***
Закат нежно-розовым золотом разливался над городом, окрашивая всё вокруг теплом расплавленной меди. Еще один день умирал на горизонте, оставляя в сердце память тихой радостью бытия. Сегодня Хёнджин полдня провел в салоне красоты в спа-зоне отеля L7, где по настоятельной рекомендации Криса его избавили от пережженных блондом прядей, вернув практически натуральный темный цвет с каштановым отливом, и подстригли. После стрижки последовали бесконечные процедуры ухода за волосами, лицом и телом, и Хёнджин потерял счет времени, целиком погрузившись в удовольствие, к которому так легко привыкнуть. Услужливый и ловкий персонал кружил над ним, умело обволакивая ненавязчивым вниманием и заботой. Несколько раз в процессе легкого массажа он даже засыпал, расслабляясь настолько, что сознание отключалось, оставляя изнеженное тело на милость чутких рук… Солнце таяло в шипящей бронзе реки, безвозвратно погружалось в пучину, уступая место черничной ночной синеве на стремительно темнеющем небосводе. Стоя у белоснежного мраморного парапета открытой террасы, Хёнджин смотрел, как бликуют все оттенки солнечной позолоты, и думал о времени. Сегодня двадцать шестое число. Он провел в роскошном номере отеля в заоблачных высотах беззаботного рая в изобилии и неге ровно две недели. Четырнадцать дней, промелькнувших как один миг. Таких прекрасных и потому незабываемых. Всё сложилось как нельзя лучше. Чанбин осыпал своего любовника деньгами, с барского плеча выплатив обещанные пять тысяч в неделю и прибавив к ним изрядное количество дорогого барахла, которое теперь будет непросто вывезти из апартаментов, даже если очень постараться. Придется нанимать машину и грузчиков, чтобы элементарно оттащить чемоданы с брендовым шмотьем и цацками. Чанбин скупал буквально всё, что видел. В первые дни он таскал Хёнджина с собой, заставляя бесконечно надевать понравившиеся вещи и демонстрировать. Но потом просто начал заказывать доставку в номер. Хёнджин впервые в жизни реально устал от примерок и испытал пресыщенность, о существовании которой раньше даже не догадывался. Он всегда думал, что ему никогда не будет достаточно красоты материального. Но голод быстро проходит, стоит только подняться на ту ступень, где ты можешь позволить себе обожраться до тошноты. И так во всем. После одежды и аксессуаров настала очередь украшений и тут-то Хёнджин понял, что значит носить на себе безделицу стоимостью в квартиру или дорогой автомобиль. Бриллианты – лучшие друзья. Эту истину рано или поздно постигает каждый, кто становится их обладателем. Холодный белый огонь безразличного камня греет сердце и неумолимо влечет к себе даже тех, кто ничего не понимает в красоте. Недаром история самых прекрасных камней всегда кровава и полна бесчисленных слез, сломанных людских судеб и бедствий целых народов. Чанбин подарил Хёнджину украшений на сумму, в десятки раз превышающую оплату за пользование его телом в любое время дня и ночи, о которой они изначально договорись. И Хёнджин носил их, как того хотел его щедрый покровитель, но четко знал, что не оставит себе ничего, когда настанет время уходить. Это слишком. Это всё уже давно вышедший из-под контроля пранк, в котором они оба участвуют с равноценным рвением. Чанбин давал то, чем мог поделиться – материальные блага, недоступные простым смертным, вкупе с человеческим отношением и безграничной теплотой, почти отеческой, пугающе архетипичной. Хёнджин ощущал себя странно и абсолютно не знал, что делать с этой свалившейся на него томительной нежностью и страстным влечением сильного человека, с которым у итэвонского люмпена не было ничего общего. Никаких точек соприкосновения, кроме жаркого секса ночами и бесконечного веселья днем. Привыкший исполнять чужую волю бездумно и легко, Хёнджин впервые задумался о том, что с ним в реальности происходит. И эти мысли, словно солнце из-за туч, световыми мечами прозрения безжалостно резали мрак бессознательного, расставляя всё по местам в голове и в сердце. Всё, что Хёнджин мог дать – это себя. Свои умения низкопробной шлюхи, приученной к использованию. Он знал толк в удовольствии другого и думал, что знает, чего хочет сам. Но и тут Чанбин оказался на голову выше юного парня, выросшего в приемной семье и половину сознательной жизни прожившего в мефедроновом разнузданном угаре, отдаваясь тому, кому скажут и думая, что так можно существовать, дышать и даже любить… Страшное заблуждение, которое рассеется как морок, стоит лишь бросить наркотики и очнуться от жуткого эмпатогенового сна… Хёнджин был в завязке последние полтора года, и сейчас его накрывало похлеще любого психостимулятора. Чанбин был ласков и горяч, безмерно щедр и добр как самаритянин, что не вязалось с его образом хваткого босса огромного конгломерата. Хёнджин постепенно начал вникать в то, кем в действительности является господин Со. Первым открытием было то, что отель, в котором они проживали, целиком принадлежит Чанбину. Как и огромное здание небоскреба напротив – головной офис корпорации SIG, владельцем которой тот также являлся. Хёнджин постоянно грел уши во время разговоров Криса с Чанбином и мало что понимал, но то, что ему понять удавалось, вгоняло парня в ступор. Чанбин богат и влиятелен, спору нет. Но границы его богатства и влияния не поддавались четкому определению. Мозгов не хватало. Хёнджин уяснил четко лишь одно: когда Крис говорил, что Чанбин практически всевластен, он не шутил и не преувеличивал, а просто констатировал факт. Так в голове Хёнджина сложилась относительно реальная картина существующего положения вещей. Он оказался в раю по прихоти сладкого папочки, которому боялся надоесть и которого безумно хотел, стыдясь собственных чувств и желаний, ведь на работе привязываться не принято. Да и нет в этом никакого смысла, ведь вся эта сказка закончится также по прихоти Чанбина в любой момент. От самого Хёнджина тут ничего не зависит. Судьба иногда играет нами, посылая испытания огнем, водой или медными трубами, самым жестоким образом превознося нас неоправданно высоко, чтобы после скинуть с, казалось бы, покоренной вершины на самое дно. Поэтому стоя на террасе апартаментов шикарного отеля после очередного дня, проведенного в праздной роскоши, Хёнджин наблюдал, как садится солнце, и лихорадочно сохранял в голове файлы воспоминаний. Пережитых чувств, телесного опыта, тактильных впечатлений. Красоты в материальном воплощении, которой ему удавалось коснуться благодаря тому, что Чанбин впустил его в свою жизнь. Пусть не навсегда, но на время. И об этом времени Хёнджин теперь думал постоянно, с тоской провожая каждый прожитый день. Солнце почти село, и горизонт окрасился алым. Ночь дышала прохладой и свежестью, чистым ароматом жасмина и омытой дождем листвы. Этой прохлады так безумно мало двоим в обжигающей страстной ночи, и оттого она так приятна. Ею хочется напитаться, прочувствовать, словно про запас… Глубоко вздохнув, Хёнджин откинул голову, размял плечи, потягиваясь, словно кот, ощущая расслабленные мышцы, и медленно пошел с террасы назад в апартаменты. Каждый день он говорил себе, что нет смысла думать о неизбежном, ведь время еще есть. Хёнджин даже не рассчитывал задержаться тут так надолго. Чанбин потратил на него десять тысяч наличными, расплатившись за две недели, и неизвестно сколько на одежду, еду, досуг, уход, подарки… Подсчитать это Хёнджин не мог при всем желании. Он случайно увидел ценник на бриллиантовый чокер от Картье и не сразу сосчитал нули. Ему показалось это нереальным. А когда осознал баснословную сумму, то его буквально затрясло от страха, что он нечаянно повредит такую дорогую вещь. В апартаментах было тихо и царил комфортный полумрак. На первом этаже никого нет. Хёнджин зашел внутрь с террасы и замер посреди гостиной. Время… Его совсем не осталось… Но жалеть не о чем. Хёнджин улыбнулся тихой улыбкой на безупречном лице. Всё, чего ему сейчас хочется, это обнять своего мужчину, который был своим лишь в мечтах глупого мальчишки, не знавшего любви. Пусть так. Хёнджин и не надеялся на большее. Это и так слишком много для того, кто сам по себе ничего не стоит. Ты только маленькая похотливая дрянь, детка. Я вижу тебя насквозь… Хёнджин тряхнул волосами и, развернувшись, двинулся в сторону ванной комнаты первого этажа. У него есть примерно час, чтобы подготовиться и переодеться. К этому времени Крис и Чанбин, скорее всего, уже закончат…***
— Капитализация третьего квартала будет выше в процентном соотношении, — Крис поднял глаза, уловив едва заметное движение в дверях кабинета. — Конечно, если существующая тенденция роста не изменится. Хёнджин проскользнул внутрь, по-кошачьи нагло, но осторожно. Зная, что хозяин не прогонит, и делая вид, что ему нет никакого дела до мужчин, засевших в кабинете допоздна. Ночь – его время, и Крису пора завязывать свой трёп о деньгах. Это и так слишком затянулось. — Не изменится, — Чанбин расплылся в неосознанной улыбке, глядя, как Хёнджин молча заходит в кабинет, недвусмысленно намекая своим присутствием на то, что пора закругляться. — В начале октября собери совет директоров. У них как раз будет время подбить итоги, если информировать всех сейчас. Хёнджин демонстративно двинулся к книжным полкам у стены за спиной Чанбина, на ходу улыбаясь и кивая обоим мужчинам, делая знак, чтобы на него не обращали внимания. Естественно, это было просто невозможно. Крис и Чанбин уже привыкли к внешности парня, но тот всё равно умудрялся выбивать из колеи и приковывать взгляды. Каждый день, проведенный в достатке, добавлял ему очков. Хёнджин спокойно шел за книгой в полной тишине, останавливая время своей красотой, заставляя забыть обо всём. — Тебе так идет новый цвет волос, — Чанбин откинулся в кресле. Медленно разворачиваясь, следуя траектории движения проходящего мимо Хёнджина. Вопросы капитализации третьего квартала больше никого не волновали. — Крис посоветовал, — Хёнджин повел плечами, отлично зная, как выглядит в тонкой шелковой пижаме на голое тело, ласкающей кожу и не оставляющей простора для фантазии. — А, да, — очнулся Крис, быстро отводя глаза. Разглядывать Хёнджина в таком виде лучше не стоит. Зрелище, бесспорно, прекрасное, но проблемы ему не нужны. — У тебя светлая кожа и глаза. С темными волосами это прекрасное сочетание. Хёнджин проплыл мимо, благоухая влажной свежестью после душа. Ароматом чистого разврата, как это называл Чанбин. Это ведь так очевидно, когда твой любовник готовится для тебя, приводит в порядок тело, волосы, подбирает одежду. Так явно и так заводит. Чанбин сглотнул слюну слишком громко в напряженной тишине кабинета. — Ладно, — Крис пришел в себя и торопливо подорвался с места. Он знал своего друга достаточно хорошо, чтобы понимать, как сильно Чанбин запал на нищего парня, у которого нет ничего, кроме красоты, ослепляющей разум, забирающей душу, убийственной. — Я поеду. Уже поздно. Хёнджин остановился у длинных высоких рядов полок с книгами и потянулся, выгибая спину, чтобы достать одну. — До завтра, — Чанбин с трудом оторвался от созерцания Хёнджина и повернулся к Крису, желая проводить как вежливый хозяин. — Не вставай, — Крис застегнул пиджак. — Я знаю, где выход. До завтра, Чанбин. Хорошего вечера. — Пока, Крис, — тонкие пальцы Хёнджина выцепили с верхней полки Экономическую теорию. Он развернулся, довольно улыбаясь. В бездонных прозрачных глазах сияла ничем не прикрытая радость. Крис кивнул и покинул кабинет быстро и тихо, словно его и не было. Воспитание не пропьешь. Полученное однажды, оно остается с тобой до конца. В кабинете воцарилась гулкая электрическая тишина, нарушаемая лишь шорохом переворачиваемых страниц. Хёнджин уставился в книгу, задумчиво листая ее и делая вид, что совсем не ощущает взгляд Чанбина, почти физически обжигающий будоражащим пламенем вожделения. — Я не хотел вам мешать…— Хёнджин улыбнулся, маскируя невинную ложь кокетством. Он поднял глаза на сидящего в кресле мужчину и отчетливо увидел, что Чанбин, искренне ненавидящий лжецов и дешевую драму, от Хёнджина уже вполне был готов потреблять даже подобную нелепость. — Ты не помешал, — Чанбин рефлекторно погладил свои бедра, ощутив, как потеют ладони в неконтролируемом порыве глупого, почти подросткового восторга перед предметом обожания. Хёнджин это заметил. То, как Чанбин нервничает каждый раз перед сближением, сдерживая себя, заставляло сердце трепетать. Захлопнув книгу, Хёнджин двинулся к Чанбину, сидевшему у массивного рабочего стола из красного дерева. Пора честно признаться себе самому, что нестерпимый жар объятий этого мужчины сводит с ума, а Хёнджин всегда был слаб до физической близости с тем, кого по-настоящему хотел. За прошедшие две недели они с Чанбином занимались сексом как голодные. Без особых извращений и изысков. Чанбин шутил про костюмы горничной, Хёнджин намекал на сложноподчиненные отношения. Но всё заканчивалось тем, что они удовлетворяли друг друга, стараясь отдать больше, чем взяли, бесконечно обмениваясь страстью и нежностью, угадывая желания и растворяясь полностью в этой связи. Такие непохожие, но так неожиданно нашедшие друг в друге то, чего им не хватало. Хёнджин остановился перед Чанбином, прислонившись бедром к краю стола. — Экономическая теория…— Чанбин слегка наклонился, чтобы прочесть название книги в руках Хёнджина. Его миндалевидные черные глаза насмешливо блеснули. — Какой интересный выбор. Хочешь изучить основы производства или распределения ресурсов? — Меня больше волнуют процессы мировой экономической интеграции, — Хёнджин отложил книгу, которую не собирался читать. Он взял ее только потому, что она была достаточно высоко на полке, чтобы можно было продемонстрировать гибкость. Тело – совершенный инструмент удовольствия, и Хёнджин знал, как его использовать. Чанбин удивленно поднял брови. Хёнджин улыбался и нетерпеливо терся бедром о край стола, словно хотел, чтобы его усадили на стол, поскольку сам он не решался это сделать. За две недели, проведенные вместе, Чанбин немного узнал этого красивого мальчика, жадного до ласк. Хёнджин – необразованный, в каких-то вопросах откровенно глупый для своего возраста. Но обладающий звериной хваткой и чутьем. Смекалистый, хитрый, как всякий, выросший в жестокой парадигме борьбы за место под солнцем. Его жизненный багаж свинцовой тяжестью прошлого тянул на дно, не позволяя выплыть, и Хёнджин отчаянно цеплялся за любую возможность получить хоть немного тепла. Чанбин иногда ловил себя на мысли, что мог легко читать Хёнджина как открытую книгу. Сейчас он точно знал, что парень козыряет только что вычитанной фразой из учебника, но понятия не имеет, что такое интеграция в принципе. Просто повторяет умные слова, думая, что выглядит при этом горячо. Впрочем, последнее было правдой. Выглядел Хёнджин шикарно и мог нести любую чушь, это нисколько не портило впечатление о нем. Чанбин резко встал, подавшись к Хёнджину. Тот только охнул на вдохе, оказавшись в горячих объятиях, которых он так сильно желал, и сразу потянулся за поцелуем. Чанбин подхватил его, усадил на стол, вклинился, коленом раздвигая парню ноги, заставляя раскрыться в естественном и таком манящем движении навстречу всем телом. — В университете я был лучшим на курсе экономики, малыш, — от легкого аромата чистого тела и теплой кожи Чанбин пьянел быстрее, чем от любого другого. Хёнджин жался к нему, ерзая на краю стола и пытаясь вовлечь в поцелуй, утянуть в бездну, чтобы рухнуть вместе безоглядно. — Если тебе что-то непонятно, я могу объяснить тебе всё, что написано в этой книге, простыми словами. — Я не тупой, — Хёнджин надул губы, слегка отстраняясь. — Я и сам тебе могу объяснить что угодно. На дне прозрачных глаз мерцали искры, словно отблески свечей в хрустале. Хёнджин смотрел из-под опущеных ресниц и был так близко, что можно было разглядеть каждую черточку на его лице, ангельски прекрасном, без малейшего изъяна. Чанбин коснулся подушечками пальцев гладкой бархатной кожи щеки, розовеющей от сладкого жара, вскипающего в крови. Воздух между ними почти мгновенно раскалялся, и им обоим очень быстро становилось практически нечем дышать. В голове мутнело от желания, а сердце бешено билось, набирая обороты. — Хорошо, — Чанбин погладил Хёнджина по щеке. — Тогда расскажи мне, что такое интеграция сама по себе, как процесс, вне контекста мировой экономики. Хёнджин усмехнулся. Его взгляд сразу стал тяжелым и томным, соблазнительным. Он слышал это слово, и не раз. И соотносил его с понятием внедрения, которое сейчас мог бы истолковать с сексуальным подтекстом. Он был в корне неправ, но даже не догадывался об этом, поскольку, как Чанбин и предполагал, просто прочел умную фразу и выдал ее чисто как набор слов, даже отдаленно не понимая, что она означает. — Это как вопрос на экзамене? — Хёнджин скользнул ладонью к брюкам Чанбина. Тонкие пальцы невесомо и быстро расстегивали ширинку, касаясь уже наливающегося кровью члена через ткань. — Если я отвечу правильно, ты меня похвалишь? Или, может, в качестве поощрения дашь мне что-то? — Его руки не дрожали. Он уверенно и открыто шел к цели, не стесняясь трогать член мужчины, зная, что там приятнее всего, что всё равно всё сведется к этому, что лишнее кокетство только раздражает. Чанбин шумно втянул носом воздух, чувствуя прохладные нежные прикосновения. Хёнджин спустил ему брюки вместе с бельем и ласкал, размазывая естественную смазку по стволу. — Что-то, что ты мог бы интегрировать в меня поглубже, до основания. Так, чтобы я забыл членораздельную речь… — По-твоему интеграция – это проникновение? — роль строгого учителя давалась Чанбину с огромным трудом. Ему сводило бедра от желания толкнуться в ладонь Хёнджина, чтобы усилить ощущения, а после содрать с него тонкий, практически ничего не скрывающий шелк и разложить тут же на столе. Прижимая к себе парня за талию, Чанбин гладил его по спине, забираясь руками под одежду. Хёнджин выдавал себя нетерпеливой дрожью, электричеством пронзающей всё тело вдоль позвоночника. Чанбин наклонился, чтобы поцеловать его в шею, и Хёнджин откинул голову, покорно открывая лучший доступ. Он почти сразу же забыл, о чем они только что говорили, все слова и их значения вылетели у него из головы, едва лишь горячие губы мужчины впились в дрожащую жилку яремной вены. — Проникновение… да.. именно…— Хёнджин почти стонал, прикрыв глаза. Чанбин клеймил поцелуями его шею, выжигая сладкие отметины страсти в несдержанном порыве своих уже таких очевидных чувств. Хотелось вцепиться зубами. Разрисовать кровавой нежностью трепетную бледность кожи, так сладко пахнущей дурманом вожделения. И в то же время облизывать, ласкать подвижный выступ кадыка и впадинки ключиц. Хёнджин поплыл оплавленным воском под воздействием животного пламени. Чанбин терзал его долгими поцелуями, засасывая нежную кожу до розовых отметин и мокро вылизывая сладко саднящие после следы. — Ты не сдал, малыш, — глухо прошептал он, царапая резцами выступающую косточку ключицы. Спуститься ниже мешал застегнутый ворот пижамной рубашки. Чанбин рванул его, без всякой жалости испортив красивую и дорогую вещь, просто чтобы обнажить грудь своего любовника. Тонкий шелк заскользил по плечам, спадая. — Но свое поощрение ты получишь, так или иначе… Он подхватил Хёнджина под коленками и мягко потянул на себя, заваливая на столе, заставляя откинуться на спину и лечь. Хёнджин сразу же растянулся на лакированной поверхности и, словно кошка, выгнул спину. Разорванная рубашка осталась висеть на локтях, из-за чего Хёнджин не мог поднять руки, шелк сзади стягивал их, ограничивая движения. Ее надо бы снять совсем, но уже не было возможности. Чанбин стаскивал с него штаны, в нетерпении разрывая ткань. Ласка сменялась страстью. Вместо осторожных поглаживаний Хёнджин чувствовал жадную хватку на своих бедрах. Избавив парня от оставшейся одежды, Чанбин раздвинул ему ноги, заставляя упереться пятками в край стола, максимально раскрываясь в позе полного подчинения. Хёнджин не стеснялся. Не строил из себя святую невинность в попытках скрыть свое явное удовольствие от пассивной роли сладкой дырки. Ему нравилось наблюдать, как вспыхивают глаза Чанбина, когда тот видит мокрый блеск стекающей на стол смазки. Хёнджин хорошо подготовился, растягивая себя в душе полчаса назад, и влил в себя столько лубриканта, что теперь тек, как последняя блядь, пачкая свою промежность, бедра и даже стол под собою. — Хороший мальчик, — севшим голосом прошептал Чанбин, собирая пальцами смазку, размазывая ее, массируя вход. Хёнджин дернулся и застонал, стоило только коснуться его розоватой растянутой дырочки. Всегда в процессе секса с проникновением он хорошо принимал и был возбужден, совершенно непритворно получая удовольствие от того, что ему вставляют. Не всем это искренне нравится, не все ловят кайф. Но Хёнджин весь дрожал уже в самом начале, едва лишь Чанбин погрузил в его горячее нутро свои мокрые от смазки пальцы до костяшек. У парня прорезался голос, и его стоны пробирали до мурашек, вызывая совершенно дикие инстинкты из самой глубины души. Чанбин не хотел быть грубым, но от одного вида красивого сладкого парня под собой у него срывало тормоза, и о самоконтроле можно было благополучно забыть. Они оба уже не сдерживались друг с другом. — Так хорошо… — шептал Хёнджин. — Глубже… Я хочу больше… Чанбин трахал его пальцами, вгоняя свободно до самого конца. Смазка хлюпала внутри, обволакивая упругие стеночки. Пальцы входили, раздвигая их, делая анус мягким, податливым. Чанбин терпел, сколько мог, прежде чем вставить, всегда ласкал Хёнджина, растягивал, даже если тот был вполне готов, дрочил ему, не жалея смазки, которая была повсюду, смягчая трение, сводя к минимуму возможную боль и неудобства. Когда Хёнджин начинал метаться от скорой близости оргазма, доведенный до предела горячими руками любовника, Чанбин резко прекращал сладкие манипуляции с податливым телом хнычущего парня и засаживал ему глубоко. Слушая, как восхитительно Хёнджин кричит, срывая голос в беспомощных хрипах. — Малыш, ты такой мокрый и горячий… не сжимайся, сладкий… будь паинькой… Чанбин двигался, входя до упора и почти тут же вынимая, чтобы резко вставить снова. От бешеной скорости и амплитуды рваных глубоких толчков внутри изнывающего от желания тела Хёнджин сходил с ума, теряя всякую возможность управлять своей слабой плотью. Он отдавался и отдавал, полностью погружаясь до самого дна их общей похоти. Чанбин мог делать, что хотел, Хёнджин с восторгом принял бы всё, захлебываясь слезами удовольствия. Закинув длинные ноги Хёнджина себе на плечи, Чанбин имел его на собственном рабочем столе, несдержанно целуя дрожащие бледные колени…***
— Интеграция – это объединение, — Чанбин с наслаждением вытянулся на прохладных простынях. Из кабинета они перебрались в роскошную спальню второго этажа, где вдвоем на огромной кровати было так удобно предаваться страсти или нежиться, остывая от ласк. — Всегда считал, что интегрировать что-то куда-то – это вставить, — усмехнулся Хёнджин. Он перекатился на живот и лег, обняв подушку. Сложил руки перед собой, подпирая кулаком подбородок, задумчиво глядя прозрачными глазами в пустоту. Чанбин наблюдал за ним, подмечая уже знакомые кошачьи повадки. — Я говорил, что ты прекрасно выглядишь? — протянув руку, он коснулся темных прядей волос Хёнджина и заправил ему за ухо. — Тебе безумно идет… цвет, длина… тебе идет всё, Хёнджин. Ты так красив, что я теряю разум. Хёнджин приподнялся на локтях, внимательно глядя на Чанбина. Тот лежал навзничь, и его лицо было мечтательно мягким. Так или примерно так этот взрослый солидный мужчина, должно быть, выглядел, когда был юным, влюбленным и глупым. Хёнджин закусил губу. — Говорил… Тихая, напряженная задумчивость не укрылась от Чанбина, и он решил, что Хёнджин расстроился из-за своей ошибки. — Хочешь пойти учиться? — он широко улыбнулся. Так, словно это всё очень просто и легко. И нет никаких проблем с тем, чтобы оплатить своему новому любовнику несколько лет в университете. Хёнджин медленно сел в постели, подобрав под себя ноги. Это зашло слишком далеко и нужно сбавить обороты. Сейчас или никогда. Он очень скоро уже и сам не сможет остановиться. Его неумолимо затягивало, он утопал в Чанбине, проникаясь им обоим не нужными чувствами. Опасными своей глубиной. — Зачем? — Хёнджин вздохнул. — Я думал, что нахожусь тут, чтобы раздвигать ноги, а не вести заумные беседы. О высоком ты можешь пообщаться с Крисом. Или купить кого-то поумнее меня. Он знал, что так говорить не следует, но не смог сдержаться. На душе было так мерзко от того, что ему не хочется покидать это место, этого человека. От собственной слабости, глупости, бесполезности… — Могу, — спокойно ответил Чанбин. — Обсуждение моих возможностей займет много времени. Давай лучше обсудим то, что ты желаешь мне сказать, но не решаешься. Хёнджин уже давно осознал, что с Чанбином лучше быть предельно честным. Дело даже не в том, что он сам просил не лгать, а в том, что это делать бесполезно. Чанбин умнее, старше, сильнее во всём. Тот факт, что он видит Хёнджина насквозь, был очевиден. — Я должен уехать на пару дней, — сердце камнем ухнуло вниз. Хёнджин старался говорить спокойно, но понимал, что то, что он сейчас скажет, возможно, будет их последним разговором. Чанбин слушал и не перебивал. Он мог бы сказать Хёнджину, что Крис давно уже собрал полное досье на него, и они оба в курсе того, что Хёнджин бегал в принадлежащий его сутенеру клуб на бульваре в первый же день знакомства с Чанбином. Очевидно, чтобы передать заработанные деньги. Чанбин знал и размер его долга, и кому и за что Хёнджин должен, а также то, куда ему надо ехать буквально на днях, и кого проведать в милом тихом городке Аньян. — У меня нет семьи, — тихо произнес Хёнджин. — Из родни остался только брат и тот сводный. Он сидит за убийство в тюрьме Аньян, и я стараюсь раз в месяц навещать его. Я пойму, если ты скажешь мне съехать прямо сейчас. На Итэвонском бульваре можно подобрать только конченую мразь. И попытки отмыть, приодеть и отправить учиться ни к чему не приведут, если человек вышел из подобной среды. Мой приемный отец торговал наркотой. И мой брат тоже. Они работали на клан Ю, как и я теперь, только несколько иначе. Выбраться из этой ямы я всё равно не смогу. Хёнджин поднял взгляд. Всё, что он сказал, было правдой, и ее вполне можно было легко проверить. Скорее всего, дотошный Крис уже навел о нем справки. И именно это он нарыл бы в первую очередь, поскольку дело свежее. Хёнджин проходил свидетелем и говорил то, что ему было велено сказать. На суде он был почти невменяем, его трясло от ломки, и только берилловый огонь глаз человека, которого он любил, был его ориентиром в безбрежном людском море вокруг. О том, что случилось на самом деле, а главное, почему, ни одна полицейская собака никогда не узнает. Это умрет вместе с ними, их семейной тайной и неискупленным грехом. Молчание не ложь. Хёнджин смотрел прямо и не отводил глаза. Чанбин мог сканировать его сколько угодно, то, что было в прошлом, там и умрет. — Пару дней? А точнее? — произнес Чанбин. У Хёнджина отлегло от сердца. Ему сразу захотелось глубоко вздохнуть. Его никто не выгоняет, и Чанбин, казалось, даже не был удивлен. Задуматься об этом Хёнджин не успел. Чанбин схватил его за руку и притянул к себе в объятия. Сдавил до хруста, вновь погружая в сладкий телесный жар близости. — Я заеду к Тэяну, отдам бабки и сразу поеду в Аньян. Это займет максимум три дня, — сбивчиво шептал Хёнджин, пока его обнимали, гладили по спине, успокаивая. Чанбин целовал его в висок и шумно дышал. — Я думал, ты будешь против. Я ведь не должен болтаться где-то без контроля. Крис будет в ярости, я знаю. Подумает, что я подцеплю там, в тюрьме, какой-нибудь лишай или еще что похуже. — Лишай лечится, — вздохнул Чанбин. — Ты должен мне только одно, малыш. Пообещай, что вернешься, и я спокойно тебя отпущу. Хёнджин прижался к горячему телу мужчины, обнял за шею и стал хаотично целовать его лицо, в отчаянном порыве пытаясь выразить не высказанные эмоции. Его душили слезы, и он с ходу был готов наобещать Чанбину что угодно.***
Всего две недели, а словно целая жизнь. Из такси вышел высокий красивый парень в идеально сидящих брюках и простой черной водолазке YSL. Светлый легкий плащ с узнаваемой клеткой на подкладке был перекинут через руку, а увесистая сумка слишком явно пестрела монограммами. Хёнджин не надевал украшений и не старался выглядеть роскошно, но сейчас в самой простой одежде его не узнал бы и лучший друг. В сером утреннем свете бульвар остывал от воскресной буйной ночи, готовясь к хмурым будням. Кое-где еще мерцали не погашенные с ночи фонари, и разрозненные группы нетрезвых товарищей ловили такси у обочины в надежде добраться домой по пустынным улицам до открытия метрополитена. Хёнджин глубоко вдохнул тяжелый плотный воздух Итэвона, пропитанный кислым смрадом алкогольной рвоты, и почувствовал странное успокоение в душе. Ничего не меняется. А дома и стены помогают. Как всегда широко распахнутые двери клуба приглашали войти под темные своды, окунуться в интимный полумрак, в котором все твои грехи будут отпущены, какими бы ужасными они не были. Хёнджин медленно прошел мимо и свернул за угол, к неприметной железной лестнице с торца здания. Тут можно сразу попасть на верхние жилые этажи, минуя главный вход клуба. Сперва нужно пробраться в их с Ликсом квартирку и перетереть с малышом, разведать обстановку. А уж после идти на поклон к Тэяну. Хёнджин не был тут две недели, хотя обещал являться чаще. В розыск объявлять его никто не станет, но и по головке не погладят за то, что так надолго пропал. В переулке за клубом было тихо. Хёнджин поднялся на этаж по скрипучей, дрожащей под ногами лестнице и нырнул в темноту общего коридора. Пока он шел к своей квартире, прислушиваясь к привычным и таким знакомым звукам соседской ругани и детского плача, его сердце невольно сжималось. Уже у дверей в их с Феликсом студию Хёнджин заметил странные зарубки на деревянном косяке. Присмотревшись внимательней, он рассмотрел пулевые отверстия в стене и блестящий новенький замок, будто только вчера врезанный. Тут кто-то пытался вынести дверь? Расстреливал замок и палил в стену? А зарубки – следы от ножа? Хёнджина бросило в жар, потом в холод, у него невольно затряслись руки. Тут явно что-то случилось за время его отсутствия. К ним в хату кто-то рвался, и он вполне мог предположить, кто именно. — Феликс?! — Хёнджин имел ключи от их старого замка, но сейчас тут стоит новый. Оставалось одно – стучать, пока тебе не откроют. Он принялся колотить по двери, не замечая, что долбит слишком громко. — Феликс, открывай! Это я… — Хёнджин? — тяжелая дверь отворилась спустя пару минут. Заспанный, всклокоченный Ликс в одних трусах и весь помятый возник на пороге, недоверчиво хмурясь. Увидев мелкого живым и даже не избитым, Хёнджин радостно кинулся его обнимать, но тот почему-то стоял столбом и не спешил обниматься в ответ. Обычно тактильный и липкий, сейчас Феликс был напряжен и сбит с толку. Он только что вскочил с постели, услышав стук и голос друга. Он кинулся открывать, но от Хёнджина, как оказалось, был только голос. Вместо его тощего блондинистого товарища на пороге стоял шикарный красавчик шатен нормального телосложения, прилично одетый. — Ликси, детка, что с тобой? Вся дверь прострелена, вы чем тут занимались? — Хёнджин втолкнул оторопевшего Феликса в хату и захлопнул дверь. Голос и речь точно Хёнджина. Запах, тепло и прозрачный лед глаз. Феликс жадно шарил взглядом по красивому лицу друга, узнавая. — Господи, Джинни, — резко выдохнул он и тут же вцепился в парня, как делал это всегда. Полез обниматься, увиваясь вокруг, как ссущийся от радости щенок. — Я тебя даже не узнал. Ты охуенно выглядишь, малыш. И пахнешь. — Феликс рассмеялся. Ткнулся Хёнджину в шею, провел носом по коже сверху вниз. Теперь Ликса было от себя не отцепить. Хёнджин прошел в комнату, буквально таща полуголого мальчишку на себе. Тот пиздел без остановки и нервно хохотал. — Тебя так долго не было. Я думал, ты попал в замес, и твой клиент оказался из тех извратов, что запирают без всякой связи с миром, любителей поиграть в подвал, — Феликс погладил Хёнджина по волосам. — Я так переживал. Но Тэян велел не нервничать. Сказал, что в любом случае тебя найдет. Живым или мертвым. Хёнджин закатил глаза и покачал головой. — Он прав. Нервничать незачем. Он попытался усадить Феликса на кровать, но тот не отпускал его. Тянул за руки, трогал одежду, разглядывал с неподдельным интересом. Они вместе сели на край постели. — У тебя появились щечки, Джинни, — не стесняясь собственной наготы, Феликс льнул всем телом. Он практически забрался к другу на колени, взял лицо Хёнджина в ладошки и гладил по щекам, внимательно разглядывая. — Тебе так идет новый цвет волос. И эти шмотки. Ты как будто из дорамы. Я боялся за тебя, но, видимо, зря? С тобой хорошо обращались? — Да, — Хёнджин кивнул и потерся щекой о теплую ладонь Ликса. Тот трогал его не переставая. Перебирал волосы, гладил по лицу, словно никак не мог поверить, что его милый друг стал еще прекраснее. Хёнджин выглядел пресыщенно-расслабленным. Такое редко увидишь здесь, на бульваре, где каждый день надо драться за лишний кусок, и что такое сытость, быстро забываешь. — Никто меня в подвале не держал, я просто не мог уйти из апартаментов. Мы с Чанбином постоянно были вместе. Он даже работал там же, в кабинете на втором этаже номера. Меня и сейчас отпустили только на три дня. — Три дня? — Феликс, наконец, отстранился и сел напротив, глядя на Хёнджина. — Твой этот клиент, Чанбин, кажется? Он не хочет тебя от себя отпускать? Привязался? Хёнджин знал ответ, но не рискнул его озвучивать. Поэтому сказал: — Не думаю. Ему просто удобен подобный формат отношений. Деньги-товар. В университете он был лучшим на курсе экономики, — вспомнив их недавние споры, Хёнджин усмехнулся. — Он выбирает то, что ему выгодней всего. — Хмм, — Феликс оглядел Хёнджина, явно наблюдая еще одного выгодоприобретателя от этих так называемых отношений. — Он заплатил тебе, как обещал? — Да, — Хёнджин резко вздрогнул, словно очнулся, и быстро полез в свою объемную сумку. — Я кое-что смог еще заныкать, — он выудил пачку долларов, пережатую зажимом. И протянул их Ликсу. — Вот, возьми. Постарайся растянуть подольше. Лучше оплати хату и купи еды. Но не трать на ерунду. Мало ли что может случиться. Феликс задумчиво смотрел на деньги в своей ладони, на глаз прикинув, что тут не меньше пары тысяч. После чего поднял тяжелый взгляд на Хёнджина. Картина ясная. Две недели безудержного траха и сладкий папочка втрескался в сладкую детку, которого даже отпустил на три дня проведать бывшего в тюрьме? Весело, ничего не скажешь. Хотя… — Он знает о Минхо? — не в бровь, а в глаз. Ликси склонил голову на бок, хищно щуря свои ореховые глаза. Хёнджин смотрел прямо, его щеки бледнели на глазах, превращая лицо в идеальную маску, за которой так удобно прятать собственные чувства. — Он знает только то, что знают все: мой сводный брат сидит в тюрьме Аньян за убийство… — Ммм… — голос Феликса понизился до шепота, хотя никто их в этой маленькой глухой каморке слышать не мог. — А он в курсе, кого и за что убил твой братец? — Я избегаю разговоров о своей семье, — спокойно ответил Хёнджин. — Но если Чанбин захочет, он всё узнает. — Каким образом? Расскажешь ему сам? — Феликс нервно дернул плечами. — Лучше лги, малыш, если хочешь продержаться на питательном хую как можно дольше. Феликс говорил это из лучших побуждений. Он прекрасно видел, что за прошедшие дни Хёнджин расцвел, словно хрупкий цветок, который заботливо поливали, трепетно оберегая от всего. Найти щедрого спонсора, который не только платит, но и ухаживает – нетривиальная задача. Шанс, выпадающий раз в жизни. В него надо вцепиться зубами и не отпускать. В любви и на войне все средства хороши? Это вы еще не знаете, на что приходится идти ради денег. Тут вообще нет границ, и даже подлость становится благом. — Чанбин был очень добр ко мне, — тихо произнес Хёнджин. — Я не стану ему лгать. Просто не смогу. Феликс так и знал. В сердце кольнуло иглой. — Ты что, запал на него? — вытянув шею, Ликс заглянул в лицо друга. — Бля буду, он тебе нравится. Хёнджин внезапно дернулся, схватил Феликса в объятия и стиснул, будто мягкую игрушку. Завалил на кровать, смеясь и тиская. — Ты меня раскусил, детка. Только попробуй кому-то выдать мои секреты, и я тебя защекочу до полусмерти. Хотелось плакать, но они оба смеялись, возясь на разобранной постели, как игривые котята. Феликс больше лип, чем вырывался, беззащитно подставляя бока для щипков и поглаживаний. Хёнджин никогда не делал ему больно и даже играясь, был осторожным. — Да кому я могу разболтать? — хихикал Ликс, обнимая Хёнджина за шею, млея от тепла его рук. — Ну, не знаю, Тэяну? — Хёнджин мгновенно почувствовал, как Ликс напрягся и вздрогнул. Как он и думал, тут что-то произошло, пока его не было. — Ты сменил замок? Зачем? Эта мразь тебя достает? Там снаружи вся стена прострелена, как в дешевом боевике. Я в первые секунды даже испугался, что он мог тебя убить. Феликс замер и перестал смеяться. На его детском личике мелькнула едва уловимая гримаса боли. Он словно что-то вспомнил, но быстро взял себя в руки. — Мог, — со вздохом произнес он. — Но не убил. И вообще, мы походу расстались. Вот это новость. Хёнджин приподнялся на локтях, внимательно слушая рассказ друга. — На той неделе была нехилая тусовка в клубе. Американцы с базы завалились толпой и башляли так, что тут все шлюхи слетелись поживиться от щедрот. Ну и я тоже. Я не гордый. Мне фартило весь вечер. Один хуй лучше другого, мужики все как на подбор накачанные, ласковые, с кучей бабла. Три минета в туалете – и я с тыщей баксов на кармане и жутким желанием трахаться. Обычно у меня на клиентуру не встает, сам знаешь, какие кадры меня клеят. Педофилы да жирдяи. А тут прям шведский стол. Я в бильярдный зал зашел, и у меня встал от одного вида. Там морпехи шары гоняли, и мне резко захотелось, чтобы мне хоть кто-нибудь из них загнал по самые гланды. Всё было супер. Шло как по маслу. Я влился в коллектив, меня облапали так, что я чуть в штаны не кончил, все мозги отшибло нахрен. Мы укурились, и в конце концов я оказался на коленях двухметрового янки с охуительным членом, который я буквально чувствовал задницей. Пока я сидел и давился слюнями, предвкушая еблю наверху, куда он уже согласен был идти и даже заплатил мне за два часа счастья, явился Тэян и всё пошло по пизде. — Феликс вздохнул и провел ладошкой по лицу. — Ему в башку вступило, и он полез в драку. Я только и видел, как кровища брызгала в разные стороны, а у моего несостоявшегося клиента зубы вылетали. Этот придурок даже не был гашеным. Он просто озверел от ревности. Я же всё время на улице, и он не видит меня с клиентами, а тут такое. Короче, я вылез из этой мясорубки и пошел к себе, пока меня не зацепило до кучи. Но хуй там плавал. Я был в коридоре и почти дошел до хаты, когда с другого конца Тэян нарисовался и поманил меня, типа иди сюда, малыш. Феликс резко замолчал, его дыхание срывалось. — Ну? А ты что? — прошептал Хёнджин. — А что я? Я не дурак к нему в лапы после такого. Он весь в кровище, глаза горят. Я думаю, всё пизда, тикать надо. Ну я и побежал в квартиру. Как в фильме ужасов, знаешь, — Ликс нервно хохотнул. — Когда надо быстро открыть дверь, то ключ не входит, то не поворачивается. Но я успел залететь внутрь раньше, чем он меня сцапал. Повезло. Не знаю, что бы было, доберись он до меня в тот момент. Короче, мы с ним разделенные дверью, и я стою в темной хате слушаю, как он снаружи воет. Открой, говорит, я ничего тебе не сделаю. Просто побазарим. А сам скребет по двери ногтями, как зверь. Я его знаю. Видел пару раз, как он людей гасит и не парится. Ему ничего не стоит забить до смерти. Он спокойный только когда кончит, а перед этим его так колбасит, что он душит, рвет зубами кожу и бьет просто от страсти, чисто в порыве. Я пару раз терял сознание, пока ебался с ним. Круто, но пиздец, конечно. Он после лижется и скулит, что любит, но до этой стадии надо элементарно дожить. Не знаю, что со мной, и почему я так подсел на всю эту хуйню. Но даже в тот момент, когда я там стоял у двери, слушая его рычание, я клянусь, мне хотелось открыть ему. Впустить и пусть бы делал, что хочет… — Ликси, — Хёнджин обнял его крепче, чувствуя, как тот дрожит. — Он просто садисткий ублюдок. А ты маленький сладкий мазохист. Поэтому эта мразь так нравится тебе. — Да уж, — Феликс всхлипнул. — Я не знаю, как смог взять себя в руки и послать его на хуй. Я не был пьян, просто немного раскумарился, не более того. Но меня вдруг понесло. Мне бы заткнуться, но я орал как резаный. Благо, что в лицо ему я ни черта не мог сказать, а тут он за дверью, я его не вижу и осмелел. Я кричал, что он мне никто, просто хуй, такой же, как и прочие. Что он сам получает бабки, которые я насосал, и ревновать меня глупо, раз я общественная вещь с его подачи. Он ни разу не сказал мне бросить, уйти с улицы или быть только с ним. Я знаю, как у них всё устроено. Семья – это только братья, клан. Даже когда они женятся, их жены – пустое место, пригодны только для родов новых членов в банду, — Ликс расхохотался. — Тэян ничего мне дать не может, так же как и я ему. Ему рвет крышу, а я виноват. Конечно, кого же винить, не себя же. Он слушал и молчал, а когда я успокоился, то он просто начал молча палить по двери и дубасить так, что я думал вырвет с корнем. Я побежал на кухню, схватил нож и решил, что если он войдет, то так просто я ему не дамся. Прирежу нахуй, даже если сам отъеду. Феликс снова замолчал, и на этот раз Хёнджин не стал его расспрашивать, что было дальше. Всё и так ясно… — Он расхуярил замок и открыл дверь. Позвал меня, сказал, чтобы я сам к нему шел, иначе он меня найдет и будет хуже. Я заныкался в туалете и сидел, сжимая нож. Мне вдруг стало так обидно, знаешь, заебало бояться. Он постоянно говорил, что любит меня, и я воспринимал вот это всё за чистую монету. Просто за эти ебучие три слова позволял вытирать об себя ноги. Тэян тешил свои кинки, а я ему тупо подмахивал. И вот к чему мы оба пришли. Я с ножом на полу в обнимку с бачком, а он весь в крови избивает клиентов собственного клуба. Оба идиоты. Короче, я хуй забил и сделал, как он просит, вышел сам. Базара нет, он ждал, что найдет меня трясущимся под шконкой, но я налетел на него с ножом и порезал как мог. Целился в глотку. А вышло уж куда попало. Руки, грудь, плечи. Я думал, он озвереет окончательно и убьет меня, но он только охуел и попытался меня успокоить. Отбирал нож, хватал за руки. Я не сразу понял, что он меня даже не бил. Хотя мог бы приложить об стену и гудбай. Это я позже осознал. А в тот момент я шипел от страха. Сказал, что если снова он ко мне припрется, я ему хуй отрежу, — Феликс вдруг заливисто рассмеялся и резко заплакал. Его трясло, и Хёнджин знал почему. Пережитый стресс и страх перед своим агрессивным любовником был ничем по сравнению с ужасом того, что Тэян его послушал и действительно ушел, как Феликс и просил. Тут Хёнджин его понимал как никто. — В конце концов, нож он все-таки у меня выхватил. Он и так был весь испачкан кровью, а в тот момент я заметил, что даже лицо ему порезал. Щеку справа. Он такой красивый… а теперь весь изрезанный… Как думаешь, это заживет? Феликс умолк, спрятав лицо на груди Хёнджина. Они лежали в тишине, слушая сбивчивое дыхание друг друга. — Ликси, — тихо позвал Хёнджин. Он осторожно поцеловал друга в теплую макушку и погладил по светлым волосам, как ребенка. — Тэян просто ушел? Ничего не сказал? На чем вы разошлись? Феликс разрыдался, глотая слова, которые не мог выдавить из себя. Хёнджин терпеливо гладил его, позволяя пропитывать горькими слезами свою водолазку. — Сказал, чтобы я на улицу больше носа не показывал, — прохрипел Ликс. — Мне нельзя работать. Нельзя выплачивать долг. Никто другой мне работу не даст. Тэян не позволит. Он ведь выкупил мои долги, ты знаешь. Но лишил меня возможности рассчитаться с ним. Я не знаю, что мне делать. Я сижу тут со среды, тупо никуда не выхожу. Поставил новый замок и не видел Тэяна уже несколько дней. Боюсь, что если выйду, мне пиздец… Хёнджин вздохнул. В отличие от Феликса, он понял, что произошло и почему Тэян не убил мальчишку. Они наконец-то вот таким диким образом поговорили. Феликс высказал свое тайное желание принадлежать одному человеку. И этот человек признался в том, что тоже этого хочет. Поэтому один лежит тут зареванный, а другой где-то зализывает раны и пережидает бурю. Подняв руку на своего хозяина, можно смело прощаться с жизнью. Феликс сам только что сказал, что видел, как Тэян гасит неугодных легко и непринужденно. Раз он жив после всего, что случилось, то никакой пиздец ему не угрожает. Впрочем, пиздеца ему в жизни хватает. Ведь он влюблен в отмороженного идиота, и это, скорее всего, не последняя их кровавая разборка. Эта кровь была первой. Она так сладка, что теперь их обоих ломает. Не пройдет и пары дней, как они оба не вытерпят и придут за второй, а потом еще и еще. Феликс свистит о расставании, но это сказки. Хёнджин такие знает наизусть. После таких вот расставаний случается самый крышесносный секс в жизни. Хёнджин мог поставить что угодно на то, что при следующей случке Тэян даже перестанет пиздить мелкого, а вместо этого оближет с головы до ног. После чего Феликс начнет его пиздить сам. Классика. — Детка, — Хёнджин поцеловал Феликса в висок. Тот потихоньку успокаивался, мелко дрожал и всхлипывал. — Я сейчас пойду к нему. Хочешь, я поговорю с ним? Скажу, что ты плачешь тут один, и он сразу же придет к тебе. Феликс дернулся и распахнул глаза. — Зачем? В смысле нет! Я его видеть не хочу! Не смей ему говорить, что я плачу! Я не плачу. Плевать я на него хотел! Он нервно заёрзал, но Хёнджин не выпускал его из объятий. — Послушай меня внимательно, — Хёнджин вытер слезы с детского личика Ликса. — Тэян запретил тебе работать, что буквально означает, что ты не можешь спать с другими. Только с ним. Он тварь, каких мало, и я бы тебе настоятельно рекомендовал с ним действительно расстаться. Но есть одно но. Ты его любишь, и никуда ты от него не денешься. Сейчас ты будешь ходить, задрав нос, провоцировать его, и он сорвется. Потому что кто из вас дурнее, еще не известно. Сейчас он в слабой позиции. Ему стыдно, страшно, он уполз к себе и ждет удобного момента. Не позволяй ему управлять ситуацией. Действуй сам. Он чувствует вину? Прогни его сейчас. Пусть бежит и тебя утешает. Вместо того, чтобы истерить, требуй. Феликс высвободился из хватки друга и медленно сел в кровати, утирая слезы кулачком. Хёнджин читал его как открытую книгу. Буквально чувствовал на ментальном уровне. Как будто сам был в его шкуре. И Феликс точно знал, что Хёнджин реально был, поэтому к нему стоит прислушаться. — Требовать? Но чего? — Чтобы он освободил тебя. Требуй закрыть долг… Хёнджин усмехнулся. Он встал с постели и подошел к зеркалу, чтобы привести себя в порядок. Феликс переваривал услышанное и никак не мог сложить в голове дважды два. Логика в словах Хёнджина была, но Ликс ее не улавливал. — Хёнджин, ты думаешь, он спишет мне долги? Ты серьезно? Но на каком основании? С хуя ли, пардон за мой французский? Хёнджин развернулся и спокойно взглянул на Ликса. Почти голый, красивый и смешной, тот сидел на мятых простынях и хлопал длинными ресницами, разбрызгивая бриллианты сладких слез. Глупый, красивый мальчик. Ему придется научиться брать у жизни всё, пусть даже путем сжатия чужих яиц в своей маленькой сильной лапке. — На основании того, что в противном случае ты ему больше не дашь, — пожал плечами Хёнджин. — Скажи, что спать и жить с ним ты согласен только как свободный человек и увидишь, что будет. Поставь свободу выше своих чувств.***
Темнота подвальных помещений наполнялась зябкой прохладной сыростью по мере того, как Хёнджин спускался ниже, на второй уровень цокольного этажа под зданием клуба. Он здесь бывал нечасто. Сюда в основном допускались те, кто был особо близок с Тэяном и мог свободно вторгнуться на личную закрытую территорию. Не тем наверху, среди ярких огней, музыки и кокаинового дыма, а тут, в могильном холоде, глубоко под землей. На складе… Едва уловимый запах кошачьей мочи тут был повсюду. Каждый раз, бывая здесь, Хёнджин ловил флэшбэки детства. В подвале их старого дома на окраине Сеула они тоже фасовали меф, и там точно так же пахло. В отдельном боксе, оборудованном под кабинет, если можно было так назвать это помещение с убогой мебелью и голыми стенами, Хёнджин нашел того, кого искал. Тэян сидел за широким дубовым столом, аккуратно раскладывая перед собой пачки наличных, которые по очереди пропускал через детектор и счетчик. — Привет, Тэян, — привалившись к косяку, Хёнджин застыл у входа в комнату так, словно ему не хотелось входить или приближаться. Он рассматривал своего босса, с удивлением отмечая, как нехило этого высокого сильного мужчину отделал малыш Ликси. Тэян поднял мутный взгляд черных глаз и несколько секунд вглядывался в лицо Хёнджина, узнавая и оценивая. — Привет, Хёнджин. Проходи… Они не виделись две недели, но оба изменились за это непродолжительное время. Хёнджин похорошел, хотя куда уж больше. В этом жутком месте он выглядел как случайный попаданец. Хороший мальчик из богатой семьи, похищенный ради выкупа или чтобы вынудить его отца-сенатора правильно проголосовать в конгрессе. Тэян же словно только вчера вернулся из госпиталя, в котором провалялся после засады, устроенной янки во вьетнамских джунглях. Феликс разрисовал его резкими ножевыми узорами, наотмашь, в экспрессивной манере, широкими мазками выплеснув на холст теплой смуглой кожи глубокие порезы, сейчас уже вздувшиеся в свежие шрамы. Через правую сторону лица шел черный стянутый рубец от скулы до уха. Его зашили аккуратными стяжками, но он не заживет, о чем так волновался Ликс. Порезы были и на предплечьях, и у ключиц. Феликс исполосовал своего любовника щедро, красиво и страшно. Увидев творение своих рук, он однозначно будет в восторге и ужасе. Тэян ему нравился своей резкой, пугающей красотой. Таких увечья только украшают. Хёнджин медленно приблизился к столу и остановился у края, пристально глядя в черные красивые глаза Тэяна. Он молча достал десять тысяч, сложенных в пачку купюрами по сотке и кинул на стол. — За две недели, — произнес он тихо. — Прийти раньше я не мог, чтобы не раздражать клиента. Тэян ухмыльнулся, цапнул увесистую пачку наличных и по привычке ощупал, перебирая длинными хваткими пальцами хрустящие бумажки. — Клиент щедрый, — хмыкнул он, окинув цепким хищным взглядом гибкую фигуру Хёнджина. — Ты зацепил его, малыш? Неслабо забашлял. Налик, шмотки. Выглядишь понтово, хоть щас в витрину. Планируешь доить его и дальше? Хёнджин просто кивнул. Объясняться с Тэяном по поводу Чанбина не хотелось. Тем более, что у них были дела поважнее. — Спиши десятку с долга Ли и гони товар, — коротко выплевывал слова Хёнджин. — Я уезжаю в Аньян сегодня трехчасовым. Тэян встал из-за стола и, обогнув его, прошел к сейфу. Быстро набрав нужную комбинацию цифр, он достал пять тяжелых, жестко упакованных, перетянутых скотчем пакетов. — Две батарейки, — Тэян выложил пакеты на стол. — Миф, мука и на сладенькое, — он помахал последней упаковкой. — Кристаллы. В полумраке подвала прозрачные глаза Хёнджина вспыхнули. — Я должен всё это протащить в тюрьму? Ты в своем уме? Пять пакетов? Тут тянет на пожизненное. Имей совесть. Тэян, улыбаясь, медленно приблизился к Хёнджину вплотную. — О какой совести ты говоришь, Джинни, детка? — он протянул руку и коснулся подушечками пальцев щеки парня. — Ты просто мул, твое мнение никому не интересно. Тащи, что дали и не выебывайся. Партия согласована. Минхо ждет товар к вечеру. За это я спишу вам кругленькую сумму. Своими дырками ты не отработаешь и сотой доли того, что должна твоя семья. Забирай и уебывай. А то на поезд опоздаешь. Тэян отошел от Хёнджина и спокойно пошел назад на свое место, чтобы и дальше считать бабки и просиживать тут, в подвале, подальше от чужих глаз, зализывая раны. Хёнджин дрожащими руками сгреб пакеты, прикинув их вес. Вот сучий потрох. Подставляет по-крупному, но деваться некуда. Мразь… — Я был на квартире, — медленно протянул Хёнджин. Прежде чем уйти, он хотел закинуть удочку насчет Феликса и не прогадал. До этого холодный и спокойный Тэян сразу вскинулся и вспыхнул. На его изрезанном лице нервно заходили желваки. — Ты запретил Ликсу выходить на бульвар? Как он, по-твоему, должен работать? — Никак, — рявкнул Тэян. — Этот мелкий поц меня порезал и теперь будет сидеть, пока не опухнет с голоду и не приползет извиняться. Надеюсь, ему весело. — Не сказал бы, — Хёнджин пожал плечами. Нагруженный под завязку, он двинулся к выходу. — Он лежит там полуголый и плачет. Наверное, его кто-то обидел… или напугал… Хёнджину не нужно было видеть лицо Тэяна, чтобы понять, как эти слова повлияли на него. Мужчина перестал дышать, ему сдавило легкие, и он смотрел в спину удаляющемуся парню, ожидая, пока его гулкие шаги не стихнут в темноте. Не пройдет и получаса, как Тэян помчится к Феликсу утирать малышу сопли и просить прощения. Тэян всегда ждал, когда Ликс даст слабину, и первый никогда не шел мириться. Узнав о том, что парень мотает сопли на кулак из-за случившегося, он сразу рванул наверх, понимая, что его не прогонят и нового скандала не будет. А значит, есть шанс загладить свою вину и выставить всё так, как ему нужно. Он не знал, что Ликс уже получил советы по дальнейшей стратегии и сладкое побитая зверюга получит только на определенных условиях. Феликс загорелся идеей свободы, а такие идеи, как известно, сжигают всё на своем пути.***
Трехчасовым пригородным поездом из Сеула в Аньян Хёнджин уехал с целой сумкой наркоты, действуя по давно отлаженной схеме. На каждом этапе своего пути курьер платит, чтобы его не проверяли и закрывали глаза на его ношу. Хёнджин с его внешностью легко отвлекал внимание, втирался в доверие и мог заплатить собой, если не было денег. На этот раз, даже несмотря на то, что груз был намного больше, чем обычно, он практически без проблем доехал до пункта назначения. В полупустом вагоне Хёнджин сидел у окна, завернувшись в тонкий плащ, и смотрел на возвышающиеся вдали серые горные хребты. Жаркое щедрое лето на исходе, но близость холодов еще совсем не ощущается. Небо бездонно-голубое, листва сочно-зеленая, а солнце ласково обжигает щеки поцелуями. Горные склоны покрыты бесконечными цветущими лугами. От разноцветья трав рябит в глазах. Каждый раз, приезжая в пригород летом, Хёнджин не мог надышаться, и даже сейчас, сидя в прохладном закрытом вагоне, он ощущал фантомный аромат душистого луга, травяной и сладкий. Хёнджин посмотрел на табло у выхода из вагона, цепляясь взглядом за повторяющиеся цифры: 15:51. Почти приехали. Через девять минут прибытие. Точка сборки неумолимо смещалась, размывая реальность, заменяя ее виртуальной духовностью розовых очков, сквозь которые Хёнджин воспринимал мир, стоило ему лишь приблизиться к своему ненаглядному брату. Ли Минхо был его центром, фокусом всех его сил: духовных, душевных, животно-телесных. Так сложилось не за один день и далеко не сразу. Но Хёнджин давно и прочно был в зависимости от человека, с которым вырос и был близок с самого детства. Последние полтора года разлуки многое расставили для Хёнджина по местам. Он бросил наркотики и смог взглянуть на вещи трезво. Однако выбраться из порочного круга даже не пытался. Не знал иного пути, кроме как быть использованным тем, в ком нуждался когда-то, как в воздухе для дыхания. Сейчас всё было иначе. От юношеской безоглядной влюбленности его почти излечила жестокая реальность. Но глупое сердце всё еще заполошно билось, стоило только воспроизвести в услужливо четкой памяти холодный взгляд распутных зеленых глаз. Летним утром в своей спальне на втором этаже их старого дома Хёнджин сидел на разобранной постели безмолвным призраком воспоминаний, выжженных на роговице солнечным светом. Минхо стоял рядом и держал его за руку... Которую вдруг поднес к своим губам и одним легким касанием поцеловал дрожащую жилку на запястье, глядя при этом прямо в глаза. Хёнджину было всего тринадцать, но он уже знал, что означает это сладкое чувство, тянущее внизу живота… Маленький тихий вокзал Аньяна встречал приветливыми переливами громкоговорителей, сообщающих о том, к какой платформе прибывает поезд из Сеула. Хёнджин с тяжелой сумкой в руках вышел из последнего вагона и сразу направился к выходу в город. До здания тюрьмы всего два квартала. Хёнджин не брал такси, а шел всегда глухими переулками, стараясь не привлекать внимание обывателей. За полчаса быстрым шагом он достигал главных ворот и останавливался у пропускного пункта – первой и главной преграды из целой череды последующих, перед тем, как проникнуть в здание тюрьмы. — Ваши документы, — миловидный шатен в форме, увешанный оружием, как рождественская елка, окинул Хёнджина взглядом карих глаз. Хёнджин кивнул и быстро достал паспорт. Охранник взял его и нарочито долго рассматривал, после чего начал заполнять бумаги. — Свидания только для членов семьи, господин Хван, — произнес охранник, возвращая Хёнджину паспорт. — Будьте любезны предоставить свидетельство о рождении и документы об усыновлении. — Офицер Хан у нас дотошный, — второй охранник, полноватый мужчина с широким лицом, улыбнулся Хёнджину, наблюдая, как тот лихорадочно вытаскивает все свои документы из внутреннего кармана плаща, роняя при этом бумажник и карточки. — Порядок такой, — шатен сцапал всё, что Хёнджин вывалил на стол перед ним, и с понтом начал вчитываться в каждую буковку. На лицах других охранников появилось обычное скучающее выражение. Хёнджин наблюдал такое не единожды. Он посещал Аньян всегда в конце месяца, поскольку на это время выпадали смены офицера Хана — начальника охраны особого блока, молодого, но уже авторитетного настолько, что охранять его группе доверили особо опасных преступников, содержащихся в блоке А. Там отбывали наказание только убийцы и клановые наемники. Их содержание по уставу было отдельным от тех, кто совершил менее страшные преступления. — Пройдемте в комнату для личного досмотра, — закончив с писаниной, Хан встал из-за стола. — Личный? — разыгрывая удивление, Хёнджин был на редкость убедительным. — Но для чего? Вот мои вещи, — он кивнул на сумку и плащ на столе. — Вы можете просто меня обыскать по протоколу. — По протоколу я могу делать всё, что считаю нужным, — ухмыльнулся офицер. — А я хочу, чтоб вы разделись и вывернулись наизнанку, господин Хван. Это не займет много времени. И не переживайте, мы с вами будем наедине. Вам не придется обнажаться перед всеми. Хёнджин стиснул зубы, схватил в охапку свои вещи и пошел за офицером мимо остальных охранников. — Джисон лютует, — хмыкнул полноватый, сочувственно глядя в спину на редкость красивому парню, которого непонятно каким ветром занесло в эту дыру на свидание с особо опасной родней. — Второй день на смене, а уже включил режим доёба, — покачал головой другой. — Щас промоет этому красавцу кишки, как пить дать. Никто на этот счёт даже не пошутил и не улыбнулся. Неприятной процедуры личного досмотра избегали сами охранники, что уж говорить о посетителях. Но кто-то должен выполнять грязную работу. Офицер Хан Джисон был из тех, кто не боялся испачкать рук, за что и продвинулся по службе за весьма короткое время. Всё шло, как и планировалось. Личный досмотр предполагал уединение. В специальной камере оставались только двое с глазу на глаз. Охранник и посетитель. Вываливать содержимое сумки при всех Хёнджин себе позволить не мог, поэтому подобные сценки они с Ханом периодически разыгрывали, когда поставка была особенно большой, и протащить такое количество наркотика иначе просто не представлялось возможным. Он нервно выдохнул, кинув вещи на железный стол, когда Хан захлопнул звуконепроницаемые двери, оставляя их одних в гулком пустом помещении. — Джинни, детка, ты устал? — Джисон быстрый и сильный. С ним лишний раз лучше рот не разевать. Замечтаешься – мигом получишь за щеку. — Хан, отъебись… Джисон в два шага оказался рядом и прижался к спине Хёнджина, обняв его сзади. Хёнджин напрасно дергался в попытке избавиться от наглых рук на своем теле. Хан лапал его и обнюхивал, мыча от удовольствия и закатывая глаза. — Долго ехал? Тащил такую тяжесть. Тут негде даже присесть. Садись на стол. Или, хочешь, можешь лечь. У нас довольно много времени в запасе, я могу помассировать тебе плечи, поясницу. Да в принципе, что угодно. Расслабься… — Бля, иди на хуй… Хёнджин ужом вывернулся и выскользнул из цепких лап. Быстро отпрыгнул от Хана и встал так, чтобы массивный железный стол разделял их. Хан усмехнулся. Стоял, опираясь на стол, и внимательно разглядывал Хёнджина, скользя мутным от похоти взглядом по его красивому лицу. Джисону двадцать восемь. Они с Минхо спелись почти сразу, как тот сел. Минхо всегда умел располагать к себе людей. И купить молодого, подающего надежды офицера охраны ему ничего не стоило. Вдвоем они успешно наладили поставки мефедрона в крупнейшую тюрьму провинции Кёнгидо, обеспечивая местных авторитетов серьезными рычагами давления внутри исправительного учреждения. Наркотики – это всегда контроль и подчинение. Зависимый полностью в руках дилера, как раб для своего хозяина. И здесь, в жутких условиях содержания, иногда одна таблетка или пакетик соли может решить судьбу, спасти или вынести приговор. А потому тот, кто способен обеспечить бесперебойную поставку, здесь царь и бог. Минхо, как член клана Ю, тут был на особом счету. Перед наркоторговцами не лебезили, но от них слишком многое зависело, и их никто не трогал. Минхо и Хан были важными звеньями цепи, без которых хрупкое равновесие этого места могло легко разрушиться. Хёнджин в этой сложной иерархии был низшим, но необходимым элементом системы. Лошадкой с опасным грузом дорогостоящей отравы. Курьеры – расходный материал. Взаимозаменяемые винтики, рискующие всем ради спокойствия боссов на местах. — Чего ты такой нервный, Джинни? — Хан расстегнул ворот форменной рубашки и шумно втянул носом воздух. — Нам тут сидеть не меньше получаса. Все должны думать, что я потрошу тебя, как тушу. А это обычно занимает определенное время. Чем скучать давай займемся чем-то более приятным. Иди сюда. — Приятным? — Хёнджин хмыкнул. — Ну, кому как, конечно. Джисон хрипло рассмеялся. Хёнджин работает на бульваре, и все об этом знают. Но каждый раз, когда к нему подкатываешь яйца, он упирается. — Сколько ты стоишь? — спокойно произнес Джисон. — Сотку? Две? Мы с тобой в одной лодке, но Минхо ты отсасываешь без проблем, а мне вечно в отказ. Я могу заплатить, не вопрос. Если дело в этом. Он расслабился и присел на стол, не желая напрягать уже и без того нервного парня. Хёнджин красив как бог, его любой захочет. Но лучше, если он сам будет паинькой и встанет на колени. Так ведь куда приятнее, чем принуждать и трахать инертное тело. Всегда можно договориться. — Засунь свои деньги сам знаешь куда, — фыркнул Хёнджин. — Мы не на бульваре. Я тут не для этого. — А для чего же, сладкий? — хохотнул Хан. — Повидать братца? Знаю я ваши нежные родственные чувства. На весь блок слышно, как вы выражаете друг другу вашу братскую любовь. — Ммм, — Хёнджин отошел к стене и встал, оперевшись на холодные камни. Сидеть тут и правда негде, но он насиделся в поезде. — А ты, значит, подслушиваешь под дверью? Извращенец. — Да, — просто согласился Джисон. — Я бы с радостью присоединился, если бы Минхо не возражал. Как по мне, он слишком жесток с тобой. Я бы разбавил вашу бдсм вечеринку. Ты бы точно оценил мою заботу. За высокими решетчатыми окнами в сереющем небе собирались тучи. Погода портилась, и к вечеру, возможно, будет дождь. Почти сорок минут они просидели в закрытой камере, с понтом имитируя процедуру личного досмотра, после чего Джисон отвел Хёнджина в блок А, где его уже ждал Минхо…