мужчины.
Наконец, Вершинин застонал громче, едва ли не срывая голос, а Сергей ощутил, как юноша непроизвольно сжимается на его члене, поэтому поспешил замереть, чтобы не сделать Паше больно. Тот, от удовольствия забавно поджав пальцы на ногах, излился на свой живот, густо, вязко, много, содрогаясь всем телом и сразу же обмякая в чужих руках. Мужчина его такого обессиленного, бегло чмокнул в висок, а сам принял вертикальное положение, осторожно выходя из Паши и оглаживая его по бедру. Вершинин ещё раз выдохнул томный стон — теперь после тесноты очень уж непривычно ощущалось то, как стало пусто внутри. Вершинину, откровенно говоря, понравилось, когда его так правильно и туго заполняли. Костенко окинул юношу довольным взглядом — тот лежал весь такой из себя абсолютно восхитительный, ублажённый, расслабленный, и оттого неимоверно красивый, Сергей им налюбоваться не мог.
Паша, слегка отдышавшись, распахнул блаженно прикрытые глаза, глянул на свой живот и, краснея ещё больше, попросил:
— Дай что-нибудь, чтоб вытереть.
Язык его не слушался, заплетался, но мысль юноша успешно донёс. Сергей отмер, оторвав наконец взгляд от Паши, поднялся с кровати, отправился куда-то в другую комнату и через минуту-другую вернулся с рулоном бумажных полотенец и влажными салфетками. Помог Паше убрать всё это безобразие на его коже, потом отшвырнул использованные салфетки куда-то на пол — потом выбросят — и уселся обратно на постель к юноше.
— Всё хорошо?
— Волшебно, — отозвался Вершинин, усмехаясь и игриво пробегая пальцами по чужому боку. Очень уж ему нравилось трогать Сергея. Паша вообще любил, когда кожа к коже.
— Иди ко мне, — проговорил Костенко.
Паша поднялся и придвинулся к Сергею — получалось плохо, потому что всё ещё дрожащие конечности казались ватными и совсем не слушались. Мужчина сгрёб юношу в охапку, притягивая ближе, подхватил лежащий чуть поодаль конец одеяла и накинул его на Вершинина. Опёрся спиной об изголовье, позволяя Паше устроиться на его груди — юноша, чуть мокрый и липкий от испарины, жадно прижался к горячему телу, прикрыв глаза.
— Это было хорошо, — восторженно пролепетал он.
Сергей в ответ только лишь улыбнулся и погладил Вершинина по голове, мягко целуя его в макушку. Пашка немного поёрзал, устраиваясь поудобнее, прижался плотнее к чужой жаркой, мерно вздымающейся груди, прикрыл глаза и притих. Нежный, красивый, совсем растрёпанный, утомлённый. Костенко некоторое время им вот таким полюбовался, затем вновь склонился, снова мягко целуя юношу, но на этот раз в лоб, и принялся гладить его по плечу, получше кутая Вершинина в одеяло. Пашка так долго бездействовал и тихорился в контраст тому, как он обычно любил бесконечно возиться в совершенном беспокойстве, что Сергей уже был уверен — юноша уснул.
Однако, немного погодя, Вершинин, видимо, чуть отдохнул, разбуркался, заелозил, ткнулся носом в чужую грудь, её же ласково, по-кошачьи боднул пару раз, вскинул голову, требуя поцелуй, который, конечно же, сразу получил.
Нацеловавшись, он вдруг поднялся и ловким движением оседлал чужие бёдра. Выгнулся, покрасовался, улыбнулся ехидно.
— Какой вы, Сергей Александрович, секси.
Паша склонился и принялся жадно лапать, выцеловывать чужую грудь, нарочно путаясь в кустистых волосах, чуть царапая ногтями. Иногда слегка прикусывал кожу. Жался всем телом — ему всегда ужасно нравилось прижиматься к коже, касаться, тереться. Сука, какой же Сергей невообразимо горячий и заводящий, просто невозможно. Потом Паша вскинул голову, выпрямился, глядя на Костенко чуть сверху, и наконец заговорил:
— Серёж.
— М?
— А ты же не кончил, да?
— Нет ещё.
Вершинин хищно и невозможно ехидно улыбнулся. Затем поднялся на четвереньки, прополз по кровати и спустился на пол со стороны Костенко.
— Чего удумал? — поинтересовался Сергей.
— Можно я тебя ртом доведу?
Мужчина явно смутился. Паша нетерпеливо облизнулся.
— Ну так?
— Думаешь, хорошая идея? — спросил Костенко.
Паша удивлённо на него поглядел.
— Почему нет? Тебе минет не нравится?
Мужчина неопределённо пожал плечами:
— Да нет. Мне, правда, сосали-то всего пару раз, наверное.
Паша улыбнулся. Почему-то этот факт показался ему очаровательным — такой взрослый, весьма сексуальный мужик и чего-то такого стесняется.
— Не переживай, — ехидно и томно ухмыльнулся Вершинин. — Постараюсь сделать так, чтоб даже та пара раз затмилась.
Откровенно говоря, юноша не был так уверен в своём мастерстве, ему и сосать-то не доводилось. Фантазируя о Костенко, Паша часто думал о том, как взял бы у него в рот, но на деле даже не тренировался ни на чём.
— Серёж, я, правда, очень хочу сделать тебе приятно.
— Если так уж хочешь, — неуверенно хмыкнул Костенко и пожал плечами.
Паша неосознанно облизнулся, и его губы заблестели от слюны. Сергею нравилась перспектива дать юноше в рот, но всё же некоторое смущение присутствовало — будто бы это как-то неуважительно, что ли, по отношению к Паше, хотя, например, сам Костенко без уговоров взял бы у Вершинина. Нет, ну, правда, раз уж тот сам хочет…
Костенко придвинулся к краю и опустил ноги на пол. Обрадованный юноша ухмыльнулся и нежно, будто бы успокаивающе, чмокнул Сергея в коленку, тут же потёршись об неё носом.
— Паш, может, не на полу будешь сидеть? Холодно там, — констатировал Сергей, окидывая Вершинина взглядом.
— Да не, — отмахнулся тот, — так нормально.
— Ну, хоть постелил бы что-нибудь, — не сдавался Костенко.
Паша с улыбкой наградил его взглядом, полным любви и снисходительности, потом ткнулся носом в покоящуюся на постели руку мужчины и заявил:
— Всё, правда, хорошо.
— Ну смотри, — отозвался Сергей, придвигаясь к краю кровати, — жопу себе отморозишь, я тебя лечить не буду.
Вершинин в ответ только хохотнул. Костенко ещё секунду-другую помедлил, а потом скинул Паше часть одеяла.
— На, хоть на него сядь.
Юноша усмехнулся, но послушно перебрался на край одеяла, а затем потянулся руками к чужим бёдрам. Игриво царапнул их ноготками, ткнулся ещё одним влажным поцелуем в колено, мягким движением рук слегка развёл чужие ноги. Придвинувшись и устроившись между них, Паша жадно облизнулся, склонился, оставил влажную дорожку из поцелуев на внутренней стороне одного из бёдер, а затем хищно прикусил мягкую кожу, довольствуясь раздавшимся сверху шумным вздохом. На пробу куснул ещё раз, потом чуть приподнял голову и потянулся руками к чужому налитому кровью члену, стягивая с него ещё не снятый презерватив.
Юноше никогда раньше не приходилось делать минет, поэтому представления о том, что ему сейчас предстояло, основывалось только на порно и на собственном опыте с девушками, когда он имел возможность наблюдать за их действиями. Паша склонился вперёд и обхватил губами головку, проходясь по ней языком. Гладко. Вроде даже прикольно. Юноша ещё раз прошёлся языком, и ещё, и ещё. Ему это даже начинало нравиться, да и шумные вздохи сверху придавали уверенности. Вершинин обхватил член у основания рукой, направляя точнее, и взял глубже. Чуть высунул язык, поднимая голову, влажно и неспешно ведя вверх. На его голову опустилась чужая тёплая, тяжёлая рука, но осталась бездействовать, и это даже почти огорчило юношу — он уже начал чувствовать себя весьма горячим и возбуждающим, и когда на его макушке оказалась ладонь мужчины, Паша не секунду успел подумать, что сейчас его погрубее поимеют в рот или, по крайней мере, хоть пару раз насадят поглубже, но ничего из этого не случилось. Тогда Вершинин сам опустился ртом ниже, вбирая чуть больше, проводя языком по отчётливо ощущающимся венкам, поднялся наверх, громко чмокнув губами и вновь толкнулся ниже. Потом решил взять ещё глубже, но, опустившись ниже, чем прежде, почувствовал, как член твёрдо упёрся в заднюю стенку горла, и вскинул голову, закашлявшись.
— Ну-ну, малыш, не торопись, — наставительно посоветовал Сергей и погладил юношу по щеке.
Вершинин облизнулся и вновь склонился, пробуя снова. Пару минут ему никак не удавалось взять глубже — член всё так же грубо упирался в горло. Больно не было, но это каждый раз вызывало кашель и наворачивающиеся на глаза слёзы. Паша уже злился на то, что его организм так реагировал, однако довольно скоро понял, что если постараться расслабить горло, член проскользнёт глубже, хоть и с трудом. Иногда юноша делал перерывы между попытками заглотить и просто вновь вылизывал голову, ловко орудуя языком и втягивая щёки, лишь через какое-то время принимаясь опускаться ниже. Теперь Вершинин принялся работать ртом усерднее, быстрее, хотя порой всё равно закашливался, давясь, но в целом у него уже начало получаться. Сергей был не очень большой, но всё равно даже во рту от него было тесно.
Вскоре юноша осознал, что гораздо больше стонов получает, если крутит головой на члене, проворачиваясь, ведя ртом по кругу, а ещё лучше получается, если пропускать головку в самое горло и его сокращать, лаская неимоверно чувствительную кожу. Или если немножко стонать, посылая вибрации по члену. Паша пару раз так сделал и почувствовал, как Сергей неосознанно почти толкается ему в рот — мужчина до последнего сдерживал себя. Да и его ладонь на Пашиной макушке несколько раз дрогнула, а юноша был уверен, что буквально чувствует, как у Костенко возбуждение искрится на кончиках пальцев. Разве что Вершинину не нравилась сдержанность мужчины — он ценил, что Костенко осторожничает, боясь навредить, но Пашка-то уже привык, ему даже нравится и ему хочется, чтобы с ним обошлись погрубее. Поэтому юноша в один момент нарочито пошло, влажно выпустил член изо рта и ехидно улыбнулся, глядя на мужчину снизу.
— Возьми уже меня за волосы, не стесняйся, — выпалил мальчишка, наигранно изображая чуть стервозный и весьма ехидный тон.
В этом удовольствии Сергей себе отказывать не стал, хотя смущённо отвёл опьянённый от возбуждения взгляд, и, действительно, тут же зарылся пальцами в шевелюру пацана. Юноша нарочно простонал, и его длинные, невинно опущенные ресницы затрепыхались. Мужчина поджал губы, глядя на эту красоту, а затем вновь отвёл взгляд, запрокидывая голову и прикрывая глаза. Паша, иногда всё ещё старательно втягивая щёки, принялся вталкивать в себя член глубже, совсем расслабился, чувствуя, как чужие пальцы невольно сжимаются на его волосах — Сергею, по-видимому, весьма нравился Пашин горячий, влажный, узкий рот. Вершинин вдруг опустился, вобрав по самое основание — едва не закашлялся, но удержался. Костенко не выдержал и застонал громче, чем в любой раз до этого. Юноша это оценил — Серёжа весьма неплохо стонет. Паша скользнул вверх, потом снова опустился и принялся толкаться туда-обратно довольно быстро, вбирая член до самого основания и поднимаясь до головки, почти полностью выпуская изо рта. В довершение ко всему юноша и сам стал постанывать громче, дышать шумно, закатывать глаза — ему нравилось и так делать, и сам процесс, а ещё, благодаря этому всему, он чувствовал себя самым развратным и оттого самым возбуждающим.
Вершинин совершенно чётко ощутил, что у него самого снова встал — ещё бы, от таких-то замечательных пошлостей. И Паша не мог себе отказать в том, что бы опустить одну ладонь на свой член. Принялся ласкать себя торопливо и небрежно, гораздо больше концентрируясь на Серёже, его стонах и его члене. На том, как собственный язык плавно и чувствительно проходится по выпирающим венкам и гладкой головке.
Сергей, похоже, полностью разделял Пашин восторг, потому что иногда обессилено поглядывал на него сверху, начал много и громко стонать, сжимал Пашины волосы крепче и даже понемногу принялся надавливать ладонью сверху на чужую голову, практически не позволяя отстраняться. Однако ключевое слово — «практически», и потому юноша, распалённый азартом желания вывести Костенко на максимум эмоций, который он может выдать во время секса, всё-таки выпустил член изо рта и, максимально невинно, но в то же время пошло и ехидно глядя на Сергея снизу, высунул язык, принимаясь теперь уже показательно вылизывать головку. При этом он чуть приподнялся, отрывая свою голую задницу от пола и не менее показательно её оттопыривая и чуть виляя из стороны в сторону.
Костенко глядел на него такого блядского, красивого, горячего во все глаза и даже не в силах закрыть чуть распахнувшийся рот, из которого несдержанно вырывались стоны. Какое-то время Сергей ещё совладал с собой и удерживал остатки напряжения, но Паша наконец его довёл.
— С-с-сука, — хрипловато прошипел Костенко, сильнее вцепляясь в волосы юноши, когда тот в очередной раз уж больно хорошо, точно, размашисто прошёлся языком по самой головке.
Мужчина переместил руку ещё чуть выше на Пашину макушку, сжал покрепче чужие волосы и насадил юношу ртом на член. Вершинин шумно, удовлетворённо выдохнул через нос и красиво повёл бровью — до чего же он был сейчас доволен собой. Костенко отставил свободную руку за спину, опёрся на неё, откинулся назад и принялся толкаться бёдрами вперёд и вверх, вбиваясь в Пашин влажный рот. Всё так же осторожно, конечно, но уже значительно менее сдержанно. Вершинин с удовольствием расслабился, позволяя мужчине делать всё, что ему заблагорассудится. Разве что аккуратно водил языком внутри рта, заласкивая напряжённый член. Едва ли не большее удовольствие юноше приносили громкие, с хрипотцой и рыком, стоны, всё чаще заканчивающиеся словами: «Паша» и «блять». Под них особенно приятно было орудовать языком во рту и собственными пальцами на своём же члене.
А, когда юноша почувствовал, что пальцы мужчины дрожат от возбуждения больше и сжимаются сильнее, что бёдра толкаются судорожнее, что стоны становятся надрывнее, а дыхание прерывистее, Вершинин сам припал ниже, сходу вбирая целиком, по самое основание, так глубоко, что даже утыкаясь носом в лобок, и принялся работать языком ещё активнее, чем прежде, лаская всю длину от основания до головки. Сосал настойчиво, точно боялся, что Костенко может не захотеть кончать ему в рот и попытается оттащить голову юноши. После такого напора и жара Сергею много не потребовалось. Он застонал прерывисто и хрипло, поспешив убрать руку из-за спины, чтобы, вскинув её, прикрыть рот и так сильно не шуметь. Паша ощутил, как его голову прижали ещё ближе, а рот наполнился тёплой, вязкой спермой. Юноша её никогда не пробовал, не знал даже, чего ожидать, но вкус ему показался лишь слегка непривычным, не более, а в остальном ему всё вполне нравилось. Пока мужчина изливался внутрь, Вершинин, в очередной раз посылая вибрацию по чужому члену шумным стоном, зажмурился и кончил себе в руку. Ноги Сергея дрогнули — Паша ощутил это ладонью, уложенной на чужие мягкие ляжки, — и он на секунду затих, переводя дух. Только тогда Вершинин скользнул по члену вверх, заставляя мужчину ещё раз вздрогнуть и подавиться воздухом, затем выпустил член изо рта, оставляя тянущуюся ниточку слюны, и показательно сглотнул скопившуюся сперму, жадно облизнув чуть припухшие и раскрасневшиеся губы. Только сейчас ощутил, что горло саднит, а уголки губ тоже горят лёгкой болью — всё-таки не привык так широко рот раскрывать. Пока Сергей приходил в себя, Паша дотянулся до салфеток и вытер свои ладони от всяких безобразий.
Костенко потёр лицо ладонью и только тогда убрал руку. Его кожа совсем слегка блестела от испарины, а щёки и шея предательски алели. Паша был в полнейшем восторге — он никогда ещё не наблюдал мужчину таким чувствительным, расслабленным, пылким, и это просто с ума сводило. Вершинин был уверен, что за сегодня более потрясающего зрелища не увидит. Он утёр рот тыльной стороной ладони от смеси слюны и чужого предэякулята и самодовольно улыбнулся Сергею. Тот перевёл на него затуманенный взгляд и выдохнул:
— Паш, ты пиздец.
— Я знаю, — с удовлетворением отозвался юноша, склоняя голову набок. — Ты тоже восхитительный, — тут же улыбнулся он, — просто слов нет.
Костенко протянул Паше руку:
— Давай, поднимайся. Иди сюда.
Юноша опёрся о чужую ладонь — правда, ноги его плохо держали, и Сергею пришлось протянуть мальчишке и вторую руку — и встал. Его тут же утянули на кровать, заваливая на мягкие простыни. Костенко вновь подобрался к изголовью, но на этот раз не сел, а только лишь лёг, упершись лопатками в твёрдую поверхность, оставляя верхнюю часть спины, шею и голову в вертикально положении. Помог юноше придвинуться ближе — тот сразу же устроился у Сергея под боком — и огладил Пашу по голому плечу, лопаткам, спине, аккуратно, мягко зарылся в волосы, потянулся ближе и влажно поцеловал Вершинина в губы. Тот совсем растаял — ему до ужаса хотелось, чтобы Костенко его сейчас поцеловал, но он боялся, что Сергей после минета целоваться не захочет, может, ему будет противно. Но мужчина так нежно прижимал мальчишку к себе и так ласково его выцеловывал, что Паша готов был всё отдать, лишь бы вот так всю жизнь пролежать с Костенко и никогда от него не отлипать. Он прижался ближе, утыкаясь куда-то в чужую шею.
— Серёженька, — прошептал он тихо, медленно, будто пробуя слово и всю его мягкость, нежность на вкус, и, взяв чужую руку, вновь переплёл пальцы, — ты такой замечательный.
— Ты тоже, малыш, — отозвался Костенко, целуя юношу в висок, — самый чудесный.
Мужчина в очередной раз огладил Вершинина по волосам и мягким движением заставил приподнять голову. Нежно взял в ладони лицо Пашки, погладил его подушечками больших пальцев, с трепетом любуясь, будто бы ничего лучше в своей жизни не видел, и улыбнулся:
— Я люблю тебя больше жизни.
Щёки юноши тут же раскраснелись, и Вершинин тоже расплылся в ласковой улыбке:
— Я тоже тебя так люблю, так люблю... — он пытался подобрать слова, но на ум ничего не шло.
— Знаю, знаю, родной, — помог ему реабилитироваться Сергей, притянул к себе чуть ближе, поцеловал в лоб и некоторое время молчал. Затем поинтересовался: — Ну что, твоя душенька довольна?
— Более чем, — удовлетворённо промурлыкал Пашенька, укладывая голову на чужую грудь. — Может, потом ещё разок? Я, кстати, не прочь, чтобы ты меня отшлёпал до ярких следов, — припоминая пару сегодняшних Сергеевых шлепков, проговорил он уже вовсе не нежным, а, скорее, пошлым, заискивающим тоном.
Ему и впрямь хотелось, чтоб Костенко его отшлёпал, чтоб запятнал всё тело. Вершинин бегло опустил свой взгляд, пытаясь разглядеть расцветшие на груди засосы.
— Если хочешь, то хоть десять разков, — усмехнулся мужчина, — ещё почти целый день впереди. Если я, конечно, столько смогу, — тут же расхохотался он. — Да я и сам не прочь оставить следы на твоей чудесной заднице, и не только на ней. — Он опустил голову, пытаясь заглянуть в лицо юноши и проговорил: — Можешь остаться и на ночь.
Конечно же, Паша хотел остаться. И не только на ночь. Ни на секунду потом об этом решении не пожалел, поскольку, пожалуй, впервые в жизни провёл весь день, как хотел уже давно — почти не вылезая из кровати, смотря всякие фильмы, наедаясь всем, что можно было притащить в постель, да ещё и со своим любимым Серёженькой, с которым в кои-то веки можно было ласкаться до бесконечности. Любовно, нежно, настойчиво, горячо — по-всякому, как угодно. Потому что с Костенко Паше всегда хорошо.
Ночью Паша мирно сопел под боком у Костенко, напоследок успев лишь подумать, что ужасно хотел бы засыпать так каждые сутки. Ласково боднул Серёжу в плечо и улыбнулся, помышляя о том, что, быть может, скоро и впрямь будет спать рядом с Костенко каждую ночь.