Чувства цвета киновари

В отваре было дело или нет, а сон не заставил себя ждать. Глазам Дзинши предстала земля цвета красной глины, слегка подсушенной на солнце. На секунду даже поверилось, что это взаправду, да вот только деревья в этих краях разительно отличались от тех, к которым он привык, раскидистые, словно плюмерии, но притом кроны едва ли не белее снега. Ветер донёс до него узкие лепестки, похожие на таковые у белой дрёмы, и вот тут, пожалуй, главный евнух окончательно понял, что его держит в объятьях сон. А если подойти к этим деревьям поближе? Вот так дела, тело врало ему, уверяя, что они и правда движутся, но притом слишком быстро для обычной пешей прогулки. Дерево предстало перед ним во всём величии. Красивое, но казалось, что-то не так. Дзинши не сразу сообразил, что именно, и только взглянув на основание ствола, смекнул, в чём дело. Там, где у обычного дерева Поднебесной виднелись ответвления корней, у этого не было ничего. Ни дать ни взять столб пограничный, наспех в землю вкопанный. Для порядка главный евнух даже обошёл его кругом, ну мало ли как могут расти корни, однако какая-то внутренняя уверенность возрастала с каждым мгновением: корней нет и не было, ни здесь, ни под землёй. А эти цветы… Воздев руку к ветвям, он сорвал несколько бутонов. Так и есть, белая дрёма, разве что пышнее, словно декоративная роза, и лепестков больше положенного. А вот здесь, ближе к стебельку, должна располагаться коробочка с семенами, которая, созревая, лопается при малейшем прикосновении – не зря это растение так любят деревенские мальчишки, воображая, что пускают фейерверки. Но здесь… Главный евнух поддел шкурку ногтем, и та покорно прогнулась. Внутри было пусто. Раньше, чем он разгадал значение сна и заорал в агонии попавшего в капкан зверя, задрав голову к равнодушным голубым небесам, в покои мышью заскреблась Шуй Лан: – Господин, Вам пора вставать. Дзинши конвульсивно вздрогнул, распахивая глаза. И ведь говорил ей уже, что бесполезно деликатничать, шёпот ничуть не приятнее вопля «Подъём!!» или хлопка дверью, но… А ну не сметь, кому говорят! Шуй Лан и без того вчера от него натерпелась с этой, с позволения сказать, истерикой. Даже Маомао звать пришлось, дабы утихомирила буйнопомешанного. Маомао… Расставшись с подушкой и размашисто помассировав помятое ото сна лицо, Дзинши позволил себе закрыть глаза всего на минуту, не больше, воскрешая то, что составляло сумбур прошедшей ночи. Как травница бесстрашно обезвредила его, было рванувшего к ножу – любой полководец бы затылок поскрёб, как вообще реакции хватило. И после придавила своей тушкой, усевшись на его груди, как обычно серьёзная, несмотря на сложившиеся обстоятельства. Эти её коленки, показавшиеся из-под юбки… Сладостное мучение, сжигавшее его до горки пепла где-то внутри. Но это бы что! Маомао сидела тут, у него на кровати, и притом разрешила расчесать волосы! Так близко, а он и двух слов связать не мог, бесполезное создание! Всё же было на месте: и ночь, и кровать, да разве же бывает второй такой шанс? Шуй Лан, вошедшая в комнату и заставшая своего господина в абсолютной потерянности для мира, выждала пару мгновений, а затем выдвинула стул, которому успело достаться вчера: – Мой господин, прошу. – А? Что? – занятый поиском ответа на вопрос, почему живот вдруг превратился в свинцовую глыбу, Дзинши не сразу понял, что от него хотят, – А, волосы… Будь так добра, уложи иначе. Я скажу, как. И вплети траурную ленту, пожалуйста. Ровно к тому времени, когда марафет был наведён, и главный евнух, удостоверившись, что ему удобно в новом образе, покинул свои покои, собираясь завтракать, он увидел во дворе Хэпина, должно быть, решившего прийти загодя, дабы закончить с набросками медицинского оборудования для Маомао. Набрав скорость, более присущую боевой колеснице, нежели человеку, Дзинши вылетел во двор, заставив подчинённого вздрогнуть и нелепо зачерпнуть руками воздух: от испуга едва не выпали прихваченные им листы бумаги: – Господин, желаю Вам доброго утра!.. О, примите мои соболезнования. – Здравствуй, – Дзинши не сразу сообразил, какое лицо нацепить, а потому, должно быть, выглядел невероятно серьёзным, – У меня к тебе разговор. Прямо сейчас. Идём. Хэпин повиновался, следуя за главным евнухом словно покорная собака. Решив, что кабинет для приёма не подходит, Дзинши пригласил его в свои покои, и, убедившись в отсутствии Шуй Лан, которая, должно быть, хлопотала на кухне, готовя завтрак, обернулся к подчинённому: – Начну с поздравлений. Госпожа Гёкую согласилась благословить ваш с Сюли брак, и провести пусть и скромную, но свадебную церемонию… Да погоди ты в ноги кидаться, ещё ж не сделали ничего. – Господин, мои жалкие слова не в силах передать мою признательность! – водянисто-голубые глаза сияли такой искренностью, что Дзинши по-родительски небрежно помахал рукой в воздухе: – Дело житейское. Самцу и самке феникса вместе летать. Мы с Маомао обязательно поднимем по чарочке за ваше счастье... Если ты собираешься начать суетиться насчёт одеяний, то не волнуйся, у госпожи Гёкую и это схвачено. А теперь, если этот вопрос улажен, я хотел бы побеседовать с тобой о другом. – А, конечно, – Хэпин было зашуршал бумагой, но главный евнух остановил его на полпути: – Не о твоей работе с Маомао. Словом… Я даже не знаю, как… Кхм. Хэпин не помогал от слова «вообще», безмолвно лупая глазами. – Как ты это делаешь? – наконец решился Дзинши, глядя на собеседника не моргая, будто тот мог взять и испариться, словно морок, встречающийся высоко в горах. – Как я делаю что? – совершенно обескураженный, взметнул густые брови Хэпин. – Исполняешь свои… Ну, эти… Обязанности. – Обязанности, мой господин? Дзинши неудержимо захотелось со всего маху шлёпнуть ладонью по лицу, только неизвестно, кому именно, то ли себе за неловкие попытки объяснения, то ли ничего не понимающему подчинённому. – Те, которые… – главный евнух набрал в грудь воздуха, – Обыкновенно исполняют в браке. – А! Это! – Хэпин расплылся в улыбке понимания, но тут же закашлялся, – Да оно само как-то, хотя до этого, познакомившись с Сюли, я не мог взять в толк, почему мне так тошно, что хоть на стену лезь. Сны ещё эти, во рту пересыхает, живот барабаном натягивается. Но я же евнух, верно? Испросил знакомого лекаря, он присоветовал витекс. Я этим окаянным растением всю постель приправил, будь оно неладно, ещё неделю из одежды сиреневые лепестки сыпались, но не помогло. А потом Сюли… То есть, когда я ей признался, и мы спрятались в вещевом складе, ну знаете, где хранятся ткани для одежд служанок, – улыбка, совершенно неконтролируемая, снова засияла на его лице, будто солнце на небосводе, – Словом, она прижалась, и… Оно само, правда! Госпожа Маомао сказала, что функции детородного органа не зависят от основ жизни, и я ей верю, поскольку меня охолостили в возрасте десяти лет, и коробочка при мне. А мы же люди, а не ящерицы, чтобы отращивать эдакие сокровища обратно… Господин Дзинши? Лицо у главного евнуха было такое, как если бы на его глазах небесная канцелярия забрала окрестные строения на небо, а затем вернула бы на прежние места, поставив вверх тормашками: – Т…то есть как это не зависит? И… всё получается? – Моя невеста не жалуется. – А самому как? – Потрясающе. Никогда прежде Дзинши не хотелось так сильно рухнуть кому-то в ноги, заливаясь слезами, только непонятно, от чего, от облегчения или же от жгучей зависти. – Если честно, мой господин, я тихонько поспрашивал, – Хэпин склонился поближе, прикрывая рот рукой, – Среди евнухов это е такая уж и редкость. Кое-кто, будучи за пределами дворца, даже посещает публичные дома, и не только для того, чтобы выпить с кем-то из красавиц чая. – Ещё скажи, что нашему брату там рады, – упавшим голосом произнёс главный евнух. – Похоже на то, мы ведь волею судеб пустоцветы, ни трав после наших визитов не надо пить, ни штопальной иглой орудовать… Так что дело исключительно за Вами и Вашей милой, господин Дзинши. Главный евнух встрепенулся: – Да ты… Забыл, каково твоё место? – Будет Вам гневаться, – вид у Хэпина был прехитрый, словно у кота, стащившего с прилавка рыбу, – Я ведь с добром, да с искренними пожеланиями всяческого счастья. Недаром ведь говорят, что ежели счастлив начальник, то и подчинённые не знают слёз. – А то я вас гоняю, что аж все в синяках от палок да в рванине нищенской, – забурчал главный евнух, подходя к двери, – Ступай да бей поклоны перед госпожой Гёкую, а потом воротись к травнице. Заодно и на свадьбу пригласишь, ежели было такое намерение. – Если случится мне в следующей жизни пересечься с Вами снова, я и тогда в благодарностях рассыплюсь! – живо заверил его Хэпин, едва ли не вприпрыжку вылетая прочь, – Желаю Вам здравствовать, господин Дзинши! – Он что, прибавку к окладу получил? – только и могла что спросить Шуй Лан, провожая глазами раннего посетителя. – Да так, – простив оказанную дерзость, Дзинши усмехнулся, не без довольства потирая нос, – Женится.