Якорь прошлого

      Кажется… нет, почему «кажется»? Точно: когда они только пытались начать встречаться, Чимин несколько раз отговаривал Намджуна. Он убеждал, что ему будет тяжело, что его погубит внимание общественности. Но может быть, он просто намеренно обманывал их двоих, потому что всё ещё верил в их совместное счастье с Хосоком?       Кажется… да, «кажется», Намджун до конца в себе не разобрался. Кажется, Намджун в глубине души подозревал, что впереди их и вправду ожидает множество трудностей, но он не знал, что самая главная сложность будет заключаться не в очередном этапе отношений, а в том, чтобы пережить предательство. Они ещё не расстались, не поговорили. Но даже если предположить, что они снова сойдутся, то сможет ли так просто Намджун опустить тот факт, что Чимин ложился в постель с другим человеком? Он будет смотреть на Чимина и представлять на нём чужие руки, он будет обнимать его и чувствовать чужой запах. Он будет постоянно подозревать его, сомневаться, беспочвенно обвинять. Их жизнь превратится в кошмар, и всё закончится тем, что Чимин не выдержит, и они разойдутся в разные стороны.       Или всё будет иначе?       Недавно Намджун снова начинает задумываться над тем, чтобы сменить работу. Ему платят неплохо, он получает приличные деньги, но что дальше? Повышаться здесь он не планирует, потому что это не совсем его занятие, и через несколько лет будет тяжело выдерживать такой темп работы. К тому же, уход Юнги немного подкосил Намджуна, который так сильно привык к его постоянному присутствую, что не может смириться теперь с его отсутствием. Будто ты всю жизнь жил в доме, в котором вся мебель десятками лет удачно и удобно стояла на одном месте, а потом кто-то без предупреждения решил всё переставить. Намджун питает симпатию к коллегам, но без Юнги здесь становится пресно и обыденно. Они и устраивались сюда вместе, потому что так им было веселее и спокойнее. Никакого неудержимого смеха, никаких криков и визгов, никаких песен и танцев на кухне, никаких курьёзных ситуаций, никаких душевных разговоров после смены до трёх часов ночи. И ему этого не хватает уже сейчас, и многое в ресторане ему напоминает об их дружбе, особенно доска в раздевалке, обклеенная их совместными фотографиями. Юнги говорит, что на новой работе, которую он нашёл, у него ничего не сложилось, и сейчас он ищет место, куда может пойти ещё, но совершенно точно он уже не вернётся в этот ресторан. И в качестве временно подработки он рассматривает доставщика, говорит, что ближе к зиме можно зарабатывать неплохие деньги.       В последнее время Юнги почти не даёт о себе ничего знать. Если Намджун пишет ему, то Юнги отвечает через несколько дней или неделю. Он извиняется, говорит, что занят поисками работы, и отказывается от предложений встретиться или просит немного подождать, потому что скоро должен отправиться на новое собеседование. И Намджуну становится тревожно, особенно после откровения, которое на него внезапно вывалил Юнги ночью на кухне. Не запил ли он случайно снова? Юнги выглядит немного одиноким. Он хранил в секрете столько лет своей жизни, а сейчас он определённо точно смутится рассказывать о том, что не удержался и снова вернулся к алкоголю. Намджуну непривычно, что он уже очень давно не видел своего друга, но он не хочет взваливать на него свои переживания по поводу Чимина (который ему не ответил), поэтому дожидается их встречи вживую.       Когда они наконец-то встречаются, Юнги перестаёт совсем быть похожим на себя. Уже середина ноября. Намджун не может понять, что же именно изменилось в Юнги. Но поведение совсем незнакомое. Замкнутый, невнимательный, мнительный, не может долго сконцентрироваться на беседе, дёргается из-за постороннего шума и не даёт даже взглянуть на себя.       Юнги выходит из уборной ресторана, в который они заглядывают по пути в «куда-то туда», затягивает ремень потуже, выпрямляется, чешет нос, поправляет солнечные очки на переносице, облизывается несколько раз, оглядываясь по сторонам, и предлагает Намджуну уйти.       — Мы же только пришли, Юнги, ты же сам меня потащил сюда через весь город, — возмущается Намджун, цепляя с вешалки пальто, но всё же идёт на выход.       — Интерьер этой забегаловки совсем не меняется.       Всё здесь кажется знакомым. И этот шахматный пол, и эта кофемашина с мятиной сбоку, и этот чёрный крошечный телевизор над входом, и это одинокое болотного цвета кресло в углу ресторана, и эти круглые столики из дерева, и эта чёрная дверь в уборную. Может быть, Намджун что-то путает? Или это из-за его работы? Что-то в духе профессиональной деформации? Да нет. Это тут при чём вообще?       — В смысле? Ты тут уже был когда-то давно? — Намджун дёргает воротник пальто. Снова снегопад. Либо в мире происходят какие-то глобальные изменения, либо Намджун просто не заметил, как быстро в этом году наступила зима.       — Этот ущербный пол в чёрно-белую клетку, — продолжает Юнги.       — Но знаешь, меня не покидает ощущение, что я и сам тут бывал, — признаётся Намджун, когда они переходят дорогу, и оглядывается на заведение. Что-то ёкнуло в сердце, когда они только переступили порог, но он определённо точно никогда здесь не находился. Что-то вроде дежавю. Странно.       — Я надеялся найти тут одного товарища, вернуть ему вещь, которую он отдал мне несколько лет назад, но передумал. Не нашёл его там, — Юнги ускоряет шаг, пропихивая руки в карманы джинс. Он часто трёт нос и безостановочно двигает глазами, словно боится кого-то увидеть. Будто на него нападает паранойя.       — Да о чём ты?       — Вообще, знаешь, люди меня заебали, ну серьёзно, особенно эти косые взгляды.       — Какие взгляды? — недоумевает Намджун и смотрит на прохожих людей, на них никто не обращает внимания.       — Всякие эти бабки стоят и взглядом во мне дыру делают. Ненавижу бабок, блять. Ненавижу коммунистов и дряхлых бабок! Как будто они хотят докопаться. Как будто эти перечницы старые что-то знают обо мне!       — Слушай, ты какой-то нервный сегодня.       — Чё? — с раздражением спрашивает Юнги, он не знает, есть у него сейчас аппетит или нет. — Давай по домам разойдёмся, а? Мне что-то хреново. Мне вообще здесь ничё не нравится. И рожа у тебя кривая какая-то.       — В смысле кривая?       — В смысле! В смысле! Ты-то чё доебался? Что подумал, то и сказал! Хватить на меня так коситься!       Намджун внимательно смотрит на его лицо, а Юнги постоянно отворачивается в противоположную сторону. С ним определённо что-то не так. Может, это всё из-за того, что он долго не может найти работу? Юнги говорил, что у него есть какие-то накопления, но надолго ли хватит? Намджун строго смотрит на друга с лёгкой тенью недоумения на лице. Этот диалог заставляет его чувствовать себя дискомфортно.       — Может, тебе денег одолжить?       — Ты чё, вафля? Совсем попутал? Нахуй мне твои деньги не упёрлись, засунь их трубочкой в очко, я бы выпил вообще. Бухать хочется, погнали в бар?       — В бар?.. Сейчас? Днём?       — Блять, реально Зануда! Точь-в-точь как Зануда! Ты либо со мной, либо ты пас!       — Но ты же говорил, что тебе нельзя... — Намджун припоминает их разговор на кухне.       — Всё, знаешь, пошёл нахуй. Я тогда один пойду.       И Юнги, ускоряя шаг, уверенно движется в сторону метро. Автобусы он ненавидит, потому что все на него там смотрят. А в метро его никто не замечает. Когда Юнги в очках, он невидим для всего мира, ну а Намджун просто избранный.       — Да погоди! Окей, давай, я с тобой!       — Так-то!       Намджун не хочет оставлять его в таком состоянии и тем более он не хочет отпускать Юнги в бар, где тот не сможет контролировать себя и свою прошлую зависимость.

* * *

      На Юнги надеты красная футболка с «Нирваной», напульсник со «Slipknot», плетёные фенечки (он носит только фенечки от Чонгука), джинсы с рваным низом, чёрные мартинсы с жёлтыми шнурками и две серебряных цепочки. Очки он не снимает даже в клубе. Волосы растрёпаны. До этого он никогда так не одевался. Наверное. Намджун не может точно припомнить. Немного вызывающе. Будто он пытается вернуться в те годы. Сегодня суббота, поэтому даже в такой час зал набит людьми. Этот бар выбрал Юнги. Точнее, как выбрал. Он просто остановился в центре станции на метро, пробубнил что-то, подвигал в воздухе руками и наугад пошёл в противоположную сторону, там они вышли на улицу, Юнги указал куда-то, и вот они здесь. Намджун уже как полгода нигде не бывал и почти не развлекался, и одна из причин, почему он легко согласился присоединиться к Юнги, – желание снять стресс. Он не ищет спасение в алкоголе, но хочет почувствовать лёгкость от гнёта мыслей о Чимине, они бомбардируют его с утра до ночи без перерыва.       Они сдают вещи в гардероб, переглядываются, завидев полный танцпол, обмениваются улыбками и, пролезая сквозь тела, оказываются возле барной стойки. Намджун вчитывается в состав каждого коктейля, потому что эти названия ему неизвестны. Медуза-22. Какая-то вспышка в голове при взгляде на это название. Будто бы он пил этот коктейль. Будто бы это происходило здесь же много лет назад. Это всё странно. Странный день, странный ресторан, странная реакция мозга, странный Юнги, странный город, странные воспоминания (ложные и неправдоподобные). Но Намджун не хочет брать Медузу-22, потому что возникают странные ассоциации, и он берёт на первый раз соджу, для разогрева. А Юнги, не взглядывая на барное меню, подзывает к себе бармена и, прося наклониться его к нему, что-то кричит ему на ухо, а тот, довольно ухмыляясь, показывает палец вверх, принимает заказ у Намджуна и отворачивается от них. В этот момент Намджуну начинает слышаться, будто кто-то кличет Юнги.       — Юнги! Юнги-и-и-и-и! Ого, Юнги?! Ты?! Ты живой! Охренеть! Юнги! Вот это встреча! Каким ветром?! Как же я рад видеть тебя, братишка! Лет сто уже не виделись! А где остальные ребята? — какой-то парень, безумно обрадованный этой встречей, здоровается с Юнги, пожимая ему руку и крепко обнимая его.       Дальше Намджун не слышит их диалога из-за громкой музыки, поэтому просто поворачивается лицом к танцполу, разглядывая остальных людей. Пока Намджун ещё недостаточно пьяный, чтобы идти танцевать или флиртовать с незнакомцами и незнакомками. Ему требуется время, чтобы повесить на плечики чувства к Чимину и убрать их далеко в шкаф (спрятать между норковой шубой матери и твидовым пальто отца). А Юнги так просто и быстро выпивает все шесть шотов, что Намджуну на секунду кажется, что он может точно так же, но позже понимает, что глубоко ошибается, когда выпивает первый же шот. Горький и резкий, поэтому Намджун отказывается и берёт себе текилу. Юнги ненадолго пропадает из поля зрения, отойдя куда-то со своим знакомым, а затем он возвращается к Намджуну через полчаса, безостановочно хохоча и вытирая слёзы под глазами. Музыка словно сотрясает череп, и это очередная причина напиться как можно быстрее – чтобы музыка не взбалтывала мозги в блендере, а проникала в тело тёплыми волнами.       — Ох, брат, такую мне забавную вещь рассказали! Но бля, — он снова хохочет, сгибаясь пополам, пытается что-то сказать, а Намджун всё так же не слышит его, но улыбается, когда видит, как состояние Юнги постепенно улучшается. Тот парень ныряет в толпу и сливается с пятном из тел. Нет, он не приходит в себя, потому что забыл дорогу, но ему определённо становится лучше. — Знаешь, круто, что мы с тобой решили оттянуться!       — Да, мы с тобой впервые выпиваем!       — Звучит как тост! — и Юнги выпивает из стакана, который ему подаёт Намджун, даже не спросив, что там.       Чем больше Юнги выпивает, тем меньше становится похож на себя. Тот образ нелепого Юнги прячется в углу заброшенного дома. Наверное, это новая сторона Юнги. Или та самая старая и затаённая, о которой Намджун никогда не подозревал. Юнги просто выкопал эту сторону на заднем дворе дома, встряхнул от грязи, привёл в порядок и накинул на себя. Возможно, именно таким он был до их знакомства, когда ему было около 18–20 лет. Что-то в духе панка, юношеского максимализма, вандализма, протестантства и анархии.       Наконец, наступает тот самый момент: когда любишь весь мир, когда доброжелателен ко всему человечеству, когда горы кажутся по колено, когда все насущные проблемы вылетают в форточку, когда тело кажется воздушным. Этот момент наступает всегда неожиданно, и он проявляется через глупые улыбки, растянутые по всему лицу, через признание в духе «Как же я люблю тебя, братишка», через предложение отправиться в кругосветное путешествие. Когда они оказываются на танцполе, Юнги танцует и двигается так, будто начинает растрачивать всю энергию из резервов, которую копил годами. Он откладывал свою энергию именно для этого дня, в который он наконец-то отправится со своим лучшим другом куда-нибудь выпить и повеселиться. Танцует так, будто живёт последний день, и это воодушевляет, хочется, чтобы этот день ещё не скоро закончился. И это позволяет Намджуну окончательно расслабиться, это определённо отвлекает от реального мира, где у него сотни вопросов к Чимину, от которых мозги трутся, как об тёрку, где он не может смириться с его изменой и где он не знает, как ему стоит поступить. Мобильный отключён, чтобы не отвлекать, и в какой-то момент Юнги достаёт свой телефон, тянет на себя Намджуна, чтобы сделать с ним совместный снимок, и говорит что-то о том, что он рад дружбе с ним. Они посреди танцпола, разноцветные лучи путаются и застревают в растрёпанных волосах Юнги, на лбу выступает пот, сердце набухает от минутного счастья, улыбки греют взгляд.       — За столько времени мы не сделали с тобой ни одного фото! — Юнги смеётся и заказывает у бармена ещё две текилы. — Оплатишь, брат? С деньгами щас туго, стараюсь экономить!       — Конечно!       — Хорошо, что мы встретились с тобой, да? Ты не жалеешь?       — Конечно же нет, Юнги!       Когда они выходят из клуба, на улице ещё сильнее понижается температура. Уже темно. Они стоят возле входа, ожидая такси, а Юнги не перестаёт трястись от холода. Алкогольное опьянение постепенно выветривается, последний час они провели на танцполе, танцуя со всеми, кто поворачивался к ним и принимал приглашение.       — Бля, бро, тебя колбасит, как стиральную машинку, — замечает Намджун, скрещивая руки на груди и сжимаясь. В ушах грохочет музыка. Позади хохочет компания. Женский смех заставляет Намджуна обернуться. Красивая. Она смотрит в ответ, и Намджун отворачивается. Красная помада отпечатывается в памяти, как вспышка фотоаппарата.       — Х-х-х-хуй з-з-знает, — отвечает Юнги, стуча зубами. Он шмыгает носом и трёт его. Очки всё так же на нём. — Вот так ощущается выброс дофамина и серотонина, весело, да? Ща домой приду и ещё что-нибудь бахну.       — Может, не надо? Я вот... я вот достаточно выпил, — Намджун шатается на месте и снова оборачивается, может, подойти к ней и познакомиться? На один раз. Нет, он не может так поступить со своими чувствами. Теперь он уже не хочет в кругосветное путешествие, хочется только упасть на кровать в одежде и без душа и уснуть.       — Не, надо. — Он надолго замолкает, отогревая руки горячим дыханием, а затем снова говорит: — А вот это, — Юнги отслеживает взгляд Намджуна и кивает в сторону девушки, которая пытается снова поймать его взгляд, ещё немного, и она подойдёт первой, — вот это не надо. — С намёком на нерешённые чувства. — Я привёл тебя сюда, чтобы ты взбодрился немного, отвлёкся, пришёл в себя. Немного надо выходить из себя, подышать воздухом, а потом вернуться обратно. Да и мне следовало как-нибудь отдохнуть от самого себя, иначе мысли бы сожрали живьём. Знаешь, брат, я хочу поделиться с тобой одной вещью, — и на этих словах он развязывает одну из фенечек на руках и передаёт её Намджуну. Зелёная фенечка с лягушками и мухоморами.       — Что это? Фенечка? Не, брат, не надо, это ведь тебе Чонгук сплёл, ценная вещь, я... я не особо аккуратен с украшениями, а такое быстро порву.       Музыка продолжает приглушённо раздаваться и на улице, и если дверь клуба открывается, изрыгивая несколько пьяных тел, музыка вибрациями снова добирается до Намджуна, облепляет его мышцы. Намджун прислушивается, но не узнаёт песню, мелькает секундная мысль вернуться обратно и выпить хотя бы один шот.       — Э, нет, оставь, я просто выражаю благодарность за этот вечер, слышь, да? — Юнги кашляет в сторону и трёт нос. Он всё никак не может унять дрожь в теле. — Мы с тобой отлично затусили, как я и мечтал! А таких фенечек у меня хоть обосрись.       — Но ты же принимаешь таблетки.       — Да похуй вообще! Может, это наш единственный шанс, а? В общем, эту фенечку мне впервые подарил Чонгук, и я очень благодарен, что ты выслушал меня и сгонял на то вонючее болото с трупами. Я дорожу этой вещью и надеюсь, что она прослужит ещё долго. Ты буквально пару часов назад сказал мне, что не жалеешь о нашей дружбе, и я хочу как-нибудь отблагодарить тебя, брат. Я ведь тебе всегда хуйню какую-то дарил, но сейчас я хочу измениться. Жить иначе.       — Спасибо, брат, — Намджун обнимает Юнги, крепко прижимая к себе и хлопая его по спине. Он кажется таким худым и слабым. На ногах устоять не может. Снова этот привкус тревоги. Не может сбросить его с себя, как прилипшую паутину.       — Юнги! Юнги! — парни оборачиваются на чужой голос и видят знакомого Юнги, с которым он поздоровался в клубе. — Йо! Думал, уже снова потерял тебя! Если вдруг снова вздумаешь затусить, как в старые добрые, то напиши мне, окей? У меня поменялся номер! — парень перерывает все свои восемь карманов на штанах, находит визитку и суёт её в руки заторможенного и окоченевшего Юнги. — Я уже рассказал всем нашим о твоём возвращении, они капец как обрадовались! Легенда! Все в восторге! Так что приходи сюда в следующую пятницу, если захочешь, ага?       — Ага.       Парень, выбежавший в одной футболке, возвращается обратно в клуб. Намджуну он не очень нравится, особенно отталкивает его внешний вид. Старые растянутые приспущенные джинсы, футболка с короткими рукавами, пирсинг на брови, неухоженные волосы.       — Откуда ты его знаешь? — удивляется Намджун, провожая парня взглядом.       — Да так, со школы дружим, — Юнги убирает визитку в задний карман джинс.       — Это один из них? И ты пойдёшь туда?       — Думаю, времени уже не будет. Я не ожидал его там увидеть, думал, помер давно.       — Почему?       — Не знаю. — Он снова затухает, меркнет, и Намджун не знает, как зажечь его вновь. Почему-то он решил, стоя на улице, что Юнги снова вернулся в себя. Но нет. Наверное, постучался не в ту дверь.       Наконец, подъезжает такси, и сначала они выбирают маршрут до дома Юнги, Намджуну не совсем удобно так ехать, но он хочет убедиться, что его друг в безопасности. Они останавливаются возле остановки. Юнги убеждает Намджуна, что о нём не стоит беспокоиться.       — Пока, брат, ещё раз: рад был с тобой повеселиться. Что-то голова кружится, давно мы с тобой уже не виделись, я уже забыл, какая ты чума волосатая! — парни прощаются, пожимая руки, и такси трогается с места. Намджун смотрит на Юнги, пока машина не скрывается за поворотом. Парень остаётся стоять на месте, качаясь от ветра, и он совсем не выглядит как человек, который рад возвращению домой после клуба. Он выглядит как человек, который присядет на лавочке возле подъезда и, задумавшись о жизни, просидит там несколько часов. Правильно ли поступает Намджун, отпуская его одного? Но Юнги запрещает выходить вслед за ним. Намджун ведь не знает, какой он, когда выпьет. А если он отправится пить дальше? Но у него нет денег. А если не дойдёт до дома и упадёт в снег? Он с необъяснимой тревогой пишет Юнги и просит его отписаться, когда он зайдёт в квартиру.       Намджун не знает, как помочь Юнги. Он чувствует себя не совсем полезным другом. Но чтобы помочь пережить то несчастье, которое случилось с Юнги шесть лет назад, Намджун старается сделать всё возможное, понимая, что этого совершенно может быть недостаточно.       И всё же с ним было что-то не так. Даже в клубе он не был похож на себя. Где же настоящий Юнги? В телефоне ни одного уведомления от Чимина. Он жутко хочет спать, в начале первого он падает на кровать и надеется уснуть поскорее. Стоит всё ещё надеяться, что Чимин всё же ему ответит.       В следующий раз он проснётся ночью через три часа от сообщения.