Часть 7 Июльская жизнь
8 июня 2024 г. в 19:05
Июль мне кажется похожим на картинки в «Пинтересте». Там деревенские домики, высокие травяные стебли, догорающий закат над деревянными крышами. А у калиток – лавочки с кошками или бабушками. Кусты смородины и малины. Палисадники с яркими ромашками.
Немного странно разглядывать такие картинки, но мне нравится. Будто попадаю в добрую сказку, где в деревне у бабушки есть корова и петух с курами, по двору бегает лохматый пес, а на крыльце умывается трехцветная – на счастье – кошка. И за окном – июль, жаркий, неспешный и пахнущий травой и молоком.
На самом деле – ни деревни, ни бабушки нет, и не было никогда. Да и молоко я терпеть не могу! А в детстве июль проводил в лагере, куда отправляли на три смены. Или – с отцом в Италию, на Бали и в Дубаи.
И все-таки мне интересно думать о такой деревенско-сказочной жизни. Только я об этом никому не рассказывал, даже Диме. Он поймет, только… какой смысл? Не ехать же в деревню летом, в самом деле? Отпуск еще нескоро, очень нескоро.
А в Питере жарко и пыльно. Цветет и одуряющее пахнет липа в соседнем дворе. Белые ночи пока не сменились темными. Жара не такая, как на курорте – от нее хочется сбежать и прятаться в прохладном офисе или лучше – дома.
Окна распахнуты все время, пока мы в квартире. Под окнами доцветает увядающий жасмин и привычно орут коты.
Наверху спать невозможно, мы разложили диван и перед сном включаем сплит-систему на холод. Но это не спасает - едва выключаем, становится опять душно.
Не спится. Лениво разговариваем, глядя в раскрытое окно. Там почти темнота. Огоньки не светятся, все спят. Вдалеке, где-то на Проспекте тревожно провыла сирена – и снова тишина.
- Знаешь, когда-то Вера сказала мне, если слышишь «Скорую» или видишь ее, скрести пальцы, чтоб беда не случилась с твоими близкими. Мне лет пять было. А помню до сих пор почему-то.
- Думаешь, «Скорая»?
- Наверное. Вон, какая духота, кому угодно станет плохо с сердцем.
Я на всякий случай скрестил пальцы. За Диму – хотя вот он, живой-здоровый, лежит рядом. Но мало ли что бывает….
И на «скорой» ему ездить приходилось прямиком с задержания, и в травмпункт.
Чтоб не думать о плохом, я говорю:
- Коты притихли, слышишь?
- Точно. С чего бы это?
- Наверное, у них репертуар кончился. Или батарейки сели.
- Ага. Можно корм вынести.
Надо, надо спать. Уже почти утро. Может, и правда, в выходные рванем с Димой на дачу? Там огромный матрас, на весь чердак. И внизу, в окно кухоньки стучит ветка сирени, которую дедушка сажал под окнами много лет назад.
Сирень уже отцвела… Липа вот цветет, пахнет так, что аж нам чувствуется. Дима что-то рассказывает про Маркина, как он в пятницу забыл в столе пакет с бутербродами. И вдруг…
- Гром, - уверенно говорит он на грохочущий звук.
- Что – Гром? Нашел их и съел, как трофей? – хихикаю я.
- Да нет же, там – гром. Не Игорь Гром, а просто Гром, - смеется Дима.
А на улице, и правда, разразилась гроза. Громыхает беспрерывно, а молнии мелькают там и тут. Одна, самая яркая, разорвалась, похоже, над нами. В ее свете был виден двор и кусты жасмина на клумбе.
От грохота на миг заложило уши.
А вот дождя почему-то не было. Даже странно – гром шандарахает, молнии такие, что читать можно, а с неба – ни капли. И, хоть ветер, будто начинается ураган – все равно душно.
Я снял сетку от насекомых – в такую погоду комары вряд ли летают. И высунул руку в окно.
И тут мне на пальцы упала капля. Потом – еще и еще.
А потом стало лить так, что я убрал руку и поставил на место сетку. С улицы уже потянуло свежестью.
- Вот, сейчас будет прохладнее – сказал Дима, устраиваясь снова на диване – спи, Кирюш, под шум дождя хорошо спится.
Засыпая, я думал, что хорошо бы рассказать Димке про деревню. Не дачный поселок, а именно деревню, настоящую, чтоб козы, коровы всякие….Интересно, такие еще остались на свете?
Спалось мне отлично. Действительно, шум дождя и объятия любимого человека – лучшее снотворное.
От окон уже тянуло так, что пришлось вставать и искать наверху плед, потом лезть вниз и укрывать Диму. Он под своей простынкой съежился, что стал вдвое меньше. Маленький Димуська! Я укутал его, он благодарно угукнул во сне и выпрямил затекшие ноги. А я скользнул в сонное тепло, чтоб заснуть до утра.
И мы оба безнадежно проспали.
Кстати, похолодало так, что утром пришлось искать ветровки и джинсы, потому что столбик термометра застрял где-то на отметке в плюс шестнадцать. В июле.
Это Питер, детка! Здесь - то тридцать, то вдвое меньше.
А утром на улицах привычные пробки. И Дима нервничает, что опоздает, и Федор Иванович будет сердиться. Я тоже думал о том, что опоздаю на пару часов. Но меня хотя бы ругать некому, отец в командировке, и вряд ли узнает что-нибудь.
Вечером мы пошли на выставку художников-абстакционистов. Там шла лекция на английском – видимо, для гостей из-за рубежа. Я слушал, а Дима просто смотрел. О Роберте Делоне он и так знал.
Картины же показались мне полной чушью. Видимо, я отстал от жизни и ничего не понимаю в искусстве. Димке признаваться не стал, кивал с умным видом, пока бродили по залу. Хотя «Радость жизни» в виде разноцветных кругов напоминала мне те круги, которые бездумно вертишь ручкой во время длинного скучного монолога, чтоб не заснуть.
А потом мой любимый шепнул мне на ухо:
- Давай сбежим.
- Давай!
И мы гуляли по городу, по знакомым улицам, глядя на отражающиеся в воде огни. Пили латте в маленькой уютной кофейне.
- Завтра на работу, - напомнил он, - и постараться не проспать.
- Дим, ну что это такое – я и «не проспать»?
- Ки-иря, - Дима изобразил "строгого полицейского", - второй раз меня не простят. Или поеду на метро.
- Буди меня посильнее, - предложил я, - можно пинками.
Засыпая, я думал, что все-таки покажу те деревенские картинки Диме. Не дачные, а именно деревенские. С козами, коровами и петухами. Любопытно, такое осталось на свете?
А под окнами все так же орут коты. Интересно, в деревне они тоже так же орут по ночам? Или ловят мышей?