Чувства цвета киновари

Ожидание Маомао относительно того, что больного принесут к ней, не оправдались: путь солдата лежал прямиком в воинскую часть. Пусть Дзинши строго-настрого запретил ей туда ходить, травница понимала, что сейчас можно было и пренебречь этим самым предостережением. Может, будет потом ругаться, но вряд ли, сам же видел, что она помчалась туда не по своей воле. В обычное время лекарка всегда хвалила тех людей, которые прибегали к ней вовремя, но в этот раз... О, в этот раз она искренне хотела бы, чтобы они опоздали. – Учения были... Лошадь попятилась, его сбросила, не заметила, перепугалась и того... – похоже, товарищи несчастного держались аккурат до прихода лекарки, но не теперь, когда руки у них тряслись, а под носом было мокро что от набежавших слёз, что от соплей. Совсем молодые, безусые, наверняка найдётся какой-нибудь идиот из старших, который будет понукать, мол, вы солдаты, должны быть привычны к крови и – тем более – к смерти, но Маомао надеялась, что такой изверг найдётся не прямо сейчас. Трое держали лошадь: гнедая ржала, била копытами и вращала розоватыми белками глаз, а с её уздечки на землю беспрестанно капала вспененная слюна. Её перепугал запах крови, запах вот этого, что теперь валялось на земле. Впору бы отпрянуть, но некуда, за спиной – товарищи пострадавшего. Мало того, что лошадь его скинула, вероятнее всего повредив позвоночник, так ещё, похоже, после оступилась об его руку и навалилась всем весом, сломав при этом рёбра. Больной уже захлёбывался, корчась в конвульсиях, и бестолково загребал песок тренировочной площадки скрюченными от боли пальцами. – Я здесь, уже здесь, – Маомао присела на корточки, встречаясь взглядом с абсолютно обречёнными глазами. Взгляд загнанного зверя, которое прекрасно знает, каков его удел, но при этом отчаянно борется. Кто сказал, что понимание людьми и смерти как таковой избавляет их от мучений? По мнению лекарки, это делает их борьбу ещё неистовее. Особенно если конец непредсказуем, и наступает в столь юном возрасте. – Помогите ему! – это кричал тот, кто пришёл за ней, но тут же, осёкшись, уткнулся в рукав одеяния. Они были наслышаны о лекарке, чьи умения славились и во внешнем, и во внутреннем дворце, и вот, наполовину безумно, но понадеялись на её мастерство. Вопреки всем чаяниям, Маомао не была той, кто может вытаскивать с того света. Повреждения, нанесённые падением, а после переломы от навалившегося ездового животного были несовместимы с жизнью. Но он смотрел, почти не моргая. Смотрел на травницу, выкашливая сгустки крови, которая становилась всё чернее. Слышался сдавленный звук: из его лёгких выходил воздух, и он не мог больше вздохнуть. Должен был наступить болевой шок, который бы облегчил его участь, но почему-то не наступал. Просунув руку солдату под шею, Маомао почувствовала кровь. Позвонки словно жемчужины на порванной нити – его парализовало, и не ниже пояса – такую травму Маомао уже видела – а как-то не так, совершенно не так. Он видел, что с ним стало, понимал, но при этом биение этого тела порождалось не агонией боли, а перерезанными нервами. Запахло мочой, и раненый едва ли не взвыл, жалуясь, негодуя, прося помощи. Мир снаружи ненадолго перестал существовать. Кто-то кричал, что его нужно поднять, кто-то побежал за их местным лекарем, и, похоже, тот даже пришёл, но остановился поодаль, словно боясь приближаться. Всё свалили на неё. Будто сейчас произойдёт некая волшба, травница щёлкнет пальцами – и солдат встанет снова, целый и невредимый. А она, Маомао, попросту не знала, за что хвататься. Он должен был умереть на её глазах – но всё не умирал, отчаянно хрипя и вращая глазами. – …убей… Этот шёпот был совсем тихим, но Маомао чётко его расслышала. Он понял, что назад дороги нет, и просил оказать ему последнюю милость. Избавить от случившегося, погрузить в сон без страданий. На её беду, травница вполне могла это сделать. На дне сумки, бережно завёрнутая, покоилась выточенная из древесины игла, пропитанная ядом конуса. Раненый итак настрадался, нет никакого смысла мучить его ещё больше, нужно ввести её в точку на бедре, где нет нервных окончаний, вдруг почувствует и станет ещё хуже? Несмотря на то, что травница никогда не делала ничего подобного, в тот самый момент она странным образом успокоилась. Врачи лечат. Врачи облегчают страдания. Врачи убирают боль. Это она и делала. Ещё пара мучительных вздохов, которые больше похожи на кашель – и отрава разнесётся по всему организму. Он почувствует онемение там, где ещё оставались болевые ощущения, судороги прекратятся. И яд конуса окутает его внутренние органы, а затем выключит их, как иной человек тушит стремительно выдохом свечи. И всё... И больше не будет больно и страшно, и последнее, что он увидит, это юную травницу, в чьих глазах застынет сожаление и притом милосердие и сострадание. Его последний вздох был гораздо более глубоким, будто снова начали работать лёгкие, а после голова солдата откинулась назад, а зрачки, расширенные от боли, закатились. Маомао проверила пульс, сначала на руке, а потом у перепачканного кровью горла. Встала с колен: – Он мёртв. – Ты... Ты должна была ему помочь, – тот человек, что приходил к ней, бестолково развёл руки, но его никто не поддержал. – Мне очень жаль, – Маомао не могла не узнать ни собственных слов, ни собственного голоса. Такое у неё было впервые. Да, она сталкивалась со смертью, видя практику отца, но то были его пациенты, а не её. И тот труп, который они выловили из рва за стенами дворца, нисколько не напугал лекарку. И даже люди, обречённые на казнь – это всё происходило не прямо на её глазах, а потому было чем-то вполне обыденным для дворца. Но теперь... Словно они отныне были связаны из-за его ухода в подземный мир. Разрыдавшиеся было товарищи умершего едва не прыснули в сторону, когда травница протянула им мешочек: – Это успокоительное. Заварите как обычный чай. Кто она в их глазах? Бессердечное чудовище? Или растерявшаяся девчонка? Ей было всё равно. Что-то внутри свернулось в клубок и теперь просило только одного – покоя, время на обдумывание и принятие. Провожать её не понадобилось, да и ничего страшного, дорогу Маомао прекрасно знала. Даже не оглянулась на холм, усеянный лечебными травами, настоящее чудо внутреннего двора, которое так ей нравилось. Просто шла, потому что не могла не идти, потому что впереди маячила её лавка чудес, её маленькая комнатка, в которой можно было лечь на кровать и замереть до самого утра. Хоть бы сегодня больше не было пациентов, она не вынесет. Увидев её, с окровавленными руками и коленями, Дзинши тут же бросился вперёд, безбоязненно обнимая свою любимую. – Испачкаешься, – она и сама знала, что это замечание глупое, но нельзя было просто так переломить воспитание, которое говорила, что дорогую одежду требуется особенно беречь. – Что произошло?! Маомао! Ты в порядке? – снова и снова главный евнух пытался выловить её взгляд, но поняв, что это бесполезно, загрёб лицо травницы в ладони, – Ответь мне, я очень тебя прошу! – Он с лошади упал. Несчастный случай. Он умер, – на глазах Маомао появились слёзы, но они предпочли остаться на ресницах, а не стечь по щекам, от чего стало ещё тяжелее. И почему, когда не надо, она не в состоянии выплакаться?.. – Ты не виновата, слышишь? Ты не можешь вылечить всех и вся, ни в коем случае не вини себя в этом! – Я знаю, – она для порядка шмыгнула носом, но слёзы так и не шли, проклятое отупение, – Но я сделала так, чтобы он меньше мучился. Я убийца, да? – Ты лекарь, – Дзинши приобнял её за плечи так решительно, словно ожидал, что его любимая, как одна из тех нежных девиц, возьмёт и попросту грохнется в обморок. На самом деле, в иное время такая забота показалась бы травнице забавной, но сейчас она была не в состоянии анализировать. Её завели в помещение и при помощи Шуй Лан раздели, а после, нагрев воды, запихали в ванну. Маомао успела лишь подумать, что это напрасная трата ресурсов, ведь у неё лишь испачкана одежда да ладони, но когда погрузилась в предназначенный ей чан, даже выдохнула. – Я повешу табличку, что она сегодня не принимает, – приняла решение старая служанка, и Дзинши лично остался караулить свою невесту. – Надо работать, – немного полежав, Маомао намотала на себя полотенце и хотела было искать одежду, но главный евнух остановил её: – Какая тебе работа? Сегодня ты отдыхаешь. Не нужно храбриться, сколь бы искусна ты ни была, ты всё же человек. – Да какое там искусство, – это было отчаянное упрямство, она и сама уже толком не понимала, как слова вообще ещё складываются в предложения. И да, он был прав. Зачем так отчаянно желать быть полезной, если глаза застилает слезами? И ладно бы хоть поплакала, как обычный человек, но нет, и тут не повезло. На ум пришло искажённое гневом лицо матери, которая, не помня себя, пыталась убить истошно орущего ребёнка. Наверное, тот удар всё же был нанесён, вот только никто его не увидел. Где-то глубоко внутри, где сейчас свернулся в клубок тот самый зверёк, который гораздо позднее назовут сознанием. – Я хочу пойти к себе, – негромко произнесла Маомао при попытке проводить её в спальню. – Почему? – не понял главный евнух. Бедняга, а ведь он толком не понимает, вполне возможно, что даже обидится. – Мне там уютнее. Можно я просто побуду одна? – насилу оторвавши взгляд от пола, травница встретилась с ним глазами. Увидела встревоженный взгляд и выжала из себя ещё и улыбку, – Ее волнуйся, я не сотворю ничего такого. Просто... Меня не будет некоторое время. Мне нужно всё обдумать. – Я понимаю, – Дзинши произнёс это со скрипом, но девушка всё равно была ему благодарна, примерно так же, как и тогда, когда он видел её тестирование всевозможных ядов, – Но я рядом, хорошо? Пообещай мне, что если тебе что-то понадобится, ты позовёшь. Я и сам буду заходить время от времени, осторожно стучаться, и если ответа не будет, то прости уж, твоя дверь полетит с петель. – Не надо с петель, достаточно повесить табличку, а саму дверь оставить открытой, – Маомао неловко боднула его в локоть, единственная ласка, на которую она сейчас была способна, – Заходи, но собеседник из меня будет не очень. – Ты, главное, оклемайся. А лучше поспи, если сможешь, – он лично проводил девушку до лавки чудес, и, убедившись, что она легла, накрыл одеялом, подровняв ещё влажные после купания волосы, – Маомао. – Да, – отозвалась травница, не поворачивая головы. – Просто знай, что я люблю тебя. И то, что ты умница. Я всегда знал это, всегда. Чтобы ни случилось, ты сделала всё и даже больше, и ни одна сила в мире не переубедит меня в этом. – Я тоже тебя люблю, – к собственному удивлению, девушка почувствовала, что сон окутывает её почище любого яда. Тело, если задуматься, мудрое, и очень часто само знает, что нужно ему для исцеления, а лекарь лишь, подобно музыканту, подхватывает её мелодию и порой направляет в нужное русло. Вот и теперь... – Дзи Эр, – услышав, что он ещё не вышел, окликнула жениха Маомао, – Я думаю завтра съездить к отцу. – Уверена? – Да, – она помедлила, – Если уж не могу пользовать пациентов, то хотя бы в дороге отвлекусь. – Понял. Приставлю к тебе Гаошуня, возвращайся, как всё будет готово. А пока поспи, буду ждать тебя к ужину, – Дзинши очень хотелось подойти, обнять её, но главный евнух явных прекрасно знал, что сейчас Маомао не потерпит такого нарушения личного пространства. Пришлось всё же выйти. А после – дойти до военной части разобраться, что же там такое произошло, и нет ли тех идиотов, которые имеют к лекарке претензии. Увидев тело, которое как раз подготовили погребению, главный евнух содрогнулся, в который раз поразившись, насколько Маомао всё же сильная: ей в одиночку пришлось иметь с этим дело. Воистину, пути небес неведомы никому, и если уж они назначили человеку такую судьбу, то смертные едва ли могут с этим спорить. И всё же... Иногда эта самая судьба давит на человека совершенно невыносимо.