Чувства цвета киновари

Не каждая бессонная ночь заканчивается муторным днём, но похоже, вчера Маомао накаркала: настал тот час, когда у неё всё принялось ввалиться из рук, но ещё жару прибавляли и сами пациенты. – В каком смысле «нет лечения»? –ворчала одна из тех приживалок, которые были во дворце ещё со времени, когда их похитили юными делами, а теперь, за долгую службу, их почему-то не хотели отправлять на пенсию, должно быть, ждали маразма. – Если я не ошибаюсь, такие красные сосудистые звёздочки были у вас с самой молодости, я права? – Маомао уже только делала вид, что внимательно осматривает проблемное лицо. Всё было очевидно, эта лента розацеи, пролегавшая от скулы до скулы через нос, отказывалась деваться куда бы то ни было, хотела того пациентка или нет. – Да, были, но тогда у нас тут не было нормальных лекарей, мне сказали, что ты умелая, – бабка продолжала ворчать несмотря на более чем доброжелательное отношение, и Маомао, смирившись, поменяла лицо на деловое. Это ж надо: и без того промучилась, глаз не сомкнув, готовая то ли бежать через дорогу к дому Дзинши, умоляя её простить, то ли идти вешаться, и вот на тебе – с утра такой подарочек. – И всё же это не лечится, – травница сделала шаг назад, – Ни одна мазь не поможет. Единственное, что могу порекомендовать, это не налегать на острую пищу, пореже бывать на солнце, исключить из рациона алкоголь и поменьше нервничать. Услышав это, пациентка покраснела ещё больше, только прибавив проблему на лице: – Да ты с ума сошла, милочка? Думаешь, у меня осталось много удовольствий в жизни?! – В таком случае, смело продолжайте жить так, как жили, а лицо припудривайте, – Маомао сдвинулась прохода, показывая наружу, – Боюсь, больше я ничем не могу Вам помочь. – Хамка, – бросила ей старуха, с ворчанием, но всё же убывая восвояси, и лекарка, вздохнув не то чтобы с облегчением, а скорее расстроенно, облокотилась на стол, скрещивая руки на груди. На самом деле, она была голодна, но приходить поесть после того, что было вчера, было верхом неприличия. Словно подливая масла в огонь, на пороге возникла Шуй Лан и абсолютно молча поставила тарелку на крыльце. – Как он? – спросила Маомао и тут же пожалела об этом, поскольку старая служанка буквально прострелила её глазами: – Живой. Тебе-то что? Время лекарка могла бы и пошутить, сказав, что если её господина нет в живых, то и ей во дворце делать нечего, но сейчас было не тот случай. Взгляд снова упал на заколку, которая словно нарочно подсобрала солнечные лучи и теперь переливалась потрясающей небесной синевой. Это был самый дорогой подарок, который она вообще получала в своей жизни. И да, он был прекрасен. От этого было ещё более совестно. Вернуть? А если он возьмёт – и сломает эту прекрасную вещь? Теперь Маомао с уверенностью могла сказать, что просто обожала его подарки, какими бы они ни были. Главный евнух всегда старался её порадовать, выбирал то, что ей действительно понравится. Даже если ошибался пару раз, отслеживал её пусть и неявную, но реакцию подчёркнутой вежливости, и в следующий раз искал что получше. И всегда ухаживал за ней, а она... Сделала то, что сделала. – Быстрее, лекаря! Одна из наложниц упала в обморок! – Что случилось? – уверенная, что хотя бы гонка до гарема выбьет из неё всю дурь, на бегу спросила евнуха Маомао. – Нормально стояла на солнце, а потом грохнулась, девушки решили её поднять, и она упала снова! – То есть вы… – Маомао сразу же остановилась, чувствуя, как нарастает волна праведного гнева, – Вы пытались поднять упавшего в обморок человека? – Да, а что? Лекарка шумно вздохнула, едва-едва набираясь терпения: – А то, что как правило, такой пациент теряет сознание повторно, что и случилось. О, сколько же слов просилось у неё на язык! Разве же можно, заботясь о таком количестве девиц, не знать, что душные помещения, равно как расположение на солнцепёке, не предназначены для них? Да и кто их вообще надоумил поднимать потерявшего сознание человека?! – Передайте господину Дзинши, что с ней всё в порядке, бедняжка просто надышалась благовоний, – удостоверившись, что мнимая больная приходит в себя и смерив её пульс, травница встала с колен. Осмотрела для порядка, но вроде обмякла наложница так быстро, что даже не заметила, как рухнула, ни ссадин, ни ушибов. – Передать господину Дзинши? – нет, её точно решили сегодня свести на тот свет, – Так Вы же рядом живёте, передайте уж, пожалуйста. Лично Маомао предпочла бы пройти по раскалённым углям, нежели о таком докладывать, но действительно, его правда. Ещё взглянул так удивлённо, мол, вы что, поссорились? А вот интересно, и правда: они поссорились или что? Поссорились. Безобидно звучит. Лекарка устроила самую настоящую катастрофу для души главного евнуха, и, если он в ближайшие дни не отошлёт её обратно к отцу, можно считать, что всё устаканится. Вот только каким образом? Делать вид, что не знакомы, проходя мимо, или они смогут сохранить то формальное общение, которое бывало у проституток их бывших клиентов, когда они ненароком сталкивались на каком-нибудь рынке? Сестрицы вот могут так делать, вроде бы знаешь человека ближе, чем кого бы то ни было – а потом здороваешься так официально, будто и не виделись никогда. Воистину великое умение, которое дано постичь не каждому. Похоже, это было не для неё. Маомао честно пыталась занять себе работой, но получалось так себе. Всё откровенно раздражало. Травы не мололись как следует, просушивались слишком сильно, даже Хуан Цзюнь, играя, сегодня перевернула корыто так, что пришлось собирать рассыпавшийся корм по всему вольеру. – Ну ты-то почему против меня? – Маомао взглянула на блестящие карие глазёнки, и покрытая складками мордочка поросёнка изобразила, как показалось лекарке, живейшее участие. – Я же тебя даже на ночь к себе взяла, – лекарка поманила её ближе, проглаживая пространство между вздёрнутых, словно у кабанчика, ушек. Что было, то было, после разговора на повышенных тонах девушка, как ни странно, не смогла спать одна, так и ворочалась, только под утро, скрепя сердце, вычерпала полусонного поросёнка из вольера и задремала с ним прямо на полу, боясь запачкать кровать. Простыни пахли любовью, и вносить туда что-либо было самым настоящим кощунством. Взять бы и постирать, но для стирки нужно идти в дом, а там придётся объяснять, и вообще: страшно с ним сталкиваться. Она не брезговала, вовсе нет. Это навевало воспоминания, тот самый случай, когда хотелось зарыться во все эти тряпки и разрыдаться. Но Маомао почему-то не позволяла себе этого. Сделать так означало сдаться. Сдаться означало извиниться. Извиниться означало... Уж очень страшно было услышать слово «нет», пусть девушка и знала, что оттягивать бесполезно, но почему-то мариновала и себя, и его. Дзинши как назло не выходил наружу, и она и понятия не имела, в каком он состоянии. Просители поначалу тянулись, потом к ним вышел Гаошунь, и те рассеялись, как дым. Маомао изо всех сил попыталась приманить подчинённого своего господина, дабы выспросить хоть что-нибудь, но тот, словно приграничный столб, буквально врос в крыльцо, делая вид, что её и вовсе нет на свете. Приказ получил, что ли? Ну и прекрасно, она тоже никуда не пойдёт! Разозлившись, Маомао на некоторое время откинула свои печали и снова принялась за лекарскую практику. Раз нечего делать, нужно загрузить себя работой! И... Среди служанок не оказалось ни одной болеющей. Вот так дела! То каждый день кто-то приходит, а тут вот, кроме той истеричной бабки никого не видать! Сочтя, что ещё немного, и превратится в лоточника, горланящего о чудодейственном отваре, Маомао снова вернулась к лавке чудес. И что прикажете теперь делать?.. Вытащив из шкафов все свои банки, склянки и бумажные конвертики, она принялась за сортировку сокровищ. Неядовитые – сюда. Слабоядовитые вон туда, сильно ядовитые – вот здесь. Взглянула с печалью на самое ядовитое, способное её убить. А уж не заслужила ли она?.. Иронично усмехнулась. С такими дозировками, которыми привыкла себя пичкать, возможно, даже это не сработает. Нет, глупость какая-то. Ради чего умирать? Сестрицы бы на смех подняли: видано ли дело, из-за мужчины! И чего в нём такого, в самом деле? Купил её, как игрушку, потом начал о чувствах рассказывать. Болван, идиот! А уж она-то хороша, могла бы сразу отпихнуть да послать, а нет, расплылась, расслабилась. Забыла, как костерила его? Надутым павлином за глаза звала? Как руки его смахивала, а после убирала с плеча невидимые пылинки? Ещё больше, чем идиотка! Молодая дура! Не зря же рассказывали, как и что, но конечно, зачем слышать, лучше самой нарваться, а теперь вот, исводиться в страданиях! Яд испытать, что ли? Что у неё осталось? Бешеницу, разве что. Но она итак на взводе, если ещё и пенной слюной начнёт брызгать, то лучше пусть убьют, как дикое животное. От нечего делать Маомао потратила остаток дня на то, чтобы изготовить из ядовитой травы капли. Сестрицам подарит при вылазке. Может быть, завтра их навестить?.. Нет, слишком тяжело. Возьмут да и окружат, начнут расспрашивать. Что ей, Шуй Лан и Гёкую не хватило? В «Медяном доме» будет массированная атака, такая, что и врагу не пожелаешь. А с другой стороны, ей почему-то так хотелось уткнуться в их тёплые плечи и разрыдаться, пока кто-нибудь в итоге не протянет выпивку или что-то из сладостей. Нет, видано ли дело, она не ребёнок, она уже... Ну да, вроде бы как женщина, тот самый случай, когда маленькая телом, но велика душой, а опыта общения с людьми вот, всего-ничего. Припомнят ли они ей, всё то, что твердили? Нет, наверное, нет. Максимум усмехнутся, мало ли, с кем не бывает. Они, принцессы «Медяного дома», ведь тоже влюблялись. Влюблялись… Она любила его. С каждой секундой это становилось всё очевиднее. Любила, и ей не нужно было капать в глаза эти капли, чтобы её зрачки расширились при виде главного евнуха. Не нужны были уловки вроде тех, которые используют сестрицы, чтобы изобразить полыхающую страсть. С ним она была с собой. Всегда. И в тот самый момент, когда они ласкали друг друга на этой самой кровати. И во все прочие моменты, когда они сидели под звёздами, или покорно ждали возвращение господи Риишу из покоев, или когда обрабатывали поколоченную спину провинившейся наложницы… Маомао вдруг отчаянно поняла, что она действительно хочет быть с ним. Просто быть с ним, неважно, как. Хотя нет, важно: обнимать его, целоваться, засыпать с ним в одной постели. Стало ещё больнее, будто её резали заживо, безо всякого обезболивающего, снимали кожу, грозясь выставить всем на обозрение, на посмешище. Но между тем становилось легче. Она наконец-то признавалась самой себе в том, что думала и чувствовала. Дзинши никогда не был против её занятий лекарством. Он не из тех, кто загнал бы её вести хозяйство, приказал бы собрать волосы в пучок, надеть платье и просто быть красивой дурочкой, за которой повсюду ходят служанки. И он слушал её, действительно слушал. Помогал в чём мог, даже когда у него толком и не получалось. И восхищался. Быть может, ей и не нужно было восхищение, но она пусть и невесомо, но чувствовала его поддержку в каждом жесте. И его тепло. Много тепла, которое она получила за эти два года. И эта заколка... Действительно была от чистого сердца. Да вся её невинность выеденного яйца не стоит по сравнению с тем, что она получала каждый день! Все ядовитые слова, что сорвались вот так, без раздумий, так лживо и жестоко... Она была просто обязана искупить свою вину! Солнце, уже устремившееся за горизонт, стало свидетелем решительного похода Маомао на чужую территорию. Пусть Шуй Лан её ругает, пусть пытается выставить, если понадобится – лекарка под ногами у неё проползёт, но она её не остановит! – Что… – начала было старая служанка, но Маомао, не сбавляя скорости, устремилась в приёмную. Та пустовала. – Где он? – повернулись к Шуй Лан горящие огнём голубые глаза. – У себя в покоях, – несколько потрясённая, поморгала Шуй Лан, – Велел никого не пускать. Дверь закрыта. – Понятно, –Маомао помедлила, а затем, пройдя кабинет, взяла лист бумаги, маленькую чернильницу и тонкую кисть из меха соболя. К удивлению девушки, Шуй Лан не последовала за ней. Так-то лучше! – Господин Дзинши, – подойдя к двери, осторожно постучалась она. По ту сторону различалось едва слышное, но шевеление. Возможно, сидел на кровати и слегка поменял положение тела. Что ж, раз пришла извиняться, нужно извиняться. Пусть слова и застряли в горле, Маомао нашла лучшее решение. – 548, – аккуратно вывела с края бумаги она, не привыкшая пачкать столь ценный материал, и, приноровившись, просунула записку в просвет между половицами и дверью. Шорох по ту сторону раздался снова: он определённо встал, увидев лист бумаги. Ну же, пожалуйста! Просто ответь, хоть что-нибудь! Маомао превратилась в слух. Тяжёлые шаги, должны быть, пошёл к столу, зашуршал чем-то. Ищет кисть и чернила, победа! Она слышала, как неистово сердце колотилось в груди, и едва ли не подпрыгнула, когда листок вернулся обратно. Там было написано «5376». Ну ещё бы он не расстроен, она даже знала, кто в этом виноват. – 08376, – едва уняв трясущуюся руку, лекарка снова вернула листок бумаги на исходную. Его взяли не сразу, словно сверяясь с надписью, а затем протянули снова. «546». Да в смысле проиграл? Они что, играли? Те ещё игры. – 587, – уверенная, что так просто не прокатит, девушка всё же предприняла попытку. Ответ пришёл быстрее, чем она ждала: на бумаге было выведено решительное «098». – 08056, –Маомао вдруг почувствовала, что сердится, но как-то мягко, хотя и не должна была, не такая уж и грубость по сравнению с тем, что она сделала. – 086. Действительно, её вина и ничья более. И вот теперь можно было либо заканчивать, либо ставить на всё, пусть это и выглядело так, будто она вскрыла свою грудную клетку, макая соболью кисть прямо в кровь из собственного сердца. – 300, – начертала она, снова возвращаю листок на исходную. – 5810, – показалось, или он даже получал от этого некое извращённое удовольствие? – 687, – упрямо вывела лекарка. Её силы были на исходе, особенно когда листок вернулся с надписью «740». Нужно было решаться – или идти к себе, совсем как он вчера. Оставлять всё так, как есть. Тушь капнула с занесённой кисти, но Маомао вывела новые цифры прямо из неё: – 745839. Травница придержала бумагу, не давая втянуть её внутрь, за самый конец, и, убедившись, что её молчаливый собеседник прочёл, добавила ещё один числовой ряд: «930». А затем, окончательно решившись, изо всех сил стараясь не расплакаться, но уже хлюпая, написала: – 74520. Секунды, прошедшие на изучение цифр, показались ей столетиями. Должно быть, ни одна девушка в мире не мучилась в ожидании ответа так, как она, но ведь у каждого по-своему, и для Маомао это казалось величайшей агонией из всех. Наконец, листок показался снова, и на нём было «53719». – 82475, – она едва видела, что пишет, слёзы застилали глаза. К счастью, обратно тутовая бумага вернулась очень скоро, на ней значилось краткое «028». И дверь сразу же открылась. – Я… Мне очень… – каждый слог выжимал слёзы, и Маомао как никогда была признательна за то, что её загребли в охапку, буквально пряча в широких рукавах: – Ещё немного, и я бы сам к тебе пришёл. Трусил. Прости меня. – Это ты меня прости, – она отпихнулась, но лишь от того, что не считала себя достойной этих объятий, – Я… Я запуталась, ужасно запуталась, прости, пожалуйста, прости меня!.. Нет, не обнимай, я не заслуживаю, я… – Это правда? – когда Дзинши схватил её за плечи, девушка увидела, что он едва сдерживает собственные слёзы, – То, что ты написала – правда? Или ты просто хотела выманить меня наружу? – Это правда! – совершенно растерянная от нахлынувших чувств, Маомао уже была не в состоянии себя контролировать, – Я т… я тоже тебя люблю! – Так чего же ты тогда ревёшь-то? – он нежно взял лицо девушки в ладони. – А сам? – шмыгнула носом лекарка, чувствуя, как холёные пальцы главного евнуха вытирают её слёзы. – От счастья. А ты от чего? – на его губах была улыбка, та самая искренняя улыбка, которая предназначалась только ей одной. Бесценное сокровище, много дороже любой заколки, усеянной перьями зимородка. – От того, что мне может быть так непозволительно хорошо хоть с кем-нибудь, и от того, что без тебя я не могу думать, не могу работать, вообще ничего не могу, будто я парализована и отравлена, я… – Да вы мне уже всю душу вытравили!! Мирящиеся любовники буквально замерли на входе в комнату. Пришедшая с кухни Шуй Лан выглядела необычайно грозно, её глаза полыхали внутренним пламенем. – Вы. Оба. Сейчас же. В спальню! – рявкнула старая служанка, – И пока не сотворите друг с другом то, что должно, не смейте показываться мне на глаза! Даю вам полтора часа до ужина, пока я запру дом и прогуляюсь по совершенно неотложным делам! – А… – насилу выжал из себя Дзинши, но янтарные глаза уставились на него не моргая: – Подсказывать не буду, до вас люди как-то разбирались, что куда, и вы разберётесь. Удачи! С этими словами развернувшись так решительно, что скрипнула подошва туфель, Шуй Лан в самом деле вышла вон, оставив своего господина и его возлюбленную наедине.