***
В блоке А всегда тихо. Почти больничная чистота и белизна казенных стен режет глаза. Пока идешь гулкими коридорами в отдаленные комнаты для свиданий, кажется, что от звука собственных шагов тебе вот-вот разорвет мозг. Массивная железная дверь в самом конце пути была ориентиром и точкой отсчета. Хёнджин шел к ней, внутренне воя от восторга и боли в разодранном сердце, чтобы войти и задохнуться собственным криком, рвущимся из груди, но на губах остающимся лишь тихим шепотом: — Привет, Минхо… В просторной одиночной камере, где кроме белых стен, низкого стола и узкой шконки почти ничего не было, они оказывались заперты вдвоем, и этого хватало, чтобы зарядить всё вокруг грозовым электричеством страсти. — Привет… У стены напротив двери стоял мужчина ростом чуть ниже Хёнджина, но шире в плечах и в целом массивнее. Неестественно бледная кожа, жесткий ежик черных волос, идеальные черты лица, словно выверенные по линейке, до миллиметра, в безжалостной гармонии красоты. Сводный брат Хёнджина – Ли Минхо был старше на пять лет. И с самого детства казался Хёнджину самым прекрасным человеком на свете. Недосягаемой вершиной, к которой хотелось тянуться. Как старший и более сильный, Минхо всегда был ведущим в их отношениях, и Хёнджина это абсолютно устраивало. Если бы его спросили про любимый типаж внешности, Хёнджин, не задумываясь ни секунды, назвал бы брата – своего холодного ангела с черным сердцем. Впервые увидев его в далеком детстве, Хёнджин сразу обратил внимание на глаза необычного зелено-карего цвета. Болотные, мутные, грязные, они горели на мертвенно бледном лице Минхо, будто ведьмино пламя, вызывая желание смотреть в них бесконечно. — Вот, — не отрываясь глядя на Минхо, Хёнджин кинул тяжелую сумку с опасным грузом на середину камеры, ровно между ними двумя, застывшими на разных полюсах, будто в неосознанном страхе сближения. Никто из них не двигался с места, зная, что один шаг навстречу непременно станет прыжком в бездну. — Тэян передал. Я доставил. Минхо даже не взглянул на сумку. Его глазам открывалось зрелище поинтересней. И он изучал его, складывая в голове одному ему понятный пазл. Хёнджин стоял, вжимаясь в дверь, и не кидался на шею как раньше. В первые месяцы после того, как Минхо сел, брат приезжал к нему и с порога бросался в ноги, дрожащими руками ощупывал бедра и дергал в нетерпении ширинку, чтобы поскорее добраться до главного. Но со временем Хёнджин ожидаемо остыл. На его лице проступала тоска осознания, вскоре превратившаяся в гримасу боли. — Шикарно выглядишь, принцесса… На миллион долларов. Десять из десяти… Лед в голосе Минхо всегда казался Хёнджину возбуждающе горячим. Как собака Павлова он реагировал на тон, на хлесткий режущий звук и сразу вставал в стойку, будто дрессированный. Минхо усмехнулся, заметив, как Хёнджин сжимает руки в кулаки, потому что ладони мгновенно вспотели. Он знал все ниточки, за которые нужно дергать своего сладкого братишку, чтобы заставить его скулить и ползать. Хёнджину нравились губы Минхо и то, что верхняя пухлее нижней и вздернута в капризном изгибе. Он сходил с ума от зрелища увитых венами бледных рук, длинных пальцев с выступающими костяшками. Залипал на вздутые жилы на крепкой шее. Не мог отвести глаз от широких плеч и крепких бедер, которые были его фетишем, в чем он не единожды признавался. Минхо знал, что Хёнджин любит больше всего, от чего он зависим. Знал все его слабости, главную из которых привил ему сам. Осознанно, специально… — В следующий раз я с таким грузом не поеду, — в полной тишине произнес Хёнджин. — Это слишком. Ты не должен… — Не должен заставлять тебя рисковать собой, принцесса? — Минхо прислонился к стене в расслабленной позе, сунув руки в карманы свободной грубой робы. Хёнджин судорожно сглотнул, разглядывая голубоватые узоры вен на предплечьях Минхо. Такой очевидный… — Не называй меня так, хён. Я ведь просил. — Ты постоянно что-то просишь, — Минхо скользил взглядом по лицу Хёнджина. — Правда, в основном о том, чтоб я использовал тебя как свою вещь и дырку для слива. Но стоит тебя ласково назвать, и ты недоволен. У тебя извращенная склонность к жестокости, ты не находишь? — Нет, — слишком поспешно выдохнул Хёнджин. Минхо улыбнулся, почти физически ощущая, как Хёнджин нервничает. Выбивать его из равновесия всегда весело. Минхо резко оттолкнулся от стены и сделал только шаг. Хёнджин непроизвольно дернулся, реагируя на движение. — Что с тобой? — склонив голову набок, вкрадчиво спросил Минхо. — Неужели так сильно переживал из-за поставки? Взял бы себе пару доз, принял бы, расслабился. Минхо больше не двигался, но Хёнджин чувствовал, как у него всё внутри дрожит. Он хотел бы обнять брата, забыться в его руках, но отлично знал, что после буйных возлияний чувств всегда приходит страшное похмелье реальности. — Ты же знаешь, я бросил, — почти шепотом ответил Хёнджин. — Мне это не нужно. Минхо рассмеялся, откидывая голову назад, позволяя любоваться изгибом белой шеи, острым выступом кадыка и резким углом скул. Хёнджин смотрел на него, и ему сводило живот от желания. — Шлюх и наркоманов бывших не бывает, — Минхо медленно двинулся к Хёнджину, глядя ему прямо в глаза, наблюдая, как испуганно расширяются его зрачки. — А ты, принцесса, конченный нарк и блядь, каких мало. Уж я-то знаю. Хёнджин хотел бы сказать Минхо: не подходи, не трогай меня, или я сорвусь. Но вместо этого он только застонал, когда Минхо подался к нему и прижал к двери всем телом, давая столь желанное ощущение ограничения, которое так любил… которое нравилось им обоим. — Что мы всё о ерунде, — шепнул Минхо, приближая свое лицо к лицу Хёнджина так, что их губы почти соприкоснулись, а дыхание слилось в одно. — Давай-ка ты лучше мне расскажешь, кто тебя отмыл и приодел, что ты выглядишь, как начищенный пятак и пахнешь, как горшок с геранью. — Хёнджин рефлекторно дернулся, когда Минхо схватил его за волосы и так приложил затылком о дверь, что зазвенело в ушах. От резкой боли Хёнджин невольно вскрикнул, но Минхо, не дав опомниться, поцеловал его глубоко и сладко, сразу за болью давая дозу ласки. — Тише, не кричи, — шептал он в поцелуе. — Мы ведь договаривались. Будешь шуметь, все узнают о том, чем мы тут заняты, и захотят присоединиться. Тебе к нескольким членам не привыкать, я понимаю. Но тут такая публика, что я бы не советовал иметь с ними никаких дел. Даже такому извращенцу как ты. Ослабив хватку, Минхо обнял Хёнджина и перестал зажимать. Они просто целовались, стоя у двери, обмениваясь нежностями, как оголодавшие любовники. Минхо знал, что и как нравится Хёнджину, поскольку сам научил его всему. Весь опыт с ранней юности Хёнджин получал только с братом. Они исследовали границы его сексуальности вместе, и Минхо самолично расширял их, как ему вздумается, ведь влюбленный и глупый Хёнджин, будучи незрелым, был как пластилин в его руках. А позже, даже избавившись от иллюзий, всё равно остался зависимым. Во многом виной всему были наркотики, которые парень принимал с пятнадцати лет. И эмоциональная привязанность. Избавиться от нее оказалось сложнее даже, чем соскочить с наркоты. — Разве тебе Тэян не рассказал? — от поцелуев Минхо Хёнджина вело и размазывало так, что подгибались коленки. — Он ведь всё тебе докладывает. — Сказал, что ты две недели провел с каким-то мажором и срубил бабла, — Минхо мял ягодицы Хёнджина, вжимая его в себя, чувствуя пахом чужой член сквозь одежду. — Я сперва подумал, тебя тягали жестко. Кто много платит, обычно много требует. Но теперь вижу, что моего мальчика никто не обижал. Минхо завел этот разговор специально. Чтобы увидеть реакцию Хёнджина, когда тот вспомнит о своем клиенте. Есть разница между безликими меняющимися членами и кем-то постоянным. У Хёнджина постоянным был только Минхо. А вот теперь, похоже, появился кто-то с большими деньгами и серьезными возможностями. Минхо не слепой. Едва Хёнджин вошел, как стало ясно, что в нем многое изменилось. Внешность – разительно, и это бросалось в глаза. А вот то, что внутри, Минхо уловил сразу, но глазу эти изменения были пока не видны. Минхо никогда не испытывал иллюзий насчет того, что из себя представляет его милый младший. Хёнджин красивый и мягкий. Идеальная жертва, недолюбленный ребенок, жадный, с псиной верностью в глазах. Любой, кто погладит, может забрать его домой. Вот только у него уже есть хозяин. — Ты ревнуешь? — улыбнулся Хёнджин. — Хотел бы, чтобы меня пиздили за эти сраные деньги или что? — Остынь, принцесса, — Минхо лизнул вздернутую верхнюю губу, видя, как Хёнджин следит за ним помутневшим от похоти взглядом. — Даже если и так, что с того. Ты мой. Какое мне дело до того, с кем ты спишь и кто тебе платит? Ты делаешь это, потому что я тебе велел. А если я скажу тебе бросить, то ты как верный песик выполнишь команду. Разве нет? — Я делаю это потому, что выплачиваю долг, — Хёнджин попытался оттолкнуть Минхо, но ничего не вышло. Тот держал его крепко, прижимая к себе за талию. — Ты же не думаешь, что я даю всем подряд, потому что мне это нравится??? — Именно поэтому, Джинни, — Минхо рассмеялся. — Я знаю тебя слишком хорошо. Ты никогда не мог держать себя в руках, а ноги вместе. С утра вкинулся и ищешь свободный член. Забыл уже, как стонал, что любишь меня одного, а потом пошел по рукам, как ни в чем не бывало? Хёнджин никогда не мог высвободиться из хватки брата. Только когда Минхо сам отпускал его. Или со всей дури швырял об стену, как сейчас. В последний момент Хёнджин успел увернуться и только чудом не впечатался лицом в бетон. Зато бедром и плечом ударился так, что сто процентов останутся синяки. — Черт, Минхо, — Хёнджин стиснул зубы и сгруппировался, понимая, что дело дрянь. Минхо достаточно было одного взгляда, чтобы понять, что Хёнджин завел себе любовника и получает дивиденды не только деньгами, но и хорошим отношением, а это чревато. — Собираешься избить меня, чтобы я потерял товарный вид? Просто скажи, что тебя не устраивает. Зачем же… Минхо не дал ему договорить. Схватил за волосы и потащил в центр камеры, подальше от двери. Там, снаружи, Хан и так постоянно грел уши, а в коридоре звуки разносились слишком четко. — Меня всё устраивает, Джинни, — спокойно произнес Минхо. Он толкнул его с такой силой, что Хёнджин, не удержавшись на ногах, упал на колени рядом с одиноко лежащей сумкой, набитой наркотиками. Он ради этого так рисковал, пока сюда ехал, а этот страшный груз, казалось, был Минхо совсем не интересен. Его больше занимал тот факт, что Хёнджин мог ускользнуть из его рук к кому-то более влиятельному. К кому-то, кто реально заинтересовался им. — Просто хочу, чтобы ты знал, где твое место… Первой мыслью Минхо действительно было избить Хёнджина и трахнуть, чтобы не смог вернуться к работе с клиентами как минимум пару недель. Для профилактики. Он не столько ревновал, сколько считал, что воспитательные меры важны. Зачем запускать болезнь до серьезной стадии, если можно вырезать на корню? Хёнджин не должен чувствовать свободу и задирать нос. Лучше пусть рыдает и клянется в верности. Минхо знал, как сплести сеть из жестокости и ласки, из боли и поощрений, чтобы держать брата на привязи вечно. Это нетрудно, когда знаешь все рычаги давления на конкретного человека. Его взгляд упал на сумку с товаром, и схема принуждения родилась в его голове сама собой. Есть рычаг, который всегда действует безотказно. Минхо применял его изначально, чтобы развратить и привязать к себе своего любимого красавца-брата, отлично зная, как на неокрепший юный организм подействует кристалл… Если бы не самая первая подсыпанная в напиток доза, Хёнджин не перешел бы самостоятельно грань в их отношениях, не стал бы его любовником так рано со всеми вытекающими. Мефедрон прекрасен тем, что делает тело чувствительным, в десятки раз увеличивая восприимчивость, вплоть до ощущений кожи, тактильной чувственности, выкрученной на максимум. И впридачу к этому добавляется психологический эффект искусственной эмпатии. Тебе всерьез кажется, что ты испытываешь теплые чувства к тем, кто находится рядом. — Мое место…— эхом повторил Хёнджин. Его взгляд подернулся мутной дымкой слез. Он знал, что на его лице отлично видны все его мысли, и Минхо с легкостью прочитает их. Короткое время, проведенное в нормальной обстановке, без издевательств и ругани, без страха, без забот, оставило свой отпечаток в душе. Четкое осознание того, как бывает у нормальных людей и что Хёнджин сам по себе ничем от них не отличается и вполне может жить также. — Я и так на дне. В канаве как животное. Пытаюсь выплыть, но всё беспонту. Его прозрачные глаза стекленели, словно окна морозным утром, покрываясь инеем боли. Минхо смотрел, не отрываясь на это завораживающее прекрасное зрелище. Он присел рядом на корточки и, не сдержавшись, протянул руку, чтобы коснуться мягких волос Хёнджина. — А когда-то ты говорил, что тебе всё равно, где быть, лишь бы рядом со мной, — холодные зеленоватые глаза Минхо – бесстрастные глаза рептилии – меняли цвет от вспышек пламени в их глубине, становясь ядовито-желтыми. — Хоть на вершину, хоть на дно. — Разговоры – пустое, — нервно дернул плечами Хёнджин. — По факту я с тобой. Здесь и сейчас. Минхо гладил его по волосам, касался щеки, скулы, спускался к шее. От этих нежных касаний по всему телу шел электрический ток. Минхо обладал странным умением, которое Хёнджин бы охарактеризовал как способность к точности, навык досконально, до миллиграмма взвесить и дозировать всё, что угодно. Минхо легко скрывал силу своих рук, контролируя даже степень нажатия пальцев, и кому-то несведущему мог показаться нежным в те моменты, когда сам этого хотел. С этой выверенной, тонко выстроенной ласки начиналось падение в бездну. Так благие намерения незаметно приводят нас в ад. — Факты – упрямая вещь, — ладонь Минхо легла на заднюю часть шеи Хёнджина. Он прихватил его несильно, заставляя повернуть к себе лицо и посмотреть в глаза. — Сегодня ты тут со мной. А завтра слиняешь к кому-то с толстым кошельком и членом? Будем честны друг с другом. Ты можешь помечтать об этом и даже попытаться. Но мы ведь оба знаем: я тебя не отпущу. Цепкие длинные пальцы забирались в волосы и осторожно массировали кожу головы сзади. Приятное тепло разливалось по венам, но Хёнджин знал, что Минхо так делает по привычке. Ему нравилось касаться вот так волос, даря мурашечные ощущения, но имея возможность в любой момент схватить посильнее, оттянуть, причиняя острую боль до слезной рези в глазах, или резко приложить лицом о любую жесткую поверхность, ломая нос и выбивая зубы. Последнее с Хёнджином Минхо никогда не проделывал. Как он сам говорил, не желая портить его красивое лицо. Но то, как он делал это с другими, Хёнджин наблюдал не единожды. — К кому я могу слинять? — усмехнулся Хёнджин. — Кому я нужен? Или ты думаешь, по улицам ходят добрые самаритяне, желающие отмыть и обогреть итэвонскую шлюху с кучей долгов и зависимостью в анамнезе? — Ну, детка, не переигрывай, — рассмеялся Минхо. — Посмотри на себя, какой ты чистенький и сладкий, — он поворачивал лицо Хёнджина, разглядывая с разных сторон, словно куклу. — Мы не виделись месяц, а ты так сильно изменился. Мой красивый мальчик. Минхо вздохнул и притянул Хёнджина к себе для поцелуя. Они вдвоем сидели на полу и сладко целовались, жадно трогая друг друга, буквально через секунды. Хёнджин прикрыл глаза, отдаваясь ощущениям. Руки Минхо скользили по его телу, касаясь четко там, где нужно, где Хёнджину нравилось. Шея, грудь, соски, живот. Прогиб поясницы с нажимом, чтобы заставить выставить зад для удобства. А потом сразу ладонью в брюки, к голым ягодицам. Жадно стиснуть, раздвигая, вызывая дрожь во всем теле от того, как беззащитно открывается доступ к сжатой дырке. Грамотными прикосновениями можно заставить в мгновение ока потерять разум, так же, как ударом пяти пальцев можно убить. — Даже если ты мечтаешь о несбыточном, имей ввиду, — Минхо целовался в исступлении. Жарко, мокро, крышесносно. Так, словно не мог себя сдержать. Но даже это было четко выверенным действием, демонстрацией страсти, которую обожал Хёнджин. — Все твои мечты – просто пыль. Я знаю способ очистить твою голову от ненужных мыслей. Не выпуская Хёнджина из сладкого плена объятий и поцелуев, Минхо протянул руку и выудил из сумки перетянутый скотчем пакет, почти наобум, не глядя, выбрав тот, в котором были кристаллы – чистейший и самый дорогой вариант мефедрона – наркотика любви… Хёнджин очнулся только тогда, когда Минхо уже руками рвал жестко упакованный пакет прямо на полу. Каждый бывший наркоман знает это чувство. Дикое желание и почти животный ужас, благоговение и ненависть перед своим идолом кайфа и собственным убийцей. — Пусти меня, — Хёнджин резко задергался, пытаясь отползти. Он знал, что даже вдохнув кристаллы соли, можно улететь. Меф – очень сильный препарат. На порядок жестче обычного мдма и забирает зачастую практически сразу. — Я не хочу… — Как же, не хочешь, — Минхо рассмеялся, нервно лязгая зубами. Цепко держа Хёнджина, накручивая его одежду на кулак. — Не выпендривайся, дрянь. Прими разок и успокоишься. Ничего страшного с одного раза не будет. Сказки про белого бычка. Хёнджин их уже слышал, а потом валялся в собственной блевотине, изнасилованный и избитый самим Минхо и теми, кто хотел, у кого еще вставало на гашенного подростка в отключке. Он резко начал брыкаться, отпихивая от себя Минхо ногами. Не глядя, куда бьет, Хёнджин зарядил брату в челюсть, откинув от себя и освободившись на долю секунды. В пустой гулкой камере завязалась животная борьба не на жизнь, а на смерть. Страшная, молчаливая, жестокая. Хёнджин выдирался как мог из сильных рук Минхо, ужом извивался под его тяжелым телом и шипел от ярости, заливаясь слезами. Минхо в последний момент успел схватить отползающего парня за ногу и дернуть на себя, перевернув Хёнджина на спину, ударил его в живот и тут же получил ответку и снова в челюсть, но теперь уже локтем. Хёнджин от страха почти не чувствовал боли. Всё горело в предвкушении и ужасе. Он обожал трахаться под наркотой, а с Минхо особенно. Меф дает странный эффект: очень трудно кончить, притом что телесные ощущения взвинчены до предела. Ты словно в течение долгого времени на грани оргазма, но никак не можешь эту грань пересечь. Мучительно и сладко. Охуенно. Хёнджин никому бы не советовал испытывать такое хоть раз. Но сам с мазохистским удовольствием мог погружаться в это снова и снова. Он сопротивлялся и раньше, но никогда так яростно и долго. Минхо всегда мог уломать его уговорами и лаской, крайне редко заставляя напрямую. Но теперь всё иначе. Хёнджин был в завязке слишком долго. Ему хотелось жить, дышать полной грудью, любить и быть свободным. Увы. Как и говорил Минхо, эти глупые мечты – только пыль… Хёнджин, сцепив зубы, бился на полу, как будто его било током в неконтролируемом рваном танце плоти, напрягая все свои силы. Минхо был сильнее, но даже он не смог долго удерживать отчаянно сопротивляющегося, уже вполне взрослого парня, который за последнее время окреп и даже набрал вес. Весь исцарапанный, в рваной одежде, Хёнджин выдрался, шипя и скалясь, и умудрился вскочить на ноги. Он и сам не понял, как так вышло, что Минхо не удержал его. Не говоря ни слова, Хёнджин кинулся к дверям. Оставаться тут опасно. Минхо сорвался и теперь забьет его и всё равно заставит принять, чтобы после оттянуться уже с плохо соображающим и полностью подконтрольным телом. — Откройте!!! — Хёнджин с разбегу налетел на дверь и начал колотиться о холодный металл, оглушая себя, затапливая воплями тугую страшную тишину блока А. — Откройте! Выпустите меня! Кто-нибудь!!! Минхо спокойно поднялся и отряхнулся, сбрасывая напряжение. Размял шею, чувствуя, как течет по венам сладкая боль. Хёнджин крайне редко бил его в ответ, но когда делал это, Минхо даже нравилось. Был в этом особый кайф – принуждать не бессовестную скотину, а человека. Полного сил и желаний. Полного жизни. В конце концов, той самой скотиной он станет так или иначе, но сам процесс превращения всегда занимателен. Дверь распахнулась, и на пороге возник Джисон с лицом белым как полотно. Шуметь означает привлекать излишнее внимание. Если бы они были тут одни, другой вопрос. У Хана всё схвачено, но и у стен есть уши. Проблемы ему не нужны. Офицер резко втолкнул обезумевшего от ужаса Хёнджина обратно в камеру и вошел внутрь, захлопнув дверь. — Здесь шуметь нельзя, Джинни, детка, — произнес он, стоя в дверях, закрывая все пути отхода и глядя за спину Хёнджину, туда, где, улыбаясь, неподвижно стоял Минхо. — Тебя ведь предупреждали. — Я хочу выйти, выпусти меня, — Хёнджин кинулся на Джисона грудью, но тот оттолкнул его от себя прямиком в лапы к брату. Наглухо закрытая камера внезапно сузилась до узкого колодца, давящего на сердце теснотой надвигающихся стен. Хёнджин хватал ртом воздух, которого вдруг стало так мало для троих людей в помещении. — Отпусти, — прохрипел он, ощущая, как Минхо, тщательно дозируя силу сжатия, сдавливает его локти в хватке жестких пальцев. — Дыши ровнее, принцесса, — ледяной голос пробирал до костей. Минхо завел руки Хёнджина за спину, стягивая локтями и перехватывая их одной рукой. Другой он схватил его за волосы и запрокинул ему голову, скручивая тело в болезненном открытом изломе подчинения. — Вдыхай глубже, расслабь горло. Легко сказать. Хёнджин не мог вдохнуть. Ему свело глотку судорогой панической атаки. Но Минхо всегда легко справлялся с любыми состояниями на грани и контролировал их. Его монотонный холодный голос, полный спокойствия, жесткое ограничение сильных объятий и спустя несколько минут Хёнджин приходил в себя. — Весело тут у вас, мальчики, — Хан отошел от двери, внимательно наблюдая, как Хёнджин медленно, но верно расслабляется в руках Минхо. — Сегодня играете в кабинет психоаналитика? — он присел на край шконки, явно не собираясь уходить. — Нет, — усмехнулся Минхо. — Это скучная игра, Ханни. Но мы можем вполне неплохо провести время, если ты нам немного поможешь. Крепко держа руки Хёнджина, он прощупывал его пульс, отмечая, что тот замедляется. Очень скоро Хёнджин отойдет и опять впадет в истерику. — Ого, — Джисон облизнул губы, глядя в пылающие грязно-зеленым огнем глаза Минхо. У этого дикого парня всегда до одури пьяный взгляд с поволокой, распутный и страшный, безумно сладкий… Минхо из тех, кто способен разбивать сердца. Хан так подумал сразу, как его увидел. Бледный, красивый, жуткий. Хорошие девочки и экзальтированные юноши обычно текут по таким, ожидая, что за оскалом зла прячется верное сердце. Но правда такова, что зачастую никакого сердца там попросту нет. — Чем помочь? Подержать его, пока ты ему вставишь? А что я с этого буду иметь, кроме стояка и боли в яйцах? Он мне хотя бы отсосет? Если он начнет орать тут как зарезанный, мы с тобой оба проблем не оберемся. — Не будет проблем, — Минхо прижал к себе Хёнджина, который уже почти ровно дышал, успокаиваясь, концентрируя всё свое внимание на том, чтобы воздух свободно проходил в легкие. — Молодец, Хёнджин. Не вдыхай сразу много. Как будто мелкими глотками пей воздух, дыши через рот. — Поцеловав Хёнджина в ушко, Минхо поднял взгляд на Хана. — Он оклемается и начнет брыкаться. Ты просто подержишь его, пока я его вмажу. И он расслабится, а после даст нам обоим. И не станет кричать. — Он еле дышит, — хмыкнул Хан. — Что с ним? — Не обращай внимания, — улыбнулся Минхо. Он осторожно гладил Хёнджина по груди и целовал в шею. — У него приступы бывают. Если я сейчас заставлю его глотать или нюхать, он проблюется и сожжет себе слизистую и пищевод. Он слишком перенервничал. Это от страха. — Отпусти, — кое-как восстановив дыхание, Хёнджин начал вырываться. — Если вы меня не выпустите, я вас обоих сдам к чертовой матери. Пусть даже сам сяду. Джисон при этих словах побледнел, а Минхо только рассмеялся. — Ты можешь сесть только на член, — он с силой пихнул его к Хану на колени, укладывая, как ребенка, которого сейчас будут шлепать, кверху задом. — Не волнуйся. Через несколько минут сядешь. И не на один. — Минхо резко ударил по щеке зависающего Джисона, и тот вздрогнул, оглушенный слабой болью. — Держи его и сделай так, чтоб он вел себя тихо. В следующую секунду Хан едва не упустил из рук их несчастную извивающуюся жертву. Хёнджин окончательно пришел в себя и попытался выскользнуть из хватки офицера. — Куда это ты собрался, — Джисон ловко уложил Хёнджина назад и схватил за шею сзади. Тот безуспешно пытался встать, барахтаясь в унизительной позе. — Лежи смирно. От бессилия и злобы Хёнджин вцепился зубами в ляжку Джисона, но смог лишь причинить незначительную боль, сжав в челюстях жесткую ткань униформы. Хан пыхтел, чувствуя, как кровь приливает к члену. Вся эта телесная возня только возбуждала. Они все отлично понимали, что Хёнджин один с ними двумя не справится. И это кончится тем, что его используют во все щели без особых проблем. Пока Джисон удерживал Хёнджина, подспудно его нагло лапая, Минхо отошел к лежащему на полу пакету. Приходя на свидание к Хёнджину, он всегда имел при себе пару пакетиков смазки и презервативы. Необходимый минимум, чтобы быстро потрахаться, если будет желание. А оно у них было почти всегда. — Штаны с него сними, — Минхо зубами разорвал пакет с кристаллами, обнаружив внутри аккуратно расфасованные дозы по сорок миллиграмм. Сорок много, Хёнджин давно не принимал. Лучше снизить первоначальную дозу и добавить еще чуть позднее, чем вызвать передоз или сжечь слизистую. Джисон сперва опешил, но быстро пришел в себя. Хёнджин брыкался и бил его в бок, пока Хан стягивал с него брюки вместе с бельем, обнажая упругие ягодицы. Минхо открыл один пакетик смазки на водной основе и высыпал туда примерно двадцать грамм чистого искрящегося порошка. Кристаллы растворялись почти мгновенно, связываясь с молекулами воды и превращая смазку в улетную смесь для бешеной ебли обезумевших животных. Если не использовать презерватив, то при таком введении наркотик попадет в кровь обоих партнеров, правда, в сильно разнящейся концентрации. — Минхо, не надо, — ощущая холод беззащитно выставленными ягодицами и понимая, что сейчас будет, Хёнджин дрожал и срывался на плач. Злости и силы почти не осталось. Но мольбы не действуют на палачей, это всем известно. — Я не хочу… Пожалуйста… — Это сейчас не хочешь, — Минхо погладил его по мягкой половинке и сжал, оттягивая, пробираясь жесткими цепкими пальцами к дырке. — Через пару минут запоешь по-другому. Хёнджин вцепился зубами в тыльную сторону собственной ладони, чувствуя, как в него, словно лапы каменного паука, проникают грубые пальцы. Минхо не насиловал его и не причинял боли. Вставлял мокрые от смазки пальцы и ждал, когда Хёнджин привыкнет, словно просто растягивая его. — Потерпи, детка, — Джисон тыкался носом Хёнджину в волосы, как собака, обнюхивая и ласкаясь. Ему так сильно не терпелось, что он почти скулил от возбуждения. То, что Минхо смачно трахал пальцами разложенного у него на коленях парня, никак не помогало успокоиться. У Хана встал, еще когда он осознал, что сейчас ему точно перепадет. — Хороший мой… Не выдержав, Джисон схватил Хёнджина за волосы и развернул к себе лицом, приподнимая. Притянул к себе и полез целоваться. — Отвали, — Хёнджин нервно всхлипывал, пока Джисон облизывал его, пытаясь пропихнуть язык ему в рот. Минхо толкнулся глубоко внутри, поглаживая скользкими пальцами бугорок простаты. Член Хёнджина непроизвольно дернулся, выделяя прозрачную капельку смазки. — Сучка, — выдохнул Минхо. — Жить не можешь без члена в заднице, дрянь… Он добавил смазки, проталкивая наркотическую смесь внутрь и размазывая ее по стенкам. Действие пав начинается иногда по прошествии чуть более десяти секунд. Хёнджин почувствовал огонь в крови в тот момент, когда обнаружил, что сладко стонет, целуясь с Ханом, всего через несколько секунд после того, как плакал и отталкивал его. Знакомое чувство напалмом вспыхивало в венах, растекаясь во всём теле восхитительным жарким огнем. Он перестал сопротивляться и приподнялся, опираясь на колени, раздвигая ноги. — Теперь тебя можно уже не держать? — Минхо резко вытащил пальцы и ударил Хёнджина наотмашь по заднице, так, что тот едва не завалился назад. — Шлюха… — Он начал остервенело сдергивать с Хёнджина штаны. Все ощущения обострились, расцвечивая мир вокруг в чудесную картину сладкого блаженства. Вожделение затапливало тело, накатывая девятибальными волнами, которые шли одна за одной. Минхо несдержанно рвал на нем одежду, избивал и швырял, как куклу, в бешеном порыве вымещая свою злость. Но Хёнджин не чувствовал боли и только стонал, раздвигая ноги, не понимая, почему он до сих пор так оглушительно пуст внутри. — Ты собрался его убить? — Хан поспешно стянул с себя форменную куртку. — Будешь так его тягать, он отъедет. Ему пришлось встать, чтобы раздеться. Минхо спокойно дал добро на то, чтобы делать с Хёнджином все, что Хан хочет. Но только вместе. В тройничке Джисон до этого момента не участвовал. Как-то не было шанса засадить вдвоем с кем-то гашеному парню. Но упускать возможность он в любом случае не собирался. — Убить? — Минхо рассмеялся. — В ближайшие пару часов эта мразь не сможет кончить, хотя будет очень сильно этого хотеть, и чтобы получить желаемое, станет радостно принимать и побои, и удушение, и вообще что угодно. Под кристаллами он давал в жопу любому, кто хотел ему вставить, и только ныл, что ему мало. Так ведь, Джинни? Минхо отошел от узкой койки, на которой Хёнджин стоял раздетый, в призывной позе. Его бедра блестели от смазки, а расслабленная дырка пульсировала. Хан, кусая губы, скинул с себя берцы и дрожащими руками избавлялся от штанов. У него пересохло в горле, и он ощущал себя так, будто это он, а не Хёнджин сейчас вкинулся, и от прихода у него всё вокруг плывет. Брошенный один, без тепла прикосновений, Хёнджин развернулся, удивленно глядя на Минхо вопросительным собачьим взглядом. — Я тебе не вставлю, пока не увижу, как сильно ты этого хочешь, — улыбнулся Минхо, облизывая свою пухлую верхнюю губу, видя, как Хёнджин залипает на это простое и откровенное действие. — Иди ко мне… Он похлопал себя по бедру, подзывая брата, как свою послушную дрессированную псину. Хёнджин сладко улыбнулся, слез с койки на холодный каменный пол и, стирая голые коленки, подполз к Минхо, глядя на него сверху вниз. Он тянул к нему дрожащие руки, так же, как раньше, цепляя ширинку, нетерпеливо и требовательно. — Нас двое, детка, — Минхо наклонился и погладил стоящего на коленях перед собой Хёнджина по щеке. — Тебе этого мало, но мы постараемся сделать тебе приятно так, как ты любишь. Он слегка подтолкнул Хёнджина к Хану. Тот только сипло выдохнул и застонал сразу, как Хёнджин прильнул к его горячим голым бедрам и накинулся на его стоящий колом член словно голодный. — Блядь, — Джисон запустил пальцы в волосы Хёнджина и почувствовал, как парень давится, заглатывая до основания. — Сука… — Соска ебучая, — нервно сплюнул Минхо. Он раздевался, глядя, как Хёнджин уже вовсю сражает охуевшего Джисона навыками своей глотки. — Несколько грамм порошка превращает нашу принцессу в грязную подстилку. — Ах… да… — Хан гладил Хёнджина по волосам и двигал бедрами, засаживая ему в горло. Хёнджин прилип к нему и жадно сосал, постанывая и обливаясь слезами от слишком сильных ощущений. Джисон смотрел на это и зверел, почти теряя связь с реальностью. — Он может лучше, — раздевшись окончательно, Минхо присоединился к их хлюпающей вечеринке, не желая оставлять своего сладкого брата на потеху одному лишь Хану. — Можешь же, детка? Схватив Хёнджина за волосы, он оттащил его от мокрого, залитого слюной члена Джисона и притянул к себе, резко вгоняя не успевшему опомниться парню в глотку свой. Хёнджин послушно расслабил горло, принимая полностью, и замычал. Джисон взял руку Хёнджина и положил на свой член, на что тот сразу среагировал верно: обхватил ствол и стал дрочить почти рефлекторно. — Хочу спустить ему на лицо, — простонал Джисон. — Делай, что хочешь, — выдохнул Минхо. Он прижал задыхающегося, дергающегося Хёнджина к своему паху, вставив глубоко и заставляя парня несколько секунд держать член в глотке без возможности даже вздохнуть. — Ему всё понравится. Минхо ослабил хватку, освобождая Хёнджина и позволяя ему отодвинуться. Хёнджин выпустил член изо рта и захрипел, хватая ртом воздух. Но успел сделать только пару глотков, прежде чем Джисон повернул его к себе и заполнил освободившееся горло. — Охуенно, — Хан был близок к оргазму. Его трясло не только от ощущений, но и от жуткой неправильности происходящего. Вдвоем с Минхо они тягали Хёнджина, как куклу, без остановки насаживая ртом на свои члены, и тот очень быстро потерялся в пространстве, уже не соображая, кто ему вставляет. Дезориентированный и слабый, Хёнджин стирал колени в кровь, стараясь, как мог, удовлетворить обоих мужчин. У него внутри всё горело, и кроме похоти он не ощущал ничего. Если бы его рот был свободен, он просил бы его трахнуть, так сильно этого хотел… Минхо кончил Хёнджину глубоко в горло, после чего Хан в запале слишком сильно дернул парня к себе и залил ему горячей вязкой спермой лицо, задыхаясь от сладкой скручивающей боли оргазма. — Грязная шлюха, — почти ласково улыбнулся Минхо, глядя, как Хёнджин, словно котик, смахивает лапкой и слизывает с лица белесые разводы чужого семени. — Хочешь, чтобы мы тебя трахнули? Хёнджин кивал и облизывался, его трясло и выворачивало, словно бесноватого. Глаза горели бешенством. — Такой горячий… пиздец… — Джисон только что кончил, но у него не падал. У него было много секса с разными людьми. Но так сильно, как сейчас этого обдолбанного красивого парня, он не хотел никого. — Я растяну его, и вставим ему вместе, — Минхо собирал остатки спермы с лица Хёнджина, и тот слизывал ее с пальцев брата, со стоном посасывая их. Хан смотрел на это и согласно кивал, нервно сглатывая. Он, конечно, ожидал, что будет жарко. Но чтобы настолько, нет. Ему хотелось выть, и он отпустил зверя в себе на свободу. Так долго сдерживаемый, запертый в тесной клетке запретов и приличий, он сорвался с поводка, беспринципный и счастливый. Дальше было месиво, но Джисон ни о чем не жалел. Так кайфово ему никогда раньше не было. Минхо приказывал, а его послушный пес выполнял все команды. Хёнджин ложился и вставал в ту позу, которую хотел Минхо. Кончить парень действительно не мог очень долго, и его член спустя некоторое время стал болезненно налитым, отечным. Прикосновения к нему вызывали боль. Хёнджин кричал, но ему затыкали рот, продлевая мучения и не прекращая трахать. Растянуть задницу для двойного проникновения оказалось не так-то просто. Чтобы не порвать, они драли парня по очереди, поставив в коленно-локтевую на краю тюремной койки. Минхо не жалел смазки, использовав ее всю и еще раз смешивая с кристаллами мефедрона. Получая дозу за дозой, Хёнджин пускал слюни, отлетая на Плутон, бесстыдно кайфуя от наркотика в крови и членов, раздиравших его дырку. От человека в нем не осталось ничего. Только тело, откровенно выставленное в развратной позе. Он хныкал и скулил, выпрашивая член снова и снова и получая жестко и по самые яйца без промедления. В камере было жарко и влажно от бешеной случки задыхающихся в страстном исступлении животных. Минхо намеренно издевался и дозировано, но сильно бил Хёнджина, нашептывая ему, какая он мразь и грязная шлюха. Джисону казалось, что обоим братьям это нравится. До одури, до помешательства. Сам он искусал Хёнджину плечи и соски, постоянно впиваясь зубами, оставляя отметины на бледном красивом теле, и вместо оскорблений шептал Хёнджину сладкие ласковые глупости, без остановки называя хорошим, послушным, сладким мальчиком. Такие разные в своих подходах и наклонностях, Минхо и Хан всё же были одинаковы. Им обоим доставляло удовольствие насиловать невменяемое тело. Хёнджин в наркотическом угаре абсолютно не понимал, где находится и что с ним делают. Его тело существовало отдельно – похотливое и развратное. Сам же он был далеко, в стране своих грез и ушедшего детства, где залитый солнцем, красивый и юный его старший брат улыбался ему, осторожно беря за руку и притягивая к себе в объятия. …Я люблю тебя, знаешь, как это будет по-французски? …Je t'aime… Повтори… Я тебя люблю… — Просто лежи и не двигайся, — Минхо погладил Хёнджина по заднице, пристраиваясь сзади. Джисон лежал на спине, устроив на себе распластавшегося Хёнджина. Тот не подавал признаков жизни уже минут пять. Мысль о том, что они с Минхо затрахали парня до обморока, странным образом возбуждала. — Если будешь двигаться, я не смогу вставить. Джисон кивнул, ощущая, как давят на член упругие стенки ануса. Он был внутри, когда Минхо осторожно проталкивал свой. Хёнджин, до этого лежавший тихо, замычал, не открывая глаз, и Джисон погладил его по волосам, успокаивая. Тихонько поцеловал во влажный напряженный лоб. — Ах… черт… — с трудом войдя до конца, выдохнул Минхо. — Я думал, эту разъебанную дырку уже невозможно ощутить… Черт… как хорошо… так узко… Под прикрытыми веками глаза Хёнджина бешено задергались. Он уже не мог прийти в себя, но боль и давление изнутри разрывали его тело на пределе возможностей. Минхо, скрипя зубами, сделал несколько поступательных движений, и Джисон почувствовал, что его живот заливает что-то горячее и липкое. Он сперва решил, что это кровь, и даже испугался, что они порвали бедного парня. Но потом увидел, что Хёнджин почти бессознательно кончил спустя полтора часа мучений.***
Лето кончилось. Теплые сентябрьские дни сменялись дождливыми ночами, наполненными свежим дыханием приближающихся холодов. Днем разогревало так, что казалось, пылающий жар августа всё еще здесь. Но с наступлением ночи становилось очевидно, что это ложь, и очень скоро зима окутает землю своим ледяным покрывалом. Чанбин сидел в кабинете у открытого окна, наблюдая алеющий диск солнца на горизонте. Закатное небо было чистым, ни облачка, только далекий, невидимый глазу самолет в вышине чертил длинную линию на небосклоне. Внизу хлопнула входная дверь, и Крис легко взбежал по лестнице на второй этаж, направляясь к кабинету. Всю последнюю неделю в апартаментах было тихо. Хёнджин не вернулся ни через три дня, ни через пять, ни через десять. И Чанбин привык к пустоте и тишине, нарушаемой лишь глухим звуком шагов друга. — Чанбин, ты здесь? Крис толкнул дверь в кабинет и застыл на пороге, ожидая разрешения войти. — Проходи, — Чанбин отвернулся от окна. Пока он непродуктивно пялился в небо, Крис со свойственной ему педантичностью наводил справки и разузнал практически всё, что мог, о семье Хёнджина. Крис прошел в кабинет и сразу начал деловито хозяйничать, как у себя дома. Достал планшет и подключился к монитору на столе Чанбина, выводя изображение на экран. Чанбин уже знал, что конкретно он там увидит. Съемки полицейского допроса по делу об убийстве мелкого наркоторговца Ли Дон Ука, которого в ночь на восьмое июля два года назад зарезал его сын, на тот момент двадцатичетырехлетний Ли Минхо. В комнату допросов ввели худого паренька, в котором легко можно было узнать Хёнджина, только моложе, с длинными черными волосами, собранными в хвост. На нем были светлые джинсы и широкая теплая кофта, спадающая с плеч. Он нервно озирался и выглядел потерянным. Его усадили за стол напротив следователя и задавали вопросы, ответы на которые парень выдавал так, словно всю ночь учил их как билеты на экзамене. — Там довольно долгие разговоры о семье и наркоторговле, — нарушил молчание Крис. — Вот с этого места смотри. Тут явно видно, что у него ломка. Он с трудом сидит. От света болят глаза, он щурится и постоянно моргает. Первые полчаса допроса были нудной стандартной болтовней. Кто, с кем, когда, зачем. Крис, получив это видео в полиции, изучил его досконально и проанализировал. Чанбину он выдавал уже готовые выводы, следующие из всего, что он увидел. — Господин Хван, — голос полицейского за кадром. — Вы плохо себя чувствуете? Хёнджин тер глаза рукавом кофты и отрицательно мотал головой, хотя было видно, что он не может сидеть спокойно. У него чешется всё тело, и он то и дело вздрагивает, как будто у него нервный тик. — Нет, я просто перенервничал, офицер, — нежный голос Хёнджина резанул по сердцу. Чанбин не видел его десять дней, и ему было физически плохо в разлуке, хотя знакомы и близки они с этим странным красивым мальчиком были совсем недолго. — Если вам тяжело, мы можем прерваться… — Нет, нет, всё в порядке, — Хёнджин обнял себя руками, и Чанбин заметил, что под толстой теплой кофтой он совсем худой, как щепка. На улице разгар лета, и даже если в помещении работает кондиционер, парень одет слишком тепло. — Хорошо. Расскажите, пожалуйста, еще раз о том, что произошло. По какой причине ваш сводный брат, господин Ли, убил вашего приемного отца. Вы были свидетелем их ссоры? — Да, офицер, — Хёнджин, до этого нервно дрожавший, вдруг начал стройно и складно говорить явно заученную речь, и тут не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что он лжет. — Приемный отец Хёнджина торговал наркотиками, — произнес Крис. — В последние пять лет перед смертью он развернул бизнес на всю катушку в связи с тем, что ему очень сильно нужны были деньги. Его жена заболела раком поджелудочной, и понадобились деньги на лечение и химиотерапию. Однако, судя по всему, форма была уже достаточно запущенной. Женщина скончалась за год до смерти самого Ли-старшего. Чанбин, не отрываясь, смотрел на экран и вполуха слушал Криса. Хёнджин что-то отвечал, кивал и вздрагивал. Видео передавало его юность и ослепительную, но болезненную красоту. Чанбин заметил расчесанные красные следы на открытых участках тела. На шее, за ухом, на руках. Тонкие пальцы Хёнджина выстукивали нервную азбуку Морзе на поверхности стола. Повторяющиеся ритмы тревожности и страха. Крис прав, Хёнджин был зависимым. Стопроцентно принимал и на момент суда над старшим братом был в ломке. Никакого рехаба, никакой помощи, просто дикий стресс и жуткое давление. Хёнджин почти в один миг остался совсем один. Вся семья его покинула. Родители, пусть и приемные, умерли, а брат сел в тюрьму. — На чем он сидел, как думаешь? — Чанбин остановил запись. На стоп-кадре Хёнджин смотрел в камеру. Острые как бритва скулы, тени под глазами, губы в напряжении. — Мефедрон, — спокойно ответил Крис. — Он чуть позже дает показания по поводу того, чем конкретно занималась их веселая семейка. Старший брат взял всё на себя. Выставил Хёнджина идиотом неполноценным и сказал, что тот был запуган и не знал, чем старшие заняты в подвале их семейного гнездышка. Хёнджина отмазали, хотя он мог пойти по статье о производстве и распространении. Чанбин еще некоторое время вглядывался в пустые прозрачные глаза Хёнджина. — Есть их семейное фото? Или хотя бы его старшего брата? — тихо спросил он. Внутри скреблось странное подозрение. Может это глупость. Но кто-то же научил Хёнджина говорить складно и всё продумал. Сам парень не мог двух слов связать, страдая от ломки. — Да, сейчас, — Крис уткнулся в планшет. Быстро пролистал какие-то файлы и вывел на экран фото, приложенные к делу. Там были фотографии из дома семьи Ли. На одной из них была комната Хёнджина. Книги, плакаты айдолов, небольшая кровать в углу. На столе множество альбомов, коробки с карандашами и тюбики с краской. Кисти, несколько рисунков стопкой. Наброски, скетчи карандашом. Хёнджин никогда не говорил о том, что увлекался рисованием. Хотя зачем бы ему об этом говорить человеку, который просто купил его тело… На стареньком мониторе пузатого компьютера вместо фоновой заставки было личное фото. Хёнджин совсем юный, смешной, в коротком топе и шортах, летом, в жару обнимает широкоплечего парня старше себя. Тот светит голым торсом и стоит в одних джинсах. У него бледная кожа, черные как смоль волосы и зеленые глаза. Он улыбается, прижимая к себе младшего обеими руками. И от его шикарной ослепительной улыбки бросает в дрожь. Старший брат Хёнджина – красивый, сильный хищник. Зеленоглазый бледнолицый монстр, способный на убийство. По-хозяйски обнимающий Хёнджина, словно свою кровь и плоть, самого близкого человека… свою вещь, свою собаку… — Ты узнал, где Хёнджин живет? Где он сейчас? — не отрывая взгляда от фотографии, произнес Чанбин. Крис боялся этого вопроса, но понимал, что босс его задаст. Он узнал, что Хёнджин сейчас в своей квартире на втором этаже над клубом его владельца Ю Тэяна. Он не выходит и не работает. Еду ему постоянно таскает мелкий веснушчатый блонди, которого зовут Феликс. На той неделе парнишка покупал целый пакет жаропонижающих в аптеке на углу вниз по бульвару. Из чего Крис сделал вывод, что Хёнджин болен. — Чанбин, — вкрадчиво произнес Крис. — Давай проясним ситуацию. У нас на руках факты. Хёнджин уехал на свидание к брату в тюрьму. Уже тревожный звоночек, тебе не кажется? Ладно, бог с ним. Опустим его опасные связи. Может, он и правда ни сном, ни рылом и один такой невинный лопушок среди зубастых наркоторговцев, режущих друг друга направо и налево. Обещал вернуться и пропал, хотя мы знаем, что он вернулся к себе на квартиру и находится там все это время. Телефон у него отключен, и он даже не удосужился написать хотя бы пару строк. Мое мнение, тебе не следует думать об этом парне больше ни секунды. Я могу договориться с несколькими весьма приятными, проверенными людьми. Любой из них составит тебе компанию хоть на вечер, хоть на всю жизнь. Зачем тебе лишние проблемы? Хёнджин – красивый парень с темным прошлым. Вы провели пару недель вместе. Ты ему заплатил, он уехал и возвращаться, по всей видимости, не хочет. Оставь всё как есть. Между вами ведь не было ничего серьезного. Крис прав. Чертовски прав и Чанбин об этом знал. Но на сердце могильной плитой лежала странная тоска. Чанбину казалось, что он не должен сидеть тут, в отеле, что ему нужно срочно бежать туда, где Хёнджин лежит один и болеет, пьет горстями жаропонижающие, ему плохо и одиноко. Тот факт, что Хёнджин даже не включает телефон, Чанбин объяснить не мог. За все эти дни, если бы ему нужна была помощь, он бы дал знать. Выводы Криса наверняка верные. Хёнджину это просто не нужно. Ему нужны были деньги, он их получил и больше не нуждается? Но Чанбин знал о том, какой огромный у Хёнджина долг. Он бы в любом случае вернулся, просто потому, что нигде не сможет столько заработать. Нет, тут что-то не так. — Ты, как всегда прав, — Чанбин встал из-за стола. — Я просто съезжу, поговорю с ним и всё точно выясню. Если он скажет мне в лицо, что не желает меня видеть, или я просто смогу убедиться, что с ним всё хорошо, то поступлю, как ты и сказал. Забуду об этом. — Чанбин! — Крис закатил глаза и рванул за другом. Чанбин широким шагом уже пошел прочь из кабинета. — Ну куда ты на ночь глядя? — В Итэвон… — Бинни!***
Феликс вырулил из-за угла и почти сразу нос к носу столкнулся с Тэяном. До окончательного примирения сторон было еще далеко, но общий курс был уже намечен. — Руки! — предупредительно рявкнул Ликси, видя, что мужчина по привычке неосознанно тянется к нему, чтобы обнять. — Не кричи ты так, — Тэян поморщился и отступил на шаг. Они стояли на первом этаже клуба у широкой лестницы наверх. На жилые этажи можно попасть двумя способами: по железной лестнице с торца и через главную у входа. Отсюда работники бульвара с клиентами поднимались наверх за отдельную плату. В тот день, когда Хёнджин уехал в Аньян, Тэян таки не выдержал и пришел к своему строптивому мальчику. Феликс открыл ему, зареванный и кислый, с опухшими глазами, почти голый и несчастный. Тэян, как каждый волк, у которого встает на безобидного зайку, сразу пустил слюни и начал увиваться вокруг, пытаясь то ли утешить, то ли выебать. Но Феликс внезапно собрал яйца в кулак и извинения принял, сопли себе подтереть разрешил, а вот с сексом случилось Ну, погоди. В таком подвешенном состоянии они находились до сих пор. Сперва Ликс морозился с понтом, что не хочет, а после, когда вернулся Хёнджин, ушел с головой в заботу о друге. Тэян оставил свой запрет на работу в силе, и Феликс не болтался больше на бульваре. Теперь они, словно старые супруги в суде пытались отстоять каждый своё и постоянно торговались. Феликс на голубом глазу заявил ровно то, что посоветовал Хёнджин: свобода или секс и никак иначе. Тэян сказал ему, что он сбрендил, раз требует списать такую сумму только за доступ к своей сладкой жопе, которую кто только не ебал. На что малыш резонно фыркнул: Найди себе другую… — Дай пройти, — Феликс дернулся к лестнице. — Мне к Хёнджину надо, еще еду готовить и куча стирки накопилась. — Ликси, — Тэян не выдержал. Схватил мелкого за руку, изо всех сил стараясь не делать резких движений. Трахнуть кого-то другого Тэян, конечно, мог. Мог, в принципе, хуй забить или самому прищучить паренька и заставить подчиняться. Но чем дольше они находились в ссоре, тем сильнее была ломка по теплому, сладкому, глупому Феликсу. Тому, который так жадно льнул всегда, заглядывая в глаза и выпрашивая ласки. Привязанность нельзя купить или выбить силой. — Мне нужно идти, — промямлил Ликс резко севшим голосом. От обжигающего прикосновения руки мужчины парня сразу повело. Тэян мягко притянул его к себе, но не обнимал, а просто стоял слишком близко, разделяя свое личное пространство и вторгаясь в чужое. Феликс всегда выдавал себя, когда возбуждался или нервничал. Его красивый сладкий голос становился низким, резонирующим, томным… — Я просто хотел узнать, может, тебе нужны деньги? — Тэян склонил голову, его красивые черные глаза сузились. — Как там Джинни? Ему уже лучше? Если тебе что-то нужно… Больше всего на свете Феликс хотел кинуться на шею своему любовнику и забыть обо всём. Перестать пиздеть о том, что он не хочет, не может, ему некогда. Тэян от воздержания становился мягче, поджимал хвост и скалился, пытаясь улыбаться. Хищники слабеют без сырого мяса и теплой крови. Травой и корешками сыт не будешь. В голодный год они переходят в режим экономии и берегут силы до тех пор, пока не выпадет шанс вцепиться в горло своей желанной жертве. — Нет, — Феликс мотнул головой. Тэян не знал о деньгах, которые Хёнджин передал другу перед отъездом. На них Ликс теперь покупал лекарства, еду и оплатил им хату на два месяца вперед. — Мне нужно идти. Правда. Он говорил, но сам стоял, не двигаясь. Затянувшийся шрам на правой щеке Тэяна притягивал его, и Ликс смотрел на ровный бледнеющий рубец как завороженный. Следы своей страсти, своего страха… Феликс хотел бы раздеть Тэяна и рассмотреть каждую отметину на его изрезанном теле, с диким восторгом понимая, что их оставил он сам, что это его своеобразные метки принадлежности. — Я плохо выгляжу, малыш? — теплые пальцы Тэяна гладили ладошку Феликса, мяли ее в нетерпеливом порыве сжать сильнее. Феликс вздрогнул и сразу же отрицательно затряс головой. — Нет, нет, — его голос перешел в сиплый сладкий шепот, как всегда, когда он задыхался от желания. От одних этих звуков Тэян ощущал, как у него дергается член в тесных брюках. — Я просто… Ты отлично выглядишь… Ты красивый… Я не поэтому смотрю… Не думай… Феликс путался в словах, его трясло от близости и жара. Советы Хёнджина, конечно, умные, но как же, сука, тяжело держаться, когда сидишь без секса уже больше недели и думаешь только о члене своего мужчины. — Хочешь потрогать? — Тэян улыбнулся, наблюдая, как глаза Феликса расширяются, а зрачки затапливают радужку. Маленький похотливый бунтарь думает понятно о чем, но Тэян имел ввиду вовсе не это. — Шрам. Потрогай, если хочешь… Мне уже не больно. Он поднял руку Феликса и приложил к своей щеке. Малыш выдохнул, его губы разомкнулись и дрогнули. Тепло его дыхания ощущалось кожей, и Тэян хотел бы прикрыть глаза, положить голову Ликсу на колени и чувствовать, как маленькие теплые лапки гладят его по голове, лицу… — Он твердый, — хихикнул этой намеренной двусмысленности Ликс. Он ощупал рубец, погладил его осторожно. — Я мог задеть тебе глаз… Не перестаю думать об этом… Мне так плохо… Тэян шумно выдохнул, поймал ладошку Феликса и поцеловал быстро и жадно, касаясь губами пальчиков, внутренней стороны, тыльной, запястья. Тыкаясь носом, словно пес. Феликс стоял, кусая губы, внутренне рассыпаясь на мелкие осколки от этой животной нежности, которую Тэян проявлял крайне редко. Идиллия была прервана, когда в холл к лестнице вошли двое солидных мужчин, явно не местных, и направились прямиком к Феликсу. Тэян краем глаза заметил идущих и почти мгновенно оценил их внешний вид. Одеты они были просто, но дорого: строгие брюки, мягкие поло с длинным рукавом. Мелкие детали вроде платиновых Vacheron Constantin на руке одного или чип-ключ от Бентли, который пихнул в задний карман другой, сказали достаточно, чтобы Тэян слегка занервничал. Здесь, в нижнем Итэвоне, редко появляются люди, у которых на запястье небрежно бликует тусклой платиной примерно треть миллиона долларов. Тэян стиснул лапку Ликса и потянул разомлевшего парня на себя, выходя вперед и загораживая его собой. Феликс непонимающе хлопал глазами, когда его мягко задвинули за спину, перекрыв обзор. — Добрый вечер, — Тэян улыбнулся, вежливо кланяясь клиентам. В клубе рады любому гостю, а эти двое явно при деньгах. — Здравствуйте, — поклоны, быстрые улыбки и немедленный переход к делу. — Нам бы хотелось поговорить с Феликсом, — нагло заглядывая Тэяну за спину, произнес тот, что был выше ростом. Сдержанный, спокойный мужчина с красивыми глазами. Второй – широкоплечий качок с добрым лицом поглядывал в сторону лестницы наверх и хмурился. Тэян открыл было рот, чтобы спросить, какого хуя им надо от Ликса, как тот сам вылез вперед. — Я вас не знаю, — Феликс быстро оглядел обоих, ощущая странное волнение в груди. Ему пришла в голову одна мысль, но он прогнал ее. Эти двое взрослых мужчин ему незнакомы, но они, судя по всему, точно знают его. — Что вам нужно? — Давайте познакомимся, — мужчина протянул бледную ухоженную руку. Лощенный красавец с пресыщенным изломом чувственного рта ничего тяжелее хуя в этих руках никогда не держал. И Тэян, и Ликс это поняли с одного взгляда. — Мое имя Крис, — он осторожно пожал ладошку Феликса, которую тот протягивал неуверенно и робко. — А этого господина – Чанбин. Феликс метнул взгляд на тихо стоящего слева от Криса мужчину и на мгновение забыл, как дышать. Черт. Он так и знал. Так и подумал, как только увидел этих двоих мажоров, как будто вышедших из сериала Наследники прямиком после игры в какой-нибудь сквош, мать его ети. Хёнджин много раз упоминал это имя, и Феликс, естественно, запомнил его. Стало быть, эти двое не по его душу. — Тэян, иди, — произнес Феликс, не отводя взгляд от Чанбина, внимательно разглядывая его лицо. — Мне нужно поговорить с этими людьми. — По поводу? — Тэян стиснул локоть парня, неосознанно протягивая его к себе. Словно обозначая свои права на него. Эти собственнические замашки итэвонского быдла вызывали у Феликса сладкое томление в паху. Их абьюзивная связь, конечно, максимально нездорова, но где взять здорового человека в их среде. Феликс погладил ладошкой руку Тэяна, успокаивая и расслабляя. — Тэян, иди, — твердо повторил он. — После поговорим. Стиснув зубы, Тэян молча поклонился и нехотя поплелся прочь, периодически оглядываясь. Феликс остался стоять с двумя мужчинами в просторном холле у лестницы. Едва Тэян отошел настолько, что уже не мог слышать их разговор, Феликс тут же встал в позу, сложив руки на груди, и выпалил: — Какого дьявола приперлись? Чего надо? Хёнджин не работает, он заболел. Крис усмехнулся. Пока они ехали сюда, он говорил Чанбину, что это глупая затея. Мальчики-зайчики прячутся и, видимо, не хотят, чтоб их нашли и съели. Слишком много волков рыщут в окрестных лесах. — Что с ним? — спокойно спросил Чанбин. — Проводи меня к нему, я хочу поговорить. Я ничего ему не сделаю, если ты этого боишься. — Ничего я не боюсь, — фыркнул Ликс. Он косил глаза на Криса, который с усмешкой разглядывал его, словно пересчитывал веснушки на сморщенном милом носике. Мужик у Хёнджина, конечно, крутой, но его друг ничуть не хуже. Феликс побазарил бы с ним в отдельном кабинете, если бы не запрет Тэяна на работу. — Он снова принимает наркотики, поэтому торчит в хате безвылазно? — Крис размял шею и пошел с козырей. Ему этот пустой треп надоел. Всё ясно как божий день, но что-то не сходится. Попытки мутить воду всегда раздражают. Феликс прикусил язык и замолчал, невольно отступив к стене, словно его прижали… Хёнджин как в воду глядел, когда говорил ему, что если за ним придут, то лучше лгать и отпираться, но не выдавать грязных подробностей его унизительного положения. Пусть лучше Чанбин думает, что Хёнджин бросил его и не хочет видеть, чем найдет его избитым, разодранным и скрученным от ломки… — Зачем он вам? — Феликс повернулся к Чанбину. — Он не может работать, он действительно болен. Купите себе кого-нибудь другого. По тому, как дрожали губы парня, как увлажнился его теплый ореховый взгляд, Чанбин всё понял. Что-то случилось. Этот милый веснушчатый мальчик прикрывает своего друга, попавшего в беду, и не выдаст, если почует хоть малейшую опасность. Надо было прийти раньше. Не ждать, пока Крис выяснит никому не нужные подробности, уже не способные повлиять на чувства Чанбина. Нужно было слушать своё сердце. — Я хочу ему помочь, — Чанбин шагнул вплотную к Феликсу, глядя ему в глаза. — Он уехал, но сказал, что вернется. Не позвонил, ничего не написал. Я знаю, что Хёнджин страдал от зависимости. Если он вернулся к наркотикам, ему нужна квалифицированная помощь, а не пачки жаропонижающих из аптеки за углом. Если ты ему друг, ты должен это понимать. Феликс не знал, как быть. Чанбин догадывается, но не знает всего. Открыть ему полную картину – означает подставить Хёнджина, сдать с потрохами, несмотря на то, что он просил Ликса поступить иначе, а именно: никому ничего не говорить. — Как вы ему поможете? — дрожащим голосом произнес Феликс. — Запрете в дурку? Где его заколят до состояния животного? Или станете кормить ему мяу, чтобы использовать как секс-куклу? Не надо мне тут втирать про ваши хорошие намерения. Добрые дяденьки с конфетками, предлагающие проехаться с ними, тут шныряют постоянно. Феликс дернулся, чтобы слинять, но Крис преградил ему путь и, толкнув в плечо, прижал к стене. — Мяу? — поднял брови Чанбин и вопросительно взглянул на Криса. — Они так мефедрон называют, — пожал плечами Крис. После чего повернулся к Феликсу. — Слушай, котенок, хватит юлить. Ничего мы твоему милому дружку не сделаем. Никто его использовать не собирается. Мы не добрые дяденьки, и у нас нет конфет. Но есть деньги. Хёнджин сидит на наркоте? Отвечай. — Пока держится, — Феликс отпихнул от себя Криса и отряхнулся так, словно прикосновения мужчины испачкали его. — Но ему хуево. Его накачали под завязку, он чуть от передоза не отъехал. Чудо, что живой. Последние два года он был чист. Если вы хоть что-то понимаете в этом, то должны знать, что сейчас его трогать нельзя. Он сорвется. Он велел его не выпускать из хаты. И я не выпускаю. Ухожу за едой и лекарствами, отобрал у него телефон. Запираю его. Пару раз к кровати привязывал, потому что он порывался выйти искать себе дозу. А он знает, где найти эту дрянь, можете мне поверить. — Кто его подсадил? — взгляд Чанбина стал тяжелым, наливаясь кровью. Феликс ничего не сказал прямо, но всё было ясно и так. — Чего вы от меня хотите? — вспыхнул Феликс. — Неужели вам не ясно, что Хёнджин велел мне вам ничего не говорить! Ему стыдно и плохо! Уходите! Феликс задыхался. Он стоял, прижавшись к стене, и его плечи дрожали от внезапных подступающих рыданий. Чанбин положил горячую ладонь парню на плечо. Сжал несильно, поддерживая, делясь своим безграничным теплом и силой. — Не бойся, отведи меня к нему. Я действительно хочу ему помочь. И я не стану осуждать или пользоваться.