Чувства цвета киновари

Маотай оказался тем ещё пойлом: сползти с кровати Маомао заставил только возмущённый визг проголодавшейся Хуан Цзюнь. – Иду, иду, разбойница, – кое-как перевязав волосы, травница высунула нос наружу, не без удивления заметив, что легендарный напиток не вызвал головную боль. Так, слабость небольшая, да и та уже рассасывалась, совсем как утренняя роса на траве. Ох сколько сегодня надо порешать до завтрака, иначе спокойно и не уедешь. Начать девушка решила с приятного: набрала мешочков да верёвочек для сушки трав, поднос из ивовой лозы, несколько склянок, обвязав их тряпицей для сохранности. Взглянула на свою лекарскую сумку. Нужно брать? Определённо нужно, только взять ещё немного всего разного на всякий случай. И пусть они, судя по всему, не собирались ночевать в родной деревне господина Дзинши, где-нибудь да остановятся, ведь путь был не из близких: восемьдесят ли, и не все из них по равнине. Если уж не им отдохнуть понадобится, то везущему их животному. В тот самый момент, когда Маомао со скрипом думала о том, какими словами попросить Шуй Лан последить за поросёнком, спасение, как за ним водится, пришло откуда не ждали. – Кто это у нас тут? Нравится тебе твой собственный уголок? – это был Хэпин, который, приманив Хуан Цзюнь поближе к ограде, не бросал попыток почесать чёрный загривок, но та лишь игриво отстранялась, уже смекнув, что в протянутой ладони нет ничего вкусного. – О, доброе утро. Стряслось что? – на всякий случай задала привычный вопрос лекарка. – Желаю здравствовать, сестрёнка Маомао, – художник расплылся в дружелюбной улыбке, – Женатый и от того непозволительно счастливый человек приветствует тебя. Но долг платежом красен: госпожа Гёкую сказала, что вы с господином Дзинши собираетесь выехать за пределы дворца, так что мы с Сюли с радостью присмотрим что за этой норовистой малышкой, что за твоей лавкой чудес. Можешь ни о чём не беспокоиться, всё будет в порядке. – Словами не передать, как я рада это слышать, – даже поклонилась Маомао, и, пока она размышляла, стоит ли говорить Хэпину о том, что из Хуан Цзюнь получилась заправская взломщица, он заговорил снова: – Я взял на себя смелость передать чертежи того устройства кузнецу и стеклодуву. Они едва ли не хором вопросили, уж не орудие ли это пытки, но пообещали сделать что от них требуется. – Огромное спасибо, – лекарка мысленно отчитала себя за забывчивость. Если бы не Хэпин, чертежи бы так и остались дожидаться лучших времён в ящике её стола. – Всегда пожалуйста, если что, не стесняйся просить помощи… Кстати, те пятнышки на шее Сюли уже проходят, спасибо за компрессы. Пока Маомао не жалея сил раскланивалась со столь ранним посетителем, Дзинши уже возился с бумагами для своих олухов, втайне удивляясь, как некоторые чиновники умудряются просить отпуск больше чем на неделю, не страшась того, что на рабочем месте без них всё попросту развалится. В прошлый раз, когда он ездил смотреть новых наложниц в северные земли, которых должны были отобрать для Императора в дар, по приезде оказалось, что кто надо, набил карманы, а девушек гарема избаловали едва ли не в край, разрешив им спать до обеда и не репетировать ни танцы, ни песни. Главный евнух так разозлится, что поймал себя на желании лично охаживать грешные спины палками. Спасибо Гаошуню, удержал. И хорошо бы оставить здесь за главного старого друга, но только он может сладить с той животиной, которая их повезёт. Да и как можно брать в попутчики кого попало, верно? Насилу закончив что с устными, что с письменными распоряжениями, равно как и отговорив Шуй Лан складывать в повозку целую продуктовую лавку, Дзинши наконец-то вышел из дома для того, чтобы вытащить из лавки чудес Маомао. Будто почуяв, что лекарка тоже уезжает, к ней потянулись посетители, мелькнул даже тот, с ногой, инфицированный мухами, правда на этот раз он выглядел довольно смирным, должно быть, экстравагантное лечение всё же помогло. – Будет непросто, но почечный камень обязательно выйдет, продолжайте принимать отвар, – Маомао вышла наружу, спроваживая ещё одного из своих пациентов, – И не забудьте отдать мне, если он действительно выйдет до моего приезда. – А как же запрет на не использование продуктов человеческого тела в качестве ингредиентов? – просто не мог ни подколоть её от Дзинши, заметив, что синие глаза тут же вознеслись на него интересом. Она принимала эту игру: – То, что выходит само, не считается, это трупы мне разделывать неприемлемо. – Какая хитрая, – посмотрев, как она запирает дверь и берёт с собой неизменную сумку и ещё одну небольшого размера котомку, должно быть, для сбора трав, главный евнух счёл нужным поинтересоваться, – Готова? Нет ничего хрупкого? – Склянки разве что, но я их завернула, ничего не должно случиться, – прошествовав к повозке, Маомао заметила, что тягловой силы ещё нет на месте, – Мы ждём Гаошуня? – Да вот же он, – главный евнух указал в сторону конюшен, и девушка, увидев, кто их повезёт, даже присвистнула: – Я могла бы и догадаться, он один годится на такие дальние расстояния. Мышастое создание крупнее привычных лошадей, с длинными ушами, свёрнутыми на концах друг к другу, и кроме того увенчанными кисточками, было молодым, и этого мула звали Луанши – «галька». Доставшийся Дзинши за какие-то особые заслуги перед двором, сын кобылы и осла работал исправно, когда требовалось выехать куда-то надолго. Привлекая внимание не столько своим видом, сколько весёлым нравом, мул не то чтобы был очень норовист, но в нём прослеживалась чёткая слабость к той кобылице, которая тоже жила здесь в конюшне. Похоже, он ей не нравился, и порой она даже рычала, обнажая крупные передние зубы, но Луанши не сдавался, то подсовываясь почистить ей гриву, то напрыгивая, если они паслись на одном пастбище. Даже сейчас он уходил куда-либо с явственной неохотой, втягивая воздух округлившимися ноздрями, ведь понимал, что в одну упряжку они не встанут: из-за его постоянных ухаживаний с кобылицей они не ладили. Даже Гаошунь, умевший договариваться с Луанши несмотря на страстные излияния питомца, всё же не выдержал, когда в очередной раз попробовал спрячь их вместе, а вместо этого получил воспылавшего страстью полукровку, который, несмотря на проведённое в раннем возрасте холощение, взгромоздился на рьяно протестующую кобылицу. Так что с того раза все попытки впрячь их вместе закончились. Если же на место кобылы вставал жеребец, Луанши и вовсе отказывался куда-либо идти, воинственно отгибая уши. – Хочешь тащить сам, тогда тащи, – однажды в сердцах плюнул Гаошунь, – Я пытался сделать так, как тебе лучше, а ты... Впрочем, сердиться на серого олуха долго не получалось: он тут же вытягивал свою необычайно узкую для мула морду, принимаясь обнюхивать лицо человека, которого знал ещё с момента, когда попал сюда жеребёнком. Поняв, что кобылу не приведут, а впереди долгая дорога, Луанши поначалу пал духом, но затем, когда его впрягли и откреститься уже не было никакой возможности, вздёрнул уши, притоптывая. По его ощущениям, повозка была не такая уж и тяжёлая, а значит, можно было весело рысить по новым незнакомым дорогам. – Ты уж вези нас аккуратнее, хорошо? – Дзинши, вообще-то любивший лошадей, подошёл поближе, погладив белую звёздочку на лбу мула. Тот довольно прищурился, и главный евнух в который раз подумал, что может быть стоит выкинуть коробку с основами жизни куда подальше, если по ту сторону смерти его ждёт примерно такая же судьба. Повозка это тебе не целый гарем с его вечными капризами и недовольствами. Очутившись на сиденьи, что Маомао, что Дзинши одновременно вздохнули, понимая, что повседневные хлопоты пусть и на некоторое время, но останутся позади. – Как пить дать накосячут, – пробурчал главный евнух, потирая рукой лоб и маша тем подчинённым, которых оставил на хозяйстве. – Как пить дать, не будут толком лечиться, а когда я приеду, ещё и предъявят претензии, – эхом вторила ему Маомао, облокачиваясь на другую сторону, – Ну ладно, как-нибудь разгребём. – За что я действительно люблю дорогу,–главный евнух зашуршал тканевым узелком, доставая паровые булочки, – Так это за то, что можно есть без стола и без особых форм приличия. Приятного аппетита. – И Вам не обляпаться, – не удержалась Маомао, тоже доставая лакомство, – Как по мне, в дороге даже вкуснее. Дворец остался позади, и город сменила просёлочная дорога. День обещал быть солнечным, в траве заливались сверчки, и иногда, напуганные топотом Луанши, то тут, то там вспахивали цветастые кобылки, когда розовые, а когда и голубые. – Вы давно там не были, господин Дзинши? – спросила Маомао. – Да, почитай, с того момента, как меня там купили, ни разу и не заглянул, хотя поблизости бывал, – главный евнух едва слышно вздохнул, а затем заговорил снова, – Думаешь, нужно было съездить? – Если Ваши отношения с родичами не заладились, то какой в этом смысл? Тем более, если они просили у Вас денег. – Мы с тобой очень странные, травница. А как же почтение к родителям? – Мы уже обсуждали с Вами, кого Вы сами считаете родителями, господин Дзинши. И как по мне, нет большего лицемерия, чем говорить, что ты любишь и почитаешь кого-то, а на самом деле не испытывать в сердце ни искры этих высоких чувств. – Не могу не согласиться, – поняв, что на просёлочной дороге несколько потряхивает, он сел прямо, перестав облокачиваться на окно. Рано или поздно должна воцариться эта тишина, которая так свойственна дороге: еда съедена, разговоры потихонечку угасают. Главный евнух как-то не ожидал, что девушка достанет книгу, но так оно и случилось. – А уж не это ли та самая, которую тебе обещала отдать госпожа Гёкую после того, как прочтёт? – заинтригованный не самой дорогой обложкой, склонился над текстом Дзинши. – Да, это она, я подумала, что смогу почитать по пути, – зашелестела страницами травница, – Я немного начала, и пока мне нравится. Самое настоящее приключение. – А о чём? – поняв, что девушка лишь придерживает его волосы, дабы те не лезли на страницу, и не подумал отодвигаться главный евнух. – Об одном смелом монахе, который решился нести своё учение на запад, и о его странных учениках, включая легендарного Сунь У Куна. С последним связаны самые неожиданные повороты сюжета. – Да ты что, сам царь обезьян? – на этот раз Дзинши заинтересовался окончательно, – А можно почитать с тобой? – Отчего же нет, можно, только не облокачивайтесь, – попросила Маомао, и некоторое время они действительно прилежно шуршали страницами, погрузившись в повествование. Дзинши не собирался спать, но должно быть, усталость брала своё, а ход повозки был весьма монотонным, укачивая его, совсем как в детстве, которое осталось в памяти чередой смутных образов. Главный евнух был уверен, что он прикроет глаза всего на минутку, и выполнит просьбу не облокачиваться, но куда там. Он проснулся от того, что повозка остановилась, должно быть, для того, чтобы разъехаться с кем-то на горном перевале. Дзинши даже не сразу понял, в какое положение попало его тело, но когда понял, буквально оцепенел. – Было тяжеловато, плечом мне Вас не удержать, поэтому я Вас переложила, – совершенно нейтральным тоном пояснила Маомао, осторожно похлопывая главного евнуха по плечу. Его голова покоилась у девушки на коленях. Сон как рукой сняло. – Я прошу прощения... – едва заворочав языком, пробормотал Дзинши, но ответ последовал весьма неожиданный: – Ничего страшного, если передохнёте, я не возражаю. – Не шутишь? – Спите, пока я не передумала, – тон её был строгим, и после этого надлежало немедленно закрыть глаза. Ему бы сон изображать, но внутри аж всё затрепетало. Маомао ведь даже прикасаться к ней не позволяет, а тут... Вот так снизошла. – Руки, – угрожающе буркнула лекарка, когда он попробовал приобнять её коленки, – Лежите как лежали или не лежите вовсе. – Я понял, прости. – И мы ни разу не вспомним об этом. Просто в порядке исключения, – продолжила она, и пришлось клясться и божиться, что так оно и будет. И вы только посмотрите на неё, снова шуршит книгой, будто ничего не происходит. А с другой стороны, чего он ждал? Что она ему волосы расчешет, что ли? Но как же это мило с её стороны, даже если ворчит. Как ни странно, Дзинши удалось заснуть и поспать ещё немного, пока тряска наконец не разбудила его окончательно. Дорога, мощёная щебнем, сменилась на суглинок, который, должно быть, знавал на днях дождь, и теперь, подсохнув, превратился в рытвины, не слишком-то преодолимые для телеги. Луанши до этого ехавший довольно бодро, теперь возмущённо фырчал, смотря, куда ставить копыта. – Полегчало? – подождав, пока главный евнух покинет её колени, весьма официально спросила его Маомао. – Спасибо большое, признаться, с этими праздниками я не высыпался, – Дзинши улыбнулся, едва заметно зевая, – Могу ли я оказать тебе ответную услугу? – Да, конечно, как раз дождались, когда ухабы пошли. Что же это за сон такой получится? – она язвила, но при этом кажется слегка покраснела, в полутьме повозки было не разобрать. – Я могу приобнять тебя, чтобы ты случайно не упала, и проследить, чтобы ты выспалась. – Как-нибудь обойдусь, господин Дзинши. Я ведь лекарь, а когда мы бдим над больным, то можем спать практически стоя, – она усмехнулась, снова войдя в привычную роль, ни дать ни взять черепаха, которая втягивает голову и лапы в панцирь, становясь недоступной ни для кого и ни для чего. – Знаю, знаю, но ты всё-таки так не делай, вдруг упадёшь и расшибёшься, – миролюбиво произнёс он, поняв, что взаимодействие окончено, – Что там произошло в книге, пока я спал? – Признаться, я тоже задремала, Вы тёплый, так что прочла всего-ничего, – ответила лекарка, смахивая с юбки невидимые пылинки. Дзинши решил было перевести разговор, спросив, как идёт её поиск лекарства от рака, но не успел: Гаошунь затормозил так резко, что они едва не впечатались в переднюю стенку повозки, просто чудом отреагировали, вытянув ноги. – Да ты с ума что ли... – высунувшись наружу, хотел было излить всё своё негодование на подчинённого Дзинши, но тут заметил причину остановки: едва ли не из-под копыт вовремя остановившегося Луанши вылезла взъерошенная девочка не более пяти лет от роду: – Помогите маме! Мама с братиком, а папа, бабушка и дедушка в поле! – Ну-ка, – Маомао выскочила наружу первая, опускаясь на колени перед ребёнком, – Ты в порядке? Не ушиблась? – Помогите маме! – ребёнок был скорее напуган, нежели ранен, в огромных глазищах стояли слёзы размером с дикие яблоки. – Ты сказала, что она с братиком. В чём проблема, что случилось? – поспешил выйти следом Дзинши. Малышка даже перестала плакать, должно быть, впервые увидела такого высокого господина в дорогих одеждах. Сосредоточилась и выдала: – Братик у неё в животике, он решил выходить, и мама отослала меня за повитухой, но я не знаю, где она, в домике нету. Главный евнух бросил затравленный взгляд на напрягшуюся Маомао: – Ты когда-нибудь такое делала? – Да случалось, – подхватив ребёнка на руки, лекарка без обиняков вручила её своему господину, – Хватит с неё бегать, итак чуть под повозку не попала. – Как тебя зовут, сестрёнка? – ласково спросил Дзинши, вытирая измаранное от слёз и пыли личико. – Лайди. – Какое чудесное имя. Покажешь нам, где твой дом? – Да, – отошедши от ступора, вызванного попаданием на руки, опомнилась девочка, показывая пальцем в нужную сторону, –Туда! – Гаошунь, – окликнул подчинённого Дзинши, и тот, поцокав в адрес ошарашенного мула, двинулся следом за ними.