Чувства цвета киновари

Видеть одно и то же место две ночи подряд ещё объяснимо, но вот три, наверное, уже можно считать предзнаменованием свыше. Правда, место одно, а вот сюжеты разные. На этот раз Дзинши отреагировал уже настороженно, когда очутился под белым деревом, лениво ронявшим на его плечи белые лепестки. История, рассказанная Маомао перед сном – а она снова повторяла эту сказку о драконе и лекарке, на этот раз для Лайди – проникла сюда без спроса, но, как ни странно, смотрелось вполне себе естественно. Огромный дракон был здоров, и лишь светлые пятна на его чешуе говорили о том, что на этих местах были раны, ныне практически полностью затянувшиеся. Лекарка стояла напротив него, с наполненной сырьём корзинкой из ивовой лозы, и когда огромный зверь склонил голову, тонкие девичьи руки мягко обхватили широкую переносицу. Девушка запечатлела поцелуй между округлых, словно у лошади, ноздрей. А после обернулась к их молчаливому зрителю, и не знавшему, что он может подавать голос. – Каждый понимает счастье по-своему, господин Дзинши, а раз так, Вам грех отказываться от своего, – промолвила она, и вдруг исполненное величия зрелище прервал громогласный звук, ни дать ни взять, скатываются камни. Открыв глаза и по онемевшему от жёсткого пола телу определив, где он находится, Дзинши мигом сообразил, что произошло: старый Юй, под утро перевернувшийся на спину, громогласно храпел, что и вывело юношу из полудрёмы. Зато, как оказалось, как минимум один член семейства уже не спал: рядом с его распластавшимися на циновке волосами на корточках сидела Лайди, зачарованно перебирая мягкие пряди. Порой она погружала в них пальчики, будто в реку, и наблюдала, как волосы струятся сверху вниз. – Прекрасная дева, – лицо Дзинши приобрело заговорщический вид, – Ты побеспокоила дракона, повелевающего бурями. Вот возьму и... сцапаю тебя, унесу к себе на облака!! Удивительно, но счастливый писк девочки не заставил семью проснуться, хотя не менее развеселившемуся главному евнуху на миг показалось, что он оглохнет. Даже мальчик Люй лишь вопросительно пискнул, а затем снова погрузился в сон. –Дядя Дзи, – согретая объятьями, окликнула его девочка, – Я писать хочу, но одной идти страшно. – Точно хочешь? – на всякий случай уточнил Дзинши, уже было снова ныряя в сон. – Очень, – она чуть подумала, – Или придётся прямо здесь. – Я тебя отведу, – насилу поднявшись и кое-как собрав волосы в хвост, Дзинши накинул верхнюю одежду, выходя с девочкой наружу. Та присела с угла дома, чтобы не ходить далеко. Главный евнух отвернулся, оглядывая округу. С гор, ещё не нагретых солнцем, стелился густой, словно кисель, туман. Дзинши знал, что они основательно дали влево с дороги, и если вернутся, станет видно то, чего не рассмотреть отсюда: узкий проход между скалами, а после него леса, такие могучие, что, кажется, но ним всё ещё бродят божества. – Она, если захочет, даже мёртвого поднимет, – раздалось откуда-то сзади, и на крыльцо вышла Люй, – Моя егоза Вас наружу вытолкала, да? – Да что Вы, ничего страш… – пришлось говорить в два раза тише, на руках у молодой матери был её новый ребёнок, – Ох, Вы уже его носите, хотите подержу? – Всё в порядке, господин Дзинши, – Болань чуть слышно закряхтел, и Люй ловко перехватила сына, будто он весил всего-ничего, – Воробей, может, и маленький, да только все органы у него на месте. Отыскивая смысл присказки, главный евнух только теперь заметил, что Люй не намного выше Маомао, разве что раздалась в груди и бёдрах от родов, а так, наверное, лет шесть назад можно было бы рядом поставить и не увидеть никакой разницы. Вот вроде мысли нужны для того, чтобы их думать, и притом какое от них мучение делается, уму непостижимо. Перед ним стояла мать семейства, пусть вчера и пережившая тяжёлые роды, но вполне себе счастливая. Если он со своим признанием чудом добьётся взаимности, то он обречёт Маомао на жизнь без детей. Она никогда не сможет выносить под сердцем младенца и привезти его в подлунный мир. Имеет ли он право так поступить только потому, что не находит покоя от собственных чувств? Не слишком ли большая плата за счастье одного евнуха? Да, она говорила, что не хочет и едва ли сможет, но… А с чего он вообще решил, что ему светит взаимность? Уж сколько времени вместе, а всё смотрит на него как на насекомое. Хотя... Вспомнив о сцене у ручья, Дзинши даже вздрогнул. Она так редко его касалась, а там взяла и загребла лицо в ладони, и этот её гнев, за которым чувствовался вовсе не гнев, а нечто совершенно иное... Ну всё, довольно, иначе он себя изведёт окончательно! – Вот вроде лицо у Вас прекрасное, а такое чувство, будто облачка бродят, раз – и солнце закрыли, – негромко произнесла Люй, баюкая ребёнка. Лайди уже стояла рядом с ней, обнимая мать за ноги, и та осторожно приглаживала волосы дочери, – Хотя простите мне мою вольность, конечно же, Вы большой чиновник, наверняка у Вас полно хлопот там, дома. Одно дело вспахивать поле для себя и для семьи, и совсем другое – следить за сотнями людей, их благополучием. – Учитывая, что мои подопечные сплошь женщины, я порой действительно очень сильно устаю, – Дзинши усмехнулся, словно собирая в кучу переживания прошедших дней, – Одной надо то, другой – другое, ткани им закупи, едой им обеспечь, а ещё и нужно чем-то их занимать, чтобы глаза друг другу не повыцарапали. Вот вроде бы каждый шаг оставляет след, а временами всё равно кажется, будто топчусь на месте. Хозяйка дома закивала, мол, понимаю, а потом легонько улыбнулась: – А всё же причина беспокойства иная. У Вас сердце не на месте. – Очень надеюсь, что на месте, ведь если оно не там, где ему полагается быть, я превращусь в диковинку для врачей, – он усмехнулся, – Хотя, возможно, Маомао и оценит. – Да. Вот оно, – Люй снова перехватила ребёнка поудобнее, делая вид, что всё это время разглядывала горы, – Она знает? – Кто? Что? – он заметался, словно птица, угодившая в силок, – О чём Вы вообще? – О Вашей служанке, – даже несколько удивлённо произнесла Люй, – Быть может я и простолюдинка, но вот чувствуем мы все одинаково. Дзинши бросил затравленный взгляд в сторону спящего дома и замахал руками, мог, говорите потише, и Люй кивнула. Некоторое время помолчала, затем всё же добавила: – Господин Дзинши, возможно, при дворе полно девушек гораздо красивее, но такую умницу днём с огнём не сыщешь. Если Вы не дадите ей знать, боюсь, что рано или поздно её у вас уведут. Ей около семнадцати или восемнадцати, верно? В этом возрасте обычно уже женятся. Да и разве же она не будет с Вами счастлива? Вы видный человек. – Быть может, да только я неполноценный мужчина, – как ни странно, эти слова дались ему легко, будто бы сам факт произошедшего в детстве не оставался глубокой травмой, а уже был принят и осознан, едва облёкся в слова. – Хуже было бы, если бы у Вас сердца не было, а оно у Вас есть, и притом большое, – Люй указала на проснувшегося малыша, дотрагиваясь до курносого носика, – Вот взять его, например. Ну что Вам стоило подхлестнуть мула да поехать дальше? Даже если служанка выскочила, так ведь вернуть её недолго… Знаете, – её улыбка стала шире, – А ведь Хань, когда влюбился в меня, тоже места себе не находил. Бывало, иду к ручью за водой, и буквально спиной чувствую, что он следом идёт. Очень волновался, то там высунется, то там полевых цветочков оставит. Над ним потешались, а я просто ждала. – И что случилось? – ответил на её улыбку главный евнух. – Увы, он бы так и ходил, пришлось зажать моего будущего мужа в углу и вытрясти всё как на духу, – она весьма нескромно хохотнула и быстро прервалась, чтобы не потревожить младенца, – Но с тех пор так и живём, даже счастливы, как видите… О, доброе утро. – Молодой господин, плохо спалось? – на крыльцо явился Гаошунь, почёсывая шею, – Если не накормить Луанши, он сейчас заорёт дурниной, так что я туда, посмотреть, хватает ли ему еды, да гаоляна дам. Дзинши кивнул подчинённому, и едва тот скрылся за поворотом, разговор с хозяйкой дома продолжился. – На самом деле, Вам повезло, что едете с мулом, не то от селян бы отбоя не было, – покачала головой Люй, – Видите ли, знатные господа у нас редко приезжают, а лошадей хороших, равно как и ослов, не купишь. Поэтому мы иногда собираем деньги да умасливаем проезжающих, если у них жеребцы, чтобы дали повязать тех с нашими лошадями да с ослицами. – С ослицами? – несказанно удивился Дзинщи, – Да как же им вынашивать таких здоровенных мулов? – Ничего не поделать, приходится, – она бы развела руками, если бы не держала Боланя. – Пожалуй, я мог бы замолвить перед Императором словечко, если будет шанс, – с расстановкой произнёс главный евнух, смотря на неё не моргая. – Простите, я не собиралась превращаться в просителя, к слову пришлось! Вы без того нам помогли, – сразу же поклонилась молодая мать. – Как сегодня наша мама и малыш? – на пороге наконец-то показалась Маомао, – Господин. Что-то Вы рано сегодня. Дзинши кивнул ей, чтобы не оторвать от работы, и лишь про себя умилился от того, насколько же ему нравится видеть лекарку заспанной. Она не особо любила утро, порой даже ворчала, но всё равно выглядела прелестно. – Ничего не болит? Жара нет? – двинувшись к роженице, Маомао рассмотрела её со всех сторон, измерила пульс, а затем осмотрела пуповину ребёнка, который недовольно запищал, – Так, подсыхает нормально, дальше знаете, что делать? Люй со всей уверенностью заверила её в том, что всё знает и умеет, и вот наконец проснувшееся семейство и его гости снова накрыли на стол, на ходу изобретая плотный сытный завтрак. – Не уезжайте! – пропищала Лайди, снова забираясь на колени к Маомао, – Мне сказка понравилась! – Малая, не липни, у господ свои, очень важные дела, – зыркнул на ребёнка Люй, и девочка, обиженно поджав губы, ещё плотнее прильнула к травнице, собираясь воспользоваться хотя бы последними минутами их пребывания здесь. – Он вырастет большим, и аппетит хороший, – вдогонку успевала давать последние инструкции Маомао, – Пожалуйста, ешьте побольше бурачника, чтобы было молоко, иначе он высосет Вас досуха, а потом примется орать, как чуток подрастёт. Взгляните только, какие ножки, он будет очень высоким. Болань, которому явно льстило такое внимание со стороны огромного количества людей, сучил что ногами, что руками, будто отбивал в воздухе неведомый ритм. Когда путники, несмотря на увещевания принявших их селян, загрузились в повозку и тронулись с места, Маомао перевела взгляд на своего господина: – Я при людях ничего не сказала, но позвольте поинтересоваться, что у Вас такое на голове. – Птичье гнездо? – притворно испугался он, хотя и знал, о чём речь: если тебе сызмальства укладывают волосы сторонние люди, максимум, во что ты можешь их собрать, это весьма неаккуратный хвост. – И Вы в таком виде собираетесь явиться на место Вашей бывшей родной деревни? – она завертела пальцем в воздухе, – Поворачивайтесь, уложу их как положено. – Но ты не обязана... – начал было Дзинши, но маленькая ладонь бережно дотронулась до его плеча: – Это ерунда, правда. Да и Вы... Будете себе получше чувствовать. А то, поди, не очень-то и понравилось на жёстких циновках спать, да? – Вот тут не поспоришь, – уже отвернувшись, сверкнул улыбкой он, – Пусть это и условия дороги, но да, ощутил быт простых людей сполна. – И посуда, наверняка, в трепет Вас погрузила, все эти щербатые миски, – Маомао говорила это полушутя, расчёсывая длинные пряди. – Всё не так уж и плохо, главное, что люди они хорошие. Да и от бедности никто не защищён… А что ты собираешься сделать с моими волосами? – Заплету, ни разу не видела Вас с косой. Вы против? – На счастье, я тоже ни разу не видел себя с косой, поэтому дерзай, – он абсолютно расслабился, даже сквозь ткань спиной ощущая присутствие другого, маленького и гибкого тела. Знала бы она, что за эту ночь он несколько раз просыпался, чтобы посмотреть, как она спит в обнимку с ребёнком. Что было бы, если бы все те мысли, которые захватили его разум, вдруг вырвались наружу, обволакивая её словно морское чудовище? Что бы она сказала? Тут-то из себя и три слова выжать не можешь, чтобы хоть приблизиться к какому-никакому, но объяснению, а если уж речь вести о том, что он таскает в себе… Нет, нереально. – Начинаются леса, – объявил Гаошунь, осаживая припустившего вперёд Луанши. Главный евнух сразу почувствовал, что девушка отвлеклась от его причёски. Шутка ли: море деревьев, которое она так хотела посетить. На самом деле, родная деревня, скрывшаяся за обвалом, была последним местом, куда хотелось ехать Дзинши, но и повод должен был найтись веский, никак не меньше того, что был с роженицей. Идея! – Знаешь, травница, а ведь мы снесли наши гостеприимным хозяевам практически все запасы мяса, и не ровен час, перейдём на подножный корм. А не выйти ли нам наружу, чтобы поискать грибов или какую-нибудь живность на обед? – ощутив, что она отпрянула, должно быть, закончила с причёской, повернулся к девушке Дзинши, сразу же увидев, как загорелись её глаза. – Да, конечно, грибы, обязательно поищем, – она кашлянула, смущаясь. Судя по всему, поняла, что он разрешает ей пособирать травы, но игру принимала. Чуть помедлив, смахнула главному евнуху на плечо косу, заплетённую каким-то причудливым способом, – Вот что у меня вышло, не обессудьте. – Что ты, отлично получилось, – погладив непривычную укладку, кивнул ей Дзинши, – Гаошунь, найди, пожалуйста, место, куда пристроить повозку, мы выйдем прогуляться. Дважды повторять не пришлось, старый слуга знал своё дело, равно как и просчитывал идеи господина, и очень скоро Луанши уже безмятежно пощипывал траву на обочине, пока пассажиры повозки вышли наружу, погрузив ноги в прелую листву. Легендарный лес, полный скрюченных деревьев, из-под крон которых едва пробивались солнечные лучи, встретил их запахом жизни и тления. Маомао подняла голову вверх, щурясь. Было заметно, что это место очень ей нравится. – А где мешки под грибы? – спросил её Дзинши, и та едва ли не с попискиванием бросилась к повозке, загребая всё то богатство, что взяла для сбора трав. Вроде бы можно уже не притворяться, но лекарка деловито вручила ему отдельный мешок и ножичек: – Вот, это для грибов. А вот это на случай, если попадутся лекарственные травы, сами знаете, во дворец с пустыми руками возвращаться практически неприлично. – Конечно, мало ли что попадётся, – с точно таким же серьёзным лицом ответил ей главный евнух, а затем, когда их глаза встретились, они вдруг улыбнулись, не сговариваясь. Даже если Дзинши до сих пор не мог признаться ей в своих чувствах, несмотря ни на что оставались моменты, в которые он мог точно сказать, что по-настоящему счастлив.