***
Пробравшись через заполненную бандитами Венецию, с Новокузнецкой Павел успешно добрался до Красной Линии. А оттуда его группу отправили на поверхность, на какие-то болота, захватывать церковь. Это запросто. Только креветки чёртовы, утащили пару солдат, а ещё один чуть не потонул. А когда из воды вылезло огромное зелёное нечто, группа закидала тварь гранатами, и, выиграв немного времени, смылась. В конце концов они дошли до церкви, подорвали двери, перестреляли всех рейнджеров внутри. Даже взяли пленницу, дочку самого Мельника. Неплохой улов. Группа уже собиралась уходить на Октябрьскую через катакомбы, а оттуда на Красную Линию. Но в последний момент Морозов услышал чей-то кашель. Он исходил из-под обломков дверей. Убрав обломки, Павел сразу узнал этого спартанца.
— Глазам своим не верю, Артём! Корбут точно будет нами доволен. Этого тоже с собой. Всё, уходим!***
В ушах до сих пор стояло эхо взрыва. Было холодно. В глаза светил яркий свет. Артём открыл глаза. Комната. Дверь с вентилем, шприцы, вентиляция. Только не снова… — Знакомое место, правда, Артём? — Спросил ненавистный голос. Артём повернулся к нему. Снова он в этом позорном положении, и недели не прошло. Сидит в пыточном помещении Площади Революции на жалкой табуретке, руки за спиной скованы наручниками. — Мне было поручено… поговорить с тобой. Уже без сывороток правды. И сейчас… Ох, сейчас здесь нет Леонида Москвина. И нет спасения. Морозов сидел на стуле по правую руку Артёма. Говорил он выразительно, почти театрально. Хотел выпендриться перед старым другом. Но влип Артём действительно серьёзно. Кто знает, что случилось с Лёней? Наверное, он сбежал. Так что сейчас судьба рейнджера в его собственных руках. Вот только руки были за спиной. — Я ведь видел тебя в деле, так что без присмотра не оставлю. Ты силён. И против людей, и против зверья. Спартанец… Что ж ты мне тогда сразу не сказал, что ты тот самый «Спаситель Метро»? А, точно. Ты тихоня. Только в блокноте вечно что-то чиркаешь. Теперь будет что начиркать, это точно. Артём ухмыльнулся и выдавил из себя севшим голосом: — Иди… Нахуй… Морозов приподнял брови. — Полегче, полегче! Так же можно и без языка остаться. Ещё что-нибудь скажешь? Чёрный картинно задумался, а потом ответил: — Неа. На другом столе лежал его рюкзак, всё оружие, химза. Парень был в одном свитере и рабочих брюках. — Многословно, однако. Ха! Ладно, можно ещё немного растянуть этот спектакль, хоть мы не на Театральной. Знаешь… А я ведь хотел, чтобы мы были друзьями. Чтобы мы стали напарниками-красноармейцами. Я хотел помочь тебе, я уже склонил Корбута на то, чтобы сохранить тебе жизнь. А сдал я тебя только из-за приказа. Я пытался сделать так, чтобы всё хорошо обернулось для тебя! Но ты сбежал! Ты стрелял в наших солдат! Ты преследовал меня, хотел меня зарезать! Теперь дело уже не в приказе, нет. Это стало личным. Не молчи. Скажи, что думаешь. — Я думаю… — Начал говорить Артём, а потом резко выдал в несвойственной для себя манере: — Я думаю, что фашики недостаточно краснопузых положили, раз вы ещё существуете! Смерть коммунякам! СПАРТА! Считал ли он так на самом деле? В данный момент — да. И Пашку ему хотелось сильнее позлить, раз уж смерть неминуема. Ещё несколько дней назад парень относился к красным нейтрально, но после предательства и второго подряд попадания в плен… — Ах ты тварь! — Прошипел Морозов, вскочив со стула. Он быстро подошёл к Артёму и ударил его по лицу. Пленник сдержал вскрик. Ещё не зажили синяки от кулаков Москвина, так теперь и новых прибавится. Артём хотел плюнуть коммунисту в лицо, но тут к нему в голову пришёл вопрос, на который он срочно захотел узнать ответ: — Что с Анной? Где она? — Так я тебе и сказал. А вот ты мне сейчас расскажешь мно… — А Чёрный где? — Да заткнись ты! — Как скажете, товарищ майор. Пытать будете? — Знаешь… А это хороший вопрос. Одна идейка у меня есть. Не кулаками и не ножом. Кое-что похлеще. Корбут отдал тебя в моё полное распоряжение, так что могу разгуляться. Не кулаками и не ножом, и при этом кое-что похлеще? Интересно… После сыворотки правды Корбута Артём уже и не знал, что может быть похлеще. Как же всё ужасно повернулось… И его самого в плен взяли, и Аню, и Чёрный не пойми где. В этот раз шансов на побег действительно немного. Но можно ведь попытаться, терять всё равно ничего. Быстро встав с табуретки, Артём ногой ударил Павла в живот. На этом попытка побега закончилась. Пошатнувшись, Морозов одним ударом свалил парня мордой в пол. — Значит, сразу приступаем? Как скажешь, Артём, как скажешь. Во славу Революции и товарища Москвина! Артём попытался перевернуться на спину, но ощутил давление на себе. А потом рука Павла взяла его за подбородок и подняла голову. Морозов сидел прямо на нём. — Ты блядь та ещё. Значит, пора работать. И тут тебе придётся пожёстче, чем раньше. Поди, сам ещё захочешь к своим Чёрным. Артём не понимал, что говорит Павел. Коммунист словно был в бреду. При этом он всё ещё держал голову парня. Резко наклонившись, Морозов грубо впился своими губами в губы Артёма. От шока парень даже не пытался сопротивляться. Пальцы одной руки Павла погружались в волосы пленника и давили ему на голову. Когда Чёрный немного пришёл в себя, он начал извиваться и всячески пытался отстраниться. Когда Павлу это надоело, он сам отпустил спартанца и посмотрел ему в лицо. Артём покраснел и немного вспотел. Его короткие тёмные волосы были испачканы от похождений по Метро, а карие глаза смотрели на майора со смесью множества эмоций. Взгляд этот точно не желал ничего хорошего. Артём ничего не говорил. Если Павел хочет его унизить — пусть делает это. Но давать ему дополнительных поводов Артём не будет. Иронично, первый и последний столь интимный поцелуй от такого человека. Не было в нём нежности, но была какая-то страсть. Артём был разгорячён, он хотел что-то сделать, куда-то деть прилив энергии, но не мог сделать это просто физически. И сейчас он лежал, пытаясь совладать с собой. Павел встал с корточек. — Тебе хорошо? — Спросил он. Артём проигнорировал его. Пошевелил руками, затекли уже. Морозов хмыкнул, замахнулся ногой и пнул парня в живот. Артём привык к боли. К синякам и дыркам от пуль, к разрыву мышц от когтей мутантов. Да и многострадальное лицо не раз получало удары, ногами в том числе. Так что пинок в живот хоть и заставил Артёма согнуться, но он стерпел. Ещё несколько ударов. Тщетно парень пытался прикрыться коленями. Тело в качестве защиты имело только одежду. Никаких бронежилетов и защитных костюмов. Павел успокоился только тогда, когда Артём блеванул кровью. Задрав ему свитер, Морозов увидел тёмные фиолетовые гематомы на животе и груди, которые хорошо дополняли ещё свежие отметины на лице, полученные в этой же комнате несколько дней назад. — Кхм-кхм… О-о-ох, хорош. Дол… Кхм! Надо отдать тебе… Должное. Москвин меня просто по морде бил, а ты… Ах… Но он хотя бы информацию от меня хотел узнать… А ты просто… Сам знаешь… Артём обессилено расслабился, оставив попытки сопротивления. Похоже, не суждено ему избавиться от груза вины из-за Чёрных. Станет он очередным призраком, шёпот которого будет доноситься из ржавых труб. Павел посмотрел Артёму в глаза. Герой… — Надо было тебя там, у фашистов, в петле и оставить. — Прохрипел пленник. — Пожалуй. Знаешь, Артём… Это будет последняя речь, честно. Ты мне сразу показался прикольным. Тёмные волосы и глаза, молчаливость, хорошее телосложение… Ты ведь не просто так молчишь. Ты травмирован, психически нездоров. Хотя, многие здесь безумцы. Но ты покоя никак не обретёшь. Не спишь ночами, слышишь голоса в голове. Ты сентиментален, верен, не любишь убивать. Готов спасать других ценой своей жалкой шкурки. И ты очень доверчив. Так зачем ты стал солдатом? Зачем тебе работа, связанная с кровью, смертью? Или ты правда думал, что Орден спасает людей, поступает только правильно, не проливает человеческой крови, а Мельник и вовсе спаситель, избавитель и супергерой в одном обличии? Но ты сам убийца. Ты совершил геноцид в отношении Чёрных. Лесницкий нам всё рассказал. Это ты с вершины Останкинской телебашни навёл ракеты на их улей. Почему? Потому что они другие? Потому что они страшные мутанты, природу которых нам не понять? Поэтому ты их всех убил? Всех, кроме одного единственного, которому чудом удалось спастись из-под ракет? Артём был в шоке. Никто ещё так по кусочкам не разбирал его искалеченное сердце. — Ты прав, Паша… Ты полностью прав. — Только и смог выдавить он. — Ты веришь в Бога, Тёма? — Если Бог и был, то давно умер. Война ведь испарила ноосферу, и все дела… — Умный ты парень, и это мне в тебе тоже нравится. А любовь у тебя есть? Дама сердца? Или мужчина? — Мужчина, серьёзно? Никого у меня нет… Только отчим. Павел понимал, что ещё несколько минут разговора, и рука на Артёма у него не поднимется. Нужно всё решать сейчас. Морозов резко стянул с парня штаны и откинул их в сторону. Благо, Артём был в одних носках, и обувь не помешала. Прежде чем парень успел осознать ситуацию и что-либо сказать, Павел зажал ему рот рукой. — Не рыпайся, и я закончу быстро. Дальше всё происходило очень быстро. Лёгкие поглаживания члена и погружение влажных от слюны пальцев в абсолютно чистое в переносном смысле отверстие. Проход был очень тугим. Если его не разминать, страданий будет много. Артём стиснул зубы и тихо взвыл, когда его разом заполнил орган Павла. Он закрыл глаза, чтобы не видеть ничего, даже стену перед собой. Сейчас его насиловали, как последнюю шлюху. Да, он и сам заглядывался на Пашу. Мужчина был горяч, был в нём свой огонь. Его голос, настолько мужской, насколько Артём только мог представить, его уверенность и походка, готовность к любой ситуации, и небрежная внешность с шрамом у глаза. Сейчас Артём не получал удовольствия. Он точно не ждал, что его первый секс будет с мужчиной, так ещё и в роли принимающего. Он всегда с интересом слушал отчима, когда тот рассказывал о женской анатомии, о страсти интима. Но такой контакт доставлял только боль и унижение. Артём уже не мог сдержать звуков, когда продолжая трахать его, Павел нащупал бьющийся головкой о пол член парня и начал его надрачивать с огромной скоростью. Мужчины кончили одновременно. Павел встал, прикрываясь и приходя в себя. Посмотрел на результат своей работы. Осквернённое, избитое тело. Заслуженное наказание. Морозов повернулся спиной, зарядил автомат, нацепил на него глушитель. — Теперь ты можешь успокоиться, Д’Артаньян. Никто не услышал короткой автоматной очереди. В тот день ещё одна душа утекла в трубы.