Мисс Гермиона Грейнджер сделала свой выбор!
Нашей газете выпала честь первой объявить о помолвке героев войны, лучших друзей Гарри Поттера — мисс Гермионы Грейнджер и мистера Рональда Уизли! Как стало известно нашему корреспонденту из источников, достойных доверия, нежные чувства между молодыми людьми вспыхнули еще во время обучения в школе чародейства и волшебства Хогвартс, однако захват власти Волдемортом и последовавшие за ним печальные события помешали цветку юной любви расцвести в полную силу, а близость такого соперника, как сам Гарри Поттер — мистеру Рональду Уизли легко и просто завоевать сердце своенравной красавицы. Отрадно видеть, что ни испытания, выпавшие на долю этой чудесной пары, ни разлука не смогли погасить пламя взаимного чувства! Самым невнимательным нашим читателям напоминаем, что в настоящее время мисс Грейнджер занимает должность главы Отдела регулирования магических популяций и контроля над ними, а мистер Рональд Уизли посвятил себя стезе охраны правопорядка и защиты общества. Мы надеемся, что брак не станет причиной скорого завершения карьеры мисс Грейнджер, которая началась так блестяще, и она сумеет найти баланс между своими рабочими обязанностями и новой для неё ролью супруги и матери. Пожелаем же молодой паре счастья и успехов на их совместном жизненном пути! О дате свадьбы пока не объявлено, но мы обещаем держать наших читателей в курсе событий. А также напоминаем, что наша газета проводит конкурс на звание самого завидного холостяка грядущего сезона — и имя Гарри Поттера все еще в списке! Ждем ваших сов до конца июля — победитель будет объявлен 1 августа!Ежедневный Пророк, 13 июля 1999 г.
***
Драко с отвращением отшвырнул газету. Его душила, раздирала на части бессильная, бессмысленная злость — на идиотку Грейнджер, кретина себя и отчасти — на бестолкового Уизела. Какого черта эта заучка собралась замуж? Медом ей там, что ли, намазано? Не терпится нарожать выводок рыжих детишек?! И сам тоже хорош — отвечал на её вопросы, словно прилежный первокурсник, нет бы подумать своей тупой головой, к чему это может привести!.. Но нет — выложил все на блюдечке костяного фарфора!.. А Грейнджер, не будь дурой, быстро сообразила: чистокровный волшебник должен жениться, Уизли — чистокровный, и вот пожалуйста: тем же вечером получила предложение. Руки, сердца и утлой комнатушки впридачу под крышей дома с романтичным названием — то ли Дыра, то ли Нора… Ну не идиотка ли?! Раздражение кипело в нем, точно зелье в котле под плотно закрытой крышкой. Но что он мог сделать? Пойти к Грейнджер, чтобы объяснить, что она неправильно его поняла? Но нет; поняла-то она все правильно, и это злило больше всего. Впрочем, его это совершенно не касается! Совсем. Никак. — Малфой, слышал новость? Он отложил книгу, в которую безрезультатно пялился вот уже битый час, и с ненавистью взглянул на Нотта, который опять! без стука! ворвался в его кабинет. Хороших новостей этот недобитый совенок не приносил в принципе. Значит, опять какая-то гадость. — И слышать не хочу, — мрачно буркнул Драко. — Очень даже хочешь! — с невыносимым энтузиазмом возразил этот кретин. — Булстроуд отказалась от стажировки! Ты свободен, как бездомный домовик!.. — Что значит — отказалась? — подозрительно осведомился Драко. Теодор расценил этот вопрос как проявление искреннего интереса, с удобством разместил свой зад на соседнем столе, и с еще большим энтузиазмом продолжил: — Я не очень понял, кто там на ком стоял, но Гонории предложили какое-то другое место для стажировки, не то, что она хотела, и она с видом оскорбленного достоинства отвергла это щедрое предложение. Но самое интересное не это. — А что? — Драко кольнуло недоброе предчувствие. — А то, что выходя из кабинета Бруствера, мисс Булстроуд честила на все лады вовсе не его — а кого, ты ни за что не догадаешься! К сожалению, Драко даже догадываться было не нужно. Он знал точно, кому обязан нежданным спасением от старшей Булстроуд — и ему отчего-то очень не хотелось, чтобы этот факт стал всеобщим достоянием. Но теперь-то поздно. Раз уж Нотт узнал… — Гермиону Грейнджер! — выпалил тот, так и не дождавшись заветного вопроса. Вот уж точно, язык без костей… — Нет ничего удивительного в том, что Грейнджер и даром не сдался еще один бездельник, — заметил Драко. — Она и от имеющихся не знает, как избавиться. — Ну это-то да, — вынужден был признать Тео и заметно подрастерял запал. — Так ты считаешь, все дело в этом?.. — А ты думал, в чем? — насмешливо спросил Драко. — Что Грейнджер, аки дракон, бережет меня от посягательств на мою сомнительную честь? — Ну не знаю, — разочарованно протянул Нотт. — Об этом я как-то не подумал… — А ты в следующий раз сперва подумай, — фальшиво-ласково посоветовал Драко. — Что там с гиппокампами, кстати? — А, насчет них… — Нотт вдруг замялся и смущенно почесал затылок. — Я, честно говоря, подумал, что тебе, может, уже не надо… — Я не собираюсь остаток жизни бегать от этой целеустремленной идиотки. Пусть она бегает от меня. — Ну, раз так… — Тео, какие-то проблемы? — Да, в общем, нет… — Так да или нет? — Драко начинал терять терпение. Затея с гиппокампами вдруг стала ему жизненно необходима — почему, он и сам не смог бы объяснить. — Я тут случайно узнал, что они — третий класс опасности, как гиппогрифы. По уму, надо бы все-таки получить разрешение от Грейнджер… — И думать забудь, — отрезал Драко. — Вряд ли она настолько в эйфории от своей помолвки, что не взглянет, что подписывает. — А если подговорить секретаршу? — с надеждой предложил Нотт. — Пусть подсунет среди других бумаг… — Её секретарша — Белл. Охотница команды Гриффиндора, если помнишь. Рискни, попробуй, — усмехнулся Драко. — Огребем, — тяжело вздохнул Тео, не придумав сходу ничего другого. Связываться с Кэти Белл он почему-то желанием не горел. — Главное — чтобы зверушки в целости и сохранности вернулись в места обитания, — уверенно заявил Драко. — Все остальное Грейнджер не касается. Может быть, по десять галлеонов сверху каждому сопровождающему замотивирует их быть аккуратнее? — Очень даже может быть, — оживился Тео. — Но отправляться надо завтра прямо с утра, чтобы пригнать табун к воскресенью. — Как скажешь, — хмыкнул Драко. Что-то ему подсказывало, что даже такую малость, как десять галлеонов, Нотт не упустит — а значит, все пройдет по высшему разряду.***
Единственным, что порадовало Гарри этим утром, было то, что они с Джинни все ещё были в ссоре — и это избавило его от созерцания её реакции на главную новость сегодняшнего выпуска «Пророка». В остальном он испытывал… смешанные чувства. С одной стороны, ему полагалось радоваться за друзей — и он радовался. Отчасти. Наверное. В каком-то уголке души. С другой же… Рон поступил правильно — по своему разумению. Но вот подумал ли он о Гермионе? О том, как брак отразится на ней, её работе, карьере, в конце концов? Едва ли Кингсли обрадуется тому, что сотрудник, которого он ждал и для которого сохранял вакансию, почти сразу выскочит замуж!.. И он тоже хорош — так и не нашел времени поговорить с Рональдом, выяснить, что он задумал, как-то предупредить Гермиону… Может, еще не поздно? Без особых угрызений совести решив снова прогулять утренние лекции — ничего страшного, потом возьмет у кого-нибудь конспект и перепишет, — Гарри отправился прямиком в Министерство. Стол Кэти был завален письмами, причем некоторые из них были насквозь пропитаны водой, а кое-где чернели подпалины. — Поздравления, — мрачно ответила она на незаданный вопрос. — С самого утра, сыпятся и сыпятся, чтоб им провалиться!.. — Поздравления — это не так плохо, — осторожно заметил Гарри. Кэти в гневе жутко опасна — это он знал не понаслышке. — Было бы неплохо, если бы каждое пятое письмо не оказывалось громовещателем, который дурным голосом верещит на Гермиону за то, что она бросила тебя! — фыркнула она, и жалобно добавила: — Я пробовала сжигать их, не вскрывая, но в таком случае они, оказывается, орут еще громче! Да еще чуть пожар не устроила. — Собери их в одну кучу, окружи звуконепроницаемыми чарами, и пусть себе орут, — посоветовал Гарри. — К вечеру выдохнутся. — А это мысль! — обрадовалась Кэти. — Ты к Гермионе? Она одна, проходи, сейчас я тебе кофе сварю. Черный без сахара, правильно? — Абсолютно, — улыбнулся он. — Спасибо. Гермиона сидела в своем кресле, поставив локти на стол и сложив голову на сцепленные ладони — мрачнее тучи. Гарри стало не по себе: совсем не так должна выглядеть счастливая невеста! Кажется, он все-таки напортачил. Ну, ничего, из любой ситуации есть выход. Если надо, он сам поговорит с Роном, объяснит ему, что к чему. — Доброе утро! — он помахал рукой, чтобы привлечь к себе внимание. — Ты так думаешь? — язвительно огрызнулась Гермиона. — Бывало и хуже, — неуместно попытался пошутить Гарри, чтобы разрядить обстановку. — У кого как… — Да в чем дело?! — не выдержал он. — Все настолько плохо?! — Ну, дай-ка подумать, — Гермиона подняла взгляд к потолку, словно ожидала найти там список своих бед. — «Пророк» откуда-то пронюхал о нашей помолвке и накропал гнусную статейку, в которой намекает, что я крутила одновременно с вами обоими, из-за чего в приемной все утро, не затыкаясь, орут громовещатели. Кроме того, он поместил её на первую полосу — и там её заметил папа раньше, чем я успела спрятать чертову газетенку. Они с мамой, видишь ли, вовсе не ожидали, что их дочь соберется замуж в девятнадцать лет, и уж тем более не думали узнать об этом из газет, из-за чего утро выдалось... ээээ... скажем так, бурным. Более того, «Пророк» у нас, оказывается, читают все, включая господина министра, и отчего-то ему пришла в голову мысль, что его это каким-то боком касается! Не успела я прийти на работу и отойти от чудного утречка дома, как он вызвал меня к себе и полчаса отчитывал, словно малолетнюю дочку, которая принесла в подоле не меньше чем тройню и решила повесить их на шею старому больному отцу!.. — Гермиона… — деликатно кашлянул Гарри, но бесполезно: ей нужно было выговориться, а он попал под горячую руку. — Что — Гермиона?! Ну вот что?! Разве я виновата, что волшебники со своими традициями застряли где-то в девятнадцатом веке, и даже не в курсе, что выйти замуж не равно сразу рожать?! А даже если бы я и захотела завести ребенка — вот скажи, каким боком это касается министра магии?! — Ну, он ведь на тебя рассчитывал… — Ах, он на меня рассчитывал!.. — всплеснула руками она. На пальце сверкнуло колечко — но так быстро, что Гарри не успел толком ничего рассмотреть. — А я разве увольняюсь? Разве я сказала: «Извините, господин министр, у меня свадьба, дальше вы уж как-нибудь сами»?! Уверяю тебя, Гарри, ничего подобного я не говорила! Но какая разница, верно? Я же девушка, или я младше, или я не знаю, с чего еще он вообразил, что имеет право лезть в мою личную жизнь и указывать, что делать!.. — А он лез? — А как еще, по-твоему, можно интерпретировать фразу «поздравляю с помолвкой, но надеюсь, что вы не станете торопиться со свадьбой, можно ведь пару лет подождать»?! Вот скажи мне, только честно. Если бы ты решил жениться, кому-нибудь взбрело бы в голову, что ты немедленно бросишь работу?! — Ну, я ведь не могу забеременеть, — дипломатично заметил Гарри. — Знаешь, беременность не является противопоказанием к работе, во всяком случае, в большинстве случаев! — ядовито прошипела Гермиона. — Но с ребенком на руках… — Ах, с ребенком на руках! А у отца, значит, никакого ребенка на руках не появляется, да? Он так, мимо проходил!.. Гарри решил, что в ногах правды нет — да и разговор как-то не отличался легкостью, поэтому уселся в кресло, даже не подозревая, что совсем недавно в этом кресле сидел кое-кто другой и вел разговоры с Гермионой на ту же тему. — Слушай, у волшебников так заведено. Да, у них плохо с предохранением, поэтому, как правило, вскоре после свадьбы появляются дети. И занимается ими жена — ну, так принято. Вспомни Молли и Артура. Думаешь, почему мы с Джинни не женимся? Она уверена, что сразу вылетит из команды, потому что замужество — почти равно беременность, а квиддич и беременность несовместимы. Ей нравится спорт, она хочет играть, хочет добиться места в сборной. И Джинни приходится выбирать. Но их правила — это их правила. Ты не обязана по ним жить. Ты не обязана им следовать, только тебе решать, что делать со своей жизнью! А они пусть думают, что хотят! — Гарри, но мы с тобой живем в этом мире! И мы не можем делать вид, что эти правила нас не касаются! — возразила она. — А в школе у нас отлично получалось, — хмыкнул он. — В школе мы знали правила, и шли на их нарушение сознательно, взвешивая риск и пользу! Гарри благоразумно сдержался от того, чтобы выразительно фыркнуть, но Гермиона все равно сверкнула на него гневным взглядом. — Да, взвешивали! По крайней мере, в большинстве случаев. Но сейчас... я что-то делаю, что-то решаю, но все время двигаюсь наощупь, будто слепой котенок! И все время обо что-то спотыкаюсь!.. — Это моя вина, я должен был честно рассказать тебе, — вздохнул Гарри. — Но мне и в голову не приходило, что Рон сделает такую глупость!.. Ответом ему было молчание. — Глупость, значит?.. — проронила наконец Гермиона. Гарри зарылся пальцами в волосы. Ну почему он вечно ляпает что-то не то?! — Со своей точки зрения Рон, конечно, поступил правильно. Он хочет, чтобы ваши отношения… ну, развивались. А без брака вроде как определенную черту переступить нельзя, вот он и… Но тебе-то это зачем, Гермиона?! Вновь повисло молчание. — Тебе не кажется, что все это как-то неправильно? — неожиданно спокойно и вдумчиво заговорила она. — Не в смысле — для нас, а вообще? Вся эта система, эти правила. Секс — это вполне естественная вещь, важная часть жизни, если так посмотреть. Но секс не должен определять всю твою жизнь. Нам с Роном повезло — мы любим друг друга и хотим быть вместе; если мы поженимся, то не для того, чтобы наконец-то переспать, а потому, что мы действительно близкие и дорогие друг другу люди. Но жениться только потому, что лишь в браке ты можешь реализовать свои эротические желания?.. И что — хвататься за первого, кого ты захочешь? Это глупо, не находишь? — Но ведь… эм… если ты с кем-то спишь — разве это не должно быть… ну, по любви? А если есть чувства… — А если нет? — парировала Гермиона. — Влечение не обязательно подразумевает любовь, разве нет? Это физиология, по большей части. Гормоны, все такое... Можно не любить человека, да господи, вообще не испытывать к нему никаких теплых чувств, но чувствовать физическое влечение — разве так не бывает? — Не знаю, — осторожно ответил Гарри. — У меня не было. — Ну я так, теоретически, — смутилась она. — У тебя появились интересные мысли, — заметил он. — Откуда? — Да так… Много думаю об этом в последние дни, сам понимаешь. Не то чтобы я сама горю желанием выходить замуж — пойми меня правильно! Если бы можно было просто встречаться, чтобы никто не показывал на тебя пальцем и не шептался за спиной… Да и черт бы с ними, с этими шептунами — но Рон так не может! Он воспитан иначе, и я… Не знаю. Я думала, что мне, в принципе, все равно — сейчас или потом, а если для него важно… Но оказалось, что я снова ошиблась, снова не все учла — и теперь меня никто не станет принимать всерьез в ожидании, что я вот-вот переведусь на должность главы кухонного департамента и обзаведусь парочкой детишек!.. Не стану же я всем читать лекции о контрацепции!.. — Может, в таком случае вам и в самом деле не стоит спешить со свадьбой?.. — Тогда Рон решит, что я передумала, но не говорю ему прямо, чтобы не расстраивать, — вздохнула Гермиона. — Ну, если он такой дурак… — А то ты не знаешь, что именно такой, — усмехнулась она. — Тоже верно, — улыбнулся Гарри. — Хочешь, я поговорю? — Нет, Гарри. Нет смысла откладывать. Конечно, все это очень неприятно, но есть и плюсы. В качестве замужней женщины у меня будет куда больше свободы... — Свободы? — удивился он. Гермиона тяжело вздохнула. — Вспомни тот чертов бал. Будь я замужем, могла бы явиться туда одна — и никто слова бы не сказал. Или... знаешь, я хотела съехать от родителей, снять квартиру или вроде того. Письма разослала. И знаешь что? Большая часть тех, кому я писала, мне просто не ответила! А остальные написали в выражениях разной степени вежливости, что одинокая девушка, живущая одна, без мужа или родственницы — это разврат и неприлично, а разврат они под своей крышей поощрять не станут. Так что... — Ты хотела съехать от родителей?! — изумился Гарри. Воистину, это утро полно сюрпризов. — Я и сейчас хочу, — сухо ответила она. — И, к сожалению, замужество — наиболее простой и приемлемый вариант. Они проговорили еще некоторое время, выпили по чашке кофе с печеньем и наконец распрощались. Разговор этот оставил в душе Гарри мутный осадок, разбередил что-то, о чем думать было неприятно, даже болезненно — но копаться в себе он не привык, и потому попытался выбросить это из головы. Но неприятное ощущение сопровождало его весь день, словно камушек, попавший в ботинок, не оставило его и ночью, а к утру прорвалось озарением. Что, если он не любит Джинни? Да, он испытывает к ней влечение, омраченное огромным, неизбывным чувством вины, она ему не чужая — но что, если это все? И он давно уже не любит её?.. А может, никогда по-настоящему и не любил?..