Аметистовые камни

      С того момента, как Иван решил приютить двух немощных амёб, которые потеряли собственный дом, прошло две недели, за которые немало чего произошло. Во-первых, Ваня узнал много нового про своих друзей: например то, что Коля каждое утро второпях собирается на работу, ворошит весь дом, гремя на весь подъезд, и уходит лишь к девяти часам, когда Фёдор уже не выдерживает и просто силой выталкивает друга за дверь в том виде, в котором он был. Во-вторых, также Гончаров узнал, что Федя, оказывается, очень приятный сожитель по квартире. Он может и убираться, и мыть вечно грязную посуду после всех, потому что обычно Иван складывает её до тех пор, пока башня из посуды не начинала падать, а сейчас чуть что — её моет Фёдор. И он ещё впридачу отменный повар. Иван привык питаться одной едой быстрого приготовления или обычным чаем, возможно, с конфетками, но после появления соседа… теперь каждый день парня после и перед работой ждут всякие блюда, от которых просто грех отказываться. Причём Фёдора не проси, а лишь намекни, так на следующий день всё уже будет готово. Не зря же он посылает Коле список продуктов, который тот должен купить после того, как уйдёт из мастерской. Коля хоть и нудит каждый раз, что ему влом идти куда-либо после работы, а всё равно идёт, потому что после того, как Федя посмотрит на него из-под густых ресниц тёмными глазами, так вся Вселенная прекращает жить, а самым главным на свете для Коли становится тот список, что накануне прислал ему его «господин».       Вообще до того, как отправлять что-либо Коле на телефон, произошла интересная ситуация. Фёдор как обычно стоял посередине кухни, думая, что бы сварганить на этот раз из имеющихся продуктов, а потом вспомнил, что где-то там сейчас работает Николай, которого можно потом послать в магазин, чтобы не спускаться самому — он-то сам и не против того, чтобы выйти, хоть это и неприятно, но вот Коля и Иван точно против, потому что рана на ноге ещё на тот момент не зажила, а только наоборот, росла в прогрессии, поэтому они строго-настрого запретили другу ходить куда-либо дальше этой квартиры. Достав телефон и радостно напечатав нужное сообщение, Достоевский успокоился, что его услышали, и пошёл дальше что-то готовить. Да только он не учёл, что прошлый телефон сейчас лежит где-то среди сгоревших обломков, превращённый в пепел. Работники спасательных служб, конечно, отдали хозяину квартиры всё, что уцелело, но это были неважные вещи, про которые Фёдор сразу же забыл, как только увидел. И вот незадача. Среди тех вещей не было телефона.       Фёдор тогда сильно опечалился из-за своей тупости, а как рассказал об этом Ивану — тот чуть со смеху не помер, пока по лбу ложкой деревянной не получил. Пришёл в тот день Николай домой, радостный, что наконец всё закончилось, а тут на тебе с порога: «Разворачивайся, идём в технику». Коля только и смог, что жалобно заныть, прося у Гончарова помощи, пока его аккуратно тянули на улицу. Иван лишь покачал головой да покрестил их обоих, сказав напоследок: «Удачи выжить». Николай тогда не на шутку испугался. Но как только узнал, что они идут за новым телефоном, успокоился и радостно завизжал, словно ребёнок, которому идут покупать новую игрушку. В итоге ходили они там, выбирали часа два — ну как выбирали, Фёдор рассматривал все варианты, а Коля просто стоял рядом в виде опоры, чтобы если что, то шатен хотя бы не упал замертво на каменный пол. В общем спустя ещё какое-то время Фёдор выбрал всё же какую-то модель, и Гоголь просто молился богам, хоть и не был верующим, что «О спасибо, Ками-сама, что услышал мой зо-ов!», пока друг оплачивал свою покупку. Что ж, полдела сделано. А по приходу домой Колю ждал целый разговор по поводу того, что этот телефон нужно беречь и не топить по возможности, как это было с прежними, потому что Фёдору понадобятся быстрые ноги Николая и его отзывчивость, ведь ходить куда-то вниз слишком муторно и долго.       Также за эти две недели, вопреки наказам Фёдора, Николай принимал куда больше заказов, чем следовало бы. Сигма настолько умеет убеждать людей, что Коле просто пришлось согласиться на бо́льшую нагрузку, чтобы не нарушать и так уже сбитый режим. Деньги-то всем нужны, а Коле в особенности, потому что вообще-то сейчас он копит на новую квартиру, чтобы наконец-то съехать от Ивана и больше не приносить ему всякие неприятности, которые были зачастую именно от Коли… Впрочем, до этого ещё далеко, так как копить придётся чертовски долго. Но зато Сигма на слова о том, чтобы больше не отказывался от заказов, отреагировал радостно и с восторгом едва ли не запрыгнул на бедного Николая, который просто поделился своим предложением. Сигма там мог и платочком вокруг себя погонять, кружась в знак своего счастья, но было не до этого — он сразу же пошёл перезванивать всем, кому только успел отказать за последнюю неделю в связи со всеми происшествиями. Бизнес же отнюдь не маленький. Вообще-то, мастерская Гоголя — одна из самых популярных в этом городе, а потому все, кто желают индивидуальные украшения на заказ, идут именно к нему, несмотря ни на то, как оформлена мастерская, ни на то, что мастер всего один, хотя заказов много. Коля просто многорукий, вот и всё. Да и скорость его заметно улучшилась. Теперь производство пойдёт ещё быстрее.       Рана на ноге Фёдора практически отжила свой срок. Две недели Коля интенсивно лечил её, каждый день сам менял бинты и накладывал мазь, даже несмотря на то, что хозяин этого бедствия был категорически против. И что такого в том, чтобы просто вылечить ногу? Не вечность же ходить с ожогами, хромая на каждом шагу. Но зато отговорка на все случаи: «Прости, у меня же нога?». Впрочем, никто и не отправлял куда-либо его, потому что все знали: он никуда не пойдёт. Коля лишь устало вздыхал, когда снова бегал куда-нибудь по поручениям друга, а Иван махал на это рукой, мол, «Сами разбирайтесь, я вообще на работу опаздываю», — а говорил это уже под вечер. Эта работа… просто была немного странная. Гончаров уходит куда-то в часов шесть вечера, а приходит лишь под утро, громко хлопая дверью, идёт в свою комнату и дрыхнет до часу-двух дня, или пока солнце не начнёт садиться, — это Фёдор заметил, потому что часто не спал в это время: то работал, то порядок в доме наводил — конечно, в пять утра — самое то, чтобы перемыть все полы, наготовить еды на всю ораву и пойти дальше спать. Что же это за работа такая с жёстким графиком? Надо будет уточнить. А ещё надо бы уточнить про то, что…       Ох, эти две недели были немного тяжёлыми в плане эмоций, потому что внутри каждого из новых жильцов кипели просто необъяснимые чувства, которые никто не понимал. Николай всё это время думал о том, что же произошло в тот день, когда они только переехали, и что это за эмоции такие, что странным образом влияют на парня? Коля старался разобраться в этих чувствах, пока как бы беда не пришла к нему. Он старался, честно. Первую неделю держался, почти не трогал Фёдора, не выпрыгивал резко из-за угла и не закрадывался к нему в постель — минимальный контакт. Однако потом он просто не выдержал: как увидел, что Федя чихает, сидя под открытым окном — что ж, этого и следовало ожидать, — сразу вскочил и набросился на бедного шатена, пригудая: «А-ах, Феденька, ну всё, больничный!» Это немного странно смотрелось со стороны, но ведь никто их не видел? Вот и хорошо. На самом деле Коле было просто жизненно необходимо хоть какое-нибудь касание к своему другу, потому что тот просто-напросто соскучился. Неделя — его максимум. Достоевский на это лишь хмыкнул в сторону да отодвинул белобрысого болвана в сторону, чихая напоследок ему на рукав. Ну, сам напросился.       Фёдор же тоже пытался разобраться в себе: почему в тот момент, когда он переодевался, Коля так странно на него смотрел? И почему позже просто избегал его, ничего не объясняя? Впрочем, Фёдора это не касается, потому что без всяких там прикосновений и живётся лучше, никто не достаёт, личное пространство не нарушено. И всё же… было что-то странное в этом. Что-то не то. Не как всегда. Или, может, он просто привык к тому, что вокруг всегда вертится надоедливый друг? Конечно, это просто привычка. Она вырабатывается за двадцать один день, а Фёдор живёт с Николаем уже пятый год подряд. Разумеется, будет разница между бесконечным контактом и паузой. А может, это просто отговорка. В любом случае — это всё неважно. Сейчас явно не стоит забивать этим голову.       Выходной. В данный момент Фёдор обжаривает кусочки мяса в ароматом соусе, чтобы вскоре добавить их прямиком в тарелку с только что сваренными макаронами. До завершения осталось каких-то пару минут, зато за спиной бедного повара — а прозвали его так, потому что после его блюд чужие есть просто не хотелось, поэтому его назначили главным по кухне — не раздаётся жалобный стон, который может исходить только от одного человека. Достоевский слегка хмурится, но вмиг расслабляется и лишь вздыхает, готовясь слушать то, что ему сейчас скажут.       — Мне так ску-учно, — кряхтит Коля, устало опустив подбородок на обеденный стол.       Над полкой с приправами медленно тикают круглые часы со серебряной обводкой. Со стороны плиты слышится шипение раскалённого масла и тысячи криков о помощи горящей курицы, что тщетно пытается ускользнуть из лап шеф-повара, обжигая тому руки, если он неаккуратно перевернёт кусочки лопаткой. Где-то на фоне, возможно, играет музыка, совсем отдалённая и едва слышаемая; наверное, проснулся Иван. Ведь уже обед. И пара голодных ртов с удовольствием ждут этого приёма пищи.       — А чего в мастерскую не пошёл? — кидает за спину Достоевский, виртуозно управляясь с жаренной курочкой. Коля вяло поворачивается назад, хотя уже что-то ответить, но произносить слова так трудно, что он еле заметно бурчит:       — Так у Сигмы сегодня выходной.       — А-а… — тянет шатен и выключает огонь, накрывая сковородку крышкой, чтобы чуть-чуть остыло. — А какая разница: есть Сигма или нет? Твоя же мастерская.       Гоголь лишь напоследок мычит, плюхаясь лбом на поверхность стола. Что-то такое настроение… никакое. Вялое. Непонятное. Скучное. Ничего делать не охотно. И это странно, ведь обычно Коля всегда заводит всю толпу, заполняет тишину комнаты и не даёт другим почувствовать себя не в своей тарелке. А тут вот… на.       — М-м… Без Сигмы неинтересно работать. Да и он уже две недели пашет без выходных, пусть отдохнёт.       Фёдор хмыкает в сторону, слегка поражаясь такому настрою, но ничего не поделать, такой уж Коля: если настроение с утра не задалось, то какое-то время он будет ходить весь сонный, ужасно тоскливый и хмурый, потому что ему просто лень выводить улыбку. И нет, это не злость или обида: просто ему и вправду влом что-либо делать.       Достоевский убирает крышку со сковороды и аккуратными движениями — он уже понял, что будет, если неосторожно обращаться с раскалёнными предметами — перекладывает мясо по трём порциям. Перчит, что-то ещё кашеварит, наверное, уже по собственному усмотрению, а затем ставит тарелки на стол и пинает Колю коленкой, заставляя привстать.       — Еда готова. Кушай, — объясняет Фёдор и кивает на блюдо перед собой, разворачиваясь и идя в другую комнату. Гоголь хлопает глазами, чуя прекрасный аромат, и вскидывает голову, воскликнув что-то радостно-прекрасное.       Фёдор подходит к нужной двери, стучит несколько раз и ждёт, пока музыка за стеной не выключится. Когда наступает тишина, парень заглядывает внутрь и видит, как Иван валяется на кровати, потянувшись к радио на противоположную сторону от своего места, и как смотрит прямо в душу назад, удивлённо моргая.       — Ты чего? — лишь спрашивает Гончаров, и Фёдор скептически оглядывает комнату.       — А ты чего?       — Я? — удивляется тот. — Я ничего, а ты чего?       — А я обедать тебя зову. Если еда остынет, пока ты придёшь, то меня не пинай, — серьёзно произносит шатен и хлопает дверью, пока за ней слышатся недовольные возгласы. — Тц, шевелись.       На кухне уже во всю орудует Николай, громко пытаясь нацепить макаронину на зубцы вилки. Щёлк, щёлк. Фёдор не раздражается. По крайней мере, убедительно делает вид, что этот звук его вообще не беспокоит. Прошло уже столько лет, а он до сих пор едва ли сдерживает свои эмоции. Позор. Столько старался, а всё впустую.       — Бозе, Фвдь, ну ты првсто масткр по гвтофке! — вскрикивает Коля с набитым ртом, восторженно стукнув по столу, и, на удивление, Фёдор его понял, хотя половина букв была проглочена.       — Жуй и не давись.       — Дв фсё пуч… Кха-кх…       Ну вот. Договорился. Достоевский быстро разворачивается, видя подавившегося и задыхающегося Колю, и аккуратно стучит по спине, пока друг не начинает самостоятельно дышать. А говорили ему: «Пока я ем, я глух и нем!», а он… не послушал и поспешил, чем заработал себе шанс подавиться.       — Так, чтоб я тебя не слышал, пока не доешь, понял? — серьёзно произносит Фёдор, не давая и шанса на отказ. Николай послушно кивает и обещает молчать, хотя всем и так ясно, что этого просто не может случится.       — Что за шум?       Из-за угла показывается зевающий Иван, потирая рукой шею. Николай лишь восклицает, что чуть не помер из-за какой-то макаронины, а Фёдор приказывает есть, аргументируя, что еда скоро остынет. Давно они так и не сидели, когда у каждого нет никакой работы. Все две недели Коля уходил где-то под девять утра, а возвращался лишь вечером, чаще всего, когда Иван уже уходил. А он же, в это время, уходит в часов пять-шесть вечера и приходил под утро… Бывало и в час ночи, и в пять утра, или даже в семь… В общем времени для совместного времяпрепровождения у Вани и Коли не оставалось. Один Фёдор как-то успевал встречать каждого блудного гостя с накрытым столом, будто заранее знал, кто и во сколько придёт. У Николая же тоже меняется время прихода — всё зависит от заказов. Впрочем, никто пока что не задавался этим вопросом… И хорошо.       Ваня проходит дальше и видит, что стол накрыт, Коля, всё ещё в припадке, пытается откашляться, а Федя лишь устало вздыхает и хлопает блондина по спине, прикрыв глаза. Ох уж эти макароны — опасное оружие, вообще-то. Через минуту Николай наконец-то выбил из себя все остатки блюда и смог дальше продолжать есть, а Фёдор, аллилуйя, удачно присел на своё место. Гончаров не отставал. Подумалось, что третья порция как раз для него, поэтому тоже присел на соседний стул от Коли.       — Приятного аппетита всем, — говорит напоследок Федя, и все благодарно ему кивают, а следом принимаются за еду.       Коля уже и так попробовал это блюдо, но отказываться от ежедневной похвалы не стал. Снова начал восторженно мычать от удовольствия, придерживаясь рукой за щёку. Иван лишь сказал пару, но точных слов, и снова принялся тщательно жевать еду, в отличие от Коли, который не мог никак уняться. Фёдор отлично знал, что готовить он умел, поэтому слушать комплименты в свой адрес привык ещё с того момента, как начал жить вместе с другом. Но что-то он слишком много болтает. Как бы не подавился опять.       Но всё прошло, на удивление, довольно лучше, чем думал Фёдор. Через десять минут тарелки уже были пусты, а Коля — жив и здоров. Фух. Ну хоть сейчас поел нормально, а то кто там знает, чем он питается в своей мастерской. Тут хоть еды покушал человеческой. Встав из-за стола, Иван с благодарностью отдаёт тарелку обратно Фёдору, который стоит у раковины и тотчас начинает мыть посуду. Ну вот. Опять хозяйничает. Не успели они поесть, как он уже всё перемывает. Вроде и положительная черта, а вроде… и утомительная слишком. Впрочем, может, это его особенность такая? Та самая привычка с малых лет, от которой трудной избавиться.       «Интересно, а каким же было детство Феди? — думает Николай, облокотившись щекой о ладонь. — Наверное, всё такое интеллектуальное, интеллигентное, хорошее… Федя мог воспитываться только в семье эрцгерцога, не меньше».       — Так, — вякает Иван, повернувшись в сторону часов и заставляя Колю невольно поднять на него взгляд, — сколько же сейчас времени?       — Около часа, — где-то среди шума воды говорит Достоевский и захлопывает кран, поворачиваясь назад. — А что такое?       — Значит, мне ещё рано собираться.       — А ты куда-то намылиться решил? — с интересом спрашивает Николай, чуть наклонив голову в бок.       — Да, сегодня вечеринка у Гарри.       Тишина.       Раз, два… три…       — Что?! Вечеринка?! — вскрикивает Коля, встав из-за стола и облокотившись о него руками, издав хлопок. — А разве у тебя не работа?       — Ну так сегодня выходной, это во-первых. А во-вторых, у Гарри день рождения, я в любом случае не могу пропустить это событие.       — Чего-о?! — ещё громче кричит Коля. — Что за Гарри?!       — Да успокойся ты, Боже ж ты мой, сядь лучше, — больше жалобно, чем искренне, говорит Иван и пытается усадить на стул друга, самостоятельно садясь на стул рядом. — «Гарри» — это просто кличка. Это Гришка из соседнего подъезда, у которого есть шрам на лбу, вот его так и прозвали. Сегодня его день рождения, поэтому намечается туса в загородном доме где-то… э-э… Я не помню, но когда-то вечером. Вот я про время и спросил, чтобы успеть собраться.       — Ахуеть… — только и может ошарашенно прохрипеть Гоголь, скатываясь вниз по спинке стула. — Ты с этим до сих пор не завязал?       — «С этим» — это с чем? — вдруг спрашивает Фёдор, и все взгляды устремлены точно на него.       — Это неваж…       — С гулянками, — бесцеремонно перебивает друга Николай, получив за это пинок ногой под столом. — Тц…       — А-а… — протягивает Достоевский и вскидывает руку к верху. — Это когда гуляешь с теми самыми и делаешь то же, что и они? — риторический вопрос. Но Ивану хочется кое-что уточнить.       — Что ты имеешь ввиду под этими словами?       — Ну, что вы курите, бухаете и громко кричите, когда подходит время для очередного тоста. Насколько мне известно, в таких случаях каждый празднует своей компанией и своим образом, потому что всё, что объединяет пришедших людей, — это то, что дом был арендован специально для этого мероприятия и что каким-то образом один знакомый другого знакомого знал именинника сегодняшнего дня. Правильно?       Фёдор хитро улыбается, облокачиваясь о раковину сзади себя, а Иван лишь хлопает ресницами, думая, ответить правду или солгать. Побеждает первое.       — Да, ты прав. Всё именно так и будет, — хмыкает Гончаров. — Но могу утверждать, что каждый член данного сообщества точно был знаком с самим именинником, и что ты не найдешь там человека, который не знал бы, кто такой Потёмкин Григорий, — утверждает он, встав со стула.       — Что-то я сомневаюсь.       — О-о, зря.       Парни смотрят друг на друга свирепыми глазами, готовыми в любой момент содрать кожу с противника. Нет, это всё не со злости, просто появился некий азарт, который ведёт сейчас их совсем не в то русло… Коля смотрит туда-сюда, наблюдая за реакцией каждого из друзей, и слегка пугается, не зная, чем это может закончиться.       — Ну давай проверим? Вы, двое, — Иван машет пальцем то в сторону Феди, то в сторону Коли, — идёмте сегодня со мной, будете подтверждать гипотезу Фёдора на практике.       — Что?! — вскрикивают сразу оба друга и неловко смотрят друг на друга, не ожидая такой реакции от себя.       — Ты серьёзно хочешь взять нас с собой в какой-то неизвестный дом, чтобы я просто согласился с тем, что был «не прав»? — отталкиваясь от раковины, Достоевский ближе подходит к своей жертве, с прищуром смотря на неё снизу-вверх. — И ты думаешь, что я соглашусь?       — А что, хороший же шанс? Ты не выходил из квартиры уже больше недели, так что уж и отвык от дневного света. Тем более, что с твоей ногой всё в порядке — не упадешь, пока будешь танцевать, — Фёдор недовольно хмурит брови, и Иван нервно сглатывает, понимая, к чему ведётся разговор. — А ещё Коле, вроде бы, было очень скучно, так что пусть проветрится где-нибудь, а то мозг скоро от этих украшений взорвётся.       — О-о, что, правда можно?! — всё же не выдерживает Николай и радостно вскакивает со стула, едва ли не виля невидимым хвостом позади себя. Наверное, он долго сдерживался, чтобы не закричать на всю многоэтажку.       — Конечно. Но только если Фёдор разрешит… и поедет с нами, желательно, — отвечая на вопрос, Гончаров плавно поворачивается к шатену, который просто сверлит и почти убивает взглядом; хитро улыбается и щурится, прислонив руку к подбородку. — Ну же, соглашайся, иначе проспоришь мне желание, — в ход пошли козыри.       — Ах вот как мы заговорили? Ясно.       Колю пугает шанс того, что Фёдор откажет, поэтому он ставит руки в молящем жесте, как бы намекая, что ему очень хотелось бы пойти, просто сказать вслух как-то стрёмно. Это похоже на ту ситуацию, когда ребёнок отпрашивается у родителя погулять, а тот категорически против. В ход идут все оружия. Сейчас на Достоевского смотрели две пары глаз: один хитрый и беспощадный, второй — мягкий и добрый, что несёт лишь свет. Взгляд двух разноцветных глаз, так и просящих разрешение сходить на вечеринку. Ох уж этот Коля. Смотрит слишком пронзительно, вглядываясь в душу. Фёдор не может отказать.       — Ладно, — вздыхая, наконец даёт ответ шатен и вскидывает палец руки к верху. — Но есть условие одно.       — Опять условие? — вспоминая прошлое недопонимание, произошедшее ещё две недели назад в отеле, заговорил вдруг Коля, чуть опустив руки, но его точно проигнорировали.       — Говори, — почти приказывает Иван.       — Мы вернёмся до полуночи. Минута в минуту, чтобы не было опоздания ни на секунду, понятно?       Гончаров озадаченно приподнимает брови, но затем, обдумав сказанное, даёт волю смеху, который непроизвольно льётся наружу.       — Хах, я уж думал, там будет целый список чего-то запрещённого, а тут всего «вернуться до полуночи». Привезу я вас, привезу! Не бойся, это условие я могу выполнить.       — Отлично. Тогда к семи будем готовы, — снова отпрянув от раковины, заканчивает Фёдор и, несмотря на радостные возгласы друга, шагает в другую комнату, наверное, чтобы начать собираться. Хотя что там делать-то: кудри, что ли, наводить? Очень уж вряд ли. Скорее всего, доделывать какие-то дела пошёл. Бывает.       — Ой, как чудесно! Ты меня так давно никуда не брал, Вась. Я даже и забыл, какого это: гулять где-то, — сообщает Гоголь, выйдя из транса своего счастья. Он не только сходит в кой-то веки куда-нибудь на тусу, но ещё и с Фёдором! Это же вообще сказка! Ещё лучше!       — Не боись, вспомнишь сразу же, как только войдёшь, — хлопает по плечу друга Иван, разгладив складки на своём лице. — Надеюсь, что пить нам запрещать не будут, а то…       — Будут, конечно, — слышится из соседней комнаты, и Ваня с Колей одновременно издают безысходный вздох, грустно поникнув плечами. — Я всё слышу.       — И всё-то он знает, — дразнит Гоголь и слышит в ответ недовольный цок от Фёдора, который, вероятно, сейчас вообще сидит в их общей комнате и шпарит по клавиатуре ноутбука. В общем, сто дел сразу.       Вообще у Фёдора очень хорошо развит слух. Ничего нельзя утаить от него. Вот обратиться к нему чисто случайно, сидя на противоположном углу квартиры, так он услышит и ещё крикнет что-то в ответ, или припомнит позже, что он всё понял и сейчас готов поговорить об этом. Сказать шёпотом = сказать громко. Разницы нет. Федя всё равно всё поймёт. Сделать движение лишь губами, без слов — тоже узнает содержимое. Наверное, поэтому он и в курсе всех происходящих событий в мире — просто подслушивает где-нибудь да как-нибудь и запоминает. Вот и готово.       Николай рад, что сегодня вечером наконец-то выбирается куда-то, где будет народ, потому что такие мероприятия он не посещал довольно долгое время. Надо наверстать упущенное. Шагая вперёд, Коля с уверенностью мог бы подумать, что быстро дойдёт до своей комнаты, как и всегда, да вот незадача. Чёрный кот лежит прямо под ногой.       — Бля! — вскрикивает блондин и падает вперёд, подскальзываясь на коврике в коридоре и едва не задевая кота перед собой. — Ну ёбаный ты шашлык, Найт! Уже какой раз спотыкаюсь об тебя, — упрекает парень и с нетерпением смотрит на животное, что самодовольно отвернуло мордочку, будто вообще не при делах и это всё Коля, который не смотрит под ноги. Впрочем, так и было.       Иван не сдерживает смех и хохочет во всё горло, пока бедный Коля видит свежую царапину на колене, которая образовалась из-за трения кожи и простого ковра… Помните: если хотите жить с котом и болючем ковром — надевайте длинные штаны, а не как Николай, что сегодня решил надеть шорты, чуть дотягивающие до колен. Парень встаёт, облокотившись о стену по одну руку, и снова идёт в свою комнату, на этот раз смотря под ноги. Спасибо, что теперь никто не попался лежачим на дороге. Хотя бы падать не придётся.       Коля открывает дверь, видит снова работающего Фёдора и ничему уже не удивляется. Опять что-то хуярит по клавиатуре… Может, он вообще там книгу строчит? Кто ж знает этого Фёдора. Там может быть и программа взлома Пентагона, и публицистическая статья в интернет, и доклад о вреде мусорных пакетов… да там гадать будешь, никогда не угадаешь. Вот Коля даже пытаться угадывать перестал — всё равно даже за несколько лет совместной жизни он так и не понял, как и что Фёдор делает в своём ноутбуке. Ладно, не до него сейчас. Плюхнувшись на свой любимый диван, на котором спит уже как две недели — Достоевский честно упрашивал Колю хотя бы раз в несколько дней меняться местами, чтобы тот тоже мог поспать на кровати, но он отказывался, говоря, что Феде нужнее; а Коля упёртый, — парень роняет голову на спинку сзади, издав удручённый вздох. Ох, надо бы промыть ранку, что ли… А то там даже кровь чуток пошла, вроде как.       Но не успел Коля и пальцем пошевелить, как вдруг почувствовал вокруг раны чужое прикосновение холодных рук, которое он сейчас явно не готов был принять. Шелохнувшись, Гоголь удивлённо распахнул глаза и опустил голову вниз, видя, как Фёдор лишь аккуратно трогает кожу вокруг царапины.       — Так и знал, что чуть Найта не зацепил, — только и говорит шатен, вставая с колена и идя куда-то в сторону комода. Ищет что-то в аптечке и разворачивается, держа в руках перекись водорода.       — Так это он лежал у меня на пути. Я пострадавший, вообще-то, — хмыкая в сторону, скрещивает на груди руки Коля и отворачивает нос, слегка обиженно вскинув голову.       — Да я уж понял. А теперь не дёргайся.       Самую малость полив на ранку, Фёдор стал обеззараживать царапину, протирая всё месиво ватным диском. Гоголь недовольно шипит, словно кот, которому наступили на хвост, а Федя старается изо всех сил не причинять другу боль, делая всё в наилучшем виде. Хоть он и не эксперт в таких делах, но базовую вещь, как обеззараживание, провернуть может. Открыв не пойми откуда взявшуюся зелёнку, шатен аккуратно покрывает ранку своеобразной мазью, слушая шипение и цоканье под ухом. Коля старается не дёргаться, но это не всегда получается — нога сама распрямляется, попадая прямо в грудь Фёдору. Коля виновато шепчет «Прости», а Феде-то вообще побоку. Ну, это же Николай, что тут взять…       Закончив своё дело, парень использует здоровую коленку друга как подставку и потому облокачивается о неё, вставая с пола. И почему же они вечно портят ноги? То ожог, то царапина… не хватает ещё перелома — это не факт, что его не будет в ближайшее время. Гоголь вежливо благодарит Фёдора за заботу, на что тот лишь бросает: «Я лишь отплатил тебе тем же», мол, «спасибо за тот раз», хоть и признавать не хочет. Но ведь помощь действительно помогла. Ожог почти прошёл, а всё благодаря мазе Коли, которую он купил накануне пожара. Вот везение.       — Все болезни нипочём, если ночью спишь с врачом! — вдруг вскрикивает Коля, по-детски болтая ногами.       Фёдор останавливается и поднимает бровь.       — Что? — не понимает он. — Ты дурак? Я не врач.       — Я про себя.       — И я ещё не спал с тобой, ты в чём-то заблуждаешься…       — Но ведь, теоретически, в одной комнате спал? — не унимается Николай, хитро щуря глаза.       — Теоретически, да. Но напрямую — пока что нет.       — Ну это пока что, — вырывается из уст Коли быстрее, чем он может подумать. А через секунду, осознав своё положение, быстро закрывает рот ладошкой, боясь смотреть на друга. Тот в ахуе, Коля уверен. — Может, начнём собираться?..

***

      Наконец-то настал тот момент, когда Коля может выйти из дома и пойти в место, отличное от мастерской. Уговорить главного в доме было сложно — Фёдор ещё сто раз говорил, что это плохая идея, и вообще что им там делать? Они даже именинника никогда не видели! Это как прийти незнакомым людям в чужой дом без приглашения. Собственно, так и есть. Всё, что их связывает, — это Иван, который, вроде бы, знает хозяина дома. Вся надежда на него. Гончаров в целом молодец: всех собрал, помог нарядиться, потому что Коля решил, что едет к родным в деревню, и даже предложил поехать на машине, чтобы не шагать пешком! Вот так номер. Фёдор даже и не знал до этого момента, что у друга вообще был свой транспорт. Шок был у всех: Коля взвизгнул, что это отпадная идея — ехать на машине, а Федя лишь вдохнул с облегчением, что не придётся идти своим ходом. Хотя бы так.       Фёдор вообще до сих пор не понимает, куда и зачем идёт. На вечеринку? Серьёзно? Федя? Да эти слова в одном предложение неуместны! Достоевский же больше по тихим мероприятиям без посторонних людей, а тут всё в точности да наоборот. Он идёт лишь по одной причине: не хотелось расстраивать Колю. Он так воодушевился пойти куда-нибудь наконец-то, что просто прыгал от счастья, поэтому Федя не смог отказать. А отправлять Колю и Ивана одних — всё равно что споить их собственными руками. Ладно там ещё Иван, сам как-нибудь разберётся, но вот Коля — точно нет. Ему же голову сносит уже после нескольких бокалов. Всё же нужен в компании хотя бы один непьющий человек, который будет следить за тем, чтобы остальные остались в живых… желательно.       Отбросив свои чёрные, на этот раз прямые волосы назад, Фёдор следует прямо за Иваном, что сейчас несётся к своей лучшей — по его мнению — машине этого города да и всего мира в целом. Где-то на парковке стоял транспорт, где — неясно. Оставалось только слепо верить хозяину. Николай плёлся сзади и радостно улыбался, припевая какую-то песню. Наверное, настолько счастлив, что даже словами не описать. Всё же он давно не был на таком движе. Вскоре Иван останавливается у одной из машин, и Достоевский скептически оглядывает рухлядь перед собой, которую называли лучшей во всей вселенной. Обычная машина, что уж тут.       — Это и есть твоё достижение века? — отзывается Фёдор, с презрением указывая на машину пальцем.       — Конечно! Моя любимая малышка, которая ни разу меня не подводила! — громко отвечает Иван, стукнув ладонью по капоту машины для уверенности.       Ла-адно… Отступать уже поздно. Фёдор забирается на заднее сиденье, прикрыв за собой дверь, а Коля плюхается на пассажирское, нервно хихикая от возбуждения. Страсть как хотелось ему повеселиться. Иван заводит мотор, и авто издаёт подыхающие звуки, говорящие о скорой кончине. Но что ж, работает. Едет. Хоть Достоевский и сомневался, что что-то вообще получится, всё-таки они едут. И едут достаточно недолго.       Через минут десять скорой езды Фёдор замечает звуки громкой музыки, исходящей от дома впереди. Ну нет… ещё даже не приехали, а Федя уже сильно жалеет, что согласился. Машина останавливается у обочины, и парни выходят из салона. Вау. Дом будто горит. Из него доносятся странные голоса, очень громкий рок просто оглушает. Везде мерцает свет. Над крыльцом повесили какую-то гирлянду, перед входом поставили небольшие лавочки. Много людей вокруг. Очень.       Фёдор заметно ёжится, оглядываясь, и Коля не оставляет это без внимания, хоть и сам сейчас находится под впечатлениями.       — Эй, Федь, всё хорошо? Или слишком шумно? — спрашивает Николай у друга, наклонившись чуть ниже и приобняв парня за плечи. Достоевский лишь носом шмыгает.       — Всё в порядке. Я просто не привыкший.       Иван обгоняет друзей и ступает на крыльцо, за ним — оставшиеся двое, делать-то больше нечего. Войдя в дом, Коля восторженно визжит из-за вида старых знакомых, а Федя успокаивающе вздыхает. И сколько он уже пытался вздохнуть? На полу валяются банки из-под пива, где-то лежит коробка с оставшейся пиццей. Брр, мерзко. Фёдор точно не привык к подобной атмосфере. Гончаров рукой манит следовать за ним, а когда Гоголь теряется в толпе — хватает за шиворот и не отпускает, даже несмотря на протесты друга.       Через минуту, прошмыгнув между двумя амбалами под два метра ростом и быстро проскочив на лестнице, парни достигли главной комнаты — зал, что был хоть немного украшен и похож на место для празднования дня рождения. Гостиная большая, да мебели не особо много: вдали виден длинный диван, на котором уже во всю орудовали какие-то парни; одно окно с бежевыми шторами, да и то те завязаны; около двери находился высокий стол, похожий на барную стойку — на нём уже со всех сторон поставлен алкоголь разного градуса и какие-то закуски, которые уже кусочками лежат на полу… О Боже, что это за место?!       — Эй, Гарри, — свистнув, подзывает Иван именинника и машет на себя рукой, обозначая своё место. Некоторые ребята поворачиваются на зов, но видя, что это всего лишь Ваня, сразу отворачиваются обратно, — дуй сюда.       У Фёдора бегут мурашки по телу от вида этого места, а Николай счастлив, что снова побывал в этом доме.       — Ванёк, что-то давно ты не заглядывал к нам. Забыл, что ли, уже? Ай-ай, — тараторит подошедший парень, и Коля начинает припоминать, кто же такой этот «Гарри».       Выкрашенные в светлый волосы, вьющиеся по бокам, пирсинг на лице в нескольких зонах, крепкое телосложение и высокий рост, что даже Гоголю приходится чуть приподнимать глаза вверх. На лбу ярко заметен большой шрам на правой половине лица. А Григорий остался таким же.       — Да ну тебя, Гарри, дела были. Вот сейчас пришёл, не мог же я пропустить такой день, — отвечает радостно Иван, и затем следуют братские объятия.       Что ж. Думается, это надолго. Фёдор подходит к стойке с алкоголем, берёт одну из булочек и разглядывает содержимое. Ага, сразу ясно: брали всё подешевле, но побольше. О здоровье вообще не заботились. Ну ты, тьфу ты. Хотя под столом всё ещё стоит запакованная бутылка шампанского неплохого качества и чистые бокалы для него. Это как раз то, что нужно.       — А, кстати, я в этот раз не один, — посередине разговора перебивает Иван и отодвигается в сторону, давая возможность представиться другу. — Это Коля, ты должен помнить. Мы были здесь уже вдвоём где-то полтора года назад.       — Колян? — неуверенно произносит Григорий и чешет рукой подбородок, вспоминая. — А! — щёлкает пальцами. — Ты тот, что облевал мне весь ковёр в том году?!       У Фёдора расширяются глаза, и бокал едва ли не падает из его рук, оказавшись прямиком в сантиметре от пола.       — Ты сделал что?! — восклицает Достоевский, повернувшись к друзьям.       — Эм… Да это не я был, честное слово! Просто я слишком много выпил! — отговаривается Николай и беспомощно машет руками перед собой, пытаясь перевести тему. На Федю даже смотреть страшно. У него, поди, челюсть отвисла от такого заявления.       — Хах, Колян, что ж сразу так и не сказал! Я рад, что ты пришёл, — именинник схватил бедного Колю за плечи, слегка потряс для приветствия да отпустил, повернувшись к ещё одному товарищу. — А ты у нас кто? — спрашивает он у шатена.       Достоевский готов уже выпрыгнуть в окно.       — Фёдор, друг этих двоих, — он указывает большим пальцем на каждого из друзей, — и сосед Коли по квартире в прошлом. Рад знакомству.       «Гарри» слегка задумывается, будто присматриваясь, и от того, что Федя дал свою руку, ему не по себе. Но бояться нечего — именинник жмёт её в ответ.       — Что ж, друзья моих друзей — тоже мои друзья! Взаимно, я Гриша. Можно просто Гарри.       Фёдор в ответ лишь улыбается, пожимая руку и через секунду отпуская её. Уж очень он не любит чужие прикосновения. Григорий напоследок о чём-то говорит с Иваном, хлопает того по плечу и предлагает присоединиться к их компании. Коля заводится с пол-оборота, быстро подлетая к кучке людей, а Федя заметно вздрагивает, понимая, что его сейчас ждёт. Какой-то парень с перевёрнутой кепкой на голове подаёт Гоголю удивительный стаканчик, вероятно, с алкоголем. Тот свистит и принимает этот подарок, даже не узнавая, что за напиток ему подсунули. Но не успевает Фёдор и слова вставить, лишь руку едва поднимает, как Коля уже во всю хлебает поданное… У шатена глаза на лоб лезут.       — О-о, вкусно! А это что? — спрашивает Николай у парня, что подал этот напиток, а тот лишь пожимает плечами, хватая Колю за руку и таща вниз, на пол.       Блондин падает на задницу и громко мычит, недовольный таким падением. И почему полы без ковров? Непорядок! Вокруг много других ребят: по одну сторону от Коли сидит парочка людей, состоящая из крупного темнокожего мужика и маленькой девушки с красными губами, которая сидит у него на коленке. Колю тошнит от такого. Как они вообще сошлись? По другую сторону веселятся два братана, наверное: один рыжий, такой по-детски кудрявый и весёлый-веселый с громким смехом, а второй был с тёмными короткими волосами, с ярко-зелёными глазами, что мирно сидел рядом со своим другом и просто попивал алкоголь. Напоминает кое-кого… А!       — Федя!.. — почти выкрикивает Гоголь, но вовремя останавливается, повернувшись назад и видя, что шатен стоит за спиной.       — Да тут я, куда ж денусь, — отвечает Фёдор, усаживаясь на крайнее место на диване, держа в руках два бокала с шампанским. — Будешь? — протягивает один.       — Давай, — не отказывается Коля и берёт в руки бокал. Кружит рукой, взбалтывая содержимое внутри и заставляя алкоголь танцевать. — А я думал, ты не пьёшь.       — Если вообще не буду пить, то, боюсь, до конца точно не выдержу в этой компании.       — А что с нами не так? — сзади проносится знакомый голос, и оба друзей одновременно поворачивают голову.       — О, Вася.       — Йо, народ! — вскидывая руки к верху, привлекает к себе внимание Гончаров, заставляя всех обратиться именно к нему, остановив явно интересную игру. — Примете к себе новеньких?       Человек десять в кругу быстро соглашаются, и некоторые машут рукой на места рядом с собой, завлекая к себе. Коля плотнее вжимается в круг людей и тянет Фёдора, заставив сесть подле себя. Достоевский только фыркает в сторону, поставив бокал сзади себя, и смотрит вперёд, видя лежащую на полу бутылочку…       — Только не говорите, что…       — О, да! — вскрикивает тот самый рыжий парень и привстает на колени, хлопнув в ладоши. — Раз мы приняли в наши ряды новеньких, то, пожалуй, и начнём с них! — остальные участники восторженно свистнули, кто-то потребовал уже поскорее начать игру, а парень продолжил: — Суть игры в чём: крутим бутылку, на кого попадает — тот целуется разными способами с человеком, который крутил. Например, сейчас мы целуем в щёку, потому что лишь начали. Думаю, ещё несколько кругов, и начнём следующий раунд!       Снова поднялся шум, и Феде понадобилось несколько секунд, чтобы понять, во что он ввязался. О чёрт. Он точно не выйдет отсюда живым. Бутылочка — это же такая коварная игра, тут вообще нельзя проигрывать, иначе придётся целоваться с незнакомым человеком! Оглядываясь по сторонам, Фёдор замечает много девушек, сидящих зачастую между крупными парнями. Бедные, их просто топчут. Наверное, каждая из них сейчас мечтает о том, чтобы бутылка показала на них, чтобы они наконец вылезли из своего маленького пространства между коленями здоровых амбалов и вдохнули побольше воздуха, хоть и поцеловавшись с кем-то. Тем более… Раз уж пришли сюда, то, скорее всего, им вообще всё равно, с кем и что делать. Возможно, они даже жаждут этого.       Рыжий парень-заводила — Кирилл, кажется, как его зовут другие — вручает право крутить бутылочку Коле, с нетерпением ожидая весёлого исхода данного события. Блондин радостно крутит объект и ждёт, на кого же в итоге укажет горлышко. Алкоголь, видимо, уже ударил в голову. Бутылочка через десять секунд останавливается, и Николай видит, что она указывает на симпатичную девушку со светлыми волосами и ярким макияжем. Все вокруг громко кричат что-то, что Фёдор сейчас вообще не понимает. А… Он увидел то, что не должен был. Коля подползает на коленках к своей «жертве», ласково хватает за подбородок и поворачивает голову девушки в сторону, давая себя пространство для поцелуя. Быстро чмокает в щёку, и девушка сразу грубо смеётся, закрывая рот ладошкой. Коля получает от тайной девицы хитрый подмиг и отодвигается на своё место, продолжая игру.       Фёдор всё вокруг уже испепелил взглядом, полным каким-то гневом и недовольством. Боже, что же это? Неужели Фёдор Михайлович сейчас?.. Ах, впрочем, неважно. Везде так шумно, так грязно, так неприятно. На полу сидеть холодно: хоть Федя и одет в штаны и плотную водолазку, всё равно сквозит. Но вокруг атмосфера жаркая. Градус и так повышен, но по спине идут мурашки. Чёрт. Парень ёжится, чуть отодвигаясь назад и прячась за спины ребят, сидящих вокруг него. Его задача была лишь в том, чтобы уследить за Колей, как бы тот не наклюкался и снова не облевал весь ковёр. Но что-то вообще не до него. Мысли просто путаются, от чего-то кружится голова. Наверное, организм просто не был готов к атаке громким смехом и рóковой музыки на фоне. Фёдор же вечно сидит дома, никуда не ходит, ни с кем толком не общается. А тут на тебе —вечеринка с незнакомцами. Ну спасибо, что уж.       Ребята о чём-то весело смеются, и Фёдор готов хоть пальцами заткнуть себе уши. Хочется блевать. Один бокал, да и то недопитый, просится наружу, заставляя органы изнутри страдать. Будто живот крутит и опыляет всё мощнейшим ядом. Может, это нервы? Может, Федя просто всё накрутил себе? Но он бы был не против прямо сейчас покинуть этот дом и отправится к себе в квартиру — ну как к себе, к другу, если быть точнее, но не суть. Просто хотелось сбежать из этого места куда-нибудь желательно подальше, и где тихо, обязательно. Но ведь не всё так просто. Всё намного ужаснее, чем Фёдор думал.       Из своего мира шатена вытащил громкий взвизг своего друга, который просто таращился куда-то огромными глазами по пять рублей и нервно смеялся. Фёдор оглядывается. Что происходит? Заглянув поближе, теряет дар речи. Та самая светлая девушка, что недавно принимала поцелуй от Коли, хитро улыбается, прикусывает нижнюю губу, а бутылка, что была прокручена, вероятно, ею, указывает горлышком на Николая. Ну что, снова?! Но когда парень слышит сбоку: «Ну давайте, целуйтесь в губы!», весь мир буквально перестаёт существовать.       — В губы?.. — неуверенно шепчет Достоевский и пытается понять, когда правила поменялись. Вроде как говорили, что скоро будет второй раунд, но почему он тогда пропустил этот момент? Неужели настолько был выбит из сил, что прослушал? Бред.       — Целуйтесь! Целуйтесь! — кричит разъярённая толпа, хлопая в ладоши. Наверное, все этого ждут: голубоглазая красавица и статный белокурый парень. Ну идеальная же пара, да? По крайне мере, это хотя бы не странно.       Коля еле заметно ковыряет ноготь, но это видит лишь Федя. Даже Коля сейчас нервничает, хоть он, скорее всего, уже под действием алкоголя — шатен увидел краем глаза, что ему снова дали наполненный доверху стакан с чем-то. Ох уж эта игра… Становится не до шуток. Николай явно не рассчитывал, что до того всё же дойдёт дело. Он и не думал, что ему реально придётся целоваться с кем-то. И как он только согласился? Почему сейчас делает губки бантиком перед молодой дамой и никак не протестует, мирно сидя на месте? Что за чёрт его покусал, в конце концов?!       Раз. Девушка заправляет за ухо выбившуюся прядь волос и наклоняется ближе.       Два. Всё замирает. Всё идёт как в замедленной съёмке. Коля прикрывает глаза, готовится.       Три. Они целуются.       Фёдор отворачивается в сторону, не выдерживая этого зрелища. Фу. Мерзко отчего-то. Неприятно смотреть, как «лучший друг целуется с какой-то шалавой…» Боже, Фёдор, как так можно думать?! Это же девушка! Ни в чём не виноватая! Но от этого всё равно щемит сердце. Будто кошки на душе скребут и никак не отпускают. Будто что-то поменялось резко. Будто… забрали что-то ценное.       Достоевский забирает бокал с чем-то у парня, сидящего рядом, и выпивает всё до дна, щурясь и высовывая язык от горечи. Что это вообще за дичь? Парень с каштановыми волосами и карими глазами несильно ругается, мол так нельзя делать, «иди налей своё, чувак», но бить не стал, и на этом спасибо. Алкоголь медленно проходит по всем частичкам тела Фёдора, наполняя кровь энергией. Фух. Стало чуть легче. На мутную голову и думать легче — не так уж и тяжело, оказывается, ему сейчас. Повернувшись обратно, видит, как светловласка отодвигается от Гоголя и жадно улыбается, облизывая губы. Вероятно, ей понравилось. Да а кому Коля в целом не понравится? Завидный мужчина, между прочим. В старшей школе от него девчонок не было отбоя, а в университете, поговаривают, ему даже поклонялись парни. Ну, это только доказывает то, насколько Николай прекрасный.       Коля прикрывает ладошкой рот и отчего-то сквозь неё лыбится, не собираясь садиться на своё законное место чуть дальше от данного. Что-то случилось? Ему плохо? Или ему просто… очень понравилось? Нет, нет… Бред какой-то. Фёдор машет головой туда-сюда и снова оглядывает толпу, что уже решила весь конец.       — А давайте вы уединитесь в комнате на десять минут, а потом расскажете свои ощущения? — произносит кто-то с явным подтекстом на что-то большее, и сердце Достоевского пропускает удар. Вот так и следи за кем-то — сразу же уводят по комнатам…       — Что-о?! — возмущается Коля, ошарашенно смотря на говорящего, но замечает вокруг восторженные взгляды и смущённую мордашку прекрасной дамы, которую зовут, кажется, Кристиной. Ну надо же. Какое разнообразие. — А это обязательно? — надеется он.       — Да, давайте! Уже пора повышать ставки! — отвечает Кирилл, рыжий паренёк, с надеждой смотря на Николая, что даже и не понимает, во что ввязывается.       Кристина аккуратно хватает Колю за руку, помогая встать, и тому ничего не остаётся, кроме как пойти за ней в соседнюю небольшую комнатку. Как только дверь закрывается, сквозь сильный шум слышится щелчок — замок. Закрылись на целых десять минут. О господи. Фёдор потирает ладонью лоб, пытаясь сосредоточиться. Ну, в конце концов, что может произойти там?.. А… Да всё что угодно! Это же Коля! Его ничто не остановит перед запретными желаниями, а данная обстановка сейчас даже и не запрещает! Делай что хочешь, только сиди в комнате все десять минут. Зная Колю, можно предположить, что он захочет сделать. Вероятно… переспать. Почему нет? Кристина — красивая девушка, да и на вид характер недурной. Думается, это отличный вариант.       Повернувшись назад, Фёдор мигом опустошает бокал с недопитым ещё тогда шампанским, и внутри снова становится горячо. О-о, да-а. Наконец-то не холодно. Наконец-то хорошо внутри. Наконец-то ужас закончился. Шум в ушах становится одним целым, что всё дальше и дальше отдаляется от сознания парня. Уже не так нехорошо. Более-менее достаточная атмосфера для того, чтобы пережить время до полуночи. Отлично. План «Наклюкаться и остаться тут до утра» просто прекрасен! И такой лёгкий, что даже сам брат Фёдора позавидовал бы. Ах, ну да, у него же нет такого веселья!       — Эй, ты в порядке? — спрашивает кто-то сквозь пелену эмоций, и Достоевский вздрагивает, вспоминая эту фразу. Неужели это?.. — На тебя указала бутылочка, твоя очередь.       Нет. Перед глазами не тот. Это не Коля.       Простой парень жмёт плечами и указывает на пол, где на Фёдора прямо сейчас смотрит горло бутылки. Что ж… Видимо, не повезло?       — А… — выйдя из транса, вякает шатен и трясёт головой, пытаясь придумать хоть что-нибудь, чтобы не целоваться с незнакомым человеком. — Но ведь бутылочка указала на место, где сидел Коля. Я же просто слегка пододвинулся туда, — очередная ложь, на которую, на удивление, все повелись, потому что сознание сейчас точно затуманено.       — А, ну ладно. Тогда перекрут, — быстро делает выводы тот парень и отдаёт приказ снова крутить предмет. Слава богу, отстали.       Фёдор ставит руки позади себя и опрокидывает голову. Что же можно ещё сделать для того, чтобы просто спокойно прожить время до отъезда? Ох… Отодвинувшись чуть назад, парень кладёт голову на диван. Хоть и «спасибо» шея опять-таки не скажет, но это хотя бы лучше, чем быть одному среди чужих и слушать этот бред про всякие поцелуи. Что это вообще такое? Простое соприкосновение губ. Возможно, горячо любимых, ну и что? Чепуха. Это не что-то ценное, что надо беречь до одного единственного, не что-то интересное, благодаря чему ты продолжаешь жить дальше. Это не то, чего следует добиваться. «Именно поэтому ты до сих пор хранишь целомудрие?» — думает про себя Фёдор и цокает в сторону, прикрыв глаза рукавом. С этим не поспоришь. Он же до сих пор ни с кем не целовался.       Ждать эти чёртовы минуты ужасно скучно и долго. Всё словно было во сне: шум стал однородным и далёким, мелькающие фигуры расплывчатые и мягкие, по запаху вообще нечего говорить… Кажется, он отрубается. То ли в обморок катится, то ли просто засыпает. Не ясно. Наверное, всё из-за алкоголя. Хоть он и помогает «освободиться», всё равно чувствуется эта тяжесть. Никуда она не ушла. И через минуту так хорошо… будто всё ушло на задний план, будто он дома сейчас и всё в порядке. Так спокойно…       Из эйфории Фёдора выдёргивает щелчок двери. Он распахивает глаза, смотря по сторонам, и сразу же закрывает их, не привыкших к свету. Он что, реально уснул? Да ну. Более-менее придя в сознание, смотрит на ту самую дверь и видит, как двое, наверное, уже «друзей» выходят из комнаты в полном беспорядке: у Кристины отчего-то растрёпана причёска, а у Коли футболка мятая и слегка грязная спереди… Боже, что же они делали? Да ещё и дышат тяжело и часто. Ну точно. Свершилось.       Под бурные овации ребята садятся на свои места, и пока Николай идёт — глаз не сводит со своего друга. Быстро подлетает к нему и хватает за голову, приподнимая её.       — Боже, Федь, что с тобой? Тебе плохо? — ах, этот удивительный дар всегда спрашивать о самочувствии своих друзей. Ну конечно. Что же это будет ещё.       — Всё нормально, — хрипло, будто не своим голосом, отвечает Фёдор, приподнимаясь на локте и держась одной рукой за голову.       — Ты в полуотключке уже, Федь. Ты вообще сколько выпил?       — Не больше, чем ты, — дразнит того шатен и отворачивается в сторону, не желая смотреть на друга.       — Да не так уж и много я выпил…       — Ну-ну.       Отвлекаются друзья от спора только по одной причине: кто-то зовёт их занять свои прежние места, чтобы все могли продолжить играть. Коля сочувствующе смотрит на друга и предлагает пока что остановиться, но его вдруг резко тащат за руку с другой стороны, и парень скользит по полу, оказываясь на том же месте, что и двадцать минут назад. К удивлению, подтолкнули и Фёдора, который с отвращением уселся между Колей и уже точно пьяным парнем. Боже, кажется, им не дадут отдохнуть. Весь мир против них. Или…       Коля до сих пор думает, что это плохая идея — оставаться здесь и играть дальше, но видя, как Фёдор покорно сидит на месте, скрестив руки на груди, и клюёт носом, успокаивается. Ладно уж. Раз тот не против, то что уж поделать… У него и самого уже перед глазами плывёт. Напоить его — дело плёвое, а до этого он выпил уже достаточное количество. Ну вот и всё, пришла расплата.       Не успел Николай и опомниться, как бутылка снова указывает на него горлом, а вокруг снова стали оглушительно кричать. Да ну, опять? И, о чёрт, это снова Кристина. Сегодня все Бога против него или что?! С какой стати ему снова выпадает эта чёртова Кристина?! Соглашаться точно больше не стоило. Надо бы ехать домой. Домой, домой… Девушка скользит поближе к Коле и вмиг оказывается перед ним, мило улыбаясь. Что же, делать нечего. Придётся выполнять, чего уж медлить. Аккуратно, насколько ему позволяет состояние организма, схватив даму за шею, блондин притягивает её к себе, целуя более агрессивно, чем до этого. Но уже коротко. Быстро отпускает потрясённую девушку, которая лишь смеётся с этого, отползая назад. Ах, господи, тут же ещё раунд, и ещё раз крутить… Почему вообще Коля захотел поехать? А, точно, он просто не помнит, что было в те разы, поэтому ему казалось, что это всё — супер, заебись, классно. Но нет. Радуга не бывает без дождя.       Без энтузиазма покрутив бутылку, Гоголь стал ожидать. Кто же на этот раз? Если снова выпадет Кристина, то уже сам Коля выпадет в окно, потому что «ну ты реально заебала уже, Крис». Но вот бутылка останавливается, а шум вокруг угасает. И чего же там выпало? Открыв глаза с новой силой, парень смотрит вперёд на бутылку, что указывала на человека, сидящего по левую руку от Коли… А… А?!       — Ого, Фёдор? — говорит не пойми откуда вообще взявшийся Иван, довольно потирая свой подбородок. И где он только был минут пять назад?       — Нет… — категорически качает головой Коля, не веря в происходящее. — Нет! Давайте перекрут?! — молит он, смотря на круг людей. Те лишь отрицательно говорят: «Нет, правила для всех одни».       — Да ладно, что уж там, всё равно вы давно уже знакомы, хотя бы не незнакомца целовать, — комментирует Гончаров, скрестив руки на груди в точности, как это делал Фёдор. О, нет, его руки уже беспомощно трясутся перед глазами. — И Фёдора из своих мыслей вытащи, а то он весь побелел уже, бедный.       Коля вскидывает голову и видит, как Федя места себе не находит. Вроде и спокойный, а вроде и дрожит… Неужели алкоголь на него так повлиял? Аккуратно касается его пальцев и заглядывает в сапфировые глаза, спрашивая, всё ли хорошо. Тот лишь расплывается в беспокойной улыбке и говорит, что лучше некуда. Гончаров, взявший откуда-то алкоголь, протягивает Коле бокал и говорит выпить для храбрости, что он, собственно, и делает. Но не успевает выпить и половины, как стакан выдирают из рук, и уже Фёдор во всю выпивает жидкость. Что? Пьющий Фёдор? Это что-то новенькое.       — А… Слушай, Федь, если ты против, то, думаю, мы можем просто отказаться от этого, ты просто скажи, — утверждает тихо Гоголь, вечно меча туда-сюда взгляд.       — Всё в порядке.       Ясно. У Феди уже едет крыша.       Услышав положительный ответ, Коля думает: а как это сделать лучше всего? Вот он, вот Фёдор, вот и всё, больше ничего не надо. Бутылка указала на него, вариантов нет. Придётся… о Боже, целоваться?! Почему это так смущает?! С одной стороны, это так волнительно, поскорее уже хочется прикоснуться к этом заветным губам, вкусить запретный плод и… Ах, ну нет! Нельзя же так! С другой стороны, это неправильно. Они оба парни. Они просто друзья. Делать что-то большее сейчас — это ужасно! Но отчего тогда эта тревога, что сейчас всё сорвёт? Отчего кажется, что это всё нереально? Алкоголь точно затуманивает разум, но всё ещё думать можно. И Коля понимает, что сейчас произойдёт. И ему этого хочется. Хочет поцеловать так сильно, как ничего не хотел в своей жизни. Это проклятье? И почему влечение именно к этому человеку, а не к простому смертному? Это грубо, судьба.       Но пока Коля мнётся, делать или нет, Фёдор, как обычно, берёт всё в свои руки. В прямом смысле. Решает не медлить. Разворачивается к другу всем телом, встаёт на колени и наклоняется ближе, схватив того за щёки. Царапает ногтями, оставляя после себя алый цвет, и жадно смотрит в глаза, не в силах оторваться. Ах, эти глаза… Разные, но такие прекрасные. Один ярко-голубой вперемешку с зелёным, дарующий свободу, второй — золотистый, даёт надежду на свет и надежду. Глаза такие светлые, такие невинные, что хочется плакать. Эх, Колька… сводишь с ума уже не только девчонок, но и парней.       Николай смотрит в ответ: в тёмно-фиолетовые глаза, наполненные желанием что-то сделать и какой-то нездоровой хитростью, которую он ещё ни разу не видел. Что дальше? Что их ждёт? После этого жизнь станет другой, но… не всё ли равно? Какая разница, что произойдёт потом, завтра, через год, если они живут сейчас, в данную секунду? Разве это имеет значение, когда твой максимум достигает пика и ты уже не в силах сдержать себя? Коля обнимает шатена за талию, всё ещё смотря наверх. Ну же, когда наклонится? Кожа на щеке от прикосновений просто пылает; кажется, будто эту часть разрывает на молекулы от столь долгожданной ласки, на которую молились так долго и мучительно.       У Фёдора заметно учащается дыхание, и это не остаётся без внимания; сейчас вообще ничего не имеет значения. Голоса вокруг стали кашей, уже ничего не разобрать. Кто и что говорит — неважно. Педики? Да похуй. Развратность? Да вообще поебать. Похабщина? Ой, да завалите хлебало своё.       Здесь нет ничего постыдного: они не трахаются на глазах у всех, они не лапают за всё, что попадётся под руку, они даже ещё не целуются. Они смотря друг на друга и не могут отвести взгляд. Что это за такое притяжение, при котором нельзя оторваться? Ах, ну да, это чувства. Чувства, необъяснимые наукой.       Достоевский тянется ниже, почти касается своими губами чужих губ. Прислоняется лбом ко лбу. Почти вплотную. Почти готовы. Почти свершилось. И это так… страшно.       — Ты уверен? — шепчет Коля так тихо, что лишь шатен и слышит его.       — Да, Никош, да.       Он дотрагивается своим носом до чужого и не может насладиться этим моментом. Спасите, утопают…       — Федюш.       — Да, душа моя…       И целует.       Целует нежно, берёт на пробу. Ласково, заботливо притягивает к себе ближе и окончательно растворяется. Не передать словами то, как хотелось сделать это ещё очень давно. Они смогли. Они это сделали. Фёдор хватается за волосы друга, целует теперь с жадностью и ненасытно, но столь безупречно, что захватывает дух. Овации вокруг распадаются на атомы и перестают существовать для них обоих. Что вокруг — неважно, главное, что они рядом.       Коля берёт инициативу в свои руки. Сначала на мгновение отодвигается, переводя дух, а следом, видя то, насколько много желания в глазах напротив, не сдерживается и снова заносит Фёдора в танец своей любви. Это красиво. Со стороны видно, как они хотят этих поцелуев, как жаждут их несмотря ни на что. Теперь для них уже ничего неважно: вот они, вот их чувства, и разве может быть что-то ещё? Ощущение чужих губ на своих само по себе прекрасно, неповторимо. Губы у Феди мягкие, аккуратные, но оттого не менее приятные. Чувствуется то, насколько неумело он целуется, будто в первый раз. Но в процессе быстро учится. А как тут не научиться, когда целуешься с классным учителем? Беспроигрышный вариант.       Сквозь шум отдалённо слышен щелчок видеокамеры. Вероятно, их снимают. Конечно, а кто не захочет на память сохранить момент, когда двое сердец обрели то, что хотели так долго? Наверное, это всё же памятный день. Не каждый раз же Фёдор даёт себя поцеловать, а Коля выпускает свои эмоции. Просто… это всё заслуги другого.       Кто-то со стороны недовольно что-то говорит по типу того, что «Фу, мерзость, мужик с мужиком», но на это полностью поебать им двоим. Федя никак не может поверить, что позволил этому случиться, а Николай просто теряет рассудок. Это всё словно сон. Но они искренне рады.       — Может, ещё поебётесь у нас на глазах? Идите в комнату и там уединитесь, раз так хочется, — говорит какой-то парень с полностью татуированным телом, который выглядит явно старше своих лет.       Достоевский отлипает от друга, и они вместе поворачивают головы, смотря на своего собеседника.       — Пошёл нахуй, — говорят они одновременно и тянутся за новым поцелуем, разбирая себя по частям и собирая заново.       Как же так посчастливилось, что они подружились? Как, чёрт возьми, они вообще познакомились?