***
Через каких-то полчаса тяжёлой ходьбы — потому что один червь никак не принимал помощь, впрочем, как и всегда, предпочитая идти в одиночку, но зато с сохранённой гордостью, — парни наконец дошли до назначенного места, на котором были ещё вчера. Жаль только, что пришли тогда неудачно. Не в то время, вернее. Всё то же каменное здание, те же стены, та же дверь, что на этот раз, может, и без радости, но открылась. Над головой стоит солнце. Яркое такое, тёплое. Сегодня явно лучше, чем вчера. Фёдор напоследок смотрит наверх, щуря глаза и прикрывая их ладонью, будто прощаясь с этим миром, который, вероятнее всего, он не увидит ещё очень долго… при хороших обстоятельствах он сидел дома 24/7, так что в данном случае точно не почувствует прямой солнечный свет где-то ещё ближайшую неделю как минимум. Николай распахивает дверь, тянет друга за рукав, привлекая внимания, и головой указывает на открытый подъезд, в который надо бы уже заходить. Фёдор отвлекается, часто моргая, смотрит на блондина и догадывается, что от него требуют, поэтому аккуратно ступает внутрь здания, придерживаясь за ближайшую стену. Николай хмурит брови, образуя складки. Ох не нравится ему это. Быстро пробегает вперёд друга, убедившись, что тот полностью зашёл в помещение, садится на колено и заводит руки за спину, маня. Достоевский недоумённо смотрит на это, морща нос, и косится на первую лестницу впереди, явно догадываясь, что его ждёт дальше. — И… что это значит? — спрашивает шатен, моля, чтобы его догадки были неверны. Хотя когда такое было, чтобы Фёдор оказывался неправым? Верно: такого не было. — Залезай, донесу до квартиры, — поясняет парень и ещё ближе подскакивает к другу, хватая руками его ноги — одну из них — очень бережно. — Не сто… — Быстрее, Фёдор Михайлович, — почти приказывает Коля, и тому практически приходится повиноваться как преступнику, который не захотел нести наказание в тюрьме. Гоголь не шутит. Обычно в такие моменты, как эти — когда он называет полным именем с отчеством, — всем становится не до смеха. То же самое бывает и со свирепым взглядом Фёдора, что так и говорит: «Делай или умри». Редко такое, конечно, практикуют они, но порой это просто необходимо, например, как сейчас. Шатен недоволен тем, что ему придётся воспользоваться услугой друга, хоть и не по доброй воле, потому что Федя обычно всегда управляется сам. И вот эти моменты, когда он разрешает о себе позаботиться… для Николая ощущаются по-особому. Достоевский неторопливо залезает на спину, обвив шею противника руками и кое-как держа пару пальцами ноутбук у груди блондина, а сам же Гоголь аккуратно встаёт — благо, тут высокие потолки — и отправляется покорять несколько этажей, которые кажутся не такими уж и трудными. Федя весит как пушинка, хоть и имеет с Колей разницу в росте около десяти-пятнадцати сантиметров. Просто организм такой, наверное. Болеет часто, питается… ну, Коля не уверен, что хорошо; все недели сидит в своей комнате. Отсюда всё и складывается. Ладно уж, Гоголь любит его любым. Через пару минут блондин присаживается обратно на колено, позволяя Фёдору плавно встать на ноги, а затем стучится в нужную дверь. Стук длинный, два коротких, два длинных. О, да. По ту сторону двери слышится скрип полов от ступающих ног, устало плетущихся к источнику звука. Щелчок, и дверь распахивается; высовывается ещё больше сонный Иван с ещё большим беспорядком на голове. Опять спал, что ли? — О, Федька пришёл, приятно, — проговаривает парень и отходит назад, пропуская гостей. Достоевский любезно шагает в дом, заметно хромая, и проходит дальше, снимая куртку и вешая её куда-то на крючок. Коля кашляет в кулак, привлекая внимание хозяина дома к себе, и тот наконец замечает друга, что так и жаждет персональное приветствие вновь, хоть и получал его совсем недавно. Иван лишь цокает и хватает блондина за воротник, толкая внутрь. — Что стоишь, индюк? В дом заходи, холодом сквозит, вообще-то, — произносит он, и Коля недовольно мычит, явно расстроенный, что его не поприветствовали по достоинству. Ну и ладно. Хотя бы пустили в дом — уже хорошо. Фёдор ставит ноутбук на большой комод в прихожей и поворачивается ко всеобщему кипишу, ожидая, когда же Коля наконец-то снимет обувь и шаль — хотя про последнее он уже забыл. Гончаров с Гоголем ещё недолго о чём-то спорят, пока хозяин снова не врезает подзатыльник другу, на что тот лишь жалобно мычит: «Да за что опять?!» Достоевский хмыкает в сторону и проходит на кухню, занимая один из стульев за столом. Многое нужно обсудить. — Арх, Боже, я так устал бегать туда-сюда-а, — жалуется Коля, плюхаясь на стул рядом с Федей, и протягивает на стол свои руки, устало упав на пространство между ними лицом. — Да ну, я думал, это для тебя как тренировка идёт, — комментирует Иван, стоя у плиты и держа в руках снова вскипячённый чайник. — Ну бли-ин… всё равно я устал. — Чай, кофе, меня, Фёдор? — спрашивает парень у шатена, и тот удивлённо приподнимает брови, наверное, от услышанного в конце. — Пожалуй, отдам предпочтение чаю, пожалуйста, — отвечает спустя секунду раздумий Достоевский, взмахнув рукой, и снова прикрывает глаза, уставший тем, что пришлось с больной ногой идти такое расстояние… оно хоть и не большое, но для Фёдора, который вообще никуда не ходит, а тем более с такой проблемой, это вообще катастрофа, поэтому больная нога сейчас неприятно ноет под слоями бинтов. — Ну, чай так чай, — развернувшись обратно, Гончаров наливает каждому в кружку кипяток и забрасывает всем троим чайную заварку, ожидая, когда напиток насытится. У Коли даже спрашивать не стал, и этим обойдётся — Ивану просто муторно делать кофе, поэтому выбор автоматически пал на чай. — Эх, многое вы теряете, не выбирая меня, — заканчивает с грустинкой парень и ставит на стол две чашки чая, разворачиваясь за третьей. — А что, прям никто не выбирает? — приняв и поблагодарив за чай, снова спрашивает Фёдор и слегка заинтересовано смотрит на Ивана, что разбавляет третью кружку водой. — Не-а. Ты выбрал вместо меня чай, а этот, — блондин ткнул локтем в спину Николая, заставив его выпрямиться и издать недовольный вскрик, — решил отдаться кому-то другому. — Реально? — Да сам в шоке. Сегодня впервые узнал. Коля разлепляет усталые глазки и медленно моргает, а следом, наконец осознав то, о чём сейчас говорят его друзья, бешено вскакивает со своего места, чуть не задев кружку чая и коса смотря на Ивана. — Ты чё, блин, несёшь? — А что, неправда, по-твоему? — Из тебя выйдет отличный сплетник, Вася, — недовольно заключает Гоголь и спешно садится обратно на стул, скрестив на груди руки и обиженно надув губы. — Ну всё, приплыли… — Итак, Иван, пора бы обсудить официальные вопросы по поводу того, что мы намерены делать в дальнейшем, — прерывает того Фёдор и ставит локти на стол, роняя на сплетённые пальцы подбородок. — Мне хотелось бы узнать твоё мнение. Коля обо всём рассказал или лишь в общих чертах? — Хм-м, — Гончаров задумчиво преподносит ко рту палец, вспоминая события прошлого часа, — наверное, второй вариант. Это же Коля. — Тогда вопрос для уточнения: ты действительно не против того факта, что, пока мы не найдём новую квартиру, мы будем жить вместе с тобой? Или Коля опять всё понял не так? — Фёдор получает в свою сторону недовольное «Эй!», но игнорирует это, полностью сосредоточившись на человеке напротив. — Да, я не против. Квартира двухкомнатная и практически новая, так что, думаю, мы с вами как-нибудь уместимся. Тем более у меня есть свободная комната, которой я не пользуюсь. — А зачем она тебе тогда? — слегка забыв про обиду, спрашивает Коля, чуть приподняв откинутую ранее назад голову. — Эм… — парень заметно вздыхает, придумывая какую-нибудь причину на ходу, а затем щёлкает пальцами и говорит: — Она на тот случай, если ко мне вдруг захочет переехать девушка, да. Николай делает непонимающий и слегка обескураженный вид, а Фёдор не сдерживает лёгкого смешка, прикрыв рот ладошкой, чтобы не смущать друга. — А у тебя есть девушка? — вполне серьёзно спрашивает Гоголь, будто действительно предполагая, что его друг мог не рассказать об этом удивительном факте, а Иван лишь мечтательно отводит глаза в сторону. — Нет, но ведь может появиться… Проходит минута молчания. Достоевский решает не вмешиваться в дела двух лучших друзей, а потому просто осторожно хлебает чай, наслаждаясь довольно неплохим вкусом — на самом деле он никогда не пьёт чай, сделанный с помощью заварочных пакетиков, но в те моменты, когда заглядывает к Ивану, всегда терпит этот приторный вкус, потому что как говорится: ешьте, что дают, и не выёбывайтесь. Ну, так тоже неплохо. А тем временем до Коли наконец-то доходят слова, сказанные минутой ранее Иваном, и он разражается смехом, откинувшись на спинку стула. — Хах! Да скорее я на дом себе накоплю, чем ты девушку найдёшь! — вскрикивает блондин и не унимает смех, пока не раздаётся звук удара по костяшке и тонкий писк парня. — Да Вася, блять! — А чтоб не доёбывался, червь. И вообще, у меня в той комнате сейчас кошки ночуют, так что у них спрашивайте разрешение на подселение. Коля заливается смехом ещё сильнее, держась за живот и дёргая ногами, за что опять получает по голове лепёху. Эх, ничему его жизнь не учит. Впрочем, это не мешает ему и дальше смеяться как коню. Иван лишь цокает в сторону, а Фёдор решает взять инициативу в свои руки. — Иван, у тебя есть какие-то требования к нам или личные пожелания? Например, не шуметь с утра или не занимать ванную на больше, чем двадцать минут? Важно учесть мнение хозяина, — произнёс быстро шатен и посмотрел напротив сидящего парня взглядом, полного хитрости и какой-то интриги, от которого по телу прошлись мурашки. — Ну… Особых критерий нет, потому что, зная Колю, он всё равно не будет действовать по ним, — со стороны снова слышится недовольный вскрик, — так что могу лишь попросить, чтобы где-то с пяти часов утра до обеда не было посторонних, резких звуков. Я обычно сплю в это время после того, как прихожу с работы, поэтому было бы неплохо, сумей я это сделать и в будущем, — заканчивает парень, и Достоевский одобрительно кивает. — Отлично. До восьми буду держать Колю в комнате, а после отправлю на работу в мастерскую. Мы тебя не потревожим. — Да блин, вы настолько мне не доверяете?! — возмущённо вскрикивает Гоголь, уже успев успокоиться после серии смеха и разноса на молекулы. — Вы думаете, что я не смогу не шуметь? Иван с Фёдором лишь украдкой переглядываются, чётко давая понять взглядами, что они думают об одном и том же. А следом начинает смеяться далеко не Коля. — Никош, даже если ты захочешь пройти мимо комнаты Ивана тихо, всё равно где-нибудь найдешь не пойми откуда взявшуюся алюминиевую кастрюлю и споткнёшься о неё, издав шум на весь дом. Поэтому… — Достоевский смотрит сначала на хозяина дома, убеждаясь в правде своих слов, а следом — обратно на Николая, что обиженно строит глазки, прося прощение. — Эта просьба, скорее, была адресована мне, чем нам обоим, так что ты уж просто постарайся не шуметь утром, ладно? Конечно, как повезёт, но вдруг… — Ой, да ну вас. Николай отворачивается в сторону, явно недовольный, что его оценивают таким способом и что его старания ни во что не ставят. Ну он виноват, что ли, что случайно шумит, когда собирается?! Это выходит неосознанно, Коля зачастую сам не понимает, как только умудряется провертеть столько дел одновременно, так ещё и при этом шумя. То споткнётся обо что-нибудь, то кружку со стола уронит, то стул пододвинет со скрипом… а один раз включил огненную по температуре воду и завизжал от острых ощущений, стоя в ванной. Ну, Фёдору, который живёт с ним уже несколько лет, не привыкать; услышит крик или удар глухого предмета — даже ухом не поведёт. А вот Ивану, что до сих пор жил один… наверняка будет очень шумно, хоть он и знает друга как свои пять пальцев. Знает все его выходки и последующие действия, знает каждую его привычку. Возможно, он уже морально готов к утреннему автоматическому будильнику, но вот как будет на деле — неясно. Всё покажет первое их совместное утро… — Получается, мы начинаем жить все вместе с этой минуты. Возражения? — спрашивает Фёдор, хлопнув ладошками по столу, и встаёт с места, облокачиваясь о стол. — Их нет, — отвечает Иван, и Коля лишь еле заметно кивает. Обижается ещё, кажется. Ну ничего, Федя знает, как его развеселить. — Хорошо. Тогда, Иван, — шатен серьёзно смотрит на друга, а следом отталкивается от стола, произнося: — расскажи мне, пожалуйста, где лежат мои вещи, что я оставлял в те разы, — и подмигивает. Гончарову хватает пару секунд, чтобы понять то, что от него требует Фёдор. — А-а, эти вещи. В шкафу у вас в комнате, — отвечает тот. Достоевский ласково благодарит друга и шлёпает Колю по плечу, сказав, чтобы тот шёл вместе с ним, аргументируя это тем, что Иван сейчас наверняка захочет снова поспать. Блондин хлопает глазами, недоверчиво косясь в сторону, но всё-таки идёт за шатеном, пожелав Ване «покойной ночи». Тот на такое лишь цыкнул в сторону и начал убирать грязную посуду, ставя её в раковину. Наверное, помоет ещё нескоро… Ну и ладно. Фёдор заходит в верную комнату, вспомнив, где она располагается, — а был он в этой квартире не так уж много раз, как Коля, но почему-то всё равно знает расположение каждой пылинки, — проходит дальше и идёт к огромному шкафу, смело открывает массивную дверцу и ищет свои вещи. При входе Колю встречают два кота, вероятно, только что спрыгнувшие с кровати. Один кот беленький, как первый снег, с мягкой на ощупь шёрсткой и выразительными голубыми глазами, на конце хвоста имеет тёмное пятно, будто его взяли и обмакнули в краску, как кисть. Быстро подлетает к Гоголю и ластится в ноги, и парень просто не может не взять его на руки. Другой кот ходит в стороне с надменным выражением мордочки, будто говорит «Вот, припёрлись люди, а вообще-то мы тут живём». На цвет весь чёрный, такой мрачный, а вокруг одного глаза развилось светлое пятно, давая посмотреть на карие глаза с ярким отливом красного. Такие милые котики. Коля всегда их любил. Комната достаточно большая для двоих: одноместная кровать в углу с большой и мягкой на вид подушкой, рядом находится небольшая тумбочка, правее от неё, по параллели с окном, — большой серый диван, на противоположной стене от которого, на длинной тумбе горько-шоколадного цвета, стоит телевизор. Вокруг стоят пару горшков с цветами, а у стены, слева от дивана, сейчас ворошится Фёдор в шкафу, перерывая все вещи и спустя минуту — алилуя! — произнося: — Ну наконец-то нашёл. Я уж думал, что всё забрал домой. — А… как твои вещи попали сюда? Я думал, всё вчера сгорело, — скептически спрашивает Николай, поставив кота на пол и скрестя руки на груди. Фёдор разглядывает найденные вещи и, как только слышит голос сзади, поворачивается, откидывая голову назад, потому что собеседник слишком высокий, да и вообще — он стоит, а бедный Федя сидит на корточках. Тело от такого движения «спасибо» явно не скажет, поэтому парень почти сразу чувствует, как немеет его шея, но всё равно терпит, чтобы вдоволь посмотрел на светловолосого юнца. — Ну… пару раз мы же оставались с ночёвкой здесь, верно? — говорит шатен риторически и вскидывает руку. — Верно. Вот и забыл пару вещей в те разы. Коля сдвигает брови, не доверяя этим словам. Фёдор не такой человек: он никогда ничего не забывает. Всё держит под контролем и по чёткому плану. Как такой, как он, мог забыть за те ничтожные разы здесь свою одежду? Он же ею, вообще-то, очень дорожит. Вещи ведь сейчас в руках у него не абы какие, а хорошие, новые, будто и не забытые вовсе. И Коле даже кажется, будто эти штаны он недавно уже видел… — Как-то не похоже на тебя, Федь. Обычно ты бережёшь вещи. — Именно это я и делаю — берегу, — улыбается Достоевский и встаёт с корточек, почти равняясь с другом. Всё же он явно ниже, чем Николай, поэтому приходится даже поднимать голову к верху, чтобы достичь взглядом чужие глазки. Впрочем… рост — не показатель силы. Так что всё равно. — Ладно. А мне хотя бы есть что-нибудь надеть? Гоголь обходит Федю стороной и тоже начинает копаться в горе вещей, которых, на удивление, слишком уж много… и очень многие вещи являются элементами одежды недавнего гардероба в сгоревшей квартире. Будто… будто их не забывали. Будто кто-то специально наполнил этим шкаф. Будто кто-то знал, что они сегодня придут сюда. Странно. Очень. Среди вещей Николай находит свободные пижамные штаны, мягкие на ощупь, и какую-то растянутую майку с принтом Эйфелевой башни, которую явно купила чья-то мать где-нибудь на рынке за полцены… вероятно, это каким-то образом попало сюда, когда мать Коли отправляла сына в город учиться… ну и пусть. Главное, что удобная и не сковывает движение, а на остальное внимание можно не обращать. Вынимая завалявшиеся, но чистые носки из общей кучи, Гоголь слышит позади себя шорох и звуки скольжения одежды по коже; надумывая себе явно чего-то лишнего, парень медленно поворачивает голову назад и видит, как Фёдор переодевается. Ну, логично, те вещи же надо постирать… Но интересует Николая сейчас явно не то, что шатен просто переодевается — в данный момент его почему-то прочно влечёт рассмотреть голое тело напротив, которые он видел в своей жизни не так часто. Неширокая, но идеально чистая спина без единой раны, худощавое, но довольно привлекательное телосложение, бледный, почти мертвенный цвет кожи, говорящий о том, что носитель вечно сидит дома, словно в погребе, и не выходит на улицу, чтобы загореть. Но он тоже своего рода прекрасен. На фоне такого оттенка сильно выделются почти чёрные прямые, но, возможно, где-то закрученные пряди волос, что сейчас просто рассыпаются на плечах, хоть и еле до них достают. Такое ощущение, что длина волос для парня безумна большая, но на деле, если присмотреться, можно понять, что они еле собираются для хвоста. Ведь чаще всего, если Фёдор делает себе его, то передние пряди бесцеремонно выскакивают из общей массы и назойливо лезут в лицо, поэтому их постоянно приходится чем-то закалывать. Тонкие запястья и длинные пальцы, аккуратно складывающие грязную одежду в одну стопку, тоже выглядят уж слишком привлекательно; Николаю почему-то так и хочется схватить обе утончённых руки, зажать где-то над головой и в своё удовольствие смотреть на тело ниже, не чувствуя ни стыд, ни угрызения совести. Ох, Боже, Николай, о чём вы думаете?! Парень шлёпает себя по щеке и отводит глаза в сторону, разворачиваясь обратно к шкафу. Фёдор, кажется, не понял, за что тот себя ударил, а потому спросил: — Ты чего? Но получил лишь нейтральный ответ: — Просто так. С чего бы у Гоголя возникли такие мысли? Раньше же всё было нормально, они и спали вместе иногда практически голые во время аномальной жары, и ничего не происходило. А сейчас… от одного вида по коже бегут стаями мурашки, а где-то внутри зарождается необъяснимое чувство, которого никогда не было. Вроде и так приятно, внутри будто что-то шевелится, будто сердце скачет как ненормальное! Но с другой стороны, это как-то неправильно… На друзей не должна быть такая реакция. Это же не тот вид отношений, когда из-за одного вида открытого участка кожи, который всегда был закрыт сотнями слоями одежды, а потому сейчас настолько хочется прикоснуться к ним… А, да нет же! Коля грызёт ноготь, держа на коленях одежду и обхватывая себя свободной рукой за талию. Нужно перестать думать об этом! Это же… как-то… может, это подростковый период? «Даже звучит глупо, мне уже далеко за двадцать», — думает Николай и всё никак не унимается, стараясь не привлекать внимания своими мыслями и не выглядеть подозрительным, а такое возможно, потому что стоит увидеть его лицо, которое выдаёт все изменения в настроение и эмоциях, сразу всё станет ясно. Ох, хоть бы Фёдор просто сейчас ушёл куда-нибудь… — Никош? — чуть ли не шепчет голос совсем рядом с ухом, и Гоголь резко шарахается, явно неожиданный, что его опасения выйдут в свет. Щека Фёдора совсем рядом, всего лишь в паре сантиметров, и если сейчас удачно повернуться… — А, да? Что такое? — быстро произносит Коля и выжидающе тяжело дышит, смотря в точку, расположенную где-то на дверце от шкафа. А-а… хоть бы не шевелиться… — Ничего, просто ты уже пару минут сидишь на полу и грызешь свой палец. Боюсь, как бы ты под корень не изгрыз, — отвечает шатен и встаёт в полный рост, давая Коле надежду на спасение. «Ох, спасибо, что я не повернулся», — так и вертится в голове у блондина, и он даже забывает, что нужно хотя бы что-то ответить другу для приличия. — А… Э-э… Ноготь кривой просто, — гениально! Просто превосходно! Скоро кривой станет черепушка, когда Коля отвесит себе подзатыльник за такое наитупейшее оправдание. — Подпили его лучше. Дать пилочку? — предлагает брюнет, и Николаю почему-то очень радостно от того факта, что ему предлагают такую услугу. — А она есть у тебя? — Найду, если нужна. — Ладно… — соглашается всё же он, и Фёдор уходит из комнаты, пропустив одного из котов в коридор и затем закрыв за собой дверь — видимо, чтобы посторонние звуки никак не отвлекали хозяина дома от сладкого сна, в который тот провалился сразу же, как только увидел кровать и лёг на неё. Фух. Можно передохнуть. Что это вообще было?.. Что за невиданные чувства пожирали изнутри? И вообще, это грязно… неправильно и до жути пугающе. Не должно же так быть. Но почему тогда? Откуда в груди раздался маленький «ту-дум», пронизывая каждый нерв всего тела? Нет, нет… Николай вновь хлопает себя по щекам, но уже с обоих сторон, как бы пытаясь прийти в себя. Ладно, забыли. «Будем считать, что это небольшое недоразумение, и вообще, организм решил прикольнуться надо мной, хах, круто», — думает он и решительно встаёт с пола, собираясь переодеться. Да уж. Футболка, что была брошена на пол секунду назад, явно уже изжила свой срок годности, потому что от неё действительно несло чем-то жутким. В стирку, да побыстрее. Но легче же сначала в душ сходить, а потом уже и одежду свежую надевать… Точно. Хоть он уже и был там с утра, Николай всё равно так сделает, а потому, взяв новые вещи в одну руку, а грязную майку — в другую, он направился в ванную, дорогу к которой уже знал наизусть, хоть и не был тут давно — комнаты же не перемещаются. По пути встретил Фёдора, держащего в руке обещанную пилочку для ногтей. Тот лишь спросил, куда Коля так интенсивно идёт, а он лишь ответил, что «Я в душ, скоро вернусь». Да, сейчас определённо нужно вернуть свои мысли в нормальное русло, чтобы продолжить обыденно разговаривать со своим источником этого ложного пути, на который он чуть ли сейчас не взошёл… О. Боже. Мой. Нужно скорее идти. Сбросив одежду на пол, а чистый комплект положив на полочку у зеркала, Гоголь сразу встал под холодные струи воды, что сначала вызывали дрожь по телу и очень острые ощущения, но спустя пару минут эта температура уже казалась слишком тёплой. Но тем не менее стало полегче. Будто… всё забывается на время: это неясное чувство, возникшее непонятно откуда и как — на деле же Коля всё прекрасно осознаёт, просто… признавать не хочет. Это всё равно что признать тот факт, что у него неравнодушно бьётся сердечко при виде одного темноволосого парня! А принять это… нет, нельзя. Но что же сам Фёдор? Кажется, ему вообще нет дела… но если повнимательнее последить за его реакцией, то можно понять, что в данный момент он слегка в замешательстве. Прикованный к себе взгляд он почувствовал сразу же, как только Коля повернулся посмотреть, что шатен делает. Федя всё замечает. И как друг быстро отвернулся, когда он набросил футболку, и как надавал себе леща за что-то, и как пялился в пустую точку, нервно грызя палец. Нет, ну действительно, что это с ним? Коля редко от чего-то чувствует стыд, да и вообще смущение никогда не показывал… до этого момента. О чёрт, это совсем нехорошо. Под предлогом «поискать пилочку», Достоевский вышел в коридор и заметил своё отражение в коридорном зеркале: у него еле заметно покраснели щёки. О-о, что же это такое?! Да что вообще за день такой?! Слишком много эмоций он расходует за один день, и это даже не наступил обед! Ему срочно нужно успокоиться. Вдох, выдох, вдох, выдох… Туда-сюда, и дыхание, вроде бы, стабилизировалось, а лицо вновь приняло обычную эмоцию: да никакую, по сути. Просто расслабленную и всё. Так, он же выходил за пилочкой. Покопавшись в маленькой переносной сумочке, которая стояла на комоде в коридоре, Фёдор нашёл нужную вещь и, ещё раз посмотрев на себя в зеркало и увидев, что всё вновь в порядке, хотел уж было идти обратно в комнату, да вот незадача: вдруг выскочил Коля. И почему именно сейчас? Тот лишь вякнул, что в ванную, и шатен задался вопросом: «А зачем? Был же пару часов назад…», но оставил это без внимания. Сейчас и других дел хватало. Зайдя в комнату, первый делом берёт ноутбук в руки и открывает ненавистное ему приложение для общения, и на его аккаунт сразу же льются письма… А-ах, как же бесят уже! Ни дня покоя. Всё шлют и шлют что-то… что даже не читается. Да и смысл тратить на это своё время, если это очередной бред? Ну вот. Фёдор так думает. Но одному контакту всё же придётся ответить. «йо» «прикинь, что мне родаки сегодня сказали» «ты даже представить не сможешь» Сообщения отправлены ещё с утра. Ага, значит, что утром родители что-то бурно обсуждали… и потом что-то решили, а это «что-то» услышал дорогой братец, что так и жаждет рассказать об этой новости Фёдору. Ладно уж, будь по его правилам.«Ты меня заинтриговал даже.»
Ответ приходит не сразу. Наверное, где-то минут пять парень пялится в пустой телевизор, и ещё через минуту наконец-то что-то меняется на экране ноутбука. «чтооо? риально? ашалеть» Он уже действует на нервы. Бедная бровь шатена неуклюже дёргается, но он пытается совладать с собой, глубоко вдохнув. Братцу не провести его.«Ну и?»
«ах да точна» «они приглошают тебя в японию» Ага. Скорее всего, этот чёрт сейчас где-то печатает с компьютера, возможно, прямо рядом с родителями, потому что слишком много допускает ошибок без Т9. Учить русский язык ему ещё лет сто, не меньше. Но хрен с ним, вот новость сейчас про то, что приемники зовут к себе в дом… после того, как Фёдор не бывал там уже пару лет… ну, очень интересно, что же они задумали, раз уже решают вопрос по поводу того, чтобы официально пригласить парня в гости. Но так легко Достоевский не сдастся. Без боя явно не согласится.«Чего они добиваются?»
«незнаю» «вот и узнаешь кпгда приедешь» «Если вообще приеду…» — думает про себя Фёдор и задумчиво хватается за подбородок, прекращая печатать. Всё, разговор окончен. Как и всегда, диалог получился довольно короткий… Впрочем, собеседник и так должен радоваться, что ему вообще ответили. Перспектива ехать в Японию Достоевского вообще не радовала. Делать ему нечего, как гонять туда-сюда лишь по прихоти родителей. Да и так уже понятно, что от него будут требовать по приезду — вернуться к ним и больше не уезжать. Да хрена с два он там останется. Всё время думал, как бы сбежать оттуда, а теперь с какой-то стати должен возвращаться туда. Ну уж нет. Попытки вернуть сына в дом начались ещё очень давно — впрочем, ещё до того, как он вообще покинул страну. И Фёдор всегда думал: «Что им вообще надо от меня? Пусть уебутся со своей работой». Конечно, ему предлагали всё: и учёбу, и престижную работу, и заработок, что будет выше крыши. Но зачем это всё, если изначально преследуешь другую цель? Фёдору этого было не надо; не надо, пожалуй, и сейчас. Его устраивает нынешняя работа, — к которой, к сожалению, тоже имеют отношения родители, — у него был дом, хоть и такой несчастный, — без него теперь и дышать приятнее, — а ещё он добровольно закончил университет по своей специальности, чтобы обвести всех вокруг пальца и сказать прямо в лицо: «Ну что, уебитесь, товарищи», и казалось, что этого хватит, чтобы родители наконец-то отставили свои попытки что-либо сделать. Но, кажется, всё только начинается. И это ещё не факт, что корыстный брат не прикладывает к этому всему свою руку. Захлопнув крышку ноутбука, Достоевский тяжело вздыхает, пытаясь переварить всю кашу. Нужно придумать что-то такое, от исхода чего вся семья просто сдастся и отвалит наконец, а Фёдор заживёт обычной и спокойной жизнью. Конечно, на это нужно время, но он и так уже несколько лет пытается бороться, и сейчас отступать точно не намерен. Тогда ради чего всё это было: все эти козни, издевательства, отречения, убийства… глупо сейчас уходить ни с чем. Но пока в рукаве у Фёдора есть несколько козырей, он спокоен как никогда; пока что правда на его стороне, а тёмное прошлое ещё не настолько давит своими острыми когтями на шею, чтобы можно было задохнуться. Пока что всё идёт чётко по плану. Ну или хотя бы хочется в это верить. Из раздумий Фёдора вырывает звук открывающейся двери, через которую спустя секунду появлялся обновлённый Николай. Прям-таки дежавю: всё почти как и рано утром. Коля в чистой одежде, которая ему точно по размеру; шатен даже забыл, как он выглядит в чём-то другом. Хотя прошёл всего день, столько произошло… Теперь они будут вспоминать этот момент каждый год до конца своей жизни; будут смеяться и говорить, как же страшно было потерять дом и искать новый, как было изнурительно бегать туда-сюда и волноваться, что у тебя больше нет места, куда можно вернуться. Но зато они будут думать об этом с улыбкой, потому что они прошли через это вместе. Никто не ушёл. Они сохранили хотя бы друг друга, и это многого стоит. Действительно многого. Гоголь неловко переминается с ноги на ногу, не зная, что делать дальше. Решая, что лучше того, чтобы сесть на диван, больше нет ничего, он так и делает, плюхаясь на довольно мягкую поверхность. Ну, скорее всего ему тут спать ещё ближайший месяц, поэтому… придётся привыкать и к тому, что по утрам может болеть весь позвоночник вместе с шеей. Придётся Фёдору делать другу успокаивающий массаж. О-о, а идея-то заманчивая! Мысль о том, что Федя будет трогать его шею своими аккуратными руками, безумно будоражит и отгоняет все минусы лежания на диване весь месяц! Да если Фёдор хотя бы просто коснётся его разок, даже если и случайно, Коля готов спать где угодно, да хоть на полу, главное, что рядом будет дрыхнуть ненаглядный друг. Фёдор невольно следит за каждым движением Николая и вскоре замечает, что тот нервничает: об этом говорят перебирающие край футболки пальцы и рваные движения рта в попытках сгрызть губы. И о чём же он, интересно, задумался? Впрочем, не столь важно, сейчас нужно решить один другой важный вопрос. Отложив ноутбук в сторону и встав с кровати, Достоевский для начала кинул другу обещанную пилочку и далее поспешил к деревянному комоду, который, похоже, был забит всякими вещами. Но ничего, это не беда. Главные вещи всё равно лежат наверху и точно в одном месте. Взяв в руки удостоверяющие личности документы, парень пошёл обратно к кровати. Положил ноутбук на свои колени и стал что-то вбивать, пока любознательный Коля всё же не проявил интерес к происходящему: — Что ты делаешь? — Пытаюсь зайти в твой аккаунт в банке, — быстро отвечает шатен, всё ещё печатая что-то на клавиатуре. Кажется, всё идёт полный ходом. Николай понимает то, что пытается сделать Фёдор, а потому хмурит брови, недоверительно смотря на открытую вкладку в браузере. — В банк? Но… там же нужно много, вроде. И паспорт, и госуслуги, и… — Но ведь у меня в любом случае есть паспорт, можно не переживать, — прерывает блондина друг и клацает куда-то в последний раз, радостно сжав кулак. Коля не верит. Что?.. В смысле у Фёдора есть их паспорта? Может, ещё и снилсы с трудовой книжкой? Но ведь… он же ничего не брал из дома! Гоголь думал, что всё вчера сгорело, что всё потеряно… Как, чёрт возьми, это всё могло оказаться здесь?! — Откуда?.. Как он сохранился?! — уже более эмоционально спрашивает Николай и смещается со своего места, оторвавшись от спинки дивана. Фёдор наконец отвлекается от своего дела и слегка растерянно смотрит на друга, думая, что же ответить. Ой-ой. Кажется, где-то есть просчёт, который он не заметил. — Эм… — тянет Достоевский, разворачиваясь обратно к экрану. — Ну… Я успел забрать, когда выбегал из дома вчера, — всё-таки говорит он и пальцем проматывает на сенсорной панели страницу вниз. — Что? Но, подожди, ты же… — О, я зашёл в банк! — радостно восклицает Фёдор, переводя тему. Николай без внимания не остаётся. Тоже подскакивает со своего места и идёт ближе к другу, смотря на экран ноутбука. — Теперь нужно сходить в настоящий банк и выписать уже там материальную карту. — Ты гений, Федь? Всё так быстро? Просто сходить и всё? — Да, да и да. Можно прямо сейчас сходить, всё равно уже почти обед и будний день, — отвечает парень и восторженно смотрит наверх, в гетерохромные глаза, что, кажется, вообще не понимают, что происходит. — Вау! Федюш, ты лучший! — вскрикивает Гоголь и раскрывает руки, и Достоевский понимает, что его ждёт сейчас. Впрочем, он почему-то даже не против. Если раньше он хоть как-то и протестовал, то сейчас просто смирился уже со своей участью. Николай зажимает Фёдора в объятиях, пользуясь положием, что выбил себе ещё очень давно — его действия никак не странные, потому что все вокруг уже привыкли, что он очень тактильный, и потому такой жест уже вошёл в привычку. Но теперь всё по другому. Эти объятия… ощущаются совершенно по-иному. Так трогательно и аккуратно… Так тепло на душе и так горячо на кончиках пальцев, что сердце невольно начинает биться быстрее. Что это такое? Неясно. Коля проводит ладонью по очертанию талии Фёдора, нежно поглаживает. Другой рукой чувствует тонкое плечо, что по ощущениям может рухнуть при одном неаккуратном движении. Фёдор затаивает дыхание. С какой-то стати всё внутри меняет своё расположение, лёгкие давят на рёбра, а сердце ещё чуть-чуть и будто вырвется наружу? С коленок тихонько сползает ноутбук, что до сих пор держался лишь на молитве его хозяина. Фёдор и сам не знает, что сейчас произошло и по какой причине он снова покраснел кончиками ушей, но это всё становится неважно, потому что… за это короткое мгновение он чётко чувствует сквозь ткань, как громко и быстро бьётся сердце напротив, как беспощадно оно сдаёт своего хозяина. Нет, нужно успокоиться. И нужно поскорее отправить Николая куда-нибудь подальше. К счастью для Достоевского, Коля отпускает друга спустя одну минуту и делает вид, что вообще ничего интересного не произошло, а его внутреннее состояние ну никак не изменилось. Впрочем, это и хорошо. Николай снова крутится вокруг себя, что-то без умолку болтает, пытаясь отвести от себя подозрения резкой смены настроения, и копошится в шкафу, ища новые вещи, но уже более-менее нормальные для публичного выхода. — Нам надо сходить куда-нибудь, чтобы купить новую одежду… а то чувствую, что то, что мы забывали тут с тобой в прошлые разы, у нас долго не протянет. Не такой уж и большой выбор, скажу так. Фёдор незаметно кашляет в раскрытые ладони, отвернувшись к стене, и следом закрывает крышку ноутбука, отложив его куда-то в сторону. Пока что точно не понадобится. Шкаф полностью набит вещами, причём разного стиля: и домашние, и новые, и зимние, и старые какие-то… как будто из двухтысячных годов принесли. И почему тут нечего надеть? Федя же почти все их вещи перенёс сюда… — Ну неужели нечего надеть? Перед тобой полный шкаф одежды, а ты не знаешь, что надеть. Возьми моё что-нибудь, если по размеру подойдёт, — отвечает Фёдор, кивая на раскрытый шкаф и показывая глазами на одну кучку вещей, которую Коля не сразу заметил. — Ого, ты такой щедрый, — хихикает блондин и разворачивается к стопке одежды, разглядывая каждый элемент по раздельности. — О, нашёл. — Ну вот. Держа в руках тёмный свитшот с белой надписью на иностранном языке, которую Николай, скорее всего, даже не сможет прочитать, — Федя может поспорить, — парень лучезарно улыбается, и от этого вида шатену тоже хочется почему-то смеяться. Будто он заряжает на что-то позитивное и яркое. Будто окрашивает серую и печальную жизнь Фёдора своими разными красками, не давая упасть на самое дно, замкнувшись к себе. Будто держит вечно за руку и тянет к свету, в то время как Фёдор подумал бы уже, что к добру у него нет пути. Он полностью прогнил, от кончиков волос до малейшего нерва внутри. Он бы уже и думал над тем, чтобы что-то с этим сделать, если бы не Николай. Его свет, его луч счастья. Его благородная душа. И, наверное, если бы этому Свету что-либо сейчас угрожало, Фёдор уничтожил бы это даже на задумываясь, потому что Свет — единственное, что держит его на плаву. О, чёрт, кажется, что мы его теряем. Парень глупо смотрит куда-то в пол и даже не замечает маячащую руку перед собой. Наверное, ему просто сейчас не хочется думать. Ни о чём. Ни о себе, ни о ком-либо ещё. — Федя-я! Федю-юш? Феденька-а, — тянет Николай и стоит почти вплотную к лицу друга, который только сейчас замечает чужое присутствие рядом с собой, а потому вздрагивает, распахнув глаза. — Что такое? — как ни в чем не бывало говорит Достоевский и поворачивает голову, окидывая взглядом наряд Коли. А… Ну, ничего нового: свитер, какие-то штаны и цветные носки… Впрочем, что с него взять, это Коля. — Ты сидишь, втыкаешь что-то в пол, пока я зову тебя, но ты игноришь. Вот, только сейчас ответил. «Я что, реально не слышал?» — думает про себя Фёдор и машет головой в сторону, приходя в себе. — Всё хорошо, я просто задумался. Ты уже пошёл? Возьми паспорт, — взяв вещь позади себя, парень протянул документ другу, и тот с радостью её принял, будто только её и ждал. — Как зайдешь туда, подойти к электронному столу и запиши себя на оформление банковской карты. Ну, думаю, тебе там всё объяснят. — Ага, я понял. Николай кладёт паспорт в левый карман штанов и вскидывает голову, говоря напоследок лишь: «Ну, я пошёл» — типичная фраза Коли, что уж тут. Фёдор машет ладонью и провожает его до двери, а когда тот выходит, запирает дверь. Ну и хорошо, пусть будет так. Гоголь решительно спускается по ступенькам вниз, прыгая с одной на другую, и отчего-то не может перестать улыбаться. О-о, он сегодня снова смог коснуться Феди! И это приятно, оставляет после себя сладкие воспоминания, о которых не стыдно вспоминать… ну, это ещё непонятно, потому что недавно стало происходить что-то очень интересное. Будто душа реагирует уже по-другому. Ну и ладно. Коле нравится это ощущение лёгкости после чужих касаний. Всё лучше, чем чувствовать себя никому ненужным и одиноким. Но, выйдя на улицу, всё-таки Колю кое-что смутило. — А где, собственно, находится банк?***
Коле казалось, что сходить в банк — дело плёвое, ведь что там можно делать часами? Пришёл, сказал, что тебе нужно, сходил и сделал свои дела, всё! Свободен! Но не тут-то было. Оказывается, чтобы что-то сделать в банке, нужно сначала его найти. Не уточнив у Фёдора, где он находится, Николай накликал на себя огромную беду. Хоть он и знал приблизительное расположение ближайшего банка, так как довольно часто гулял в этом районе из-за того, что тут живёт Иван, всё равно искать банк пришлось довольно долго. Вот нормальные заведения делают на главной улице, во внешнем секторе, чтобы каждый прохожий увидел вход, так как сверху, обычно, маячит огромная цветная вывеска с названием банка или другого предприятия, которая горела бы ещё всеми огнями мира. Но нет же, надо делать всё через одно место, чтобы такие, как Коля, плутали часами в этих многоходовых путях, ища нужное ему здание! А ведь даже телефона не было, чтобы позвонить Феде и узнать поточнее, куда идти! Приходилось звать прохожих и спрашивать, как же дойти до банка. Одна женщина, явно торопящаяся куда-то, лишь махнула рукой на просьбу Коли сказать хотя бы улицу, куда ему следовало бы идти, молодой парень сказал, что сам недавно переехал в этот город, а потому ничего ещё не знает о расположение мест по периметру. Коля уже чихать на это идея хотел, но вдруг увидел на вид приятную бабусю. И как оказалось, бабулька была очень приветливая и шарящая за всю округу, поэтому сразу же показала дорогу до банка, при этом мило улыбаясь весь путь. Гоголю так захотелось обнять её за это — что он, в принципе, и сделал, — потому что все вокруг злые и явно эгоистичные, а эта милая дама смогла помочь такому бедняге как Коле. Старушка, кстати, даже была не против объятий, а потому лишь похлопала по спинке наклонившегося Николая и пожелала хорошего дня, развернувшись и пойдя куда-то в другую сторону. Ах, ну вот бывают же хорошие люди! Ладно, найти место — ещё полбеды. Вот теперь начался сущий ад. Только зайдя в помещение, парень сразу заметил жуткую духоту, из-за которой было нечем дышать, и ужасно огромную очередь, на которую даже смотреть было больно. О нет! Ему придётся простоять тут целую вечность… Подойдя к сенсорному столу с панелями, Коля кое-как натыкал что-то — конечно, не без помощи, на удивление, свободного консультанта, — и ему счётчик выдал талон на какое-то число, что пугало ещё с первой секунд знакомства. «Ну вот, теперь очередь отстаивать… И почему Федя только ногу поранил?..» — думает Гоголь, грустно вставая где-то у стеночки, так как все места, конечно же, были заняты другими шумными посетителями. Какая-то злая бабулька орала на мальчика, что тот сидит в удобном кресле, пока она, видите ли, старая кошёлка, стоит! Парень пофигично отстаивал свои права, пока на него просто так гнали бочку… Коле даже жалко его стало. А с другой стороны и завидно — он-то сидит, а Коля — нет. Эх, ну, не судьба. Простояв в разных позах и походив по залу в попытках не задеть идущих туда-сюда людей, Николай заметил, что прошло уже полчаса, а он так ничего и не сделал. Арх, ну и почему так долго?! Ему делать нечего, как стоять тут? Даже великие нервы Коли начинают по-тихоньку шатать. Но, алилуя, наконец-то на табло появился номер его талона, и теперь его примут, о Боже! Быстро проскочив между двумя женщинами, что после ещё и ругались за такую наглость, Гоголь наконец попал на своё место. Стол с консультантом, перегороженным прозрачной стенкой. Ладно уж, пусть хотя бы так. Сказав, что ему нужна новая карта, Коля выложил на стол свой паспорт, ожидая ответа от тёмненькой женщины средний лет. Та недовольно цокала в ответ и сказала, что «Вот заявление, пишите». Прям как в полицейском участке, что ли. Ха-ха, прикольно. Коле понравилось. А вот заполнять бумаги — неприкольно. Столько сложностей… И как людям это только нравится?! Обычно за Колю всё заполнял Федя, потому что чуть что, так он бежал к нему, и тот с радостью — ну, не всегда, конечно — подписывал каждый документ. Наверное, Фёдор научился даже расписываться как Николай. Ну и ладно, тот-то не против всё равно. Заполнив бумагу и отдав её обратно, Коля спросил, нужно ли что-то ещё, на что ему ответили, что заявка отправлена, ожидайте оповещение в течение месяца. И всё?! Серьёзно? Ради этого он стоял в очереди сорок минут?! Какой же кошмар! Наверное, сейчас вообще уже обед. Пока побегал, поискал этот чёртов банк, пока прождал, теперь ещё и обратно путь домой искать… Коле хочется просто завалиться на кровать и по-детски побить ногами матрас в знак недовольства и негодования к своей сегодняшней прогулке. Было бы ещё славно, если бы кто-нибудь сидел рядом и просто кивал, соглашаясь со всем, что Коля будет говорить. Это была бы лучшая поддержка. Ах, и тут на ум приходят лишь несколько человек: мать, что подолгу могла сидеть в кресле и вышивать что-то крестиком на полотне, в то время как Коля просто рассказывал про свою обиду, лёжа головой у неё на коленках; Иван, который просто молча слушал все крики Коли и кивал на каждое высказывание, говоря «Какой же он баран!»; и Федя, что часто попивал чай, сидя за столом, и лишь иногда говорил советы по успокоению, пока Коля кланялся всем богам мира, чтобы его мысли хотя бы ненадолго остановились, а то стреляют, как из пулемёта. Сейчас бы подошёл кто угодно, но… сердцем почему-то хочется, чтобы это был последний вариант. Быстро — ага, конечно, Николай летал ещё туда-сюда, ища путь домой, и на это ушло куда больше времени, чем он планировал, — добравшись до дома, Коля первым делом рывком захотел открыть дверь, да не тут было. Фёдор-то её закрыл на замок. Ох уж этот Фёдор-что-защищает-дом-от-грабителей. Постучав обычным стуком, парень стал ожидать, что кто-нибудь ответит ему и откроет эту чёртову дверь, иначе всё было впустую. К счастью Коли, дверь с той стороны открыли. Гоголь уж подумал, что это Федя, как и всегда, но нет. — Вася? — привычно для себя, слегка громко произносит Коля, и Иван быстро прикладывает к его губам палец, шикая на него в знак «успокоиться и быть чуть тише». — А что случилось? — почти шепчет блондин, думая, что наверняка что-то произошло, раз Ваня так себя ведёт. — Фёдор спит, не разбуди его, — объясняет Гончаров и отходит назад, пока Николай приходит в себя. Что?.. Фёдя да спит? В голове не укладывалось. Коля настолько мало раз видел, как он засыпает отдельно, один, что можно пересчитать на пальцах; обычно он либо за закрытой дверью спит, да так, что к нему не пробраться — но это и не требуется, в целом, потому что он всегда встаёт раньше, чем Коля, — либо засыпал прям на друге, облокачиваясь о него или вовсе падая на колени. Но вот так… Наверное, просто устал ждать… — А ты чего не спишь? — спрашивает Гоголь, следуя за шедшим на кухню Иваном. — Так ты ушёл часа три назад, как я слышал по щелчку замка. Успел выспаться уже, — отвечает тот и усаживается за стол, беря в руки кружку чая. — Будешь? — предлагает он, но Коля только машет головой. — Нет, спасибо. Пойду лучше… переоденусь, — врёт он. Но Иван-то всё знает и лишь прикидывается дурачком, чтобы не мешать двум голубкам по-своему ворковать. Николай скинул куртку ещё в прихожей и сейчас идёт прямиком в комнату страха, а может, и своей души… Тихо открыв дверь, парень прошмыгнул внутрь и также тихо закрыл её. Повернувшись, его мир вновь рухнул и заново собрался воедино. Федя сидел на диване, облокотившись руками о подлокотники и положив на них голову. Глаза закрыты, складок нет, он спокоен. На другой стороне дивана устроился чёрный и злой кот, аккуратно сложив лапки под себя. Подойдя ближе, Коля видит всю красоту Феди: его тело иногда поднимается из-за вздохов, реснички слегка подрагивают, а на руках заметно выступают мурашки. Наверное, ему холодно. Конечно, Федя ведь какого-то хрена в одной лишь футболке — длинной, широкой, точно не по размеру ему, но Коля узнаёт в ней его же вещь. Взяв вблизи лежащий плед, Николай заботливо укрывает им своего друга, прикрыв и спинку, и ручки, и даже часть ножек. Ах, эти ножки. Тоже привлекательные. Фёдор в целом привлекательный. В нём идеально всё: начиная его именем и заканчивая вредными привычками. И хоть он является очень скрытным человеком с тысячью скелетами в шкафу, Коля всё равно его любит. Потому что… наверное, чувствам всё равно на это. Они просто есть, и они просто обогащают жизнь, а иногда делают её просто невыносимой. Коля, если бы это было возможно, утонул бы в собственных мечтах о далёком, возможном будущем, смог бы создать всю Вселенную заново, лишь бы его желания имели хоть какое-нибудь объяснение. Коля бы захотел сделать всё самое лучшее для своего Мира, чтобы тот не страдал и никогда не грустил. Для своего Мира он бы не пожалел всего себя, потому что сейчас весь его Мир тихонько спал напротив, а он же, незаметно устроившись головой на кровати, мирно наблюдал за восходом нового этапа своей жизни и всего мировоззрения этой бесконечной жизни.