Чувства цвета киновари

Несмотря на ранее утро, рынок уже кишмя кишел посетителями. Ещё пара часов – и яблоку будет негде упасть, не то что повозке проехать. Оно и понятно: купцы из далёких земель навезли разных диковинок, тут не то что не покупать, а даже поглазеть большое счастье. В такие дни Дзинши как никогда был рад тому, какой пост занимает, ведь купцы, несмотря на заинтересованность в скорейшей прибыли, всегда оставляли самое интересное для Императора и его гарема. И удача воистину была милостива к главному евнуху. Одним из поручений было приобрести подарок на день рождения Добродетельной супруги Риишу, ей исполнилось пятнадцать, и вот… – А что вы с ним такое сотворили? – для порядка Дзинши обошёл клетку со всех сторон, но диковинное зрелище никуда не исчезало. Странный павлин, наполовину обычный, а наполовину белоснежный, косился на него в ответ. В целом очень спокойная птица, такую и во двор выпустить можно, и в птичнике дел не навертит, колошматясь об стены и потолок подобно тем пичугам из северных стран, которые предпочитали разбить головы в кровь нежели жить в неволе. Для порядка Дзинши пощёлкал пальцами, и птица вздрогнула. Хорошо, значит, не опоили никаким дурманом, сама по себе покладиста. – Ничего, клянусь могилой матери, добрый господин, – угодливый торгаш с тонкими усиками, которые напоминали Дзинши крысиные хвосты, тут же начал кланяться, – Сам ни разу таких не видел, он вылупился из яйца с эдакой окраской. Но другим павлинам спуску не давал, о, нет, он тихий, но не из робких. А как расправит хвост, так сами небожители смотрят с облаков на это диво! Возьмите, не пожалеете, он совсем молодой и будет долго радовать своего владельца! – Видимо, сегодня ты купил «денежку» на удачу, – только и мог что заметить Дзинши, рассчитываясь с купцом, пока Гаошунь с помощью ещё двух подручных грузил очередную покупку в повозку. – Ах, это… – торгаш бросил торопливый и будто бы даже какой-то смущённый взгляд на лежавшее чуть поодаль угощение, – Ну так сами знаете. В чужой монастырь со своими законами не лезут. И, надо сказать, это не так уж и плохо на вкус, хотя в местах, откуда я родом, такие… срамные части не готовят. Дзинши лишь хмыкнул. «Денежкой» называли варёный ослиный половой орган, нарезанный поперёк. Собственно, форма и дала название блюду. Никто не знает, откуда пошла идея подавать эти обрезки как нечто, приносящее удачу в финансовых делах, должно быть, постарался некий ушлый лоточник, но традиция прижилась. В одних районах – харч для бедняков, здесь же эксклюзивное лакомство. Попранное плодородие для собственного процветания. Одно указание было выполнено, одна подруга облагодетельствована, но Дзинши прекрасно понимал, что Император в очередной раз проверяет его на осведомлённость. Нельзя купить подарок одной наложнице и забыть ещё про троих, неважно, у кого день рождения. И если для Способной супруги Рифы всё было схвачено благодаря тем самым украшениям из пера зимородка, закупленным накануне, равно как и для Чистой супруги, то Благородная супруга Гёкую всё ещё была без подарка. Впрочем, и тут главный евнух обошёлся малой кровью: взгляд его как раз вовремя упал на эрху из восточного дерева, чьи боковины были обтянуты не кожей удава, а какой-то совершенно невероятной, но тоже змеиной, явственного розоватого оттенка. Вот так свезло, мало того, что эти цвета сообразны одеждам и облику Благородной супруги, так ещё и музыкальные инструменты у неё с недавнего времени были в почёте: дочка Императора, малышка Сяолин, с момента как научилась ходить, стала испытывать проблемы со сном. Точнее, днём ещё всё было хорошо, засыпала там, где падала, но вот вечер и ночь будто пробуждали в ней таинственные силы, ни дать ни взять, женьшеня в меду наелась, и никакого сладу. А если такой активный ребёнок изо всех сил рвётся в покои к матери, которая в этот момент принимает Императора, то хоть и смешно, но на самом деле катастрофа. Служанки с ног сбиваются, игрушки не дашь, вот, только музыка и остаётся. – Птицу тканью накрыл? – передав подчинённому ещё и эрху, поинтересовался Дзиньши. Гаошунь тут же кивнул: – Конечно, мы же не хотим его растрясти, пока везём во дворец… Господин желает пройтись по рынку в одиночестве? – Да, поищу нечто особенное… Сам знаешь, кому. – Избалуете Вы её вкрай, скоро Сяомао будет ножку для целования протягивать, словно знатная дама, – беззлобно заворчал Гаошунь. – Нельзя же так с моей фантазией, – едва ли не застонал главный евнух, желая вдумать эту картину обратно и притом прекрасно понимая, что все потуги тщетны. – Ох, прошу прощения. И всё же, будьте осторожны. – Да что со мной будет, в самом деле, – кривовато улыбнулся Дзинши, – Враги поймают и оскопят в назидание двору? А, вот беда, их опередили. Гаошунь лишь фыркнул, замаскировав смех под кашель. Эта расхожая шутка чернее ночи нравилась многим евнухам. То ли легенда, то ли правда, но история знала такой случай, и, как говорят, касался он взятого в плен военачальника, которому, как оказалось, нечем было угрожать, кроме как смертью. Распрощавшись с наставником и условившись встретиться в оговорённом месте, Дзинши пустился на поиски диковинок для Маомао, уговаривая себя, что это ни в коем случае не пренебрежение прямыми обязанностями. Всего лишь удача, что подарки для супруг Императора нашлись так быстро, да и Гаошунь разберётся с остальной мелочёвкой. Например, задерживались поставки пуговиц из конуса, чей узор раковины так напоминает любимые в Поднебесной горы. Что ж, сначала к травникам. Вот тут удача и отступила. – Знатный господин ищет сильфий? Ох, долог же будет Ваш поиск, – этот купец был одним из немногих, кто действительно нравился Дзинши. Старый поставщик двора, проверенный годами, цены не задирает, что попало не возит. – Назовите цену, и мы непременно сторгуемся, – всё же попробовал старую оговорку главный евнух. Раз Маомао называла сильфий «легендой», возможно, имела место попытка не прогадать по части денег. – Дело вовсе не в цене, а в том, что это растение истреблено подчистую. Всё люди и их желание любить, – беспомощно развёл руками купец, – В былые времена сильфий даже использовали как деньги, лично я застал его лишь в детстве. Мне очень жаль, господин. – А есть, скажем, нечто подобное? – Подобное… У некоторых вещей попросту нет аналога. Они уникальны. Как и любовь для каждого отдельного человека. Неизвестно почему, но перед взором Дзинши как наяву встала хрупкая фигурка Маомао. А ведь торгаш прав. Красавиц, может, и много, а вот она такая одна, сочетание ума и внутренней силы. Ох уж эти серьёзные голубые глаза, что же способно зажечь в них огонёк?.. – Господин, несмотря на то, что сильфия у меня нет, я, памятуя о Вашем интересе к диковинкам, привёз вот это, – зайдя в шатёр с товарами, купец вынес небольшую коробочку сверху перемотанную несколькими слоями ткани, – Вынужден попросить Вас задержать дыхание и прикрыть нос рукавом, эти плоды настолько ядовиты, что может обжечь даже запах. – Ничего себе, – последовал его совету, Дзинши смиренно дождался, пока кокон, окружающий коробку, разбитую, и наружу покажется нечто, очень похожее на два яблока, одно желтоватое с румянцем на подсохшем бочке, а другое совершенно зелёное. – Голову мне дуришь? Это же… – не успел Дзинши договорить, как честность торговца решил случай: мошка, привлечённая тонким ароматом плодов, вдруг шлёпнулась на крышку коробки, успев лишь пару раз дёрнуть лапкой. Идеально! Главное вовремя оттащить Маомао от дегустации, с неё станется, – Так, вижу, действительно отрава хоть куда. А что это такое? – Манцинелла, или яблоко смерти. Здесь два с разных деревьев, но оба ядовиты. Если съесть пару ломтиков, то начнутся рвота и судороги, а если много, то всё, – продавец вознёс очи горе, – Прямая дорога к предкам. Возьмёте? – Конечно беру, моя служанка будет в восторге. Она травница, и точно сможет приспособить даже такое исчадие ада на пользу людям. – А, так вот для кого Вы так стараетесь, – лицо купца озарила приятная улыбка, – Рвотные орехи тоже для неё были? Дзинши лишь кивнул в ответ. Ему уже не терпелось вернуться домой и увидеть выражение подлинного восторга на этом всегда серьёзном личике. Что-то подсказывало главному евнуху, что о таком растении Маомао пока не имела ни малейшего понятия. Ну да, последить за ней не помешает, мало ли, умудрится съесть да так и откинется? Как пить дать доберётся, хоть запрещай, хоть не запрещай. Раньше волосы дыбом вставали, да и сейчас встают от её экспериментов, но что поделать. Похоже, Дзинши наконец-то смог принять её такой, какая она есть, чудаковатой и не страшащейся смерти. – А вот Вы где, – едва в руках главного евнуха очутился свёрток, по плотности больше напоминавший некую цветастую булочку, а никак не коробку, подскочил к своему господину Гаошунь. – Да. Что-то случилось? – Купцы не привезли достаточно раковин для пуговиц, – скрестил руки на груди слуга, – Вот, мол, тяжело им, и спрашивают, не пожелаем ли мы взять другие. Оказалось, этих конусов пруд пруди, хоть и окраска другая. Но без Вас я такое решение принимать не посмел. Посмотрите? – Да, конечно, идём, – кивнув подчинённому, поспешил за ним Дзинши, предварительно пристроив свёрток как можно дальше от других подарков для двора. Смертоносность этого самого яблока зашкаливала. Лавка торговцев раковинами и кораллами находилась едва ли она не на противоположном конце рынка, и всегда пестрела разнообразием. В качестве подарка для ещё одной супруги отсюда перекочевала нить первоклассного жемчуга, о чём Гаошунь успел доложить по дороге, а вот с раковинами вышла накладка. Двор, поначалу покупавший пуговицы, ныне выучил и резчиков, приспособившихся вырезать необходимое из раковин, дабы избежать халтуры, но теперь, похоже, в распоряжении купцов не было ни того, ни другого. Точнее, было, но в очень уж скромном количестве. – Господин, я смиренно прошу прощения, – тут же принялся кланяться сухопарый торгаш, в котором, судя по телосложению, узнавался бывший ныряльщик, – Всё, что было на небольшой глубине, мы уже добыли, за остальными приходится поохотиться. Географический конус попадается всё реже, ведь с каждым разом мы добывали его всё больше. Прошу, не сочтите за наглость, взгляните на другие раковины, в мире множество прекрасных конусов помимо этого, и режутся они также превосходно. Взгляните хотя бы на этих, – он протянул Дзинши руки, наполненные раковинами разных форм, размеров и цветов, одни из которых были усеяны полосками, другие точечками, похожими на квадраты, а третьи были однотонными, напоминая окрасом когда цветок камелии, а когда и слоновую кость. Надо сказать, разнообразие форм и окрасок впечатлило Дзинши. Но вот чтобы объяснить это Императору, придётся изловчиться. Впрочем, а когда было легко? На то он и главный евнух, чтобы периодически огребать, периодически змеёй вертеться, дабы сохранить себе жизнь. Придётся ту ещё сказочку сочинить, чтобы всё прошло гладко, но Дзинши уже знал, что с этим справится. – Хорошо, я тебя понял. И всё же в следующий раз постарайтесь добыть побольше тех, которые мы обычно закупаем. А сейчас упакуй нам самые прекрасные раковины из тех, которые у тебя есть, всего и понемногу. И халиотиса добавь, –назидательным тоном произнес Дзинши, кивая Гаошуню, – Проконтролируй, а я пока жемчуга посмотрю. – А халиотис кому? – недоумённо переспросил наставник, но затем, быстро разобравшись, лишь кивнул, – Всё будет сделано, мой господин. Порядком уморившись ото всех этих закупок и наконец расположившись на сидении повозки, Дзинши не удержался, заглянув в клетку к павлину. Заснувшая из-за недостатка света птица, спрятавшая голову под крыло, не шелохнулась, размеренно дыша. Хорошо, значит, доедет в целости и сохранности, госпожа Риишу будет довольна. Очередная диковинка. Очередная игрушка. Двухцветный павлин, вы подумайте. И какой занятный выходит символ, грешность и чистота. Самое то для девочки, которая вот-вот должна стать женщиной. Её эти годы холили и лелеяли, чтобы в один прекрасный момент смять, словно цветок, которому предстоит быть срезанным для равнодушной к его страданиям фарфоровой вазы. Впрочем... С ним было практически то же самое. Прелестный мальчик, проданный бедной семьёй, словно племенной жеребёнок, который играл и веселился, и которого периодически осматривали, нахваливая на разные лады. Вот так красота, манок что для мужчин, что для женщин. Только одна беда, только одна маленькая деталь, мешающая его служению. Он помнил тот день, когда воспитатели привели врача, и маленький Дзинши удивился, ведь он чувствовал себя отлично. «Всё будет хорошо, ты же хочешь остаться здесь и дальше продолжать радоваться жизни, верно? Я дам тебе настойку, ты заснёшь и ничего не почувствуешь». И он действительно ничего не почувствовал. Даже не понял толком, очнувшись, что произошло. Рядом с его кроватью дежурил Гаошунь, по чьему обычно суровому лицу стекала скупая мужская слеза. – Дядюшка Гаошунь, почему ты плачешь?– мальчик потянулся к нему, протягивая ручки для объятий, и наставник через силу улыбнулся, отвечая на его ласку: – Всё хорошо, маленький, так, просто кое-что вспомнил. Ничего не болит? – Немножко больно сидеть, – голова у Дзинши ещё звенела от настойки, но боль действительно была относительно терпимой, – Я болел, да? – Нет, маленький, это... я как-нибудь попозже тебе объясню, – Гаошунь снова улыбнулся, и эта улыбка показалась мальчику ещё горше, чем предыдущая, – В любом случае… Императору виднее. А у тебя впереди хорошее будущее, я обещаю. – Господин... господин, – голос Гаошуня выдернул его из череды воспоминаний. – Да? Что? – даже дернулся Дзинши. – Я сказал, что мы доехали, – взгляд евнуха потеплел, – Видно, Вы о чём-то крепко задумались, раз меня не услышали. – Ах, это, – травмы снова завернулись наружу, и Дзинши улыбнулся ему той самой придворной улыбкой, немного хитроватой, но при этом нежной, выученной сызмальства, – Так, дела минувших дней, ничего более того. – А я кое-что раздобыл, для Сяомао, но мы скажем, что это от Вас, – Гаошунь, прекрасно знавший, что на уме у его любимца, открыл одну из коробок, показывая бутылку, – Что-то мне подсказывает, что она придёт от этого в настоящий восторг. – Боги всемилостивые, да ты настоящий гений, – Дзинши принял от него дар, вертя ёмкость то так, то эдак, – Как это называется? – Хабосю. И да, там растворён яд. Пусть Дзинши уже и перерос тот возраст, когда прилично кидаться своему воспитателю на шею, он с трудом сдержался, чтобы этого не сделать: – Спасибо тебе огромное, правда. Я расскажу, придётся ли ей это по душе. – Всё для моего господина, – прищурился Гаошунь, и Дзинши совершенно точно знал то, что эти слова произнесены абсолютно искренне.