Чувства цвета киновари

Должно быть, никто в целом свете не знал о тех процессах, которые происходили в голове Маомао, когда она отрывалась от работы, и все до единого из её внутренних демонов накидывались на беззащитное тело. Именно из-за этого лекарка предпочитала работать без устали, дабы её не посещали сны. В этот раз не сработало. Неизвестно, чья в этом была вина – ядовитых трав или же чересчур свежего воздуха, отличного от того, что витал над дворцом, но вот, сон разума принялся плодить чудовищ. – Все мужчины одинаковые. Маомао помнила эту измождённую женщину. Можно было подумать, что ей под пятьдесят, но на самом деле не было и тридцати. Кожа как дешёвая бумага, глаза запавшие, рёбра наперечёт. Проститутка не из самого элитного борделя, теперь она, словно в ознаменование конца своей недолгой карьеры сидела на циновке в доме лекаря. Одежда была спущена до пупка, и пока не потерявшие упругость груди, казалось, созерцают комнату вместе с хозяйкой. Это тело только что проиграло битву за опийную настойку, на которую пациентка подсела после того, как её угостил один из клиентов. Но не только это было началом конца. Будущей лекарке было не больше десяти, но отец всегда свято верил в то, что раз пробудился интерес к травам, стоит осваивать мастерство как можно раньше. Маомао окликнули после того, как старый евнух вышел за дверь, подыскать что-нибудь более щадящее к этому измотанному организму. –Смотришь на меня как на дикого зверя, – неудивительно, что женщину заинтересовал не по годам серьёзный ребёнок, – Ты же дочь проститутки, верно? Значит, и тебя ждёт такая же судьба. Не забывай, что мужчинам нельзя доверять, что бы они тебе ни говорили. Я вот любила его всем сердцем – и что получила? Без опиума я не могу ни есть, ни спать, а теперь ещё и это, – она стукнула себя по груди, а затем подняла голову снова, ожидая ответа. Маомао побаивалась её, но всё же смогла произнести: – Я… хочу стать лекарем. Не буду проституткой. – Будто тебя кто спросит, чего ты хочешь. Хотя да, – пациентка прищурилась, – Уж больно ты костлявая, и это рябое лицо… Ну да кто разберёт, как кроветь начнёшь, там и видно будет. А раз ты в лекари решила заделаться, чем небеса не шутят, дай-ка покажу тебе кое-что, – она выпрямила спину, вмиг преисполнившись неведомого величия, – Или сюда, не бойся. И Маомао пошла к ней, словно зачарованная. Было чувство, что человека, стоящего одной ногой в могиле, попросту нельзя ослушаться. – Отец твой говорит, что я не права, и что это такая болезнь, но тогда почему же их столько же, сколько я зачала детей и не дала родиться им на свет? Давай руку, – прикосновение её поначалу было жёстким, но как только женщина поняла, что ребёнок не вырывается, провела небольшой ладошкой Маомао по своей груди, – Вот один. Второй. Третий… А вот тут, внизу, четвёртый… Чувствуешь? Упругие и нет жара. Девочка лишь кивнула, сосредоточенная на собственных ощущениях. Под кожей этих красивых грудей крылись чудовища, такие плотные и холодные, словно клубки змей-веретениц, которых отец порой находил в саду, погружённых в спячку вплоть до наступления весны. –Это опухоли, сестрёнка. Рак, – заметив, что лекарь вернулся, тут же отпустила Маомао посетительница. – Зачем Вы это? – нахмурился отец, но та лишь усмехнулась: – Она сама подошла, когда я поманила, честное слово. Да и толку от меня теперь? Если всё равно скоро умру, то хотя бы учебным пособием стану для твоей дочурки. Ты против, евнух? – Я предлагал их вырезать, ещё когда они были не больше миндальных ядрышек, – в голосе лекаря послышался металл, и Маомао замерла, удивлённая столь резким ответом. – Ты не гарантировал того, что я выживу, – посетительница встала, одним рывком, словно лошадь, – А теперь мои дети пожирают ту самую грудь, к которой я не приложила ни одного из них. Это мои грехи, травник, мне за них и расплачиваться. Разве же мне нельзя хоть ненадолго ощутить себя лёгкость и веселье, как прежде? – Никакого опиума. Он тебя убьёт. – Что ж, – пациентка оделась, а затем протянула руку к матерчатому мешочку, который был приготовлен для неё. Осеклась. Усмехнулась, – Раз не поможет, не расходуйся, поди, и без того тяжело с искалеченное ногой за сырьём лазать. Бывай, лекарь, девчушка, что-то подсказывает мне, что больше не свидимся в этой жизни. Пусть отец не казался сердитым, в тот раз Маомао подходила к нему с осторожностью: – Я сделала что-то не так? – Раз уж узнало новое, рассказывай, что ты видела, – казалось, старый евнух израсходовал все силы, а ведь день только начинался, – Я тебя слушаю. Маомао прилежно на доложила ему о том, что увидела и почувствовала, затем добавила: – Это заразно? Он усмехнулся: – Будь это заразно, родная, ты бы уже так кожу на руках стёрла, что любая змея обзавидовалась бы. К сожалению, мы не знаем, как возникает эта болезнь. Сегодня ты познакомилась с раком. Его можно найти и вырезать, когда он совсем маленький, но позже, когда опухоли становятся больше, это практически бесполезно. Больной тает, словно свеча. – Она сказала, что это её дети. – Чушь, – он размашисто потёр рукой лицо, – Это самая живучая болезнь из всех, что я знаю. Однажды вцепившись тебя, она не отпускает. Ей всё равно, кто ты и чего ты хочешь. Как будто… – он словно впервые задумался о таком, – Если подумать, действительно похоже на ребёнка, да только он всё же старается не навредить матери, а это создание хуже паразита, пожирает тебя до тех пор, пока ничего не останется, и, словно глупое животное, помирает вместе с тобой. – И лечения нет? – глаза Маомао широко раскрылись. Этого просто не могло быть, её отец был настоящим волшебником, способным излечивать такое, от чего у других врачей опускались руки. Но на этот раз он выглядел беспомощным: – Верно, маленькая. Рак не исцелить Единственное, что ты можешь сделать, столкнувшись с таким пациентом во взрослой жизни, это поддерживать его травами да настойками до тех пор, пока не наступит конец. Сон померк, сменившись тьмой, в которой, словно плесень, разрастались те самые невидимые раковые нити, и Маомао стояла в центре них, с этой загадкой наедине, памятуя о том, что тогда, в свои десять, действительно испугалась, а чуть позже впервые начала испытывать на себе яды, чтобы сделать тело достаточно сильным, а также для того, чтобы помочь людям. Всё началось для неё с этой страшной болезни, от которого не было лечения, а ещё те слова... Те слова о мужчинах, которые словно были виновниками того, что произошло, слова сестрицы из «Медяного дома», собственное рождение… Кошмар окутывал её всё плотнее, но вот то, что вырвало из него, не было связано ни с болезнями, ни с противоположным полом: – Волки! Вздрогнув, Маомао проснулась и не сразу поняла, где находится. – Оставайся там! – это был Дзинши. Он выскочил из повозки с мечом наперевес, и девушка сверху могла прекрасно видеть, что по траве, словно призраки, скользят серые шкуры. Что их надоумило? Вероятнее всего, Луанши, который был привязан к дереву. Вот только серые твари обознались: в отличие от лошади, которая бы понеслась во весь опор и скорее всего разбила бы что -нибудь на своём пути, гордый отпрыск осла был готов в тридорога продать свою жизнь, скалясь и топоча копытами. – Господин Дзинши, Гаошунь, я иду! – Маомао была не из тех, кто, словно заморская принцесса, будет сидеть со сложенными на коленях руками и ждать, пока доблестные мужи разберутся с неведомой опасностью. У неё в сумке было как раз то, что нужно, и, найдя ничем не примечательный мешочек, Маомао быстро спрыгнула с дерева, подбежав к держащим оборону евнухам. Как раз вовремя: один из смелых выпесков, пытающийся доказать свою удаль семье, ринулся прямо на людей, и Маомао, не мешкая, буквально ткнула в его нос наполовину развязанным мешочком. Волк затормозил так резко, что едва не кувыркнулся через голову, и в его глазах, оказавшихся на расстоянии вытянутой руки, отпечатался живейший ужас. Другие члены стаи, тоже почувствовав аромат, не показавшийся людям таким уж отвратительным, вдруг стыдливо поджали хвосты, разбегаясь кто куда. – Это... Это что такое было? – Дзинши всё ещё отказывался отпускать меч, равно как и полностью оборачиваться к травницк. – Это абельмош. Вообще его для защиты от тигров используют, но, видно, с волками тоже работает, – она нервно усмехнулась, а затем услышала звон падающего меча. Главный евнух схватил её за плечи, легонько встряхивая: – Ты хоть знаешь, что сотворила?! Я же просил тебя не лезть! – Да Вы что, всё же обошлось, – Маомао невольно сложила руки в молитвенном жесте, – И они разбежались, и вам с Гаошунем не пришлось никого убивать. – За тебя я бы убил кого угодно, не раздумывая!.. Это было слишком рискованно! – произнёс главный евнух уже чуть тише, успокаиваясь. Маомао взглянула в виноградные глаза и замерла. На ум пришло то самое стихотворение, которое, как она сочла, была написано не ней, и повисла неловкая пауза. Надлежит ли за такое извиниться? Если да, то за что именно? Оторвал их друг от друга возглас Гаошуня: – Луанши ранен. Благо, в степи уже наметился рассвет, так что Маомао без труда отыскала раны мула. На удачу, они оказались поверхностными, лишь царапины. Похоже, волки, привыкшие к лошадям в качестве добычи, так и не поняли, что перед ними за зверь, который бьётся столь яростно, а потому зубы одного из хищников лишь скользнули по бедру Луанши, не причинив ему значительного вреда. – Всё, всё, уже всё закончилось, ты бился как самый настоящий воин, – умасливал мула Гаошунь, гладя пространство между надутых ноздрей, пока Маомао наносила на ранки травяную кашицу. Животное даже не дёргалось, должно быть, толком и не поняло, что было ранено. Вот и хорошо, иначе проблем было бы не обобраться. Если человека можно попросить сидеть смирно, то со скотиной это едва ли сработает, если ей больно – будет рваться. – Всё, всё, мальчик, – присоединился к подчинённому и Дзинши, тоже поглаживая животное, – Шрамы украшает мужчину, вот увидишь, возможно, даже нашей кобыле понравишься в коем веке. – Пусть моих и отпугнули при помощи Сяомао, я уверен, они вернутся снова, волки ведь создания упрямые, – не без оснований решил Гаошунь, – Сейчас Луанши немного успокоится, запряжём его – и поедемте отсюда поскорее. Позавтракаем где-нибудь в другом месте. – Как бы они не стали нас преследовать, всё же укусить они его успели, а запах крови их приманит, – мудро рассудил Дзинши, оборачиваясь к лекарке, – Я прав? – Я натру его шкуру абельмошем, но ничего обещать не могу, – Маомао и сама понимала, что от езды раны могут открыться, и малейшая капля крови станет для волков приглашением на обед, – Нет ли какой-нибудь другой объездной дороги? – Я знаю одну. Пусть и крюк выйдет, но обещаю, там будет кое-что интересное, – вдруг усмехнулся Гаошунь, – Вам обоим это место придётся по нраву, обещаю. – Что там такое? – не смог не улыбнуться от этой загадочности Дзинши, но выражение лица его воспитателя было точно таким же, как в детстве, когда тот прятал от ребёнка игрушку за спиной, прося, чтобы тот угадал скрытое от его глаз. – Будет здорово, обещаю, – добившись от мула спокойствия, снова запряг скотину в повозку Гаошунь, – Садитесь и поедем скорее. Расслабиться путники смогли только когда место ночёвки осталось позади, и Гаошунь доложил, что волков не видать. Хотя едва ли речь шла о расслаблении: атмосфера в повозке разве что не потрескивала. – Признаю, это было глупо – так выскочить, – наконец решила Маомао, – Простите меня, пожалуйста, я не хотела Вас напугать. Не будь я уверена, что это сработает, ни за что бы не подошла. – Я понимаю. Но иногда ты… непробиваемая, – Дзинши мастерски избегал её взгляда, – Всё знаешь, всё умеешь, тебя защитить пытаешься, но ты и тут… На высоте. Чувствую себя бесполезным. – Но это не так. – Пусть не так, но это ощущение не покидает меня. – Простите меня, господин Дзинши, – ей казалось, что во рту целая жменька сосновых иголок, – За вчерашнее. Обернулся. Наконец-то. – За вчерашнее? – Да. К моему глубочайшему прискорбию, я совершенно ничего не смыслю в поэзии. Снова отвёл глаза. Вздохнул: – Я сам виноват. Пришёл со стихами к тому, кто ничего… не смыслит в поэзии. Маомао немного подождала, но от главного евнуха неслась воистину звенящая тишина. И вот что делать? – Знаете, мне сегодня снилось детство, – несмело начала девушка, думая, что сможет повернуть разговор в другое русло, – Та болезнь, которая не лечится… Рак. Я сталкивалась с ним. Отец не помог той женщине, но она позволила мне прикоснуться к её опухоли. – И на что это было похоже? – поняв, что Маомао толком не знает, как наладить общение, сменил гнев на милость Дзинши. Синие глаза едва заметно сверкнули, в который раз подбросив дров в топку личного безумия главного евнуха. Он любил её, любил несмотря ни на что. Даже когда злился, как было сейчас. И ни на что на свете бы не променял возможность разговаривать с ней о том, что ей действительно нравилось. – Поначалу мне на ум пришли клубки змей, которые попадаются по весне, но сейчас, чуть подумав, мне кажется, что это больше похоже на плотные мотки верёвки. И знаете, кажется, именно после того случая я начала… ставить эксперименты на себе. Обида испарилась из Дзинши как по щелчку пальцев. Её левая рука, вечно забинтованная, отданная во власть лекарскому делу. Рак пациента был тому причиной? – М… могу ли я быть уверенным, что если ты найдёшь лекарство, то перестанешь калечиться? Она взглянула на главного евнуха с удивлением, будто он, озарённый лучами солнца, спросил, будет ли сегодня ясно: – Я – и перестать проводить эксперименты? Должно быть, Вы говорите о какой-то другой Маомао. – Действительно, – он усмехнулся, покачивая головой, – Это и правда не про тебя. – Зато теперь я знаю, на что мне и правда будет не жалко положить жизнь, – Маомао задумалась, скрещивая руки на груди, – Хотя замах всё равно могучий. Великие мудрецы древности не справились – а я возьму и справлюсь? – Почему бы и нет? Ты же умница, и воли тебе не занимать. А человек без воли что нож без стали… И кстати, – он поразмыслил всего мгновение, а затем обнял девушку покрепче, – Я совсем забыл отблагодарить тебя за спасение от волков! – Вы н-невыносимы! – как бы лекарка это ни отрицала, а обниматься ей всё же нравилось. – Господин, Сяомао, – остановил повозку Гаошунь, – Мы приехали. Готовы увидеть сюрприз? – Сколько лет тебя знаю, а про такое место не слыхал, – Дзинши вылез наружу, оглядываясь. Должно быть, они свернули на плохо объезженную дорогу, и впереди между скал виднелась глубокая расселина, подточенная водой так, что впоследствии стала пещерой. Маомао тоже завертела головой в совершеннейшем молчании. До путников доносились лишь песни ветра, гудящего в скалах, да журчание воды. – Идёмте, нам туда – привязав Луанши к донельзя чахлому кустику, Гаошунь непринуждённо показал в сторону пещеры. – А что там? – с подозрением покосилось на евнуха Маомао, и тот расплылся в улыбке: – То, чего вы никогда не видели. Кости настоящих драконов!