Импульс

Каждый взгляд Серёжа воспринимал как хлёсткий удар по лицу. Вокруг него столпились, казалось, невидимые стены мира, которые сдавливают Серёжу со всех сторон, заставляли его грудную клетку трещать, а легкие точно сдавливаться что есть силы, выбивая короткий рваный выдох. Судорожно оглядываясь, рыжий верно подмечает, что бежать некуда. Окружили. И смотрят же, смеются. Над ним смеются. Становится горько и обидно. Обводя взглядом всех присутствующих, Разумовский хмурится и тут же выдает что-то нечленораздельное, когда чувствует нехилый толчок в спину. От неожиданности равновесие предательски испаряется и Серёжа едва не летит на второго обидчика. Коля толкает в грудь летевшего на него Серёжу и прыскает со смеху. Четверо парней толкают со всех сторон, а остальные детдомовцы смотрят и лишь паскудно смеются, заражая противным звуком других. Упав на колени, пыль с земли поднимается и Серёжа кривится от противных ликующих звуков тварей, что глумились над ним. Серёже хочется взвыть от несправедливости. Липкие щупальца мертвой хваткой стыда и позора неприятно сдавили всё тело, не позволяя двигаться, дышать. — Ну что, Разум, — Коля, стоявший прямо напротив него, сел на корточки, ближе к Серёже, — кто тут ещё с мозгами неудавшимися? Или делаешь вид, что не говорил мне такого? Серёжа лишь озлобленно смотрит исподлобья. На языке застревают вагоны весьма приятных слов, которые так и хочется выплюнуть в лицо этому Коле треклятому. Серёже показалось, что он правда сдержался, ведь скажет что-то на эмоциях — не видать ему живого места на себе, но внутри что-то оборвалось точно Цербер с крупной цепи. — Сдохни, мразь, — цедит Серёжа сквозь зубы с подрагивающим от бьющих нервов голосом и тут же чувствует, как сзади его руки заламывают за спину. Судя по всему, верные "псы" этого Коли. Чужая подошва впечатывается в живот. Резво, Серёжа и опомниться не успевает. Он прокашливается от неожиданности и едва сдерживается, дабы не согнуться пополам. Тело знатно потряхивает, к глазам точно подкатились жгучие капли. Серёжа чувствует как чья-то ладонь путается в его рыжих патлах и поднимает голову, прилагая всю силу настолько резко, что у Серёжи аж шея хрустит. — Мразь, значит? — тяжело сглатывает Колька, — Ты там у нас за справедливость ратуешь, да, псих? — второй пинок в живот ощущается более болезненно. По коже Серёжи проходится лавина непонятных чувств: сначала на месте удара горячо, точно ожог, потом холодно. Больно, хочется содрать с себя плоть. — Ну так будет тебе справедливость, Серёженька, — со всей ненавистью проговаривает Коля имя Серёжи. — За поступки надо отвечать. Отвратительный звук прямиком из глотки Коли. Серёжа догадался, что сейчас будет, но верить в это отказывался. Однако догадки тут же подтвердились: густая тёплая светло-зеленая слюна стекает со лба Разумовского прямо в глаз и толпа, словно находясь на представлении настоящих комиков, озарительно заражается новым рёвом смеха. — Прямо в яблочко! — одобрительно воркует один из подручных псов Коли Ваня и хлопает Колю по плечу. Серёже хочется тут же вытереть всё, что находится на лице, но изнывающие от боли руки за спиной напомнили о себе. Внутри Серёжи мечется зверь. Противно от себя, противно, что сейчас он так уязвим и беспомощен. Быстро и как-то невпопад рвано задышав, Серёжа чувствует прилив сил и вырывается наверх. У него почти получается встать, но четыре руки, держащие его сзади тут же реагируют и тянут назад к земле. — Ну-ну, ты чего, Серёженька? — издевательским тоном тянет Коля. — Да ты нарываешься. Серёжа успевает увидеть глупую улыбку на покрасневшем лице Коли, а затем чувствует точно огонь на своей щеке. Кулак Коли снова прилетает по скуле Серёжи. Хочется кричать, резать ножом противные рожи всех тех, кто смотрит на него и смеется. Хочется расправиться с ними с особой жестокостью. Разумовский поворачивает голову и смотрит прямо в зелёные глаза Коли. Томно смотрит и не отводит взгляд. Во рту точно кляп, хочется выразить всё, что творится в голове: как Серёже хотелось бы сжечь его заживо, расковырять глазницы ножом. Хочется всё прокричать ему как можно красноречивее, но в горле камни. Голос не слушается, тело тоже. После напряженного зрительного контакта кулак Коли прилетает в новое место — нос. Место удара безумно печет, Серёжа кривится, глаза непроизвольно становятся влажными. Второй и третий удар. Кажется, силы Коля вовсе не жалел, из ноздри Разумовского потекла струйка тёмной крови. «Публика» уже не ликовала и не зыркала так одобрительно то на шатающегося от ударов Серёжу, то на доминантного над добычей Колю, а «охала», перешептываясь. — Долбанулся? — Волков, подоспевший почти вовремя, грубо отталкивает Колю, который в очередной раз замахнулся на Серого. Серёжа в свою очередь лишь шипит от неприятной тяжести в руках. От былых ударов, казалось, в глазах броско и точно мерцали звёзды. Серёжа слабо ухмыльнулся, глядя на то, как Коля свой прицел направил на Олега. Бил, пытался, но Олег ловко уворачивался, ясно показывая то, что драться не намерен. Кулак Коли прилетает под дых Олегу и тогда былое терпение того улетучивается. Пара легких движений и Волков грубо швыряет Колю на пол. Видно, что движения Олега, словно отточенны годами. Затем он наваливается сверху, задирая кулак в воздух, но тяжелую руку перехватывают, отрезвляя. — Идиот, я же сказал ясно, — Вадим поднимает Олега с безумно озлобленного Коли, у которого взгляд растерянно бегал от Олега к Серёже, а после обводил всех вокруг. — просто посмотрим. Зачем этой дурью маяться? Дружки Коли разом бросают Серёжу, пнув ногами напоследок пару раз. Серёжа ёжится и оглядывается. Взгляд тревожно бегает по пространству. Заметив, что пальцы всё ещё подрагивают, он потёр их в надежде, будто тремор уйдёт так быстро. В голове пусто, казалось, что сначала даже самые простые мысли не были способны застрять в его голове. Едва найдя в себе силы встать, Серёжа поднимается с колен, пошатываясь. Он сплёвывает затекшую в рот соленую вязкую кровь, что успела смешаться с густой слюной. Прочищая горло, Серёжа привлекает к себе внимание уже отряхнувшегося от взбучки Олега и Вада. Пытаясь игнорировать откровенно пялившиеся прямо на него физиономии, Серёга почти проходит мимо, наигранно глядя в пустоту, но за плечо тянут назад. Резкое прикосновение вновь напоминает о боли раннее заломанных за спину рук. Казалось, обидчики даже не волновались о том, что с легкостью могли сделать что-то не так и к чертям вывихнули бы сразу два плеча Серёжи. — Куда намылился так быстро? — снова Вадим опаляет взглядом с зубочисткой в зубах. Серёжу передёргивает. Становится противно от всех, от себя тоже. Мерзкое зябкое чувство заставляет обхватить свои плечи руками. — Может мне ещё спасибо сказать? — максимально непринужденно старается выкатить Разумовский. Глаза Олега округляются ещё больше, нежели глаза Вада. Серёже хочется истерически смеяться, когда он видит поплывшую вверх бровь Олега от недоумения. И смех действительно скатывается с его губ. Сначала легкий, больше напоминающий кокетливых девчонок, но пара мгновений и смех действительно годился на истерический, как у психа. — Может, — сбито вдыхая и выдыхая от смеха, говорит Серёжа, — может вы еще думаете, что мне помощь ваша нужна была? У Олега, кажется, глаза огнём горят от злости, закипевшей внутри. На секунду Серёже показалось, что тот и сам прямо сейчас налетит с тяжеленными кулаками, однако ничего подобного не происходит. Волков просто разворачивается и уходит, а вслед за ним и Вад, напоследок сплюнув разжеванную на краю зубочистку прямо под ноги Разумовскому. Снова гадкое ощущение ударом кнута проходится по телу, отрезвляя. Хотелось сбежать, смыть всю грязь, превратиться в ангела, в Авеля, скинув маску Каина. Смыть грязь. Серёжа правда хотел смыть всю пыль, кровь, ужасную чужую слюну, размазанную по всему его лицу. Уже стоя под слабым напором не сильно теплой воды, Серёжа растирал последний маленький кусок мыла по телу, молясь, чтобы никому другому в такое время не захотелось любезно составить Сергею компанию в душевой кабинке напротив. Глядя на белую мелкую плитку и грязные швы между квадратиками, Серёже захотелось блевать. Кабинок было всего четыре, без дверей, ограждений, вот так — всё напоказ. От этого тоже хотелось блевать. А ещё дико тошнило от всего, что произошло этим днём. Давно Серёжа не чувствовал себя так беспомощно. В последний раз в пожаре, когда мама горела. Намылив ладони, Серёжа плюхается лицом прямо в них и трёт. Трёт сильно, несмотря на боль носа и скулы. Каждый миллиметр тела он хотел отмыть от той грязи, в которую его окунули. И ведь сам виноват, сам поставил себя так в этом обществе, которое на общество-то и не тянуло. Это так, блохи, отравленные ядом. Серёжа сам виноват. Посчитал, что быть таким как они: высокомерной, плюющейся ядом вместо слов, змеёй — отличная затея, дабы представиться хоть кем-то в Детском Доме. Он всё запачкал, он весь в грязи. Ему никогда не отмыть это. Молить всё — не поможет. Вся доброта из него куда-то делась. Её сожгли. Хотелось просто закрыть глаза и оказаться в другом измерении: где всегда солнце обнимает, пригревая лучами, где нет хмурых лиц и грозного неба над головой. Где нет никаких Коль, Марьванн, Олегов и противных горилл по имени Вадик. Сжатый кулак Серёжи летит в стену душа и тут же приподносится к искривившимся в полуулыбке, губам. Больно.