Тёплые коты

Юань, хоть на практике и не терял тогда еще никого из близких, знал, что не стоит полностью полагаться на других, что необходимо уметь стоять на собственных ногах, что никак нельзя смешивать свои мечты с чужими, чтобы не разочароваться. Но вот он лежит уже второй час в пыльном полумраке собственной комнаты в общежитии Облачников и никак не может придумать, чем заняться. Когда всех юнцов-рыцарей отпустили с тренировки пораньше, Цзин Юань выбежал с полигона первым, сияя своей белозубой, немного клыкастой улыбкой — но вот он вспомнил, что Инсин просил его не тревожить (ремесленник сегодня будет занят очень важным заказом), и радость поутихла. После того, как выяснилось, что и на бездомных котят, за которыми Юань ухаживал весь последний месяц, нашлись добрые руки — безусловно, юноша был благодарен всем высшим силам за любящих хозяев для малюток — в комнате, до этого тайно укрывавшей пушистиков, стало совсем пусто. Книги, помногу раз перечитанные и пересказанные Син-Сину, интереса не вызывали, желания упрашивать Цзинлю или Дань Фэна научить новому приему не было от слова совсем, а когда-то начатые в бессонные ночи поделки не могли быть завершены из-за, собственно, отсутствия главного мастера. Наконец, устав слушать скромное тиканье наручных часов и исследовать собственную комнату глазами, Юань, до этого лежавший в изнеможении на полу, резко вскочил, отчего в глазах даже потемнело, тряхнул головой, схватил небрежно свисавшую с кресла куртку и выскочил на улицу — было решено гулять. Ночной город не был тихим — отнюдь, многие торговые ряды только открывались, выставляя на продажу бодрящие напитки для неустанных трудоголиков, игрушки для спешащих домой к детям родителей и прочий «хлам», как всегда выражался Инсин. Цзин рос среди всех этих улочек с самого детства, но не переставал удивляться многообразию товаров: именно поэтому чтобы развеять скуку он выбрал прогулку. — Маленький лейтенант, будешь что-нибудь сегодня брать? — кто-то окликнул юношу, и он, давно привыкший к такому обращению, с улыбкой повернулся к говорящему, отходя заодно к краю пешеходной дорожки, пока любопытные туристы не отдавили ему ноги. Это оказалась пожилая короткоживущая женщина, которая, на удивление, буквально за пару лет до конца своей жизни в рекордно короткие сроки добилась очень многого на Лофу: до этого традиция фейерверков была распространена лишь на отдельных кораблях, но теперь… теперь каждый день на страницах газет местных типографий появлялась статья о том, что очередной случайный ребенок напугал всех хлопушкой, или же о том, что новый пиротехнический вид искусства вполне имеет право на жизнь в массах. А сам Юань был так хорошо с ней знаком потому, что он был тем, кто, в тайне воспользовавшись связями родителей, опубликовал около года назад первую на Лофу рекламу салютов — и все ради бескорыстной помощи. Ну или не совсем бескорыстной, ведь в благодарность ему разрешили сделать бесплатно один заказ любой сложности: не каждый день выдается возможность заказать фейерверк с множеством букетов разноцветных взрывов и коротким «люблю звезду» в конце — так что Облачник с большим энтузиазмом воспользовался ответной услугой. — Не думал, госпожа Чжан. А что, хотите что-то предложить? — пожалуй, в сегодняшний скучный вечер он был бы не против зажечь вместе с соседской детворой один-два бенгальских огня. — Недавно мне рассказали об очень интересной разновидности твоих любимых огоньков, — женщина достала из-под прилавка обычную на вид палочку для зажигания, но наклонила ее кончиком вниз. — Их надо поджигать вот так, и пламя будет подниматься вверх, к руке. — Разве это не против техники безопасности? — Юань зачарованно наблюдал, как пламя зажигалки облизывает и распаляет сухое горючее и как после зажигания вниз посыпались искры, отчего-то сразу гаснущие, а не провоцирующие пожар. — Сэнко ханаби — такое название им дали на одной планетке. Я их модифицировала с помощью сяньчжоуских технологий, так что они совершенно безопасны. Хоть дома можешь зажигать. В глазах старушки горела такая страсть к этим вроде бестолковым, но таким завораживающим изделиям, такое желание создавать все больше и больше новых «изобретений», что Юань, загоревшись тем же созерцательным порывом, сразу сказал: — Дайте десять. — Малыш, а денег-то хватит? Да и для чего тебе столько, ты бы хоть одну зажег — вдруг не понравится! — Мне уже нравится. Заверните только, пожалуйста, каждый в отдельную упаковку. *** Ночь вытесняла вечер, но детвора все бушевала в парке: кажется, они так быстро перемещаются, что за метеоритным дождем проще уследить, чем за игрой в догонялки. Однако стоит Цзин Юаню застучать каблуками военных сапог по брусчатке, как все с округи сбегаются ему на встречу: — Лейтенант пришел! — Лейтенант, а с нами сыграете? — Лейтенант, вы снова пришли котенка с дерева спасать? Юаня должна бы сразу утомить волна пронзительных воплей и высоких выкриков, но он стоит гордо и недвижимо, как маяк среди волнующегося моря кучи детских макушек. — Ра-а-вняйся! — забавляясь, кричит он — но дети послушно выстраиваются в линеечку. Раз-два-три… про себя Юань улыбается: как раз восемь человек. Одна палочка огонька останется ему, и еще одна Син-Сину. — Молодцы, солдаты. Сегодня разыгрываем бенгальский огонь. Количество призов ограничено, так что выбирайте игру с умом, — конечно, победит дружба, но никогда не бывает лишним разжечь азарт в чужих глазах. — Догонялки? — Нет, уже поздно — мы все устали! — Прятки? — Да! — Тут много потайных мест! — И те, кого найдут последними, и получат призы! — Лейтенант, мы решили! — Вы водите! — Цзина никогда не перестанет забавлять то, что дети часто требуют многого от него самым наглым образом, но, тем не менее, обращаются на вы. — Ра-а-аз, — не закрывая глаза начинает считать Юань, и вся детвора с криками и смехом разлетается от него в разные стороны, ища себе как можно скорее укрытие. — Два-а-а… Три-и-и… Четыре… Пять… Что-то я уже устал считать, может, мне уже пора вас искать? — Не смейте нарушать правила! Считайте честно до тридцати! — доносится из-за ближайшего дерева, на что лейтенанту остается только тихо смеяться. — Хорошо-хорошо. Но вам все равно не поможет — найду всех и сожгу огоньки в одиночку. *** Цзин решил дать отсрочку детям — целых пятьдесят секунд на то, чтобы спрятаться. Обычно он не такой щедрый. Вышагивая гордо и неторопливо по пешеходным дорожкам, Юань находит одного за одним сразу трех детей. Еще парочка обнаруживается на соседней игровой площадке — под горкой и на крыше домика. — Где бы вы не спрятались, я вас найду-у-у, — завывает лейтенант, потрясывая маленьким пакетиком с огоньками для создания пугающего шороха. Он уверенно движется к старому фонтану, расположенному в самой дальней части парка на небольшой площадке. Там давно уже не плавают карпы, вся вода высохла, а монетки со дна все до одной забрали — идеальное местечко для пряток. Вот уже издалека виднеется растрескавшаяся статуя в центре фонтана: держащаяся за руки пара девушек, одна из которых олицетворяет Чжумин, вторая — Лофу, а вместе — дружбу двух кораблей альянса. А рядом красуется чья-то темная макушка. Юань замедляет шаг, подкрадываясь к жертве, после чего резко перегибается через бортик фонтана, наклоняясь к жертве: — Ага, попался! — но тут же оскал спадает с лица, когда лейтенант понимает, что это никто иной, как Инсин — бледный, нахмурившийся, скрестивший руки на груди и… прижимающий к себе загипсованную правую ногу. — Попался, — бесцветно отвечает ему ремесленник, отчего Юань чуть ли не падает головой в фонтан, так и повисая на бортике. — Что случилось? — оторопевшее спрашивает юноша, прежде чем вздрогнуть, вспомнить, как двигаться, перепрыгнуть через преграду и приземлиться на фундамент фонтана коленями рядом с Син-Сином. — Жизнь случилась, — невесело хмыкает Инсин, отмахиваясь от беспокойства. — Иди, а то тебя дети потеряют. — О детях позаботятся их родители, — сразу хмурится Цзин, беря в похолодевшие от напряжение кисти руку друга, — а о тебе позабочусь я. Что с тобой случилось? — Я… не хочу сейчас об этом говорить, хорошо? — Синь заискивающе смотрит в ответ. — Ты начнешь попосту волноваться, хотя все у меня под контро- — Кто это сделал? — с нажимом спрашивает Юань, стискивая пальцами ладонь. — Да никто. Что за настырность! — Потому что я знаю тебя и твое положение, знаю, что на тебя все в комиссии по ремеслам давят из-за того, что ты не такой, как все! Только скажи, и я все разнесу там! Хоть значок рыцаря на стол сложу, но вот за это, — юноша ткнул пальцем на перелом, — заставлю заплатить. Опять этот старикан? Да я- — Я! Это был я! Я сломал свою ногу, что ты еще хочешь услышать?! — вспыхнул вдруг Инсин, прерывая сердечные заверения действительно готового рвать и метать лейтенанта. — Твой друг-кретин сам все испортил, ничего тут не попишешь. — Рассказывай. — И почему ты только такой любопытный! Поругался я сегодня со всеми из-за нового заказа, накричал на парочку коллег — они делали все совершенно, совершенно неправильно, уничтожая красоту изделия — они нажаловались начальнику. Меня вызвали на ковер, а я, упрямый и гордый идиот, отказался извиняться: со словами «это была последняя капля, короткоживущий» меня выперли из кузни. Теперь я официально безработный! Доволен? — в глазах стояли слезы гнева, а ногти свободной от хватки рыцаря кисти впивались в кожу. — Почему же ты сразу не пришел ко мне? — страдальчески пролепетал Юань. — Я спешил. Не поверишь даже как! Бежал сломя голову через улицы, задевая урны, сбивая людей, разрывая уже ставшей ненужной форму ремесленника — все, чтобы только добежать до тебя, чтобы уткнуться в твое плечо и нажаловаться на весь мир. И только когда я запнулся обо что-то и полетел кубарем вниз с лестницы очередного проспекта, впечатался грудью в асфальт и наконец остановился от этого судорожного бега, я понял, насколько же я жалок. Я жалок, Цзин Юань! Я хотел, чтобы ты, поддерживая мою идею справедливости, пришел и поставил всех на место, я хотел, чтобы ты меня спрятал от «злого» мира, — Синь, кажется, не поддавался истерике лишь благодаря тому, что его друг схватил уже обе его руки, не позволяя царапать собственную кожу, — хотя я сам все и сломал! — Ты… какой же ты глупый! Просто беспросветный кретин! — как будто подводя итог исповеди простонал Юань. — Конечно! Можешь обменять меня или вернуть, как вещь в магазине, если примут — хотя я даже таких мудреных транзакций, видимо, не стою! Инсин, поняв, что именно он сказал, заметив, как исказилась, надломилась мимика Юаня от горечи, удивления, испуга и чего-то еще, просто зажмурился и пожелал, чтобы его друг дал ему пощечину. Хорошую, звонкую, приводящую в сознание. Боль у левой скулы Синь почувствовал, но быстро понял, что это не оплеуха: Цзин, склонившись над ним и упираясь руками в бортик по обе стороны от головы ремесленника, укусил его за щеку. — Что за глупости ты говоришь? — отпустив кожу, Юань заглянул в голубые глаза, прижимаясь лбом ко лбу. — Я назвал тебя тупицей, потому что желать, чтобы за тебя кто-то заступился, помог, защитил — это нормально! Потому что не надо было тащиться в травмпункт в одиночку — надо было позвать меня! И вообще, не надо было бежать ко мне, если знал, что тебе плохо — надо было мне позвонить и я бы пришел и забрал тебя! Вместо этого ты сидишь тут, посреди холодного парка, с переломом и переживаешь чуть ли не крах своей мечты в одиночку. Так-нель-зя! Последняя реплика, произнесенная как ребенку по слогам, оказала все-таки положительный эффект на Инсина: подавшись вперед, он заключил друга в объятия, тихо всхлипывая. — Только не смей извиняться за слезы, — сказал на опережение скороговоркой лейтенант. — Спасибо, — все, что смог прошептать Инсин. *** Спустя семь минут, держа на руках смущенно отворачивающегося, но переставшего сопротивляться помощи, Синя, Юань вывел трех оставшихся детей, оказывается, все это время терпеливо ждавших своего водящего. — Все на месте? — Так точно, лейтенат и его друг! — Инсин удивленно взглянул на рыцаря — почему дети так слаженно признали в нем его друга — но тот, состроив гримасу спокойствия, лишь равнодушно пожал плечами, будто все само случайно вышло. — Победила дружба, господа и дамы! Забирайте каждый из пакета моего помощника по одному огоньку. У меня в кармане найдете зажигалку, но будьте, пожалуйста, аккуратны. Дети засуетились и буквально за мгновения выхватили у парней почти все, что у них было. Цзин, не спуская ремесленника с рук, присел на ближайшую лавочку, наблюдая, как дети усаживаются в круг на площадке и поджигают эти новые, странные огоньки. — Мне не дашь один такой? Они, кажется, отличаются от тех, что мы зажигали раньше. Такие странные перевертыши… Огонь капает вниз, и при этом не вредит… — Так и есть. Обязательно зажжем их дома. — Как туда добираться будем? — с легким уколом вины спрашивает Син-Син. — Пешком, что за глупые вопросы, — улыбается Юань, прежде чем кивнуть на гипс. — Я позвоню мастеру, чтобы она нас на ялике забрала. Я, конечно, силач, но до общежитий тебя не донесу. — И что же я там забыл? Моя квартирка на другом конце города, а к тебе, вроде как, нельзя, на частную-то территорию. — Ну уж нет, одного я тебя сегодня никуда не пущу, тем более в твою жалкую каморку. А запрет… скажем, что ты бедный, несчастный, голодный, травмированный — уверен, такому котенку разрешат зайти ко мне, — прежде, чем Инсин успел вскинуться, Цзин поцеловал его в лоб. — Пока что давай просто посмотрим вместе с этими детишками, что это за чудо-бенгальский огонь. — Чувствительность к эфемерности… — пробормотал Синь, — кажется, я все-таки что-то слышал об этом… сэнко хамаби? ханаки? — Ханаби, — подсказал Юань. — Точно. Так вот, они должны вызывать чувство печали, легкой тоски и задумчивости — «задумайся о скоротечности жизни», взглянув на короткую вспышку фитиля. Понимаешь? Красиво и кратко. — Ты не обедал? — внезапный вопрос сбил с толку. — Нет? — Сразу видно, — хихикает лейтенант. — Когда ты сытый, ты всегда говоришь о том, что хорошо, что жизнь коротка — ты не разучиваешься ценить моменты. А сейчас вот нагоняешь тоски, глядя на простые красивые искорки. — Ломаешь всю романтику, — фыркает ремесленник. — Я просто люблю смех. Особенно твой. — Я тебя тоже люблю.