Расстались, забыли, закрыли все двери, замки не сломать. Но только в комнате эхом мне раздаётся твой голос. Всё поменять, Нам нужно всё поменять.
Он чувствует себя опустошённым. Приятно опустошённым. Раскрыть секреты своего не такого уж и далёкого прошлого оказалось проще, чем думалось и представлялось первоначально. Слова лились рекой, пусть и прерывались яркими вспышками воспоминаний, от которых хотелось выколоть себе глаза или в конец сорвать голос. Заставить себя сдвинуться с места и дать понять, что он не спит, не получилось. Было по-прежнему страшно, что генерал воспримет ночной разговор за сон или воспримет настолько серьёзно, что сценарий вернётся к изначальному Костенко, который ненавидел детей за жизнь, которую он не смог прожить так, как ему этого бы хотелось. Где-то там, внутри, копошилось чувство омерзения к самому себе за рассказ, за правду, к которой мужчина не был готов. Да и вообще, к такому невозможно подготовиться. Паша проснулся через каких-то три часа и первым же делом решил обдумать ситуацию. Руки затряслись от воспоминаний о затравленном взгляде Сергея во время описания расстрела в бывшем здании КГБ УССР, где когда-то на доске почёта висело его фото, на котором серьёзный молодой капитан ещё не знал, что 25 апреля станет роковым днём в его стабильно растущей карьере. Вершинин уже видел этот взгляд прежде. В своих собственных глазах в отражении зеркала, пока воспалённый разум пытался прогнать картинки кошмара, а руки, живущие своей жизнью, искали блистер с таблетками. Но руки наткнулись на бритвенный станок Сергея. В ту минуту в голове парня словно взорвались тысячи фейерверков картинками с вариантами следующих действий. К сожалению, просто отложить этот предмет гигиены было нельзя. По крайней мере, так считала паранойя. Здравый рассудок, оставшийся где-то в стороне, за завесой стресса, нашёптывал мольбы оставить эту затею. Жить надо. Только зачем? Вот только другого способа вернуться в реальность Паша не придумал. Ему хотелось остаться в этом спокойствии тишины в голове и одновременно хотелось вернуться к прежней жизни. А для этого нужно чувствовать. Нужно ж и т ь. Хорошим местом показались плечи - максимально беспалевно для человека, который ходит в толстовках, футболках с длинным рукавом и прочей одежде, которая скрывает кожу выше локтя. Конечно же, чтобы не переборщить, начал с царапин. Было недостаточно. Перешёл к ссадинам. Вновь неудача. Первые красные дорожки и вот оно. Боль. Резкая, колющая, острая и первобытная. Не та, которую причиняли другие, а та, которую причинил сам себе. В тот момент это было сродни оргазму - окрыляющее чувство контроля над своим телом. Ощущение полёта и расслабления, к которому так долго стремился, стараясь остаться в пределах реального мира. Перекиси оказалось достаточно для остановки красных дорожек, а тишина в голове позволяла выдохнуть и ненадолго расслабиться. Но лишь ненадолго, потому что в замке входной двери провернулся ключ, что заставило скоротечно прятать все следы безобразия, пусть и во имя собственного спокойствия. На самом деле, отношение к этому всему у Паши было негативное. Казалось, что это нужно тем, у кого нет внимания со стороны и кто не имеет внутреннего стержня, который помогал бы держать эмоции при себе. Что это нужно людям слабым. А он не такой. Он сильнее. Был. И глядя на эти порезы, царапины и просто следы от собственных ногтей, он кривится, стыдясь самого себя, потому что теперь он ничем не отличается от тех, кого раньше презирал. С одной стороны. С другой же - он начал понимать механизм действия и причинно-следственную связь между эмоциями и причинением вреда самому себе.***
Дни проходят один за другим, похожие друг на друга и не меняющиеся. Всё те же стены, тот же воздух, тот же мир и неизменные мысли в голове, которые отдают болью с новой силой, когда прописанные таблетки перестают действовать и насыщать организм спокойствием и умиротворением. Кажется, словно комната удерживает его внутри и не даёт выйти, пока где-то там, за её пределами, перемещается мужчина, сделав феноменальный ход конём, поселив эти осколки человека в своём жилище. И тем страшнее бывало хоть как-то показать, что всё ещё более не в порядке, чем можно было попытаться выдать. Эти движения руками, когда ткань соприкасается с порезами; это тихое шипение, когда долго лежал на изрисованном металлом плече, но не подавал виду, чтобы не заставлять Сергея волноваться ещё сильнее; эти фантики из-под пластырей в карманах, которые оставались на кровати после беспокойного сна, для которых ещё нужно было найти адекватное объяснение, которое не вызвало бы подозрений. В общем, результат оказался более запарным, чем хотелось. Было ещё несколько вещей, о который можно было пожалеть, но жалости внутри не хватало. Например, друзья. Да, те самые, которые, казалось, и знать его не желали, но на деле вышло наоборот. Вообще, для самого Паши всё изменилось ещё задолго до исчезновения из своего родного мира. Это было поразительно эфемерное неуловимое чувство, преследовавшее его всю жизнь, и отдававшее напряжением в затылок. Оно не отпускало при осмотре местности на предмет опасностей. Не смягчало своё действие в людных местах. Наоборот, звенело в голове ещё сильнее от ощущения, что поймать виновника будет ещё тяжелее, чем было раньше. До первой встречи с Костенко-бандитом. До первой встречи конкретно в поездке, хотя при виде этого чёрного Тахо девяносто восьмого года в груди что-то отчаянно забилось, будто пыталось заставить вспомнить то, чего ещё не случилось.. Мысли в голове скачут с места на место, бьются в воображаемых конвульсиях и взрываются миллиардами вспышек и искр, пока мозг не подаёт сигнал о том, что человека кто-то тронул. – Паш?.. Паша? - чей-то голос настойчиво зовёт его, но в темноте раздумий так спокойно и так хорошо, что совершенно нет желания откликаться в ответ. Однако, будь у Павла выбор, Павел бы остался дома и просто поспал бы на мягкой кровати, а Горелов пошёл бы нахер со своими вечеринками и всякими там Перфиловыми. – Паш, ты слышишь меня? - о, это Алина. Довольно неожиданно осознать себя совсем не в том месте, где, как тебе кажется, ты был изначально. – Да слышу-слышу, чё на мозги давишь-то? - огрызается чисто по привычке, о чём жалеет довольно скоротечно, но женщина в ответ лишь улыбается уголками губ и пододвигает кружку с уже поостывшим чаем, облегчённо выдыхая. Чай оказался вкусным и комфортным, а вот температура в помещении не очень, отчего Вершинин чуть дёргает плечом и тихо-тихо шипит, отпивая напиток из кружки, ещё хранящей тепло в своём корпусе. Руки приятно обдаёт горячим. – Что ты сейчас обдумывал? - искренне интересуется доктор, отложив блокнот. – Да уже и не помню, - отнекивается парень и вновь прячет глаза в чашке. – Для человека, который задумался на, практически, полчаса, но не помнит цепочку мыслей, ты возмутительно не похож. – Ну, в медциине же всякое бывает, - пожимает плечами, будто отвлекая. - Что-то можно объяснить научно, а что-то - нет. Это, как раз, из второго варианта. – Печально, конечно. Но, может, тебе стоит перестать противиться тому, что тебе хочется обдумать вместо того, чтобы размышлять о том, что ты должен думать? – По-моему, мы не на уроке философии. – Иногда так бывает, что философия может рассказать больше, чем твердят факты. Не всегда факты являются прямым текстом. Нужно уметь читать между строк. – Это тоже даёт превосходство над другими людьми? – Не думаю, что ты здесь для обсуждения путей к мировому господству. И божком ты себя не мнишь. И слава Богу! - думается Пашке, как только он представляет себе эту сомнительную картину жизни, которая не могла бы закончиться иначе, кроме как палатой в учреждении для вправления мозгов или и того хуже. – Доктор, Вы же понимаете, что я знаю, что Вы записываете практически всё, что я говорю? - и так искусно бровью ведёт. Сергей бы сам позавидовал такому фокусу. – У меня нет столько сил, чтобы записывать всё о тебе. А принцип моей работы ты поймёшь чуть позже, - мило улыбается Алина, пока солнце заставляет блестеть снег за окном, почти ослепляя. – Да я вообще не хотел сюда ездить. Просто тут вкусный чай и.. – Здесь тихо для твоего разума, правда? - заканчивает за парня фразу женщина. – Думаю, я не готов знать историю опыта распознания таких вещей. Ответ явно будет более шокирующий, чем я могу себе представить. – На самом деле, самая главная проблема наших с тобой сеансов - это тот факт, что я ничего о тебе не знаю, даже спустя столько месяцев. – Порадуйся этому, умоляю. От моего рассказа у моего сожителя чуть инсульт, совместно с кондрашкой, не хватил. Так он мне ничего не сделает. А ты на галлюцинации спишешь, откажешься от дела и мы разойдёмся как в море корабли, что тоже вариант. – Ты забываешь, что врачи многое встречают в своей жизни. И моя главная задача - помочь тебе пройти то, что оставило внутри тебя травму. А пока я не знаю, с чем я имею дело, я не могу подобрать правильный подход и верные слова. – На первое время хватит того, что я - не Билли Миллиган. У меня есть только я сам. В крайне нестабильной форме, чуток с ебанцой, но кого это вообще волнует, правда? – Наверное, мы по-разному понимаем уровень "достаточно" для одной и той же ситуации. – Хочешь короткую версию произошедшего? – Если изволишь высказаться. – Путешествие пошло не по плану и закончилось абсолютно тем, о чём никто и подумать не мог. – Уже хорошо. А куда ездил? Наверное, место было особенное и необычное. – Ага. Хотел заброшки посмотреть, а территория оказалась с сюрпризами, - язвит Вершинин, хмыкая. – И какое место тебя привлекло? – Ну, явно не Ховринка-недострой. – О, спасибо. Хорошая шутка. – Господь свидетель - я, вероятно, был бы более социально адекватен, если бы сделал это. – Ладно. И какая эмоция первой приходит тебе на ум при мысли об этом месте? – Трудно сказать. Это просто жуткий коктейль Молотова с петардой внутри. – После случившегося или до? – Наверное, всё-таки, ещё до этого кошмара. – Почему? – Вряд ли тебя веселят заброшенные города. Если веселят, то тогда я начинаю сомневаться в твоей компетенции и в тебе самой как в человеке. – Значит, заброшенный город. Надеюсь, не что-нибудь похожее на Кадыкчан? – Да нет. Кадыкчан же посёлок. Является заброшенным после заморозки и консервации производства, где ранее произошёл взрыв, в котором погибли шесть человек. А в том месте, где я был, и причина заброшенности иная, и площадь побольше.. – Теперь уже я сомневаюсь, что хочу знать об этом подробнее. – Тем лучше, - довольно тянет улыбку Паша, допив свой чай и отставив кружку на стол. – Ну, зато ты поделился информацией, в которой разбираешься больше меня. Это здорово. – Вот сейчас вообще не тот момент для этого, знаешь? – Опять же, разница в восприятии. Внезапно жужжит телефон в кармане джинс, заставляя подскочить на месте с ощущением скорой смерти в жутких муках не выдерживающего сердца. Горячая штучка, 15:03 Не знаешь, где достать твою копию? Блондин хмурится, но решает, что поинтересоваться происходящим можно чисто из вежливости.Вы, 15:04
А в чём дело?
Горячая штучка, 15:04 Кажется, Антонова сходит без тебя с ума?Вы, 15:05
Таблетками не поделюсь, сорян.
Отправив ответ, блокирует смартфон и понимает, что сумасшествие даже и не думает заканчиваться.