dies Dominicus

Коридоры отеля «Грезы» соответствовали ожиданиям и пестрили своей роскошью. Бархатные ковры, строгие двери, приглушенное освещение и тихий гул проходящих постояльцев. Идиллия. Благоговение отдыхающих ритмично прерывал стук невысоких каблуков. Привычно медленные и размеренные шаги звучат тяжелее. Они, отбив по команде последний удар, затихают. Руки быстро шарят по карманам брюк, пиджака, жилетки, но безуспешно. Грубый вздох, за которым следует требовательный стук в дверь костяшками пальцев, разбавленный звоном колец. Мгновение — и дверь отпирается. Не дожидаясь, пока она отворится полностью, инвестор врывается внутрь, едва ли не снося мужчину за дверью и изящным движением скидывая шляпу в сторону вешалки. Та приземляется ровно на крючок. То ли отработанный трюк, то ли удача, но эффектность и присущая напыщенность были побалованы. — Неужели ставка не сыграла? — Доктор хмурится, протягивая ключ-карту от счастливого номера на счастливом этаже его владельцу. — Да если бы! — Сорвав с себя очки, Авантюрин бегло смотрит на собеседника, на карту, на оправу с цветным стеклом и вздохнул. С легкой небрежностью он забирает ключ, откладывая тонкие розовые очки на стол. — С Семьей просто невозможно разговаривать! С Сандеем невозможно вообще находиться в одном помещении! — Делая акценты на свое особо бущующее возмущение, инвестор взбудораженно нахаживает круги по комнате. Казалось, еще чуть-чуть, и у него от негодования задергается глаз и затрясутся руки, а там и до седой пряди будет недалеко. — Только мне стоило с ним поладить, не тут-то было! Откуда у него столько информации и козырей? О ее существовании почти нет упоминаний! У Семьи все настолько схвачено? — Он резко оборачивается на сто восемьдесят, ища неоновыми глазами поддержку в фигуре напротив, хоть какую-то заинтересованность в своем эмоциональном всплеске. Нельзя сказать, что они были частыми гостями этого номера. Авантюрин ожидал такую реакцию, но где-то в глубине души очень надеялся, что она будет иной — Рацио уже открывал дверь, безмолвно покидая тринадцатый номер. Сейчас Авантюрину как никогда прежде не хочется оставаться наедине с собой любимым. — Он знает об авгинах. — Дверь как по приказу захлопнулась, а Веритас обернулся. — Неужели только так можно привлечь твое внимание? — Отшутился он, но на душе кошки скреблись. И этими кошками он хотел поделиться. — Сандэй отклонил запрос на подпись договора. И подпишет только в том случае, если я восстановлю и предоставлю ему всю информацию об авгинах, которую успел стереть. — Павлиний жакет отправляется вслед за шляпой, но его, в отличие от котелка, бережно вешают на плечики. — А там информации на четыре диссертации и несколько премий в области офтальмологии. Более объяснять не было смысла. Веритас был одним из немногих людей, коих можно пересчитать по пальцам, кто был в курсе о похождениях Авантюрина. Доктор знал, что некогда Тринадцатый номер, когда ему развязали руки, чуть ли не первым делом стал искать лазейки и удалять любые упоминания некого феномена во всей вселенной, он знал всё, что знал об этом сам Авантюрин. И Рацио не хуже менеджера понимал, к чему приведет получение Семьёй такого рода информации. Веритас, как и в большинстве случаев, молчит, хотя в голове уже крутится сотня мыслей и дальнейших вариантов. Но сперва — обеспечение конфиденциальности. — Сядь. — приказной тон заставил Авантюрина прекратить разбрасываться оскорблениями во всех подряд и застыть в мгновенном недоумении. — Я жду. — Рацио повторился, на случай, если тот его не услышал. После нескольких секунд обоюдного прожигания взглядами Авантюрин усаживается на диван перед телевизором, конечно же, в своей излюбленной манере, когда раздвинутые ноги занимают почти все пространство, а на колени он ставит локти. Рацио выхватывает из его пальцев ключ-карту и прикладывает к панели, чтобы закрыть входную дверь в номер. — Представители из Клана Гончих прислали мне приглашение на встречу. Они рассмотрели подготовленные проекты и завтра хотят лично со мной обговорить детали безопасности. — Даже если этот отдел одобрит эти проекты, это ничего не значит! Как это поможет сохранить информацию об авгинах? Сандэй лёгким движением пера может их отклонить, и весь этот формальный ад начнется сначала! У меня.. У нас нет столько времени, понимаешь!? — Я предлагаю придерживаться этого плана, а сейчас, для подстраховки, я могу согласовать с Гильдией передачу всех полномочий над разрабатываемым проектом, который можно будет отдать им. — Сколько бы диалогов между ними не состоялось, Авантюрин никогда в жизни не сможет постичь причину необычайного спокойствия Веритаса. Тон его голоса сейчас ничем не отличался от того, каким он вещает лекции перед своими студентами. — И что за изобретение? — Квантовый интерсектатор отделов мозга, — Веритас смотрит на нахмурившиеся брови Авантюрина, поясняя, — Био-чип, позволяющий переме- — Ты вообще в своем уме? Ты думаешь отдыхающие здесь люди станут надевать мозговые чипы? Неужели ничего более умного в голову не пришло? Авантюрин внимательно наблюдает за каждым подёргиванием мышц на лице Рацио, уже предчувствуя вкус сорванных планов на вечер. Пурпурные глаза исподлобья следят за доктором, пока их обладатель нервно перебирает свои русые пряди волос. А что до Веритаса? Его ответ, как и всегда, оказался весьма доходчив. — Даже не вздумай уходить! — Авантюрин срывается с места, успевая крепко ухватиться за чужую руку, — Мы ведь оба сюда не за этим пришли... — Он медленно подходит ближе, разворачивая Рацио к себе лицом и оттесняя в сторону, пока тот не упирается ногами в кресло позади него, — А насчёт Гильдии не переживай, я уже все-е-е продумал, — без чужой помощи Веритас падает в кресло, позволяя снять с себя золотые лавры. Они бесцеремонно, с тихим характерным металлическим лязгом оказываются близ очков на темном деревянном столе. — Неужели? — Изящная, будто выверенная под линейку бровь саркастично изгибается, и янтарные глаза одаривают инвестора ровно такой же эмоцией. — А ты во мне сомневаешься? — Авантюрин, стоя вплотную и оперевшись рукой в край спинки кресла, легко навис над доктором, с интересом наблюдая за тем, как на мгновение саркастичная нотка пропала с его глаз, сменившись едва ли наигранной задумчивостью. — Есть на то поводы. Он без притворства возмутился, легким толчком о изголовье кресла выпрямляясь и шагая назад. — Ой, шел бы ты. Веритас подрывается с места, в миг сровнявшись с собеседником. Его ладонь накрывает шею Авантюрина на загривке, пробравшись изящными пальцами под неуложенные пряди. Он безболезненно сжимает ее, дабы Авантюрин поднял глаза, и этого хватило, чтобы вдобавок его губы растянулись в самодовольной улыбке, словно ощутили вкус победы, такой привычной и полюбившейся ему. — Объективно же. Чего от тебя еще ожидать? Каков твой план действий? — Теперь Рацио оттесняет его в сторону разглаженной постели медленными шагами, не позволяя опустить голову. Однако в аметистовых глазах блеснула пугающая уверенность — одна из немногих, пожалуй, настолько читаемая эмоция в них, после которой ответа не требовалось. Но стоило Авантюрину упереться ногами в мягкую постель, он крепко вцепился рукой в накидку доктора у шеи и потянул за нее, наклоняя его к себе ближе. Горячее дыхание под аккомпанемент томного шепота опалило ушную раковину, прикрытую густыми кудрями цвета чароит. — Убью его. Пока минутное недоумение окатило доктора, и хватка его ослабла, Авантюрин, гордый своим своеобразным выигрышем, перехватывает его уже двумя руками за фигурный вырез на груди и резко разворачивает спиной к кровати, опрокидывая на нее, а сам, оперевшись руками по обе стороны от его головы, с лисьим прищуром внимал каждой новой морщинке на лице Веритаса. Авантюрин даже полюбил, что именно по ним эмоции Рацио читаются лучше всего. — Ожидаемо. — Тот протягивает руки к его шее и легко расстегивает ремешок под воротником, сняв его и откинув куда-то в сторону. Абсолютное спокойствие воцарилось на фарфоровом лице. — Скажи мне, каков твой план? Инвестор негаданно рассмеялся, сел на бедра Веритаса и уже отточенными движениями отстегнул его накидку. Если глаза — это зеркало души, и в них истина видна всегда, даже если и очень смутно, то смех Авантюрина, наработанный с таким завидным мастерством, расшифровать почти невозможно. — Я абсолютно серьезен, Рацио. — Вслепую его пальцы скользят по ребрам доктора, и он расцепляет ремни его топа почти одновременно с каждой стороны, сопроводив это звучным щелчком бляшек на них. Авантюрин тянет черную легкую ткань вверх, заставляя Веритаса убрать руки с его шеи и поднять их. Бляшки топа с лязгом бьются об пол. — Ты собираешься замарать руки ради какого-то контракта? — Рацио старается не отставать и спешно проходится аккуратными пальцами вдоль двух пуговиц жилета сверху вниз, стягивает его, теперь приступив к рубашке, но Аватюрин крепко хватает его за запястья и наклоняется ближе, почти вплотную припав к его губам. — Я хочу, чтобы контракт был подписан. — Он отпускает запястья, оставив на одном красные следы от колец. — Любой ценой, кроме этой. Долгожданная тишина наконец устоялась. Авантюрин окончательно избавился от рубашки, вслед за ней отправились перчатки и кольца. Каждый раз, снимая с рук свои богатства вот так, он обещает себе аккуратно складывать их, но каждый раз утром ползает по полу в поиске колец. Браслетам везет больше, и их целенаправленно и осторожно сбрасывают на уже лежащую одежду. Палящий и в то же время сияющий в темноте холодом взгляд смотрит восхищенно, сладко. Веритас поднимается, садится, насколько это было возможно, и широко мажет ладонями по лопаткам, а холодными кончиками пальцев давит на их внутреннюю часть. Сжатые, чуть потрескавшиеся от сухости ладони инвестора напряглись, царапая короткими ногтями белоснежную грудь. Теперь уже он смотрел на доктора сверху вниз, не желая сводить взгляд, пока руки смело скользнули вниз, к ремню. Даже на позиции ведомого Веритас с осуждением глядит на любовника, но и не без толики вожделения. — Есть ли смысл говорить с тобой о том, что убийство — не выход? — Может быть. — Звякнула бляшка ремня, а за ней по молнии побежал язычок ширинки. — Ты идиот, если это единственный выход, который ты видишь. — Какой есть. — Легкий вздох и толчок в грудь, Рацио приходится лечь. Это походило на погоню или соревнование: только один опередит партнера в количестве снятой одежды, другой уже тянет к нему руки и снимает то, что первым поддастся на уступку. Чуть приподнявшись, Авантюрин цепляет пальцами брюки и с ними край белья, уверенно стягивая, проводя под собой, пока штаны гения вовсе не окажутся вывернутыми наизнанку, зато валяющимися на полу. — Я победил. — Констатировал он и с приподнятыми бровями едва шевельнулся, проходясь жесткой тканью брюк по обнаженной бархатной коже. — Мхм-м-м, — Протянул Рацио, рефлекторно подтягиваясь выше на кровати и распрямляя спину. Он собирает руки в замок за шеей Авантюрина, заваливая его на бок. Их взгляды пересекаются, пока оба держатся друг за друга, лежа на боку. Веритас как током ушибленный перекладывает руки на плечи партнера, переворачивая его на живот, и перекидывает через него ногу, поднимаясь на колени. Не без удовольствия он нащупывает ширинку брюк где-то под впалым животом и умело расстегивает ее, подхватывает жесткую ткань и избавляется от нее вместе с бельем. Пока одна рука зарывается в русые волосы на затылке, вторая шарит где-то сбоку кровати, нащупывая там свою сброшенную накидку. Авантюрин лишь тихо промычал под ласками, не пытаясь поднять даже голову, и только осторожно вытягивает руки вперед, подминая подушку. Ощутив прохладу чужих пальцев ниже поясницы, выгибается с улыбкой, утыкающейся в подушку. Он почти ничего не чувствует до тех пор, пока его запястья под натиском мягкой ткани не стягиваются. И пока Рацио осторожно проводит ладонями по чужой спине, Авантюрин вздрагивает и судорожно пытается перевернуться, ерзает. Словно какой-то тумблер щелкнул у него на спине, запустив выброс адреналина, ибо эти хаотичные судороги его тела, кажется, вообще происходили независимо от самого Авантюрина. — Зачем ты..? Развяжи! Убери это! — Широко раскрытые глаза еще никогда так сильно не выражали такого неподдельного испуга и искренней паники, даже когда к груди был приставлен заведенный револьвер. — Развяжи мне руки! — Требовательно крикнул он, и голос чуть дрогнул. Веритас недоумевал. Они раньше практиковали что-то подобное, но фиксировали руки друг другу только руками же и ненадолго, чтобы принять удобную позу. Мгновенная мысль врывается в сознание доктора, но надолго там не задерживается, переварить ее придется потом: инвестор никогда не мирился с собственным обездвиженным состоянием, вырывался, но это и без того всегда было в моменты обыденной борьбы за позицию и позу. Опешив, Рацио немного спутанными движениями развязывает руки Авантюрина, пока тот взглядом мечется по своим запястьям. Как только руки оказались свободны, инвестор с силой заваливает Веритаса сначала на бок, а затем и на спину, садясь на него сверху. Сдавливая в руках широкие плечи, Авантюрин часто дышит, как люди приводят в норму дыхание после приличной дозы адреналина. Вряд ли такой дозой называется минута со связанными руками. — Никаких…подобных действий. — Он замялся. — Никогда. — Поджатые губы, покрытые обветренной корочкой и сухими трещинами, с усилием кривились в попытке владельца силой выпрямить их, расслабить их. Натянуть ту самую обязательную улыбку, которой пользоваться в качестве контраргумента было обыденно даже в очень напряженных деловых ситуациях, не получалось. Почему реакция оказалась столь буйной и агрессивной? Некогда Тринадцатый знал, в то же время понимая, что и Рацио осознал причину в этот же миг. Некоторое время он все так же потерянно смотрит в янтарные глаза напротив. Взгляды пересеклись и замерли. Эти глаза оба узнают из тысячи других, и причина тому не столько влюбленность, зародившаяся еще не всем понятным путем, сколько общая тайна. Та, что связывала их, и в то же время отличала кардинально. Та тайна, что была до боли хорошо известна им двоим, что сейчас, благодаря Сандэю, висит на волоске от позорной огласки. Авантюрин очень скоро переменился в лице, пусть и едва заметно. Сияние, исходящее от их глаз, так приятно контрастировало с неоном в освещении номера. Взгляд Веритаса сменился с настороженного на тот, что был всегда привычен — еле читаемый, но такой родной и спокойный. А в аметистах напротив наконец воцарилась тишина и, стоит отметить, глухая благодарность за отсутствие вопросов. А ответ на них был на поверхности — если точнее, то он немного терялся под светлыми локонами на шее. Только аккуратные поглаживания по бедрам, служившие, наверное, своеобразным извинениями, выдавали сейчас в Рацио того сентиментального мужчину, которого и в помине не разглядеть на его парах. Стоит отметить, что это одна из самых любимых его черт для Авантюрина. Одна его рука ползет вверх, считает узоры межреберных мышц, окантовывает левую ключицу, шею с ненавистным клеймом и наконец касается щеки, чуть поведя инвестора к себе. А тот без задней мысли сгибает локти и припадает к чужим губам. Их поцелуи всегда отличались особой нежностью, аккуратностью, томным наслаждением и лишь толикой похоти. Нечасто доводилось крайне трепетно лечить кровавые трещины на них или чувствовать на утро отечный дискомфорт. И даже в попытках скрыть за таким прикосновением стыдливый стон, кем бы он ни был издан, их самобытная традиция редко терпела крах. Долгий поцелуй прерывается медленным и осторожным толчком, когда Авантюрин начинает опускаться на член под собой. Он все еще опирается на согнутые в локтях руки, которые удобно разместил на груди Рацио. В хриплом и сдавленном стоне Авантюрин роняет голову на плечо доктора, часто дышит ему в шею и жмурится. В попытке скорее привыкнуть он начинает медленно двигаться, пока не планируя переходить в привычную уверенно-вертикальную позу. Сбивчивые горизонтально-медленные фрикции приобретали со временем определенный темп, конечно, не без помощи Веритаса. Сегодня в выигрыше был не он, так что единственное, что ему оставалось, это накрыть худые ягодицы партнера ладонями и чуть их раздвинуть, помогая. На иные попытки контроля инвестор бы отозвался возмущением. Авантюрин приподнимает голову, ставит согнутые руки по обе стороны от головы Веритаса и с благоговением внимает его выражению лица, считывая каждую морщинку или ее отсутствие. На кончике языка в такие моменты смешивались вырывающиеся саркастичные подколы и безудержные приторные комплименты. Вместо этого доля нежности, такая редкая и неуловимая, являет себя в недолгом соприкосновении кончиками носов, от которого лисий прищур Авантюрина заметно смягчился и расслабился, а Рацио улыбнулся так влюбленно, как мог. Этот миг, пожалуй, стоит сохранять в памяти, потому что сразу после него Авантюрин выпрямился и занял ту позу, в которой чувствовал себя комфортнее всего. В которой он полностью руководил процессом. Доктор спешно перемещает руки на бедра, немного сжав их, поглаживая вверх-вниз в такт фрикциям менеджера. С утра там останутся розоватые, еле заметные и даже красивые следы. Разместив ладони на груди Веритаса, он принял свой привычный темп, разбавляющийся звонкими шлепками и тихими, шипящими стонами, когда головка чужого члена ударялась в простату. — Как ты смотришь на то, чтобы ассистировать меня? — Столкнувшись с недоумением, Авантюрин резко опускается на всю длину, глушит собственное протяжное мычание и останавливается. — Мне нужна будет твоя помощь в моем плане. — Это не план. — Еще какой! — Движения возобновляются с новым приливом энергии. — Я повторюсь, и видимо сделаю это ещё не раз: это последний шанс остановиться. Строить козни Семье это плохая, очень плохая идея. — Веритас меняет положение рук и поудобнее обхватывает ладонями его талию скорее для того, чтобы поддерживать баланс и банально занять руки, но в первые мгновения Авантюрин, опираясь на его грудь, бросает возмущенный взгляд и замедляется. Только потом, осознав, что инициативу отобрать цели не было, он возвращается в прежний темп, пропуская иногда лишь тихие вздохи. — М-да? В таком случае, может ты придумал план лучше? — Локоть левой руки чуть подкашивается, когда правой Авантюрин пытается смахнуть прилипшую от испарины челку. Глаза за ней, чуть поблескивая в тени от еле горящей лампы, даже так не выражали что-то единое и четкое, а голос то секундно подрагивал, то звучал на удивление четко и обыденно. — Любой план лучше. Ты ведь можешь использовать эту встречу как мирные переговоры, подключить туда Алмаза, в конце-концов! Может всё-таки удастся исключить момент убийства главы Семьи? — Рацио скользит рукой вверх по коже, пересчитывая ребра, будто это поможет разрядить обстановку. Его нахмуренные янтарные глаза светились даже под навесом сведенных к переносице бровей, лишь подтверждая серьезность в неудовлетворении решения любовника. Но идеальный образ совершенного хладнокровия Веритаса рушится, когда Авантюрин убирает руки с его груди и ставит их за своей спиной, меняя угол. Так он гарантировано сорвал с губ любовника несколько глухих и высоких стонов. Только этот звук Авантюрин бы назвал «бальзамом на душу». — Игра уже началась. — Заключил он, запрокинув голову назад, и одновременно с ним это же сделал и доктор. Непринужденность и в то же время заметное вовлечение и в процесс, и в диалог, создавали иллюзию, что убийство персоны номер один среди Семьи для топ-менеджера — обычная рутина. Неоновое освещение корпоративного номера огибает их шеи, выставленные на показ, угловато обходит кадыки, стекает на ложбинку меж ключиц и грудины. Губы Авантюрина уже достаточное время не смыкаются, хватая воздух и пропуская сиплые стоны, всегда такие тихие, но полные наслаждения и нежного, личного интима, доступного только им двоим. Они по-обыкновенному потрескавшиеся, чуть припухшие и налитые легким пунцовым оттенком. Вернув голову в удобное положение, он цепляется за взгляд Веритаса. Он почти всегда гипсово-холодный, но только с ним яркая яшма в фарфоровом обрамлении полна энергии, доверия и такого приятного, родного блеска. Но больше всего улыбку вызывал румянец на белоснежной коже доктора. Он яркий, даже в слабом освещении очень заметный, и, стоит отметить, очаровательный. Авантюрин всегда это подмечал. Рацио плавным движением перекладывает ладонь на чуть впалый подтянутый живот, слегка давит, чем срывает с потрепанных отсутствием ухода губ редкий звонкий стон. На тыльную сторону ладони Веритаса бесстыдно изливается семя, пока его партнер жмурится то ли от оргазма, то ли от самого этого факта. За этим следуют еще несколько звонких толчков, и инвестор, словно просчитав каждую секунду их прелюбодеяния, поднимается ровно в тот момент, когда Веритас достигает пика. Сперма немного попадает на внутреннюю сторону чужих бедер, но не более того. Можно считать, что они в расчете. Несколько влажных салфеток, последних из измученной маленькой упаковки в тумбочке, спешно были использованы прежде, чем самый явный признак секса засохнет на их телах неприятной корочкой. Они, раскрасневшиеся и отходящие от апогея эйфории, ложатся лицом друг к другу. Так было заведено — какой разговор бы ни состоялся ранее, сколько бы времени Веритас не сидел с гипсовой миной, засыпали вместе они исключительно так, слегка приобнимая друг друга. — Твою игру можно поставить на паузу? — Рацио до последнего не верил, что его партнер настолько целенаправленно идет к такому, казалось бы, абсурдному решению проблемы. — Считай, что это онлайн игра.