Чувства цвета киновари

Вообще со времён укрепления вольера побеги Хуан Цзюнь должны были закончиться, но по факту, всё же не закончились. Неизвестно, что верховодило поросёнком, но она, в который раз протиснувшись через пусть и узкий, но лаз, пошла туда, где её заведомо поймают: к хозяйке. Быть может, дело было в том, что во дворе на рассвете ей попросту стало скучно, ведь грязь подсохла, а бегать то тут, то там не особо-то и весело. Можно было бы, конечно, и списать на то, что дескать она что-то да почувствовала, но увы, чужая душа, особенно душа животного, потёмки. Во всяком случае, Маомао была несказанно удивлена и, честно признаться, рада, когда ощутила бережное прикосновение пятачка к запястью. Ещё не рассвело, но небо уже готовилось к этому, когда Хуан Цзюнь решила, что лекарке довольно спать. – Да кто ж это у меня опять сбежал? – поняв, что если действовать ласково, свинка не вылетит пущенной стрелой за дверь, Маомао осторожно взяла её подмышки, держа над головой. Хуан Цзюнь блаженно прищурилась, зная, что сейчас её пустят на кровать. А ещё почешут, положив рядом с собой. – Как ты вовремя, спать у меня уже не было никаких сил, – прошептала Маомао прямо заострённое ухо, проходясь пальцами по складчатой мордочке, – Что ж, раз уж ты никуда не побежала, а пошла прямо сюда, думаю, и наказывать тебя нет смысла. Вроде бы уже поняла, где твой дом и где тебе желают добра. Словно поняв, о чём речь, Хуан Цзюнь довольно хрюкнула, подставляя под пальцы лекарки ещё и брюшко, которое успело прибавиться за время проживания подле лавки чудес. – Надо бы запретить Дзинши кормить тебя печеньем, – тоже оценив размер этого бурдючка, ухмыльнулась Маомао, приподнимаясь на локте. Как жаль, что нельзя выспаться впрок, а потом ещё и голова как свинцовый шар. Вчера как заснула, так и практически и не просыпалась, только отвечала «всё хорошо» на вежливый стук в дверь. Вскоре главный евнух понял, что она спит и не собирается ничего с собой делать, и в итоге оставил девушку в покое, пока та погрузилась в сны без сновидений. – А знаешь что? – пощекотав пятачок поросёнка, привлекла внимание питомицы Маомао, – Я думаю, что мне в поездке понадобится хорошая компания. Ты со мной? Только чур с поводка не срываться, не то поймают тебя в тёмном углу да пустят на жаркое. К ней обернулись хитрые чёрные глазёнки. И всё же что-то в Хуан Цзюнь было такое, что первобытное, что домашнее, которое наделило её острым умишком, совсем как маленькую лесную фею. Травница готова была поклясться, что свинья её понимает, но увы, так и не дождавшись утвердительного ответа на человечьем языке, лишь улыбнулась, вставая и принимаясь наводить красоту. Хуан Цзюнь же, недолго думая, перелегла на тёплое место и сладко засопела, впрочем, не погружаясь в глубокую дрёму: едва послышался шурш мешка, она весело вскочила и потрусила к любимому корыту, дабы позавтракать. – Ну чего же ты, раз уж вышла, ешь здесь, – присмотрев старую чашку, Маомао насыпала еду туда, и Хуан Цзюнь, весело виляя хвостиком, с лёгкостью сориентировалась в изменившейся ситуации, уже буквально через секунду смачно почавкивая предназначенной ей едой. Пока питомица была занята завтраком, Маомао решила выяснить, как та в очередной раз избежала заточения в вольере. Похоже, протиснулась, изжевав древесину перекладин. Похоже, придётся смазать перцовым маслом, чтобы отбить эту привычку. И всё же: до чего упрямая девчонка, и как же хорошо, что её в итоге не пустили под нож. – Ладно, в порядке исключения порезвись вот здесь, – отмотав достаточное количество верёвки, Маомао закрыла лавку чудес, привязав Хуан Цзюнь снаружи. Чуть подумала, и, достав пресловутое перцовое масло, аккуратно смазала и импровизированный поводок: вдруг рванет следом за ней в покое господина Дзинши, от Шуй Лан тогда проблем не оберёшься. Старая служанка относилась к поросёнку настороженно, твёрдо веря в то, что животина должна жить в вольере и никак иначе. – Ты чего это? – Шуй Лан здорово удивилась, увидев, как Маомао хозяйничает вместо неё на кухне, готовя всем троим завтрак. – Я рано встала, и выспалась хорошенько, а потому мне нужно было чем-то себя занять, – пояснила лекарка, проверяя, разогрелось ли масло. – Сначала, значит, господина Дзинши расчёсываешь, а теперь ещё и кулинарить за меня решила? Нет, так просто на пенсию вы меня не отправите, – это была шутка, но Шуй Лан при этом всё равно решительно сдвинула её прочь, – Спасибо, что всё подготовила, дальше я сама. У тебя же ещё дорога впереди, верно? Побереги силы. – Для чего? Чтобы группироваться на колдобинах? – пошутила в ответ Маома, но с кухни всё же ушла. Тут же встретилась с Дзинши. – Доброе утро. Как ты? – он ласково обнял невесту, и та мимоходом заметила, что под глазами у главного евнуха наметились тёмные круги. Да что ж это за напасть такая, неужели из-за неё не спал? Вот, поэтому, пожалуй, Маомао и не очень понимала семейную жизнь, ту, которая настоящая, а не формальную. Тяжелее работать, когда кто-то за тебя волнуется, деля с тобой все радости и горести. Сколько же всего надо осознать, но как же мало времени. – Чем займёшься, пока меня не будет? – решив, что в какой-то мере должна поддерживать обратную связь, спросила Маомао, едва они сели за стол. – Ох, на самом деле… – Дзинши помедлил, а затем вздохнул, – Учитывая, что очень скоро солдаты вернутся с театра боевых действий, Император, скорее всего, решит раздать нескольких наложниц наиболее отличившимся. Похоже, военная кампания была действительно хороша, и гарем хоть и незначительно, но поредеет. А потому у нас намечены закупки. Новая езда по деревням, новые девочки. Я хотел не ехать, но увы, не нахожу причин этого не делать, пока в гареме тишь да гладь, а постиранные с вайдой простыни такая себе отговорка. – Терпения тебе, – лишь кивнула Маомао. В отличие от служанок, которых могли похитить во внешнем мире в любой момент, девочки для гаремов отбирались в очень раннем возрасте, примерно с двенадцати лет, когда специально обученные люди ездили по деревням. Очень часто вместе с ними забирали и мальчиков, чтобы подготовить из них будущих евнухов. Можно сказать, их добавляли в привесок, чтобы сын, занявший хорошую должность, смог отправлять семье деньги. – Дзи Эр, – встрепенувшись и вспомнив о работе, подняла на него глаза травница, – Я постараюсь вернуться побыстрее, мальчиков нужно будет осмотреть, особенно тех, чьи семьи сами провели операции по оскоплению. – Что? – даже вздрогнул следом он. – Я наслышана от отца, что такие подпольные операции могут проходить неудачно, а воспаление и неправильное заживление – это последнее, что требуется ребёнку, да и взрослому тоже. Поэтому мне надо будет их осмотреть, как прибудут. – Откуда ты знаешь, что они вообще… – вспомнив собственную историю, Дзинши лишь кивнул. Ну конечно, без этого вообще редко обходится. Можно и девочек-то толком не набрать, а вот мальчишек впихнут, хнычущих, размазывающих слёзы по щекам. И назад отправится караван повозок с ревущими детьми, мечта, а не работа. Впрочем, когда они немножко смирялись, работать с ними было очень даже интересно, например, назначать им наставников и смотреть за первыми успехами при дворе. Дзинши хотелось верить, что он делает наивысшее благо, и долгие годы он прикрывался именно этим. Всё же умереть снаружи, от голода и холода, не лучший вариант, когда можно служить при дворце, пусть и с некоторыми условиями. – Я отложил твоему отцу денег, ты говорила, что его хибара уже весьма ветхая, – главный евнух поставил на освободившейся от еды стол небольшой сундучок, туго набитый монетами. – Он не примет – начала была Маомао, но Дзинши решительно затряс головой: – Пожалуйста, я настаиваю. Если не нужно, может потратить их по своему разумению, но это лишь малая часть моей признательности за то, что он вырастил такую прекрасную девушку, которая отныне стала моей невестой. При случае я непременно увижусь с ним сам, когда работы будет поменьше, обещаю. Должно быть, я произведу неправильное впечатление, ведь ты едешь одна, будто мы с тобой поссорились. – Но ведь это же вовсе не так, –Маомао встала, подсаживаясь к нему и ощущая тепло, идущее от главного евнуха. Прижалась к широкому плечу, чувствуя, как её обнимают в ответ. На самом деле, сегодня ночью ей было довольно холодно, пусть на дворе и царило лето. Постепенно они становились одним целым, зверем от двух головах, способным противостоять этому миру. Но даже в таких ситуациях стоит побыть порознь. Удостоверившись, что собрала для отца всё, чем хотела насытить его собственную лекарскую лавку, Маомао на прощание окинула своё обиталище строгим взглядом, и, закрыв всё понадёжнее, отвязала Хуан Цзюнь. – Ты и свинью с собой берёшь? – искренне удивился Гаошунь, когда девушка, похлопав по ступеньке повозки, помогла поросёнку забраться внутрь. – Да, хочу познакомить её с папой, ну и она сегодня опять откопалась из своего вольера. – Вот неугомонная, должно быть, в прошлой жизни была собакой, а никак не свиньёй, – старый евнух, на самом деле тоже питавший любовь к животным, потрепал поросёнка по загривку, – Ну, поехали. – Да, уже иду, – увидев, что к ним спешит Дзинши, Маомао подставила лицо для поцелуев, и да, это прикосновение было таким долгим, что впору было и передумать куда-либо ехать. – Хитрец, – осторожно пихнув его в ключицу, отстранилась девушка, улыбаясь, – Провожаешь меня так, будто я на год в горы ухожу, к диким обезьянам. Скоро вернусь, всего-то день пройдёт, обещаю. – Обещаешь? – главный евнух осторожно обхватил её запястье, снова прижимаясь. – Обещаю, – обняв его в ответ, Маомао наконец отстранилась и пошла к повозке, – Не грусти, привезу для тебя что-нибудь интересное. Пусть это и было сомнительным обещанием, главный евнух всё же усмехнулся, провожая повозку глазами, а когда та исчезла за воротами, со вздохом отправился работать. Как только вернётся Гаошунь, всё будет готово к их выезду за новыми наложницами, а пока надлежит разобраться с документами. Надо сказать, несмотря на то, что дорога до обиталища отца Маомао была не такой уж и долгой, она смогла использовать время наиболее эффективно, обдумывая то, что произошло. Постепенно история умершего солдата стала её собственной историей, но совершенно в другом ключе: травница задумалась, а как вообще она работает. И ради чего. Когда-то давно лекарство было увлечением, переданным по наследству: маленькую девочку заворожили яды, равно как и болезни, которые можно было ими лечить. Та история женщины, больной раком, зависимой от опиума, подтолкнула её к экспериментам. И лишь здесь, во дворце, у Маомао наконец появилась собственная практика благодаря Дзинши. И о, это было чудесно. Как она радовалась, когда впервые увидела заложенный фундамент лавки чудес. Когда те травы, что она собирала, а затем складировала под кроватью, живя то там, то здесь, наконец-то обрели баночки и ярлыки на них. И первые пациенты, поначалу недоверчивые, а потом и такие благодарные, разные люди с разными проблемами, которым она была в состоянии помочь. И между тем... Их становилось очень много. Не потому, что она прославилась, или была невестой главного евнуха, а потому, что работа её была качественной. Но это признание давило. Маомао прекрасно знала, что её коллеги, тот, что во внешнем дворце, и тот, что в солдатской части, были весьма приземлёнными докторами. В отличие от её отца, они не считали нужным учиться новому. Непонятно, как их вообще держали на должностях, разве что на каком-то диковинном уважении. Например, тот солдафон был большой любитель прижигания, они у него лечили всё, от ран до икоты, и поспорь с ним. Трав в той лавке было огромное множество, но очень часто у них заканчивался срок годности, а всё потому, что перво-наперво шло то самое пресловутое прижигание. В такие моменты Маомао было очень тяжело уважать старших, так, как никогда в жизни. Где-где, а в лекарском деле не должно быть поклонения авторитетам, ведь всё меняется, и даже кто-то из молодых может найти средства, которого мир ранее не знал. Наверное, поэтому она решила сходить на тот съезд врачей со всей Поднебесной, чтобы послушать о новых методах лечения. Очень хотелось бы верить, что они не зациклены на чём-то одном и действительно скажут нечто важное. Но с другой стороны... Почему туда из всего дворца стремится только она? Ситуация с солдатом, придавленным лошадью, заставила Маомао почувствовать себя так, как раньше не было: будто она изо всех сил бежит, чтобы остаться на одном месте, тогда как эти совершенно позабыли и своё любопытство, и своё признание, и попросту ждут, пока она сделает всё их работу, спокойно получая оклады на тёпленьких местах. Травница же за свои труды не получала ничего, хотя оно и понятно, формально она не была лекаркой, а служанкой господина Дзинши, который обеспечивал её всем необходимым, но... По факту, это было не совсем честно. Они спокойно могли не выполнять эту работу, зная, что им заплатят, а потом ещё и принять взятки от особо благодарных пациентов, которым они, по факту, ничем они помогли. Этих двух олухов держали там только потому, что они были уважаемыми, только потому, что они видели предыдущего Императора, только потому, что на их глазах выросли четыре супруги, только потому, что… Они были мужчинами. Им не пришлось ничего доказывать. Они просто напустили себя дельный вид и заперлись в стенах своих лекарских коморок, при этом один поначалу впадал в панику, видя какой-то исключительный случай, а другой попросту приказывал согревать жаровню. На секунду в душе Маомао мелькнула ненависть. Да, она ненавидела их за то, что все люди бросились к ней, как к какому-то небожителю-чудотворцу, прекрасно зная о тех умельцах. И вот вчера она явственно читала удивление в глазах того солдата, что привёл её к раненному товарищу. «Почему ты не справилась?» Если бы туда подоспел кто-то из тех лекарей, никто бы даже не удивился, тут что есть, то есть, нечего надеяться на того, кто ничего особенного не умеет. Но здесь... Из-за таких людей они забывают, что Маомао тоже не всесильна. Забывает, что она молода. Забывают о том, что она постоянно учится, и всё ещё не является лучшим лекарем со времён Жёлтого Императора и его знаменитого трактата. Не зная, как совладать с этими мыслями, она выглянула в окно. День сегодня выдался безоблачный, совершенно не сочетающийся с бурей в её душе. Это небо, такое бескрайнее... А вон там, если посмотреть в промежуток между гор, виден горизонт. Что за ним? Где-то далеко-далеко Киренаика, где раньше рос сильфий, родственник того росточка, который ныне покоился у неё в горшке. А посмотреть в другую сторону, так там, за морем, та покрытая дождевыми лесами страна, где выращивают какао. Что там за люди, как они живут, что их волнует, чем они лечатся? Во дворце было всё, но не было главного – свободы. Все они были куплены, и могли работать до тех пор, пока не сменится власть. Малейшее движение чужого пальца, увенчанного перстом – и всё, их история закончится. И пусть Маомао знала, что ей нужно избавиться от страха смерти, с чем она вполне успешно справлялась эти годы, с другим своим страхом совладать она не могла: страхом больше не исследовать. Превратиться в кого-нибудь из вот этих шарлатанов, которые знают только один метод лечения, и поплёвывает на людей, на их нужды, на их мечты, на их желание выздороветь. Продавливать своим авторитетом, не делая при этом практически ничего. Жить с ограниченным рассудком... – Вроде приехали, здесь? – Гаошунь притормозил так резко, что девушка вздрогнула, выглядывая в другое окно. И верно: та самая хибара на отшибе, и хромой евнух с выцветшими на солнце глазами, который вышел их встречать. Вот кто рванул туда, за горизонт, ничего не боясь, хотя по возвращении лишился слишком многого. Но у него осталась жизнь, осталась и пытливость, и остался внутренний огонь, который он вполне успешно передал своей приёмной дочери. Родной дочери пусть не по крови, но по духу. Шустро открыв дверь и перехватив рвущуюся Хуан Цзюнь, Маомао выбежала наружу, попадая в объятия сухопарого человека: – Отец! – Мой маленький сумрачный гений, – Ломэнь Хань зарылся носом в её волосы, ласково поглаживая дочку по спине, – Ого, а это что за чудесная животинка? – Это Хуан Цзюнь, теперь она живёт у меня, но пожелала приехать познакомиться с тобой, – довольная, что её питомицу не оценили в качестве еды, Маомао взяла поросёнка на руки, и Ломэнь погладил округлую мордочку: – Хуан Цзюнь, дружочек, добро пожаловать ко мне. ... Служивый, не знаю, как Вас, заходите, я Вам чая заварю. – Не стоит беспокоиться! – поднял рукуГаошунь, уже выгрузивший немногочисленные вещи, взятые Маомао с собой, – Я приеду завтра, ещё своих дел полно. Сяомао, береги себя, не то господин с ума сойдёт. – Обещаю! – помахав ему рукой, Маомао снова обернулась к отцу, – У меня столько новостей! Но скажи сначала, как ты? – Потихоньку, копчу небо, вожусь на огороде, – его привычная улыбка развеяла те тучи, которые сгустились над головой у девушки, и она сама это чувствовала. Не зря же говорится, что в доме и стены помогают, – Я так рад, что ты заглянула в гости. Поди, нелегко было выбраться, ведь в письме ты рассказывала, что у тебя теперь своя лавка с травами. – Лавка чудес, да, её так прозвали, – снова опустив Хуан Цзюнь на землю и одёрнув её, дабы та случайно не затоптала огородик отца, снова улыбнулась травница, – Ничего, что я останусь с ночёвкой? – Милая, – он тепло улыбнулся, и морщинки с краёв его глаз собрались в тончайшее руслица высохших ручьёв, – Ты моя дочь, и я всегда здесь тебе рад, любой тебе, с любыми твоими горестями и радостями. Народу сегодня немного, поэтому можем спокойно посидеть да побеседовать, Да и травами поделиться. Судя по запаху, ты тоже для меня что-то привезла. – Много-много сюрпризов, – взяв его под руку, лекарка проследовала за отцом в хибару, пусть и полуразвалившуюся, но при этом бесконечно родную.