Беспонтовая флейта

      Уже дома меня сначала нагнали усталость и озноб, как от простуды, а потом вообще начало колотить изнутри.       Радость от того, что Андрея увидел перетекла в мысли о том, что могло бы быть, если б Василь не ушёл домой, а что-то бы сказал или сделал. Понимаю, почему Андрей так нагло повёл себя. Он до сих пор ревнует и при этом знает, что Василь не сделает ему ничего. И я это знаю тоже. Василь ещё в раздевалке про Гасанова сказал, что с уёбками нет смысла трындеть. И мы для него такие же уёбки теперь.       Не надо было звать Василя. Моя правда ему нахер не сдалась. Объяснить, что у меня внутри, за один разговор не получилось бы. Не знаю, на что я надеялся. Он и так повёл себя слишком хорошо со мной. Дохера я много ожидаю от пацана, с которым знались только из-за того, что в одной параллели учились. Ну и мамы наши иногда общаются. Из общего у нас только школа, да варкрафт. А так мы, пиздец, разные. И не только из-за ориентации. У него и с родителями напрягов столько нет, сколько у нас с Машкой. Ни разу не слышал, чтоб ему за что-то мозг как нам ебали.       Если этого нет в жизни, то не объяснишь, почему всё так хуёво и почему с Андреем я так изменился. Я и сам это понял не сразу. Всё это было во мне, но осознание пришло только после новогодней ночи.       Тогда мы лежали с Андреем, смотрели что-то по телику, вяло болтали, дремали в обнимку. Меня немного херовило, но больше просто не хотелось ничего делать. Но в один момент накрыло с головой потоком мыслей о том как мне хуёво по жизни. Я рыдал, как никогда. А Андрей вместо того, чтобы убеждать меня быть позитивным или опиздюлить за то, что сопли распустил, просто согласился что всё дерьмово. И что у него так же. Мне даже и рассказывать много не пришлось. Хотя всплыло много того, в чём я себе не признавался. И самое охуенное в этом то, что после этой истерики мне стыдно почти не было перед ним. Да ещё и легче стало. И дошло, почему я готов зубами вцепиться за возможность хоть немного побыть счастливым.       Нормальному, во всех отношениях, Василю не объяснишь почему дерьмово, когда мать хватается за любую херню, а потом мозг ей выносит. Или не объяснишь, что не менее отстойно, когда она же молчит неделями. Вроде, не бьёшься головой о стену после каждого выкидона матери, можешь смеяться, учиться, в комп залипать. Это не значит, что тебе хорошо. Тебе всё равно хуёво. Каждый ебучий раз. И от молчания, и от мозгоебли. И ты выворачиваешь себя так, что тебе норм, просто потому, что уже не можешь психовать. Как и не докажешь то, что ты не мразь, раз не радуешься тому, что у отца после сорока отрасли яйца, и он решил, что надо мужика растить. Поздно, бля. Что выросло — то выросло. От него за всю жизнь я только и научился тому, как втихую что-то делать, да игнорить то, как меня с грязью мешают.       Мы с Машкой, может, на этой теме и сошлись. У неё мать налево гуляет. Напрямую я этого не слышал, но тут понятно всё и так. Машке с этого вроде и ничё, но я понимаю, как дерьмово это ощущается. Особенно если учесть то, что матери на неё насрать. На отца насрать чуть больше, но тоже херовое утешение. Мать просто этого ебанутого боится, вот и не уходит. Совесть у Машкиной матери просыпается только в запои отца. Ей тогда самой хуёво, вот и за Машку цепляется. А Отец у Машки — моя маман номер два. Только шире раза в два, с лысиной, и, вместо недель молчания, у него — недели запоя. А мозгоебля ещё похуже, чем от моей матери. Ещё и отпиздить может, если будет повод.       Вот и с Андреем у нас в этом плане много общего. Он много не рассказывал, но я что-то в квартире видел, что-то сам понял. У них тоже с виду было нормально всё. Отца и он и мать любили. Хоть иногда его отец, всё тот же отлёт в ебанутое поведение выдавал. Причину Андрей не говорил, но мне хватило знания того, что отец в горячей точке служил. Но, видимо, были и хорошие моменты. Андрею, как я понял, отец очень дорог был, несмотря на закидоны. Переживает, и тему эту обходит до сих пор.       А с виду — только у Андрея проблемы есть. Ну вроде — отца нет, значит и проблема в этом. А мы с Машкой так, перебесимся. А я до кучи ещё и перебешусь с тем, что отношения мне найти сложнее. Ну нет их и ладно. Передёрнуть можно. Только я сам себе противен был, пока не почувствовал то, что меня можно хотеть, да так, что становится плевать на всё и на всех. И кого-то хотеть так же — это тоже, охренеть как, приятно.       Выбесил меня Василь когда сказал, что Андрея я по глупости своей единственным считаю. Я не идиот, чтоб так всерьёз думать. Но и проёбывать то хорошее, что у меня есть в этой жизни, я тоже не хочу. Да, у него не самая чистая работа, но он понимает, что делает, как и я, понимал, когда начал по аптекам шастать. Проблемы бы быть могли, но решаемые. Тем более, я сам на них старался не нарываться. Не самые мы хорошие на фоне порядочного Василя, но и не конченные, какими он нас представляет.       Что бы там не говорил Василь, я волновался за Машку. И поэтому и не трепал ей про работу, и про Илью. Но о его делах, я сам почти не знал. Особенно о том, с чем его приняли. И спросил я у Машки, оставлял ли ей что-то Илюха, только потому, что волновался. А сам и не знал, чё делал бы, если у неё дома что-то лежало бы. Но это была первая мысль, а Машка подумала, что я тоже в этой теме, раз умник такой невъебенный.       Мне ужасно плохо от того, что я не проводил её, что не могу сам узнать, как у неё дела, поговорить, выслушать какой я мудак, козлина и пидарас последний. Всё что угодно, только не эта тишина. Что молчит мать я привык. Машка никогда так не делала. Василь нихера не понимает. Мне не пофиг на неё. Если я, как разные мудрые Наташки, не капаю ей на мозги, какой Илюша хуёвый, то это не значит, что мне насрать. Ему это, видимо, не доступно для понимания. А вот на Илью мне действительно насрать. Я понял чё за дела у него были ко мне. Лишь бы он Андрея в это не втянул. И лишь бы Машка побыстрее отошла. Может еще и Андрей что-то хорошее скажет. Вчера он, несмотря на произошедшее, на подъёме был.       Полночи варился и трясся в этих мыслях. Злость на Василя отпустила. Он, как мог, принял меня, всё-таки. И сам он нормальный. Жалко, что не все такие. Поэтому в компаниях нам с Андреем лучше вместе не появляться. Обидится, наверно. Но тут Наташка права. Мы, пиздец как, палимся.

***

      Проснулся чуть ли не в обед.       «Как мешками били.»       Под горячим душем немного отпустило. Иду за кофе. И гемоглобин повышать.       «С этим у нас строго — она весы купила. Не наебёшь, что из банки уже ложку съел. Я забыл как-то. Не специально. А сам подумал, что брал. А Мама мне триумфально показала, что такое тут не прокатит. Ох… ну пусть хоть что взвешивает. Лишь бы не печень.»       Оделся в «утепленный мешок». Больше потому, что его удобнее надевать. По той же причине накопал утеплённые треники. Никогда б не подумал, что их надену добровольно. Но даже неплохо выгляжу. Пусть и с этой лыжей вместо руки.       — Ты куда собрался, Серёж? — я в коридоре, обуваюсь, а мать из кухни кричит.       — Гулять.       — А уроки?       — Вчера ещё.       — И не поел толком.       — Лен, прекрати пацана пытать. И так половину каникул дома проторчал. — отец так же вещает из кухни.       — По своей же бестолковости проторчал.       — Пусть развеется. Сама говоришь, что бледный. Вот пусть воздухом дышит.       — Ой, вот не надо. Знаю я…       Хлопнул дверью. Даже дослушивать не стал. Всё об одном.       Выхожу из подъезда. Боковым зрением успеваю заметить только, что кто-то стоит у домофона.       — Привет, малыш.       — Блин, да ты совсем что ли?!       — Да что не так?       — Идём. От дома подальше.       Пошли рядом, только слегка задевая друг друга рукавами курток. Идём мимо лавки, где вчера с Василем разговаривали.       — Ко мне давай, малыш. — Андрей кивает в сторону дома.       — Поговорить сначала хочу.       — У меня поговорим.       Я замедлился.       — Блин… Сейчас не до этого.       — Ты про что?       — Мы, если к тебе придём, то у меня уже настрой весь на разговор пропадёт. Давай тут, а? Нет, не тут. Лучше через двор. — Делаю шаг в сторону, Андрей ловит меня за руку.       — Эй, а перчатки-то где?       — А смысл? — машу ему гипсом.       — Ай, давай на левую.       Лезу в карман, протягиваю, подаренные мамой Андрея, перчатки. Они, и правда, мягкие, тёплые и немного щекотные изнутри. Андрей надевает перчатку, расправляя её между моими пальцами, ворча, что у меня руки уже ледяные. Вторая перчатка возвращается ко мне в куртку.        — Ты не о том подумал, малыш. У меня и мама дома сегодня. Уходить собиралась, но ненадолго. Она пирожков нажарила, чаю заодно попьём.       — Да какой чай, бля?!       — Просто предложил. Остынь. Я на лавках зад морозить не хочу. И дела обсуждать — тем более.       — Ладно. Идём. Давай только покурим где-нить по дороге. — пытаюсь упихать в карман руку в гипсе.       «Мёрзнет, сука, ещё сильнее, чем левая. Тут даже варежка не поможет».       — Малыш, — Карман куртки оттягивает — у меня тут места побольше, чем в твоей.       Оглядываюсь по сторонам и осторожно протискиваю правую руку в тёплый карман.       Встаём у одной из лавок. Андрей помогает прикурить.       — Я не могу так. Давай здесь, поговорим, а? Что там с Ильёй? И на точке что было?       — Илюху закрыть могут. Надолго. На точке пока «просто поговорили». Вызвать должны.       Промерзшая доска с облупившейся краской, скрипнула, когда я на неё брякнулся.       «А чего я ожидал услышать?»       — А тебя могут?       — Я той хуйнёй, чё он намутил, заниматься не собирался.       — Это ты про…       — Не здесь давай, а?       — Ладно. Я пока… про другое. Не подумай только, что из-за Ильи. Я это раньше решил.       Андрей замер, напрягся. Мне даже показалось, что глаза у него потемнели — так пронзительно он на меня глянул.       — Только не говори, что из-за этого ты расстаться хочешь, малыш? — Отводит взгляд, у уголков его глаз резко набежали слёзы. — Я дурак, малыш, что вообще тебя в это ввязал. Но ты ничем шибко палевным и не занимался. Я тебя просто просил аккуратнее быть, чтоб не светиться лишний раз. — Садится на корточки у моих ног, в глаза заглядывает — Не бросай, пожалуйста. Мне будет очень плохо без тебя.       — Андрей, — глаза и нос залило ещё на слове «расстаться», голос от этого звучал охрипшим — Я тебя никуда не отпущу, слышишь?! Вообще не про это сказать хотел! Мне тоже будет без тебя плохо. Хуже, чем плохо. Я наоборот хочу, чтоб проблем меньше было. Нам просто только вдвоём видеться надо, не на вписках всяких. Чтоб не палили нас, и чтоб потом ты без друзей и работы не остался из-за меня. Чт…       На полуслове Андрей перебивает меня жадным, торопливым, горячим поцелуем.       — Малыш, да нахуя мне друзья такие, работа эта ебучая, если я не могу с тобой быть настолько близко, насколько я люблю тебя. Рынок идёт нахуй, и Илюха с его дружками-ебанатами туда же, раз это мешает нам быть вместе.       — Мне страшно, когда ты так говоришь — шмыгаю носом — У тебя же были проблемы из-за этого, не хочу так же. И чтоб по лицу ты получал, не хочу — с болью смотрю на уже зеленеющий фингал у его глаза.       — С работы я, всё равно, ушёл. Пойдём уже. Сядем по-человечески — расскажу.

***

      В квартире Андрея было тепло и уютно пахло жаренными пирожками. Его мама нас встретила, снова стала суетиться, оправдываться, что пирожки-то у неё всего-то с картошкой и немного сладких — с конфетами. И что повидла она давно не варила, чтоб его в начинку положить. Мне было немного неловко, но я всё-таки успокоил её тем, что люблю пирожки с картошкой больше любых других, а с конфетами даже и не пробовал ни разу, но теперь очень хочу.       Пока мы раздевались, она про руку расспросила, хоть и сама сказала, что Андрей ей и про это рассказал. Я, всё так же, свалил всё на гололёд и покивал на то, что много занятий по инструменту пропускаю и писать не могу. Приятно было услышать «Главное, чтоб пальцы хорошо срослись, а с остальным — наверстаешь.»       Мы с Андреем сели за столом на кухне, а Галина Николаевна ушла в комнату. Андрей прикрыл дверь. Сел, пододвинул поближе ко мне кастрюлю, наполненную пирожками, взял один в зубы и тоже подсел ближе, придвинувшись на табуретке. В комнате работал телевизор, но разговаривали мы всё равно вполголоса.       — Машка там как, малыш?       — Без понятия. Не отвечает. Вчера Василь её провожал. Со мной даже разговаривать не хочет.       — А Василь чё потом к тебе попёрся?       — Я позвал. Про Машку узнать, да и так сказать, чтоб лишнего не думал.       — По телефону эт, бля, никак?       — Никак. Сам знаешь, что на такие темы базарить лично надо. По мобиле — бестолку.       — Ну и чё? — Андрей шумно отхлебнул чай и потянулся к тарелке — Толк был?       — Да нихера. Сам, наверно, слышал, что меня понесло.       — Не особо. Просто на шум подошёл. Чем выбесил-то?       — Тебя приплёл он на кой-то хрен. Не понравилось мне это.       — Эт ты за меня там впрягался, а, малыш? — Андрей довольно ухмыльнулся. Я смутился и пожал плечами.       — Тип того. Да он всех под одно: тебя, Илюху и меня. И то, походу, из-за Машки больше.       — Ну, — сказал глухо, делая глоток из кружки — ясно всё с ним.       — К Машке, и правда, прийти могут?       Андрей помотал головой, протягивая руку к тарелке со сладкими пирожками. Я пододвинул её ближе к нему.       — Да никто к ней не попрётся. Вызвать — могут.       — Тоже хуёво. Но лучше, чем домой, конечно. А с точкой? Там-то что вчера было.       — Припирались типа «попиздеть без протокола». — На этих словах он манерно закатил глаза — По факту — припугнуть хотели, чтоб что-то нарыть. Но Наиль ваще не приделах насчёт веса. Илюха тут сам чёт замутил.       — А рецепты? Те, что я на бланках с печатями писал тогда? Это ж…       — Да не держал никто их на точке. Там с того раза, как Ирка нал спиздила, мы ваще чистоту навели. Чтоб ни те, ни эти ни за чё не зацепились. Да и похуй уже на точку. — Андрей встал и пошёл наливать себе ещё чай. — Я под этой мазой Наилю сказал, что сваливаю. Малыш, тебе кипятку, не?       — Не, есть ещё. И всё? К тебе вопросов нет?       Андрей присел обратно, виновато выдохнул.       — По Илюхе ещё, конечно, придётся ща с этими, бля, господами полицейскими пообщаться, под протокол уже. Тем более, они за административку мою цепанулись, но тут главное потише сидеть какое-то время. И тебе, на всякий, тоже.       — Это они за то? За школу?       — Ну, бля, не за переход в неположенном месте же, малыш. Не переживай, не докопаются. Да и не до чего.       Пока Андрей глазами выискивал пирожок поподжаристей, я опустил взгляд, и стал ковырять ногтем присохший след от муки с тестом, который, видимо, случайно остался на столе.       — А телефон мой ты точно купил?       Кружка Андрея как-то слишком громко стукнулась дном о стол.       — Малыш, я себя-то, вроде, уважаю, а тебя — люблю. Хуевый бы был подарок, если б тебя случайно приняли, имей пробили, а мобильник пизженый. Сам-то подумай?       «Да, вопрос идиотский. Василь спросил, а я что-то и сам засомневался.»       — Было б отстойно. Но я про тебя бы не сказал.       Андрей строго покачал головой.       — Не-а, малыш. Тут ты не прав. На носу заруби, что если я поступлю с тобой как мудак, то ты меня скидывай и даже не жалей об этом, понял?        У меня всё сжалось внутри от того с каким нажимом было сказано это «понял». Тут Андрей явно не шутил и не пытался выделываться.       — Андрей, ты меня пугаешь. С чего бы тебе как-то так со мной поступать?       — Ладно, расслабься. Это я так…       Галина Николаевна крикнула из коридора:       — Андрей, я ушла! Серёжа, спасибо, что зашёл! — Я подорвался её проводить и поблагодарить в ответ. Пока сидели я, правда, успел только один пирожок надкусить. Но он, был очень вкусный. Андрей, вот, уже пятый или шестой дожевывал, когда провожать вышел.       Убрали посуду, пошли в комнату. Андрей расслабленно разлёгся на диване, согнув колени, и похлопал ладонью рядом с собой. Я сел, облокотившись спиной на его ноги.       — Андрей, я при твоей маме говорить не стал, но ты же не из-за пирожков такой довольный?       — Да мог и при ней. Она в курсе. И пирожки охуительные.       Меня как ужалило этим пофигизмом. Сморю на него — зрачки нормальные вроде.       — Бля, Андрей! Илюху приняли, тебя на рынке прессовали, а ты — до жопы радостный!       — Я ж не рассказал тебе главное, малыш. — Он сел рядом, мягко приобняв меня за плечи — Хату я нашёл нам и работу, без Илюх и Наилей всяких. В понедельник пойду устраиваться.       «Про квартиру мне слышать приятно, но теперь уже эти «работы» нервничать заставляют»       — Устраиваться? Официально? А учёба?       — Ну… в серую они, конечно, платят. Но так, прям, контора настоящая. И разгрузки вечерами, так что, буду успевать. Подальше малёха отсюда, но эт, типа, даже хорошо. Илюха сам еблан, что подставился. Может, барыгу сдаст, если идиотом не будет, и получит поменьше.       — А где, хоть, Илюху взяли?       — Без понятия. Я ж, малыш, как тебя встретил, то с ними зависать меньше стал. Вот чё от Женька знаю, то и говорю. Он с Илюхиной матерью общался. Тож, бля, крендель. Хер пойми чё на очко подсел. Может, с Илюхой тоже мутки какие были.       — А мобилы?       — Хуй знает, откуда у него они. Говорил, что в завязке с этим.       — Он ещё и телефонами… — Меня как ледяной водой окатило от воспоминаний. — Бля, вот ты знал и не говорил?! У меня самого раз чуть из рук телефон не вырвали, мне пиздец как страшно было тогда. Я-то ладно. А Маша с Илюхой мутила…       — Ну про то, что он мобилы раньше подрезал, Машка и сама знала, пусть не пиздит. При мне даже за это разговор был. Может и про что ещё в курсе была.       «И мне не сказала даже.»       — Андрей, я покурю?       Он скользнул рукой по моей спине. По телу пробежали мурашки.       — Вместе пойдём.       Стоим так же, как на новый год. Андрей обнимает меня со спины. Смотрим в зеркало. Я вспоминаю, как тут сердечки рисовали.       «Не хочу всё испортить, но и про то, что Илюха тогда предлагал надо тоже рассказать.»       — Андрей, я тебе ещё вот что сказать должен. Меня Илья тоже звал на рынок по делу какому-то. Я согласился даже. А с этим гипсом и потом… Короче, извини, что сразу не сказал.       — Так не прокатит. Поцелуешь — тогда извиню.       — А ещё ничё не надо сделать?       Чувствую лёгкий шлепок по заднице. Пихаю его локтём в ответ. Вижу ухмылку в зеркале.       — Тебя, бля, не разведёшь. Ладно. Ты ж не пошёл. Да и херни столько произошло, что забыться могло. Да не думаю, чтоб ты на это согласился, когда б узнал в чём дело.       — А вот за это — не договариваю, разворачиваюсь и притягиваю его к своим губам.       Мы вернулись на диван. Андрей, нежно целуя, настойчиво уложил меня на лопатки.       — Мама твоя не скоро придёт?       — Она позвонит.       Запустил руки мне под кофту. Провел ладонями, да так приятно, что я закрыл глаза. Андрей слегка раздражённо цыкнул языком.       — Малыш, блин. Заболтал ты меня. Я ж про квартиру не рассказал.       — Там что-то важное? — Лежу. Сейчас так останавливаться не хочется.       — Бля, ну не важнее тебя, но рассказать надо.       Я вздохнул и открыл глаза.       — Там двушка, короче. Женёк предложил. Хата от бабушки досталась. А ему и одной комнаты хватит, да и бабло не лишнее. А снять — дешевле чем у кого-то.       — Женёк?! — пытаюсь сесть — Да слезь, блин!       — Ну погоди ты. Не этот Женёк, не Овчинников. Ты того тоже видел. Он всё утро пиво глушил как не в себя.       — Я тебя, блин! — Вылезаю из-под него, пытаюсь уложить на спину.       — Эу, полегче рожу мне гипсом помнёшь! — Ржёт, поддаётся — Ну? Оседлал? Чё дальше?       — Теперь рассказывай чё за Женёк. Сказал сам, что хата нам?!       — Нормальный там Женёк. У нас учится. Только в этом году выпускается уже. Ты ушёл, а я с ним потрындеть сел. То-сё, по стакану-другому раздавили и я домой свалил. А тут мне в вк пишет, и хату предлагает снимать у него. Ну комнату, короче.       Слезаю с Андрея. Стою, руки кое-как сложил на груди.       «Мне, блин, показалось, что шутит он. Вот чё радуется? Не один Женёк, так другой.»       — Андрей, я не смогу туда даже приезжать. Мне это палево бесконечное уже руки стоило. Ты бы хоть мне сказал, перед тем как соглашаться.       — Да мы уже перед Женьком пропалились по полной. На балконе, когда тебе таблетку передавал, а потом и в коридоре. — Андрей довольно хмыкнул — Он, вроде, и угашенный был, но всё увидел.       — А что тебе так весело-то, а?       Садится на край дивана, за руку берёт. Опять так проникновенно в глаза заглядывает.       — Малыш, ну ты дослушай. Он же и про барагоз на кухне в курсах. И он, ну короче, свой пацан.       — В смысле «свой пацан»?       — В смысле, что и с пацанами он тоже. И с девушками. Он фотки показывал. Там без вариантов, что пиздит.       — А схуяли он такой добрый?       — Бля, да не добрый, а бабки считать умеет. Женёк нормальный так-то, хоть и на нефора немного смахивает. Я так понял, что он подолгу с кем-то ща и мутить не хочет. А к себе и парня привести на ночь может.       — Да пиздец.       Хочу одёрнуть руку, Андрей её придерживает, по пальцам гладит.       — Малыш, я тоже хочу, чтоб мы только вдвоём жили. Но пока не очень это тянем по деньгам. И ты когда сказал, что скрываться надоело, то мне, прям больно стало. Я тоже заебался. А там переночевать сможешь, когда захочешь. Да и переехать тоже.       Андрей стал губами оставлять дорожку поцелуев на моей руке.       — Ладно. Только пока я как-то не готов переезжать. Мои, конечно, опять собачатся, но если вещи соберу, то хрен знает, что будет.       — Понимаю, малыш. Не тороплю с этим.       Я сел на колени к Андрею, обхватив ногами. Опять закрыл глаза, уплывая от ласковых поглаживаний по спине, рёбрам, животу. Целую губы, щёки, шею, за ушами, вдыхая запах его кожи, пропускаю между пальцами слегка отросшие волосы. Кружится голова, становится жарко.       Когда Андрей стал тянуть мою кофту наверх, завибрировал его телефон. Мама скоро вернётся.

***

      Я всё-таки взял пару пирожков с собой. Вышли, прогулялись немного. Потом он проводил меня во двор. Долго прощались за гаражом, встав так, чтоб с другой стороны нас закрывала огромная куча снега, которую сюда сгребли трактором. Вроде, не самое романтичное место, но целовались и обнимались мы так нежно, что я почти забыл где вообще находимся. Поймал себя на мысли, что уже представляю, как будем жить вместе. Пусть и не в квартире, а в комнате. Нам и в грязном подъезде было хорошо вдвоём. А тут ещё и скрываться не придётся.       Дома опять пахнет рыбой и пивом. Из родительской слышу телек — там мама. А отец на кухне отрывается.       — Серёг. Идём, за компанию? Ты уже пацан взрослый совсем.       Жму плечами. Достаю из рюкзака два пирожка с картошкой. С конфетами я ещё по пути домой съел, с Андреем напополам. Он сказал, что надо было пробовать их пока горячие. А мне норм, вкусно.       — О! Это откуда? Прям домашние же. Это твоя кудесница-Марья напекла?       Киваю. Отец наливает в мою кружку пиво. Сажусь на табурет, за стол.       — М! Вкусные какие! Лучок там жареный, прям как надо! Умница она у тебя. Понятно чего ты дома не обедаешь, не ужинаешь.       — Второй бери тоже. — Колупаю мясо с рёбер сушеной воблы, запиваю пивом.       — Ты это, в гости тоже её зови. Может с матерью твоей рецептом поделится. — Из комнаты слышу, как прибавляется звук телевизора.       — Ага. Как-нибудь потом. — Допиваю, иду мыть кружку, чтоб пивом и рыбой не воняло. Мне ещё из неё кофе пить.       Попробовал набрать Машке. Взяла её мама. Маша в больнице. В психиатрии. Спалилась, что режется. Пиздец.