Якорь прошлого

      Его горько-привычное «посмотрим», которое Чимин ненавидит всей душой. Он ненавидит это слово не из-за Хосока, а из-за своего отца, который очень часто отмахивался им, когда его присутствие было необходимо в жизни Чимина. И каждый раз от этого слова Чимина накрывает злость, как буря. Он предупреждает всех своих партнёров и просит не употреблять его. Ещё он ненавидит фразы в духе «не еби мне мозги», «не веди себя, как недотраханная истеричка» или «ты занимаешься какой-то хернёй». А Хосок грубо и бесчеловечно перечёркивает эти просьбы, не считает это чем-то серьёзным, и в такие моменты Чимин видит какую-то параллель со своим отцом, ему становится тошно и от Хосока, и от себя, и от жизни.       Итак, его горько-привычное «посмотрим» обладает очень удобной гибкостью. Хосок не любит брать ответственность за чужие чувства, а Чимин уже отвык от того, что его «посмотрим» верить ни за что нельзя. Очень расплывчатое слово.       Они так и не встречаются в следующий обговорённый вечер. Чимин находится вне себя от злости, и не только потому, что Хосок просто избегает ответственности, но и потому, что позволяет себе каждый раз верить ему. В нём нет совершенно никакой силы воли, он не умеет контролировать себя и держать в узде. Да кто он такой? Почему он думает, слово имеет право возвращаться в его жизнь? Снёс дверь с петель, встал на пороге, осмотрел дом и ушёл без слов. Он должен был уехать на другой край света, чтобы никогда не напоминать о себе. И Чимину удаётся на какое-то время забыть о нём, потому что работа позволяет ему забыть о своих чувствах и времени.       В один из дней Намджун делится своей мыслью с Чимином:       — Поменять работу? Но кто ты по образованию?       — Юрист.       — Юрист? Ого! И ты с таким шикарным образованием горбатишься в официантах? С ума сошёл?! Давай я поговорю с начальством в агентстве? Может, получится тебя туда взять? Думаю, это отличная идея!       — Не знаю, Чимин, не хотелось бы по связям куда-то попадать. Это не совсем честно.       — Да кто тебя туда по связям пропихивать будет? Просто откликнешься на вакансию, а я им подкину мысль, что нам тех придурков не хватает, что пора пополнять штат. Ведь тогда у нас будет больше шансов встречаться друг с другом и на работе, — воодушевлённо предлагает Чимин, прикрывая восторженную улыбку стаканом с виски. Они редко бывают на квартире у Намджуна, потому что там Чимин чувствует себя небезопасно. И только если на задних сидениях автомобиля он начнёт задыхаться от слёз отчаяния, тогда он и решится заглянуть к Намджуну в гости. Сейчас время за час ночи, приглушённый свет, они сидят за обеденным столом и говорят обо всём на свете. В доме покойной бабушки Чимин находит гармонию. Это определённо его место.       — Спасибо, Чимин, правда. Но я не хочу, — вежливо отвергает предложение Чимина Намджун. Он отставляет бутылку недопитого соджу в сторону, а затем, уронив голову на подставленные руки, с тихим благоговением любуется Чимином. Он глубоко уважает его за трудолюбие, целеустремлённость, стремление окружить себя комфортном жизнью, но это потому, что у Чимина есть чёткая цель, понимание самого себя и работа, которой он наслаждается. У Намджуна таких условий нет, он ещё не определился и не знает, наступит ли такой момент у него.       — Но почему? Ты ведь там так мало зарабатываешь...       — М… ну… я на юриста пошёл потому, что от меня этого захотели родители, — равнодушно отвечает Намджун и выпрямляется, водя руками по столешнице, — моя мать вообще почему-то верила, что я создам адвокатскую контору, начну потихоньку работать на отца, а потом уйду в свободное плавание и создам свою империю.       — Звучит неплохо! Ты никогда не рассказывал об этом.       — У нас ещё так много времени впереди, чтобы узнать друг друга, — на этих словах Намджун накрывает своей ладонью ладонь Чимина.       — Значит, это не было твоей мечтой?       — Совершенно нет, — Намджун разводит руки в стороны. — Мечта не может звучать настолько скучно.       — А что ты хочешь?       — Сам ещё не понял до конца. В старшей школе я хотел стать журналистом. Ну или попасть в эту сферу, что-то связанное с типографией, возможно. У меня есть друг, Юнги, я тебе о нём рассказывал, вот у него есть желание стать режиссёром. Он это с детства ещё понял, влюбился в работы... Мартина Скорсезе.       — «Славные парни»?       — Да. Он мечтает однажды начать снимать в таком же стиле. Он копит деньги на курсы или какую-нибудь учёбу. После выпуска из школы он никуда так и не пошёл, ну, учиться куда-то. А так у него художественное образование имеется. Не знаю точно, но кто-то говорил, что он работал тату-мастером, не уверен, не спрашивал. А я вот пошёл учиться и всё равно остался не доволен.       — У тебя плохие воспоминания о семье?       — Да. В доме была просто жуткая атмосфера, — Намджун устало выдыхает, закатывая глаза.       На кухонном столе возле раковины жужжит телефон Чимина от уведомления. Одно уведомление, пауза, пауза, пауза... второе уведомление. Как и всегда, Чимин отключает оповещения во всех мессенджерах. Либо уведомление из приложения, либо из почты. Он хочет закрыть уши руками, заглушить окружающий мир, чтобы не знать, не слышать, не вспоминать. Чимин очень хочет противиться всему этому, но не может. Один его знакомый с работы, который несколько раз лежал в клинике для наркозависимых, сказал, что он мечтает бросить употреблять, но не может, потому что наркотики сильнее его – они не отпускают. Чимина тяготят и убивают воспоминания, не отпущенные чувства, упущенные шансы и не похороненные надежды. Он улыбается через силу, через оглушительные уведомления. В доме тишина, все окна плотно закрыты, телевизор молчит, холодильник не гудит, и Чимин боится, что сквозь это молчание дома Намджун услышит грохот его сердца под рёбрами.       — Не думаю, что они обрадовались бы, если бы я – ну так в теории – вызвал их дух. Если бы они узнали о моей нынешней жизни, то... представляю их выражение лица, — смеётся Намджун, смех со скрипом разочарования. Но почему?       Чимин соскакивает с места, встревоженный своими мыслями и пришпоренный опасениями, он прижимается к Намджуну, крепко обнимает его и просит:       — Намджун, пожалуйста, не отпускай меня.       — Что случилось, радость? — Намджун мягко оглаживает его спину.       От Намджуна пахнет умиротворением, стоит только вдохнуть его запах – и туман окутывает разум, его запах убаюкивает разбушевавшееся сердце. Самый любимый запах, и если Чимин случайно где-то учует его или что-то похожее, то он оборачивается, оглядывается, застывает и сиротливым взглядом ищет источник, а затем двигается вперёд, туда, куда шёл, и по пути перебирает воспоминания о Намджуне.       — Просто... просто будь рядом. Мне страшно.       — Кто-то угрожает тебе? Тот мудак опять где-то напомнил о себе?!       — Нет. Страшно от того, что иногда я не понимаю себя.       — Я тоже. Но скажи честно, тебе больше не угрожают? — Намджун не выпускает его из объятий.       — Нет. Я рассказал об том подозрительном человеке своему начальству. Естественно, я не рассказал им о случае в доме, и они приставили ко мне охрану на мероприятиях или по пути домой. Ещё они выпустили заявление по поводу этой ситуации. Так что больше я о нём ничего не слышал.       Они перебираются на диван в гостиной, Чимин включает телевизор, но даже не видит, что показывают на экране. Ему просто нужен шум на фоне, чтобы не слышать уведомления или собственные мысли, но этим Чимин делает себе хуже – из-за схожих звуков в телевизоре ему кажется, что Хосок набирает ему каждую минуту. Сердце разрывается на две части, одна из них принадлежит этому мгновению с Намджуном, когда тот без слов понимает его, прижимает к себе и изредка целует, а друга часть сердца, растоптанная и с прожжёнными отверстиями от сигарет, вибрирует и опасливо ползёт в сторону телефона.       Это наказание, но за что? Это мука, непосильная мука.       — Ты ещё не хочешь спать? — сонно интересуется Намджун и трясёт головой.       — Да, пожалуй. Пойдём?       — Ты не возьмёшь с собой телефон? — Намджун останавливает Чимина возле лестницы и указывает на мобильный возле раковины. — А если срочно по работе позвонят?       — Нет, нет... не хочу. Пусть хоть весь город перевернут.       — Знаешь, а я не так уж и против, — смеётся Намджун, — иногда я тоже боюсь твоего телефона. Вот так лежишь с тобой, наслаждаешься временем, обнимаешь, целуешь, а потом тебе кто-то звонит и распугивает всю атмосферу. Я смотрю на твоё лицо в этот момент и пытаюсь предугадать: уедешь ты прямо сейчас или нет.       — Извини, — вздох в темноте.       — Не надо. Я всё понимаю. И я ценю, что ты можешь выделить на меня свои дни.

* * *

      После посещения модного показа Чимин ещё долго не может уснуть. Его тормошит изнутри одно столкновение с интервьюером, его резкие и громкие высказывания в сторону Чимина и его работ. Чимин умеет вести себя на публике, поэтому он был сдержанным и воспитанным, но если бы они встретились где-то на улице, то Чимин избил бы его.       «Поговаривают, что вам сейчас составляет конкуренцию одна восходящая звезда подиума. Он выше, моложе, а харизма какая! Что вы думаете на этот счёт?»       «В интернете пользователи уже активно устраивают опросы и сталкиваются в комментариях с разными мнениями. Но кажется, победа не в вашу пользу, да?»       Чимин смотрит на его лицо и смутно припоминает, что уже встречал его где-то прежде. Наверное, Чимин однажды отказал ему в интервью, потому что знал, что мужчина будет расспрашивать его об отношениях с Хосоком и их разрыве. После того, как они публично объявили о паузе, Чимин какое-то время отказывался от интервью, игнорировал вопросы на улице и избегал в интернете статей с намёками, а в будущем, когда ему уже было невыгодно отклонять приглашения на интервью, он поставил агентству ультиматум: либо он больше никогда не даёт интервью, либо они запрещают интервьюерам задавать вопросы о Хосоке и обо всём, что с ним связано.       Чимин крутится в постели, и ему не помогает ни медитация, ни успокаивающие звуки, ни разминка, ни тёплый душ, ни чтение книги. Каждая гневная мысль откликается на те всплывающие в голове кадры с интервьюером, который попытался его публично унизить. Провокация, и Чимин злится, закипает. Он хватается за телефон, чтобы связаться с Намджуном и сбросить груз с души, но не успевает – его душевное рвение перехватывает Хосок, который решил позвонить ему в половину третьего.       Тяжкий вдох.       Выдох весом в тонну.       Закрытые глаза.       Дрожь в пальцах.       Что же он творит?       — Что? — раздражённо.       — И тебе привет. Не спишь?       — Прямо сейчас сплю и разговор с тобой веду. Что хотел?       — Что ты так язвишь сразу? Мне тоже не спится.       Чимин сразу понимает, что Хосок за рулём. Становится отчего-то больно. Зачем он ему ответил? Если бы не эта секунда, Чимин утопал бы в сонном голосе Намджуна. Зачем? Как же он ненавидит себя. И глаза слезятся.       — Потому что. Хочу и язвлю.       — Ну точно злюка. Слушай, извини, проблемы были, мне надо было к матушке в Кванджу смотаться.       — Что с ней?       — Ну... с ногами дела всё хуже. У неё же эти... как там... — Хосок внимательно смотрит на дорогу, поворачивает, следя за проезжающими мимо машинами. — Железные или титановые... пластины. Ага. От них толку ноль. Ей уже сколько операций сделали. Ходит, а потом кровь идёт. В общем, не знаю уже.       — Помню, ты говорил давно, что у неё ноги гудят, сейчас всё стало гораздо хуже?       — Да... блин. Не знаю. Ты как?       — Да пойдёт. Один мудак разозлил меня.       — Что за мудак? Этот твой Намджуна? — Хосок смеётся в трубку. В этот момент, когда Хосок смеётся, он напоминает Чимину крокодила.       — Не называй его так.       — Так что, кто там?       — Один мерзкий мужик, он начал меня выводить на эмоции. Но я просто ушёл.       — Правильно. С этими тупицами так и надо.       — Ты как?       — Тоже хорошо. Катаюсь просто так. — Он замолкает, отвлекаясь на сигареты в бардачке, зажигает, закуривает, а затем заговаривает: — Давай сейчас встретимся?       — Но я уже спать собираюсь.       — Да ладно тебе. Сколько ты ещё поспать сможешь? Ты же мне обещал ещё один разочек встретиться. Я пока не рядом с твоей квартирой, но через час-полтора буду, хотя по таким дорогам точно за час управлюсь. Ты успеешь?       Молчаливое обдумывание.       — Отлично. Тогда жди, за пять минут я тебе позвоню.       И он сбрасывает.       И оставляет Чимина один на один с диалогом с Намджуном, который отсыпается перед утренней сменой.