Записки

Луффи начал чаще оглядываться после слов Робин. Они как-то собрались у него на работе сделать передышку от городской суеты, попить свежесваренный кофе и поесть не самой свежей выпечки. И Нико, сложившая свои ладони поверх ноги, обтянутой капроновыми колготками, переливающимися в свете от подвесной лампы, заприметила с удивлением и некоторой тревогой тень за дверным проёмом персонала. Она спросила его тогда, есть ли тут второй рабочий или, может, такой пришёл. Луффи не знал ни о каких рабочих. На несколько минут спихнул всё на ошибку — возможно, какой-нибудь другой пришёл с чёрного входа, перепутал смену и расписание. Но, всё же, решив проверить, он сделал неутешительный вывод для себя — никого там и в помине не было. На следующий день, когда он старался выдержать улыбчивое выражение лица перед мисс, которая, как казалось, просто омылась в своём грёбаном парфюме, ему пожаловались на отвратительный запах кофе. Луффи принюхался к аппарату и ничего не ощутил — не почувствовал что-то кроме прессованного кофе и старых сливок, конечно. Переложив ответственность на поставщиков, он примирительно выбросил руки. Жаловавшийся человек нахмурился, помял губу и выбросил только что сделанный напиток в урну, в которую, так-то, нельзя было бросать жидкости. Монки от этого на мгновение потерял усидчивость, позволяя возникнуть морщинке на, прежде идеально разглаженном, лбу. Другая клиентка, закутанная в шарфы, от такого хмыкнула и развернулась, издав скрип каблуками. Однозначно оставив за собой грязную линию на плитке. Покупатели всё чаще жаловались на странный запашок, основавшийся в кафе. Посетителей становилось всё меньше — вычурных мадам с огромными солнцезащитными очками, дряхлых стариков в кепках и мутными стёклами, компаний несуразных подростков. Заведение потихоньку пустело, а жалоб возникало только больше. Монки пытался найти источник проблем — ему через две недели оплачивать за съёмную квартиру, и нужны были деньги позарез. Но, обходя аппараты, бутылки с допингами, раковину, печку и стеллажи с зажатыми в обоих руках тряпкой и пульверизатором, не нашёл ничего, что могло бы дать неприятный запах. Как и сам запах. Он спокойно пил кофе, чувствуя только запах кофе, вкус кофе и послевкусие. Всё от начала и до конца мерзкое и им ненавистное — горько, горечь и горчит. Никаких признаков изменения. К нему пришли Нами и Санджи, которые хотели устроить собрание всей компанией, но не сошлось. Нами тоже заявила о том, что стало пахнуть каким-то не самым приятным образом. Санджи сказал, что у него в кружке чёрного горького американо плавает налёт. Нелицеприятная штука, особенно если оно отливает радужными кругами, словно машинное масло. И на вкус какое-то не такое, рыбное и отдающее рыбой тоже. Гнилой рыбой. Луффи лишь пожал плечами, делая хмурое лицо. В кружке у Санджи он не видел никаких радуг — захотелось даже неоднозначно пошутить о его ориентации, но пришлось прикусить язык. Они улыбнулись ему, выходя из кафе. Но в отражении он заметил, как исказились лица — языки высунулись, а кожа приобрела бледный оттенок. Монки осмотрелся ещё раз. Ничего. Очень хотелось написать в общий чат, расспросить о том, что говорят посетители. Но он мог таким образом заканючить себе проблем — сам он ничего никогда не пёк, хотя знал, что такое делать нужно было в смену. Он продавал то, что оставалось за другими. Работал два на два, по двенадцать часов, потому что ему нужны были дополнительные. Потому что он сильно любил что-нибудь разбить, лишний раз вкусно покушать — жизнь несправедлива к тем, кого вырастили прожорливыми или неловкими. Приходилось работать сверхурочно и получать за это гроши. Луффи не был единственным, кому нужны были средства. Его всегда можно заменить, вот только эту работу Луффи навряд ли кто возместит. Самое удобное место. С самого утра протираешь все поверхности, иногда меняя тряпки — полы и столы всё же протирать стоило разными — и опрыскивая каким-нибудь странно пахучим раствором, после которого у самого бариста болела голова. Затем, или одновременно с предыдущим, подогреваешь в микроволновке с водой всю оставшуюся выпечку. Блестящие и хрустящие круассаны, слойки, печенье как для вита, так и с дополнительным шоколадом. С цукатами, с орешками, ягодами и пастила — всё на любой, даже самый новомодный вкус. Луффи не понимал всей темы с пониженным содержание глютена или жира, не понимал молоко на овсе, не хотел даже думать о низкой калорийности. Всё это: мракобесие. Зачем так выпендриваться, когда можно было зайти в какой-нибудь мак и купить нормальной еды за ту же стоимость. Да, он считал, что работал в месте обдирания на деньги. Вернее, их излишек, судя по всему. Никто с такими широкими карманами и не желал заходить в противно пахнувшее кафе. Вернее, в целом никто не хотел сюда заходить. Привычные клиенты только безынтересно вглядывались в аквариумные стёкла окон, через несколько минут переводя своё внимание на светофор. Луффи тоже смотрел на светофор, а не на этих людей. Ему бы хотелось, ради разнообразия, увидеть автокатастрофу. Чтобы машина на высоких скоростях врезалась в их стену, раздробила хрупкий материал в крошку, перевернула все столики и диванчики, сбросила эти поганые цветы и кусты с их пьедесталов. А, точно. Цветы. Монки забывал об их существовании — забыть о такой незначительной мелочи проще простого — и частенько не поливал вовсе. Может, от этого тут так и пахнет? Начали разлагаться или туда навоза нового занесли, а предупредить забыли? Он достал лейку и начал обходить каждый горшок, подливая в чёрный дёрн жидкости. Принюхивался, но находил только горько-кислый душок самих растений, от которого чесался нос и болели глаза. Как обычно, никаких изменений. Что не так? **** Шляпник задавался этим вопросом следующие свои два выходных, разъезжая вместе с Бруком на концерты. Классно иметь в друзьях знаменитость — говорили они. А Монки отвечал, что это потому как Брук один из самых весёлых и смешных людей на земле. Давно перевалило за пятьдесят, и не так давно за шесть с нулём. Но он сохранял живой настрой, несмотря ни на что. И с ним было весело криво подпевать на операх, раздражая толпу слушателей. Можно сказать, что при заглушенном свете театра он неплохо и повеселился, и выспался. Но теперь он пытается открыть чёртов чёрный вход заржавелым, с какого-то перепуга, ключом, ругаясь себе под нос. Тут воняло мусором — потому что за дверь другие выкладывали чёрные, блестящие мешки, не беспокоясь о том, что в другой день другому человеку придётся разгребать их — и находиться просто неприятно. Он торопился и было немного темно, чуть светлее, нежели чем в театрах, но всё же до пизды темно. Когда он наконец попал в помещение, то не мог не заметить повышенной влажности. Вдыхаешь — и словно у реки стоишь. Только какой-то тухлой. У пруда! Да, схоже пах пруд на дедушкином участке, поросший зелёной плёнкой и провонявший с самого дна. Луффи переоделся, оглядываясь с опаской. Но нет, ничего, всё нормально. Было. Было нормально. До того, как он увидел, что весь рабочий стол блестит. В свете только зажжённых ламп всё переливалось. Шляпник подошёл ближе и убедился одним прикосновением, что да. Да, это ебаная слизь, будто здесь всё протёрли речной рыбой. Ничем не пахло, но он уже как-то сомневался в этом, не доверяя своему острому обонянию. Первым делом — раскрыть окна. Вторым — паниковать. Он сел за стол, нервно постукивая пяткой о кафель. Сглотнул, но не вышло — новообразовавшийся ком мешал даже вдохнуть. Ему через десять дней платить за аренду. Он не может лишиться рабочего места. Ноги дрожали и ощущались подобно желе. Никакой стойкости. Луффи похолодевшим затылком чувствовал на себе внимательный взгляд, будто кто-то ожидал его реакции. Терпеливо, как затаившийся хищник. Монки не выдавал своей яркой натуры — которая в душе уже выбивала окно и убегала в наружность, прямо под машины — держа как молчание, так и рвущийся крик ужаса. Положил голову на руку, а ту на колено. Да, сидеть с ногами — это по его части, особенно когда за тобой следят камеры. Интересно, они бы уловили его пропажу или внезапную смерть на рабочем месте? Что-то говорило, что нет, так же как и с пропажей его спортивной сумки. Администрации срать. Ну и поделом. Луффи оглянулся на стойку, как только прошло чувство чужого присутствия. Пошёл в кладовую за средствами для уборки, где пахло половым тряпьём и хлором. Слизь хорошо оттиралась — и это радовало. Потому что чёрная растёртая линия с чужой обуви не оттиралась совсем, как бы он её не заливал. Серый след ещё оставался и мозолил ему глаза. И прямо сейчас тоже, но у него другие дела. Автомат был заляпан хуже всего. Луффи проходил по нему тряпкой как раз в тот момент, когда в кафе попытался зайти посетитель. Но он рано обрадовался хоть каким-то деньгам, так как вошедший мужчина тут же отступил назад, прикрыл нос и рот рукавом, и убежал на улицу, словно от огня. Монки принюхался — но ничего не ощутил. Всё как обычно. Всё ещё пахнет кофе. Но тревога глодала его, пробирала грохочущий живот — он не завтракал, не имея такой привычки. А из-за кома в горле не торопился и обедать, хотя часы тикали, минуты неспешно сменялись, повторяя круги. Этот рабочий день проходил мучительно. На часах вечер — за окнами день. Лето для него извечно будет не в привычку, особенно первые месяца два, потому что так работает закон подлости, потому что весь график спроектирован на основе увеличивающейся мглы, а не растянутого солнца. Луффи перебирал стаканчики, рассматривал их популярный логотип, на котором какая-то баба смотрела укоризненно и давяще, и искренне негодовал с того, что работает здесь. Ему бы хотелось что-то активное, а не сидеть за стойкой и ковырять свои же плоские мозги. Приложившись к столику, уставши сложив свою голову поверх рук, он разглядывал горизонт. Плоский, прямой, иногда нарушаемый кустами, клумбами, деревьями, собаками и кошками. Здания стояли перпендикулярно, люди двигались по определённым линиям, всё в городе напоминало геометрический кошмар. Луффи становилось тошно от мысли, что он так-то тоже. Слишком угловатый, слишком прямой. Слишком форменный. Правильные углы, правильные стороны. Теперь ему казалось, что он в коробочке. Правильный параллелепипед — Его отвлёк стук с задней стороны от стены, заставив дёрнуться и схватиться за стойку до побелевших ногтей и тягучей боли в локтях. Он осмотрелся в лёгком приступе паники, тут же обругивая себя за оплошность, и возвращая глаза к окну, словно ничего не было. Но сердце вновь упало к плитке, а волоски на теле встали дыбом. Мурашки закатали по спине, заставляя в ужасе выпрямиться. На панорамных стёклах, почти у самого пола, виднелись смазанные отпечатки рук. Из слизи, к которой приклеилась дорожная пыль, делая всё хуже, словно они тут давно. Луффи ощутил, как продрог. Он всё время не отрывал своего взгляда с окон, но всё равно упустил момент их появления, когда отвлёкся на шум. Ему так не хотелось сейчас выходить, чтобы оттереть следы. Непонятно почему, но он чувствовал себя в большей безопасности, находясь у стойки, будто ножи мнимо дарили это ощущение контроля над ситуацией. Головой он понимал, что нет, нихуяшечки это не так — ему страшно и так пиздецки плохо, что хотелось собрать вещи и бежать. Но ему платить — и это единственное, что удерживало на месте. Всё же достав ведро и тряпку с конуры, во второй раз за день, парень подобрался к выходу. Но взглянув на эти следы, до него дошла одна значительная мелочь. Они, вообще-то, изнутри. Луффи опустился на колени, и отпечатки оказались на уровне его груди. Словно кто-то полз по полу и цеплялся за стекло — и одна только эта мысль могла свести к состоянию лёгкой тревоги. И изнутри, оставив следы одних ладоней и только на стекле, хотя логично было бы найти что-нибудь и на полу. Он подскочил на месте, плюя на свои обязанности, не идентифицируя окружающую среду безвредной: она казалась ему настолько же угрожающей жизни, насколько и ножи под столешницей. Побежал к помещению для персонала, чтобы забрать вещи — бессчастный пакет из гипермаркета со сменной обувью, красными кедами, измазанными в земле и чуть зелёные от травы, а также сумку для телефона. Его инвентарь был мал и скомплектован. Откинув фартук и схватив ключи, Луффи направился к выходу, поджимая хвост. Уже открыл дверь, как увидел, что камера, висящая в углу основного помещения, моргнула красным и повернулась к нему, обезоруживая. Нет, он не может лишиться места. Ему подумалось, что моргнуть от слова морг, в котором он грозился оказаться, если вот-вот не покинет злосчастное кафе. Он бросил вещи у стула, сам сел поверх и положил руки сбоку от аппарата, в котором кофе для других странно пахло. Уставился на стекло. Устало вздохнул, потому что его нервная система не выдерживает такого накала страстей. Фильмы ужасов — это смешно, это интересно и ни капельки не пугающе. Он обожал посмотреть хоррор или триллер другой с друзьями, но оказавшись сейчас в импровизированной жуткой обстановке, не мог найти, над чем смеяться. Тени за стойками, странный запах, маслянистый налёт и слизь — всё признаки либо плохих шуток, либо загрязнения природы, либо паранормальщины. Чисто теоретически кто-то мог так зло шутить. Чисто теоретически это могло случиться из-за глобального потепления или поставщики действительно нарубили дел. И теперь ему разбираться и срать в штаны от страха. Последний час своей работы он отсидел в телефоне, скрываясь от тревоги и чьих-то бдительных взглядов в интернете. Интересно посмотреть мемы, которые ему отсылал Зоро. Прознавший о переживаниях друга, он пообещал зайти завтрашним днём и, если что, пережить. С кем-либо под боком заметно становится легче дышать. Как только на часах он увидел отметку в двадцать один, а за окном набирающие тона сумерки — сорвался с сидения, подбирая вещи и сваливая к херам. Выключил свет, перевернул табличку, достал со звоном ключи — закрыл до щёлка дважды, стараясь не поднимать глаз. Всё внутри кричало об опасности и угрозе жизни. И он не боялся смерти, боялся того, что было там. Бегущими шагами Луффи двигался к светофору, пешеходному переходу. Встав на красный, он позволил себе обернуться — и почувствовал накатившую тошноту с головокружением. Там, за стойкой, в почти полном мраке стоял силуэт. И смотрел на него светящимися, жёлтыми глазами. Заваривая кофе? **** Будильник звенел трелью под ухо. Мальчишка едва разлепил глаза, как вспомнились вчерашние события. Сразу же сбилось желание похавать, но он не мог уже голодать. Вернувшись домой в кромешную тьму, он подогрел себе заварную лапшу, после закинул в себя, пытаясь удержать внутри. И лёг спать, заморенный волнением. Он не хотел идти, но ничего не мог поделать. И сейчас, стоя напротив входа, рассматривал полосы. Пахло свежестью, росой, медовыми цветами и землёй. Немного городскими стенами, побелкой и машинными газами, но это вовсе не портило картины. Кафе было красиво обустроено и вписывалось в пейзаж улицы; несколько ранних пташек расселись на тротуаре, чирикая. Всё говорило о прекрасном времени года, о чудесном дне. Но Луффи подавлял приступ тошноты. Полоса слизи, широкая и блестящая, шла от самого входа до кассы, обходя стойку дугой. Всё это блестело, а по бокам собирались линии чёрной грязи. Пузырьки воздуха в ней застревали и никуда не двигались. Монки переводил дыхание, силясь достать ключи и начать рабочий день заново. Швабра, ведро с тёплой водой, целое химическое поприще, создающее плотную белую пену. И он сам, в жёлтых, пахнущих перчатках, пытается хоть как-то смыть с тряпки помои. Слизь также хорошо сносилась, не оставаясь ни плёнкой, ни клейкой массой, в отличие от соплей или кофейных луж. Когда он закончил и наконец встал за привычное место, пришёл Ророноа. Помог раскрыть все окна, потому что знатно поплохело от вони прямо на проходе. У него в руках оказалась колода карт, как только они уселись. «Скоротать время», — просто объяснил тот, улыбаясь. Раскладывая Дурака, мужчина обратил внимание на то, что у Луффи фартук едва ли не в говне. Измазанный в чём-то бардовом, с глубоко впитавшимися непонятными пятнами и в колотых дырках. Д. поковырялся в отверстиях, помял ткань. Вздохнул с отчаянием, утыкаясь лицом в стойку, которая сильнейшим образом пахла Пемолюксом. — В Дураках, — ехидно блеснул зубами мохоголовый, собирая биту. — В Дураках… — вяло вторил ему Монки, которому не хотелось даже знать, что такое может скрипеть за дверью в подсобку. **** Следующие два дня выходных пролетели быстро, незаметно. Он отдохнул на славу, не тратя лишних денег! С Робин съездил в библиотеку, составил компанию и Чопперу, подбиравшему для учебы материалы, сходил после в торговый центр с Нами, которая даже подарила ему перекус. А второй день он лежал, задыхаясь в подушке, рассматривая сырой и дряхлый ковёр, съезжающие обои и покошенные окна с грубым, толстым слоем белой краски, которая скапливалась твёрдыми каплями. Тут царствовал беспорядок; недавно протекла труба у соседей, отчего многое пострадало. В том числе и телевизор, который ему обещали возместить. Но на какие деньги? Ни у него, ни у кого в этом доме денег на соседский телевизор не найдётся. Ни на возмещение штрафа. Он просто устал. А на следующий день обнаружил ещё большую неприятность, нежели чем хлюпающий ковёр и отсутствие кабельного. Теперь он чувствовал запахи. Тошнотворные, вызывающие судорожные рывки в груди. И воняет даже с улицы. Он понимал всех тех, кто не заходил, потому что даже подбираться к этому месту не было никакого желания. Ароматы обоссанного подъезда, рвоты, гниющего какого-нибудь котёнка в подворотне. А ещё отдавало рыбой, тиной и водорослями со дна пруда деда. Всё мёртвое и явно разлагающееся. Стоило открыть дверь, как дух хлынул на него зловонным потоком, выбивая на слезу. Откашлявшись, он вошёл в помещение, сразу же раскрывая все окна. Заболела голова на второй минуте. На третьей его начало не на шутку мутить, отчего он пару раз нависал над фарфоровым другом, пытаясь прийти в себя. Всё усложняет скользкий пол. Всё вновь в слизи, все поверхности, даже стены, а на стёклах следы рук заменялись мазками огромного тела. Осталось совсем немного, но этот вызов казался пыткой и издевательством. Уже даже не страшно — тошно, до ужаса мерзко. Он никогда не был привередлив, но и это для него было слишком. Он пока не включал свет, и было чуть мрачно. Тени закрались в углы, и он знать не желал, что там могло затаиться. На него насмешливо смотрели десятки жёлтых глаз. Когда солнце окончательно заняло своё место в небе: на стенах, на картинах, в искусственных цветах — обнаружилась плесень. Широкая, яркая. Бурая, чёрная, зелёная, голубая. Всякая разная. Щекочущая ноздри и нервы. Луффи не стремится прибраться. Он садится за стойку, пытаясь не соскользнуть. Не меняет обувь — не видит смысла. Меланхолично смотрит в окна, на спешащих людей, которые морщатся, проходя мимо. Монки тоже морщится, но от того, что чувствует дуновение в шею. Никакого ветра и быть не могло, но он не хотел додумывать другой причины. Просто сквозняк. Да, сквозняк. На обеденном перерыве он взглянул за прилавок. Там всё стало зелёным, зацвело душистыми горками плесени. Хотя, как помнилось, когда он только зашёл, тут лежала вполне нормальная, человеческая еда — румяные круассаны, наливные пирожные, кексы, тортики и чизкейки, печенье и сэндвичи в скрипучих, пластиковых упаковках. Он слишком устал, чтобы вывозить это дерьмо. С голодным желудком он продолжил сидеть, покачивая ногами, напевая незатейливую мелодию. Потом достал битый телефон и включил песню. Нечто за ним дрогнуло. Он ощутил это движением воздуха и прикосновением к боку. Затронул его какой-то странный, холодный и массивный объект. Потом всё замерло — и сердце Луффи от страха, и то, что его коснулось. Снова выжидая реакции. Монки помассировал переносицу, хватаясь за влажный, раскисший стаканчик из плотного картона. Включил кофемашину, достал порошок. Сделал всё как по инструкции, которую помнил наизусть. Но получил какую-то блевотину — аппарат извергал зелёно-жёлтую жидкость, скрипя и стуча, словно переполненная стиральная машинка. «Кофе» пах отвратительно, похуже всего другого. Он даже поленился отнести это в мусорное ведро, просто поставив на стойку и самозабвенно забив. Просто нужно отсидеться, как в школе. С наступлением темноты Луффи собрался и покинул заведение, закрывая двери. Скрип и скрежет спереди не мешали ему мечтать о завтрашнем выходном, в который, на самом деле, ему делать было нечего. А что если сходить в кафе вне рабочего времени? Завтра, вместо того, чтобы гнить на диване в полумраке под какой-нибудь лесной эмбиент со звуками проливного дождя, как бы славно оно ни звучало, он заставит себя сходить в кафе, посмотреть, как там у других и почему нет жалоб. Правда, уже у себя на диване, поздно-поздно вечером, до него дошло, что, вообще-то, он не сможет себя заставить оторвать зад. Голова сильно кружилась и болела пульсирующими толчками, нос колотило, и иногда стреляло в ушах, тело то горело, то резко становилось холодно, а в иной момент заламывало мышцы. Он не болел — это не было похоже ни на одну простуду в его жизни, которых самих-то было от силы две, ещё в раннем детстве. Да и с чего ему хворать, если лето солнечное и тёплое! Мог, конечно, надышаться плесени, но это не воспроизвело бы такого эффекта. Всю ночь он кашлял и не мог найти покоя. В раковине Луффи увидел то, что заставляло ноги подкашиваться, а сердце стучать быстрее и громче отдаваться в ушах: странно пахнущая «мокрота», зелёная и с какими-то включениями, смешивающаяся с кровью, пузырилась и пенилась близь слива. Слюна стала цветом его шляпы, прежде белые зубы пожелтели. Белок налился багровым, и Монки ощутил, как ему сделалось только хуже. Вернулся на диван, чтобы в беспорядочном копошении обнаружить рассвет и текущий потолок. Вода собралась под стеной, что ближе к кухонному уголку. Устало вздохнул и поплёлся за ведром и тряпкой. День двигался мучительно, но, как ни странно, прошёл в мгновение. Уже под семь вечера он сидел и задыхался в приступе тошноты, комкая простыни. Его телефон получал уведомления, трясся рядом с ним и освещал всё окружение ослепительным экраном. Луффи впервые пожалел о своей яркости именно сейчас, когда глаза болели и слезились беспрерывно. Треснувшее стекло в пальцах едва хрустело, нестриженные ногти цеплялись за сколы, а он пытался понизить грёбаный уровень света в своей жизни до минимума, и так окна зашторил. Включить режим полёта и стать недоступным друзьям хотя бы на эти выходные. Когда он наконец отлип со своего мокрого ложа, то без радости обнаружил, что этот странный припадок забрал все его выходные. Мучительно тянущиеся в моменте, но уже после словно секунда — высшая доля подлости. Он мог успеть сходить в кафе, оставалось ещё часа три рабочего времени. Но сил на то, чтобы утолить жажду интереса, не хватило. И видеть эти убогие стены и стёкла в помине не хотелось. Правда, вот проблема. Стоило ему всё же зайти в чаты, он встретился с негодующими коллегами, которые писали о сгнивших изделиях, заплесневевших стенах. До него пытались достучаться, и теперь он ощущал нависшую над ним ответственность. Повинность и придётся писать докладную, с какого перепугу после него такой беспорядок. Хотя, конечно, сам он не имел никакого отношения к произошедшему — его вина, что всё вокруг и он сам подгнивали? Ну и, теперь идти туда не было смысла. Как-то вопрос сам по себе испарился — запахов нет, зато вот плесень оставалась на месте, своим существованием гоняя холодок по коже. Он бы хотел, чтобы всё оказалось просто его приколами, может, перетрудился или поел, чего не стоило. Но нет. Отвечал на сообщения друзей, которые в общей группе устраивали весёлый балаган, а потом ещё сверху в личных сообщениях закидывали мемами. Это немного поднимало настроение, но никак не отводило нарастающую тревогу. Присоединился к середине диалога, где Санджи снова клялся залить в спиртное Зоро мышьяка от крыс и тараканов. Стал зазывать всех к себе в кафе на завтра, потому что самому было страшно отсиживаться; забрасывал эмодзи и стикерами, потому что это его метод общения в интернете. Никто не горел желанием соглашаться на заманчивое предложение поработать вместе с ним, даже если это значило тупо отсидеть двенадцать часов в одном скверно пахнущем месте. Луффи понимал: он тоже не хотел, но платить за житие нужно. Но, наконец, в сеть зашла Нами, которая согласилась пробыть завтрашний рабочий день с ним, но при одном условии — её будут бесплатно обслуживать, и они посмотрят фильм. Луффи с радостью согласился, уходя в ванную и чувствуя себя половой тряпкой: он весь выпотел раз так шесть, оставив огромное серое пятно на простыни. Уже стоя под прохладным душем — потому что верил, что в основном платит он за горячую, а не за слив холодной — Луффи задумался. А чем, собственно, ему угощать Нами, если кофемашина плюётся гноем, а все булки портятся с рекордной скоростью? Уже позже написали Чоппер и Усопп. Тони хотел почитать с друзьями конспекты после дополнительных, а Снайпер порисовать — они тоже готовы составить компанию в посиделках за фильмом. Монки улыбнулся чуть шире, заправляя диван. Утром, когда ещё было довольно темно и прохладно, он заметил с пешеходного, что именно в его кафе горел свет, золотистыми лучами вытекая за стёкла, создавая купол на асфальте. Он подошёл ближе, чтобы рассмотреть кого-нибудь внутри, но его встретила пустота и тишина. В голову пришло всего одно предположение: оно здесь. И ждёт его, как единственную жертву. Луффи достал ключи. В этот раз вошёл с чёрного хода, потому что необходимо было положить вещи — он здесь надолго. Сумка оставлена на тумбочке, кеды сменились на кроссовки. Фартук подвязан, и в целом он готов к предстоящей уборке морально. Но уже в главном помещении его ожидала чистота, и Монки встал как баран, глупо озираясь с зажатым в руке ведром. Это выглядело непривычно — за столь короткий срок бариста смог привыкнуть к постоянной грязи: слизь, плесень или гниль. Были только отпечатки подошв, песок и крошки, пятно кофе под одним из столов. И ничего сверхъестественного. Просто кафе. Луффи нервно усмехнулся, поставив сбоку от себя ношу, снова осмотрелся: за прилавком оставалась вчерашняя выпечка, целая и невредимая. На стенах оставались едва заметные пятна чёрной плесени — самой трудновыводимой, и ему представилось, как те два дня его выходных какой-то другой не везунчик тёр без перерывов швы между плитками. Эти чёрные полосы, которые так старательно прикрывали появившимися новыми элементами цветов и растений, были единственным доказательством произошедшего. Он чувствовал себя странно от осознания, что мог чувствовать себя в безопасности на рабочем месте. Получит зарплату и сохранит свою принадлежность к огромной сети, чтобы не бояться резкой смены в зарплате или увольнения без причины. Стабильность. Пройдясь шваброй разочек, разогрев всё, что успел в микроволновке, он раскрыл окна — запашок оставался, его лёгкий шлейф, который легко было не заметить ему и его едва выжившему носу. В это время наконец взошло солнце, ярко освещая улицы. Луффи покосился на стоянку, раздумывая о последних днях. В отражении окна появились два серых глаза справа от его плеча, смотрящие с усмешкой и назидательностью. Монки подавил желание резко развернуться, прикрывая веки и сдержанно, сдавленно выдыхая. Вдох-выдох. Открыл, чтобы это не показалось испугом. Но привидение не исчезло, оставшись на месте. Приблизившись — и он почувствовал вновь, как ему в шею дышат. Росой, травой, водорослями. От этого кожа покрывалась мурашками, а волосы на затылке дыбились. Что-то холодное и склизкое коснулось его руки, и сам он дрогнул, ощущая, как нарастает набат сердца, как немеют пальцы, как начинает звенеть в ушах. Прикосновение в этот раз не оборвалось; это склизкое, неожиданно вытянутое и мягкое, схожее по структуре своей на размороженное куриное филе, нечто обвилось вокруг его кисти. Серые глаза смотрели с любопытством, изучая. Но Луффи видел издевательство — потому что казалось, что это его последние секунды жизни. И вот сейчас он пойдёт на кофе этой твари: его разорвут и сунут в машинку, сделают из него ту гнилую смесь и выпьют. Он зажмурился, пытаясь отпрянуть, когда за голую голень схватилась схожая штука. На руке тем временем начало сжиматься, медленно и ненастойчиво, но вся мягкость проходила, оставляя ощутимую силу. Страшно. Страшно-страшно-страшно-страшно. Хуже, чем в любой из кинолент, и действовать попыток предпринимать не хотелось — он сделает хуже, если попробует пойти против этого неизведанного. Оно гораздо сильнее. Масштабнее, судя по тому, как выросла тень в отражении за ним — глаза поднялись на две головы выше его, а непонятных мягких штук было больше двух однозначно. Луффи задержал дыхание, сам того не понимая, и попытался высвободить руку, когда это сжатие стало болезненным. Ещё раз двинулся в сторону, тщась уйти из-под давления. Вторая ладонь сама по себе потянулась освободиться из пут, но его вовремя остановили выкрики с улицы: на остановке появились три фигуры разного роста. Чоппер что-то громко восклицал, подбегая к кафе. Монки испуганно смотрел на него, а затем перевёл взгляд туда, где были глаза. И никого не нашёл. Давление ушло, а рука с ногой оказались свободными. Несмотря на то, что был день, Луффи никогда ещё прежде не ощущал такого страха в своей жизни. Колени дрожали, а поджатая губа содрогалась. Челюсть болела от прошедшего напряжения, в глазах мигали пятна. Он жив. Выжил. И облегчение нахлынуло с головой, отчего весь бледный он стёк по двери к полу. На руке осталась слизь, как и на ноге; она медленно перетекала ниже, и Луффи устало вытер её о свой фартук. Тони-Тони встал, ошарашенный. Дёрнул за ручку, но вход был ещё закрыт. А Монки едва дышал, не чувствуя сердца в груди. Перед ним будто пронёсся автомобиль на самых больших скоростях, близко-близко. Это близко-близко — дыхание смерти. Нами, подойдя, постучала по стеклу, чуть удивлённо смотря. Когда наконец бариста смог найти в себе силы подняться и открыть ключами дверь, на него выпал вопрос. Один и тот же из разных уст одновременно: — Тут же ещё кто-то был. От этого Монки снова побледнел и испустил дух, падая в объятия друзьям. Они, как всегда, спасли ему жизнь. Но жаловались на противный запах, затыкая носы и отпуская его в свободное падение — диву даваясь от того, что их друга ноги не держат. — Нет, ничего, — ответил он на обеспокоенные вопросы, пошатываясь. — Давайте лучше фильм посмотрим. Они сели за один из пустых столиков, что ближе к окну — ребята не могли перенести стоявшую вонь. А Луффи требовался свежий воздух, чтобы перевести дыхание. Фантомные прикосновения чудились ему, и не отходила тревога. — Где обещанный кофе? — спросила Рыжеволосая, облокачиваясь о стол. — И хочу круассаны. Монки вздохнул, понимая, что пользоваться кофеваркой боится. Потерянно осмотрелся и заметил стоящий неподалёку кафе их конкурентов. Указал на него пальцем и сообщил, что лучше будет взять оттуда. Послали Чоппера, скинувшись по паре сотен — Луффи разрешили меньше, потому что понимали тяжкое положение — сказав, что взять: двойной сливочный латте со льдом и пряной тыквой, какао с двойной порцией зефира, какао со сливками, какао. И сэндвич с цезарем — потому что бариста не ел, а кушать что-либо из своего магазина просто боялся. Когда же Тони ушёл, то Луффи начал издалека, оглядываясь на всякий случай: — Я… Вчера мне было очень плохо, как и позавчера. Меня как-то пипец разнесло в кашу, я лежал и не мог очнуться будто. Простите, что сразу не отвечал. — Да ну, это пустяки, — фыркнул Усопп, наблюдая за тем, как нахмурилась девушка. — Главное, что жив. — А ну-ка, наклонись, — Нами вытянула свою бледную и аккуратную ладошку, пробуя измерить температуру, приложив её к ещё сырому лбу. — Вроде нет ничего. Ты здоров, как бык. И тупой, как бак. Почему не можешь взять ничего с прилавка? Луффи представилось, как он откусывает от бутера кусочек, а тот начинает покрываться плесенью прямо у него во рту. Как гниёт помидорка, как морщится и зеленеет сыр, как листья салата сначала темнеют, потом становятся жухлыми, а после пускают испорченную воду. И как он начинает задыхаться от того, что его горло забила плесень, заросла витиеватыми стручками. — Нет, спасибо, — отмахнулся, разглядывая обманчиво аппетитные сдобные булочки. — Чего ты такой нервный? И бледный. Точно не температура? — Снайпер наклонился тоже, прикрывая рукой рот, будто скрываясь. — Смотришь туда, как будто туда закралось чудище. Монки поджал губы, мысленно соглашаясь с тем, что там чудовище — настоящее и непридуманное. Оно его дежурит, наблюдает за ним. Он не хотел говорить об этом с кем-либо. — У них не вырастут ножки, они никуда не денутся, — добавил тот, махая подбегающему Чопперу. Бариста подумал, что это он никуда не денется. — Удобно, с утра пораньше очередей нет, быстро. Луффи давил комок, запивая сладким какао. Они включили лёгкое фэнтези, анимационный фильм для взрослых. Монки всё начало боролся с коробочкой, пытаясь достать свою еду дрожащими пальцами, пока ему не помог Усопп, который подобрал свой скетчбук и творческие инструменты. Тони достал потрёпанную тетрадь с заметными песочными пятнами на ней — такое происходило со всеми тетрадями в лето, неизбежная проблема. Когда минула половина фильма, Монки заметил за собой, что стал расслабляться. Съел свои сэндвичи, выпил всё какао. Устало смотрит в монитор ноутбука Нами, которая пользовалась разными аккаунтами на разных платформах, чтобы получать бесплатный месяц просмотра или огромную скидку. Она тоже давно отвлеклась на свой телефон, и остаток фильма все занимались своими делами. Только Луффи смотрел с нескрываемым интересом, постоянно чувствуя пронзительный взгляд. Всплыли белые титры на чёрном фоне, и Нами повернула к себе устройство, открывая ютуб и ставя на фон музыкальные видео — просто чтобы не было давящей тишины, и все могли продолжить заниматься начатым. Но Монки осторожно начал, наконец перестав грызть ногти: — А кто-нибудь знает, в чём может быть причина появления плесени? В кафе в этом, а то с меня администрация спрашивает. Чоппер оторвался от конспекта, поднимая свои глаза. Улыбнулся, и стал наизусть излагать всё, что знал о плесневых грибах в биологии. Запинаясь и иногда смущённо отводя взгляд, но уверенно продолжая: что плесень бывает разных видов, от семейства Penicillium до Mucor; размножающиеся спорами или нитчатыми отростками, сложной корневой системой. Что они разносятся во воздуху и легко прорастают в благоприятных условиях — повышенной влажности и полутени или тени. Что это грибы, простейшие. Чем отличается пеницилл от мукора, что один это коврик с белой каёмочкой, а другой — белые подушечки из большого количества ниток. Луффи внимательно слушал, рассматривая стены, не находя никаких сходств с описанием. Тони, проследив за тем, куда смотрит бариста, запнулся снова. Поправив тетрадь, начал говорить о Aspergillus niger, чёрной плесени, которая представляет опасность как для человека и животных, так и для растений. И что появление такой плесени очень дурной знак. Усопп жевал кончик кисти, прислушиваясь. А потом хохотнул, опуская листы бумаги и подбираясь к столу. Начинал с шёпота, загадочно улыбаясь, предупреждая, что будет страшно. — Я слышал накануне одну байку, которая ходит по городу. Об этой сети кафе. Всё очень похоже на то, что здесь происходит: начинает неестественно сильно и дурно пахнуть, вкус кофе портится, появляются следы слизи на поверхностях, еда начинает быстрее гнить, и всё зарастает плесенью, — улыбка растянулась сильнее, а Луффи едва заметил, как напрягся, наклоняясь ближе. — В таких местах работники исчезают бесследно, их никогда не находят. Они ощущают себя плохо, недомогают, кашляют чем-то наподобие гноя с кровавыми ошмётками, когда их «сбор» приближается. — А… А куда собирают? — спрашивает Монки, чувствуя, как поднимается дрожь и его начинает мутить. Он надеется на трёхкомнатные апартаменты, ну или хотя бы чтобы котёл был с подогревом и пузырьками. Усопп продолжил замогильным тоном: — Я немного приврал, сказав, что исчезают бесследно. Ошмётки одежды, личные аксессуары и примечательные вещи прибивает к берегу, где морская вода нежно оглаживает их белой пеной, засаливает и рвёт. Луффи ощутил, как бухнулось сердце в самые пятки, звонко ударившись в последний раз. Это буквально единственное, что могло напугать сильнее всего — глубина морской пучины. Неизведанная темнота, не изученная на более, чем девяносто процентов. Бескрайнее отчаяние. Всё, что поверх — свобода, но он никогда не бросился бы к такой большой воде. Не чувствовать дно, твердь, под ногами то же, что и упасть в пропасть. А если ещё и волны, сбивающие координацию, не дающие вдохнуть воздуха, заливающие верх и через край… Нами вдарила Усоппу по затылку, заставляя того от неожиданности расплеваться. Тот нахмурено посмотрел на неё, желая узнать, за что. Но ответ прилетел и без этого: — Ты дурак совсем что ли?! Сам же видишь, что Луффи сейчас и так не по себе, так ты ещё и байки такие рассказываешь. Знаешь, что ему дурно от моря… дурак! Повторно дала, злобно хмыкнув. Чоппер трясся на стуле, комкая свои листы и не находя места. Почти плачет — до того его напугал рассказ, и девушка погладила его загривок, протягивая какао художника. — Теперь ты идёшь за добавкой, — бросила Рыжая, показывая фиг, вместо налички и карты. — Всё, проваливай. — Но это ведь действительно так… — едва слышимо раздалось на выходе. И теперь играла только какая-то софт симфония. Луффи мелко дрожит. Он снова видел сияющие жёлтые глаза в тёмном проёме между стойкой и туалетом. Попытался сморгнуть образ, но не вышло. Что-то похожее на щупальце выглядывало из тени, но вскоре ускользнуло, оставляя блестящий шлейф. Они включили другой фильм — в этот раз мультфильм, чтобы развеять напускную атмосферу и просто успокоиться. После него был включен боевик. Фантастика. Они перешли на ютуб и стали смотреть ролики про готовку еды, отвлечённо поедая своё. Так минуло десять часов — огромная цифра. И ни одного клиента. Ни одного за рамки выходящего случая, отчего теперь ему казалось утреннее происшествие ударом по голове. Ребята собирались, уставши сидеть. Дальше — они могли пойти гулять, могли разойтись по домам. Но Луффи останется на ещё немного, чтобы убраться, посмотреть и закрыть помещение. Они помахали ему руками, и Луффи благодарил их за всё: за спасение, за разбавленное в удовольствии время, за еду, за фильмы, за рассказ и, конечно, за дружбу и пребывание рядом. Затем он развернулся, чувствуя осадок ужаса, который покрыл слоем его душу. В темноте, опустившейся на чуть более прикрытые места, ему многое чудилось. Или не чудилось. Движение, постоянное движение, мигание золота, редкий звук хлюпа. Всё было схоже с тем, что он видел: слизь, щупальца. Вспомнился видеоролик, где кромсали осьминога на такояки, смачно обливая соусом и посыпая зелёным луком. Но этого «осьминога» не пустишь на закуску. Это скорее он разделает на кусочки бренное тело и в соус из крови. Он обходит здание при свете заката, игнорируя липкий трепет. Замечает на белом столике печеньку. Круглое, американское печенье с шоколадом, с крошками вокруг. Луффи смотрит на неё, а она на него в ответ. Странное чувство. Он пытается понять, откуда тут взялось печенье. Оно же не могло в действительности отрастить ножки и сбежать из прилавка. Возможно, друзья. Он как раз открыл чат с Нами, чтобы спросить — не оставили ли они? Та написала, что не понимает его. Спросила у Чоппера, а тот сказал, что не знает ни о каких печеньках, как и Усопп. В другом кафе нет печенья — и Луффи знает это. От понимания становилось не по себе. Из ниоткуда взявшаяся, оставленная на столе печенька оказалась просто печенькой, немного пропахшей сыростью, когда он попробовал её. А потом он собрал вещи, посмотрел на часы и покинул помещение за час до того, как закончится рабочий день. Серые глаза смотрели за уходящим силуэтом, улыбаясь. Он довольно бурчал, переворачивая случайным движением вешалку в комнате для персонала. Смотреть фильмы с кем-то — оказалось весьма приятно. **** Луффи в неверии смотрел на стоящего перед ним человека. Выпученными глазами глянул на улицу — там светило солнце, находящееся в районе зенита. Снова глянул на клиента, который вымученно смотрел на лист предложений и болезненно щурился от цен. Именно от напечатанных чисел, завышенными степенями, а не от тошнотворного запаха или грязи. Монки понюхал воздух в кафе — уже совсем не пахло, но открывать окна вошло в привычку. Да и с ними как-то спокойнее. Люди лениво захаживали через главный вход, и ему пришлось даже включать аппарат, дабы начать делать то, ради чего его сюда взяли — варить кофе. Машина кряхтела, скрипела и в целом выглядела потрёпанной, но выдавала порции чёрного и горького. С запахом кофе, со вкусом кофе и послевкусием. Он даже на пробу сюрпнул, отвернувшись. Теперь ещё приходилось пользоваться микроволновой печью в моменте и следить за тем, чтобы не звенела. Спалят — и зарплату не жди. К вечеру на часах, он уже чувствовал себя вымотавшимся с не обыкновения бегать с одного края прилавка к другому. Слушать монотонные заказы, тихие речи, снова заниматься тем, как обслуживать и терпеть. Под давлением очередной мадам с огромными очками — и откуда только такие покупаются? — Луффи почувствовал некоторое желание вернуться в прошлое, где ужасно пахло, но было тихо. Всё-таки с друзьями дуреть на работе веселее, нежели чем слушать, как пытаются дозваться до администрации. Её тут нет, Монки один на всю смену, и своими жалобами она дозовётся только до тени в углу между туалетом и дверью для персонала. На руке у него выскочили следы — странные двойные окружности, словно следы от детских присосок. На ноге тоже. Но гораздо светлее, отчего и заметил их он только по утру, как натягивал шорты. К концу смены уже никого не было — обман, где-то за минуты две до закрытия обязательно найдётся человек, готовый выпить кофе. Луффи покачивал ногами, выискивая на платформе тот самый видос, который смотрел несколькими годами ранее. Включил, установил телефон на угол кофемашины, убедившись, что упёрлось твёрдо. И расслабился, наблюдая прохождение старой демки какой-то игры. Но ощущение слежки за собой вызвало мурашки по коже. Монки силился не обращать на это внимания, но не сумел, теперь меняя позу на высоком стуле и переставляя гаджет. Потом вовсе поставил ролик на паузу, собираясь подняться с места на руках. Но под ладонью неожиданно касается чего-то ребристого, в испуге отнимает её, а на повороте обнаруживает, что это — печенька. Точно такая же, что и вчера. Правда, более размягчённая и влажная, чем было до. Сладости имели свойство его успокаивать. Да и в целом эти угощения казались каким-то условием пакта о перемирии от этого «нечто», стоящего за ним и тяжело дышащего ему в шею холодным воздухом с запахом дождя в лесу. Запуская видео с самого начала, он думал об этом, сокращая размеры печенья. Его не пытались забрать в пучины моря, не душили. Пугали — да, вызывали тревогу — да. Ну, может, делали плохо — тот приступ лихорадки не казался естественным. Однако всё не выглядело так, будто кто-то теперь желал ему смерти. Всё-таки, печенья — это, может, и сторона зла, но всё-таки, предложение о дружбе или сотрудничестве. Да, для фигни, которая косит людей толпами и является городской байкой — самое то. — Кто ты? — всё же спросил Монки, теряясь в смутном беспокойстве. Он искренне надеялся, что никто не даст ответ. Но жизнь думала иначе, решив, что подкинуть ему ещё один сердечный приступ — неплохая задумка. Со спины к нему прижалось нечто, холодное и вздымающее грудь. Вроде как руки легли ему на плечи, под которыми ткань намокла и прилипла. Ледяные и вызывающие мурашки. Теперь волосы на самой макушке шатались от дыхания, и сам Луффи шатался, едва сохраняя сознание. Стул качнулся — что-то сильное подняло его над кафелем вместе с побледневшим телом. Он до белых костяшек вцепился в сиденье, боясь не то чтобы упасть — а понять, что всё происходящее реальность. Ну и кто дёргал его за язык? Руки поднялись выше, мягко обхватывая за шею, заставляя Луффи отнять прижатую к плечам голову. «Холодно», — всплыло в сознании Монки. — «Как в море». — Только не в океан, прошу! Только не на глубину, я не переживу этого! Процесс на мгновение остановился, всё будто встало как во льду, недвижимое. Что-то за спиной начало то ли бурчать, то ли булькать. Стул рухнул, переворачиваясь, и бариста проглотил свой язык, чувствуя обвившие его талию верёвки. Или не верёвки. Он знал это, догадывался. Но не хотел понимать, не хотел. Переведя взгляд ниже, Луффи встретился с щупальцем. Длинным, скользким, какого-то непонятного цвета, будто смешение всего и сразу — переливающееся, меняющее даже тень. Но в основном спектр оставался чем-то в районе зелёного или около него, хотя это ни капли не облегчало ситуацию. Плотное, очень упругое. Постоянно движущееся: дрожало, перекатывалось, сжималось. Тем временем другого рода конечности закрепили круг на его шее, сужая хват. Вскоре он ощутил удушье, и тогда всё оцепенение спало, давая резко пальцам впиться в одно и в другое. Луффи бился ногами, извивался, пытался царапаться. Но было слишком далеко, слишком туго, слишком склизко. Его короткими ногтями ничего не сделаешь. Беспомощность охватывало всё нутро, когда мир перед глазами стал медленно чернеть, когда лёгкие в груди начали болеть. Его разорвут на куски. Обагрят кровью все поверхности, его горячие органы распластаются по местности. Ему раскрошат черепушку, вытащат оттуда мозги. Вывернут наизнанку все кости, сломают — ведь эта штука способна на это. Но всё неожиданно прекратилось. Ну, почти — отпрянули только руки, но как был на весу, так он и остался, не чувствуя тверди под ногами. Длинная тентакля повернула его к себе лицом, но Монки жмурился, боясь увидеть то, что повредит ему психику. Вкус печенья на губах на мгновение ошеломил его, заставив распахнуть веки. Напротив была человеческая физиономия. Хмурые серые глаза со впадинами от мефедрона, которые он видел в тенях. Чёрные, жёсткие волосы; четыре штуки серёг в ушах; богатая растительность. В целом: вид ухоженный, приятный глазу. Ровная линия синюшных губ, изогнутых в какой-то кривоватой улыбке. Дальше нормальное тело, стройное и татуированное. За исключением грудной клетки — лохмотьями повисшая плоть на жабрах между рёбер, наружу вывернутые кости. А всё, что ниже живота — вызывало приступ тошноты, и Луффи почувствовал слабость. Липкая ладонь опустилась ему на голову, прижала волосы. Словно поглаживание. Но он подготовился к самому худшему, снова получая тычок печеньем в зубы. Одно за другим изумление падали, сбивая его с точки понимания. — Кушай. Вымеренный, тихий и хриплый голос раздался из синих уст. Мягкий тон и поданное угощение окончательно ударили по маленьким мозгам Монки. Он без единого понятия уставился в нахмуренные серые глаза, пережёвывая печеньку. Вопрос. Что? — Меня не станут убивать? — спросил он, тут же получая ещё более нахмуренное выражение. Бариста испугался вновь, сжимаясь. — Не то, — промолвила тварь, перемещаясь. — Не бойся. Луффи это озадачило только сильнее. И всё-таки смотреть на то, как постоянно движутся осьминожьи конечности, было неприятно, но расслабляюще. Склизкие, оставляющие знакомый шлейф. И присоски, эти бесконечные кольца разных диаметров, которыми была усеяна внутренняя сторона. Отчего-то, сначала вызвав такой же порыв тошноты и отвращения, они показались ему даже милыми. Их большое скопление и необычный вид привлекали внимание, отчего он даже не сразу заметил присутствие плавника на чужой прямой спине. — Кофе, — коротко и ясно, хоть что-то. Его поставили, как фигурку, на землю и указали пальцем на то, что просилось. Американо. Как-то даже неудивительно, силам зла такое к лицу. — И видео. Монки подумал о странном сходстве с ребёнком. Что-то детское в этой зажёванной манере речи, простота изъяснений и требовательность, нетерпящая неповиновения. Только это существо не упадёт и не закатит истерики, а сразу же примется кромсать. Луффи не стал перечить, только переставил на нечто более мирное — прохождение какой-то сайфай песочницы — и взял чистый бумажный стакан. С омерзением на лице вытирая о полотенце слизь. Это нечто наблюдало за ним, положив голову на руки, опираясь о собственное щупальце. Иногда переводя внимание на экран и на подвижность в нём. Тем временем бариста засыпал зёрна кофе, менял фильтр на рычаге и думал о том, что всё придётся стирать. Оно угукнуло, забирая свежесваренный кофе. Попивая крохотными и аккуратными глотками, тварь выглядела счастливой, булькая. Луффи не знал, как реагировать на это. Он стоял, растерянный и неуверенный во всём, становясь свидетелем того, как кровожадное нечто раздувает пузыри из кофе и хихикает с очередной смерти игрока. Он не чувствовал гложущего ужаса, когда тентакля вновь подняла его над плиткой. Теперь стало невозможно воспринимать существо всерьёз, и Луффи куклой повис в чужой крепкой хватке, не особо волнуясь о своей жизни. Всё было до невозможного глупо и несуразно. К чему это всё, раз его не расчленили, не съели, даже не попытались? Множественные следы от присосок на руке и ноге свидетельствовали о попытке убить, нет? Он что-то не догоняет? Его просто используют, а потом уже исполнят назначенное? Вопросы клубились роем в голове, не давая спокойствия. И один из них случайно вырвался из уст, отвлекая хтоническую тварь от развлечений: — Что это значит? — Луффи посмотрел в сконфуженные серые глаза, чувствуя наплыв уверенности. — Ты разве не собирался… Ну, там… В море тащить? Что-то подобное? — Не, — брякнул он, тут же возвращаясь к стакану, чтобы немного отпить. Картон заметно размягчился и потемнел, пропитанный пенящейся жидкостью, — зачем? И Монки действительно задумался, улетая в стратосферу. Действительно: зачем? Никаких причин и не было в общем-то. Обычно всяким потусторонним ебакам не нужны были причины, чтобы разорвать человеку жопу, но перед ним стояло не бездумное чёрт возьми что, а весьма обычное и адекватное непонятное нечто. Ну щупальца вместо ног, да. Ну выглядит иначе, не значит же, что убивать собирается. — А… Чего ты тут тогда? — промямлил Луффи, ощущая неловкость. Конечность обвилась вокруг него туже, но бережно и безболезненно. — И откуда печенье? — Не знаю, — тварь пожала плечами, всматриваясь бариста прямо в глаза. — Кладовая. Из динамика раздавались вопли — летсплейщик гонял своего друга по всей карте с помощью какого-то топора, но для Луффи это было неинтересно. Гораздо увлекательнее оказалось рассматривать мирное чудище. Оно к этому зрелищу нашло пристрастие, следя за движущимися пикселями. Тело его — непривычное глазу, на самом деле выглядело не так отвратительно. Да, слизь. Много слизи и открытые кости с плотью. И постоянная подвижность почти всех элементов — от зрачков, которые меняли свою ширину, до переливающегося цвета кожи на сжимающихся и беспрерывно перекатывающихся щупальцах. Всем собой — живой, взять бы некоторым людям с него пример. Луффи не заметил того, как перехватило дыхание в оцепенении. Ему, правда, ждать и обслуживать последнего клиента. Потом мыть всё заведение: слизи наверняка много и повсюду. И, ну, раз теперь нет причин для страха — останется на подольше. — Ой, — существо повернулось к нему, показав пальцем на экран. — Это. А там Луффи увидел оповещение о низком заряде батареи, перекрывающее всё видео. Хмыкнул, подобрал телефон не без помощи Него. И вернул проигрыватель на место. — Потом надо поставить заряжаться, а у меня провод только в комнате отдыха, — объяснил он, смотря на время. — Скоро смена закончится, и я на выходные. — Выходные? — с волнением и перепугом переспросило существо, подбираясь к Монки впритык. — Видео? — У тебя своего нет? — удивлённо вскинул брови он, разглядывая первую яркую эмоцию на лице, которая выразилась множественными изгибами. Нечто покачало головой отрицательно. — Странно, просто ведёшь себя так, словно не впервые. — Не впервые, — повторила тварь, указывая в подсобку. — Другой. Луффи пришлось догадываться, что же немногословный он пытался ему объяснить. И вообще: — Как тебя зовут-то? Кажется, осознание пришло не сразу. А когда пришло, то Тварь раскрыла рот, чтобы назваться, но запнулось на полуслове. — Тебя? — Меня Монки Д. Луффи. Можно просто Луффи, — выдавив из себя добродушную лыбу, представился он. — Трафальгар Д. Ватер Ло. Просто Луффи понял, что он выпал. Пустым взглядом уставился на преспокойного Тр-дваро, думая, что не расслышал. — Повтори? И снова. Это какое-то заклинание? Точно, вероятно, его призвали в кладовой, вот и имя, снятое прямиком с Некрономикона, написанного каким-то там тоже со сложным именем. Абду что-то там — и вовсе не у Луффи плохая память на имена, своё и друзей помнит! — Торао? — попробовал наконец он, едва справляясь с желанием зажмуриться в страхе. Этот т-ро посмотрел на него, как на дурака, недовольно морщась. Монки поторопился объясниться. — А, это кличка! Знаешь, когда люди становятся друзьями, они дают друг другу кликухи, чтобы укрепить доверие. На него уставились с задумчивым видом. Кажется, он заставил Торао предаться размышлению. Эта уловка с «когда люди» сработала, хотя в ней он до последнего не был уверен. — Кофе-я, — выдал в итоге Ло, склоняя голову вбок. — Так? Монки почувствовал как прилив милоты, так и странный оттенок вины. Неожиданно, он и не подумал бы, что Т-ро сможет дать ему слово-сравнение. Только вот… Серьёзно? Кофе? Его называли и Шляпой, и Придурком. Но вот Кофе прежде не было. Он ему сырьё какое-то что ли? — Звучит замечательно! — поддержал начатое Луффи, силясь не заржать. Он как будто и вправду общается с маленьким ребёнком. — Ты теперь мой друг. Хтонические твари не едят ведь своих друзей? Новоназванный Кофе-я на это надеялся. Торао кивнул, слабо улыбаясь, будто стеснительно сжимаясь. Протянул свои руки к нему, и Луффи заметил разбросанные на них тату, а также перепонки между пальцами. Кончики щупалец активнее зашевелились, и каждая присоска стала сокращаться. Ло плавно обхватил его за плечи, прижимая к себе, как и в начале их знакомства. Только в этот раз Монки дал знать о том, что это слишком туго для человека и больно. Трафальгар спохватился и тут же сбавил давление, и тогда до самого бариста дошло. То, что было прежде — не попытка убить. Это попытка обнять. И с этого момента его словно осенило с самих небес, он прознал всё бытие. Перед ним не просто мирный, а, чёрт возьми, дружелюбный монстр, подсевший на кофе и видеоролики с ютуба. Максимально нереалистично. И эти движения — это от радости и смущения? Во всяком случае, они стали чаще, когда Луффи, всё ещё будучи на весу, додумался обнять в ответ. Холодное, вечно мокрое, в слизи, довольно большое тело. Оставив свой пост без присмотра, Монки настоял о переходе в комнату для персонала, где уже будет не так странно общаться с Торао. Другие люди тоже его видели, хотя бы образ или силуэт уже точно, несомненно Ло имел физическую оболочку, в отличие от многих ебак из фильмов. Там же поставили телефон на зарядку. И Трафальгар показал то, откуда и знал обо всей этой теме с видео — старый, разбитый и измазанный как в слизи, так и в крови гаджет. Луффи не знал, какого года эта модель, но выглядела не столь доисторической. И, как оказалось, не сломанный — разряженный. И его удалось вернуть к жизни. Только пароль сильно помешал, сбив всю пылающую радость нечестивого существа на нет. Монки добавил в напоминалки записку «купить новый телефон». Ло всецело отвлёкся на видео, распластавшись во всей комнате. Его конечности растянулись на всё пространство, так что для Луффи почти не осталось никакого места, кроме как устроиться поверх одного из переливающихся щупалец. Плотный слой защитной плёнки, грубая плоть и отсутствие костей — смесь характерная для морских существ, по типу тех же осьминогов, каракатиц, кальмаров. Он не был уверен в их разности, но оно и не требовалось. Торао — был свой вид, всего с пятью отростками. Монки оценил занятие рассматривать присоски. Круглые, толстенькие и довольно миленькие, смешно сокращающиеся, если ткнуть прямо в дырочку. И на ощупь интересные; более мелкие прилипали, оставляя лёгкие отметины. Необычно и забавно. — Слушай, а как плесень появляется? — спросил он, одновременно пытаясь побороть извивания кончика закручивающейся тентакли. — Из-за неё мне зарплату хотят подрезать. — Не знаю, — честно ответила тварь, переворачиваясь на спину, чтобы смотреть на разложившегося Луффи. — Она всегда так. — А что с кофемашинкой? — Кофе, — Ватер потянулся, зевая. — Попытался. Не вышло. — А, — протянул он, подбираясь ближе к туловищу, — так мне тогда не показалось. Значит, фартук ты тоже испачкал, пока кофе делал? На угрюмое «угу» Луффи рассмеялся. Посмотрел на то, как между рёбрами двигалась бардовая перегородка. Жабры, вероятно. Странные. — Слушай, — начал бариста, — если меня уволят с работы за всю грязь и выселят из квартиры, то я переберусь к тебе. Чур кладовка моя! — Почему? — Что почему? Почему кладовка? — Почему уволят? Ло смотрел на него серыми и непонимающими глазами. Притянул к себе, подталкивая щупальцем, как бы укладывая на своей голой груди. Луффи был уже трижды целиком и полностью вымазан в склизкой субстанции. — Потому что после меня грязь. И несколько дней подряд не было посетителей вообще. И много жалоб поступает от клиентов… Кстати, — он принюхался с изумлением, — ты не пахнешь отвратно. Приятно даже, травой и дождём. Разодранными клеверами, грозой в хвойном лесу, морской солью и рифами. — Не уволят, — нахмурилась тварь, обвивая ноги Луффи. — Иначе я съем. Монки рассмеялся, искренне веря. Звучало, как поддержка. Они беседовали о разном. Луффи впервые за долгое время с кем-то так много разговаривал — делился обо всём и всяком. Говорил, как достали эти люди, как ему надоело жить в разъёбанной квартире, слышать ор соседей по батареям, мёрзнуть без отопления, неожиданно отдавать свои деньги деду без причины. Жаловался на деда больше всего и, кажется, поставил Торао против него. Ло ещё и очень расстроился, поддержав грусть Монки в потери телевизора, когда узнал, что это. Когда послышался требовательный звон того самого последнего клиента за две минуты до конца смены, Монки едва отлип. Грузно поднялся, привыкнув к холоду и влажности чужого тела. Вышел, потрёпанный и липкий, почти спугнув покупателя. — Что будете? — помято улыбнулся, не видя надобности делать это так, как следует. Всё равно администрацию сожрут, если Луффи лишится места. После того, как клиент ушёл со своей партией из двух стаканов, Монки закрыл вход, выключил свет. Заварил ещё два стакана сверх и унёс с собой в комнату отдыха — потому что теперь это именно место для перерыва. **** Луффи щурился и смотрел на восходящее солнце, желая только сна и ванны. Одежда прилипала к нему; всё раздражало и казалось грязным. Но он старался крепко держать холодную ладонь в своей, тяня по тёмным улицам, едва задетым искусственным светом ламп с большой дороги. Ло скользил за ним послушно, иногда даже обгоняя. Смотрел с прищуром, улыбаясь. Всю ночь они смотрели видеоролики с ютуба, разговаривали и обнимались под музыку. Торао стал для него самым безобидным существом на свете, неспособным навредить лично ему никаким образом. Ло мягко, заботливо прижимал к себе, складывая голову на его, булькал, обвивал своими длинными щупальцами надёжно и позволял осматривать себя в любом месте с непробиваемым доверием. Перья его плавников были острыми, упругими и подвижными; если их погладить — они прижмутся к выпячивающимся позвонкам, не очень скоро возвращаясь в обычное состояние. А серьги в ушах — действительно золотые. Без марок конечно, но оно и не надо было. И так видно, что если и не сусальное, то высшей пробы. Нами бы сказала на этот счёт чего умного, но сейчас Ло и Луффи двигались одни. Они уже на площадке, с которой подъезд Монки был очень хорошо различим. Единственная потухшая лампочка висела над их входом. Людей не видно. Воздух стоял холодный, свежий. Пахло травой, дёрном, берёзой. Одна такая грустно склонилась над ними, задевая зелёными каплями волосы. В квартире бардак и разруха. Скоро всё порастёт плесенью, чёрной и зелёной. Но это не так уж важно, когда проблема имелась с порога. Трафальгар застрял в узком коридоре, перевернув вешалку и тумбочку для обуви. Виновато посмотрел на пол, ковыряясь в пальцах: и Луффи засмеялся с этого вида, дёргая дальше громить всё, что стояло перпендикулярно земле. Ванная тёмная и холодная. Монки позаботился об удобствах, сначала раскрыв окошко в зале. Включил тёплой воды, позволяя Ватеру самостоятельно определить нужную температуру. Их вкусы сошлись — холодная, как смысл жизни. Кофе-я затолкал тварь в ванную не без труда. Снял с себя футболку, оставив одни лишь вымокшие шорты. Полилась вода из душа, и Трафальгар счастливо забулькал активнее, более компактно размещаясь в фарфоровом тазу. Закручивал и раскручивал щупальца, с которых плёнками стекала слизь, перемешанная с грязью. Луффи подобрал полотенце, смочил его. Принялся протирать тело, что только гнулось навстречу. Блаженные вздохи заполнили пространство, и Монки не мог отвести глаз от потеплевшего лица и мягкой улыбки. Его довольства с лихвой хватило для принятия решения: они поедут на море. Обязательно свозить этого огромного кальмара к большой воде. А пока малая выливалась за края, потому что Ло просто не помещался. Он не был прям огромен, но явно больше самого Луффи — и тот сам с ногами не смог бы залезть целиком. А потому свисающая за край одна из колбасок, не было удивительно, хоть и мешалась. За коврик цеплялась плывущая слизь, на которой он грозился вот-вот поскользнуться. Но страха не было, потому что рядом с ним огромный кальмар-осьминог-что-то-ещё, чьи щупальца точно либо словят, либо помогут не убиться. Перемытый трижды Ло остался сидеть в ванной. Это Луффи залез сверху и расположился в макаронной смеси, чувствуя себя по странному приятно. Словно залезть в… Он даже не находил слов, чтобы с чем-то сравнить это ощущение. Мягкость, неповторимая мягкость. Упругость, однако. И очень скользко, хуже, чем на льду. Хотя большая часть жидкой брони и оказалась смыта на пол — оно не сильно уж и сделало разницы. Снимать шорты даже перед тварью, которая навряд ли понимала в данной сфере хоть что-то, всё равно показалось слишком из ряда вон выходящим — и Монки попытался помыться без их избавления. Мало толку будет, да. Потому что он уже в объятиях Торао, который поверх мыла добавляет слой из свежей, почти не пахнущей телесной субстанции. И следов от присосок становилось только больше, ведь Ло очень понравилось хвататься за Кофе-я в рандомный момент и в таком же рандомном месте. Красно-белые круги обнаружились даже на щеке! А потом он, а вовсе не хтонический монстр, добрался до телефона, на котором процент зарядки горел тоненькой красной полоской. Написал всем, до кого смог вспомнить, предложил уже завтрашним днём на море. Осталось ждать, а делать это в кровати поуютнее. Ло потащился за ним, очевидно. Перевернул ещё кучу всего, едва не сорвал дверь с петель. Но Луффи только радовался устроенному разгрому — ковёр хлюпал под водой, при том, что не только в одной лишь комнате для умывания. Ковры хлюпали и в зале — это дела рук его и очаровательного монстра, что лениво, но праздно тянулся к гаджету с полной уверенностью в том, что ему его скоро выдадут. И ведь прав — наглость стала очевидной, когда Трафальгар улёгся на диван, занял собой всё пространство, уткнулся в видео. Не подумал о том, где располагаться рабочему классу. Монки забрался поверх, чувствуя, что зябнет. Но закрывать окошко было слишком лень. Вот в жаркое время дня Торао стал бы прекрасным дополнением к вентилятору со своей пониженной температурой. Но когда холодно, когда весь мокрый и не способен высохнуть — ледышка под боком не самое лучшее. Но он всё равно прижался крепче к туловищу, закрывая глаза для сна. **** Они проспали весь день! Луффи очнулся, когда часы показывали уже за восемь вечера, увидел только пялящего в смартфон чудища. Отобрал свой инструмент, который едва дышал, удивительно сильно нагревшись в ледяных руках. Монки обрадовался, узнав, что аж шестеро человек дали своё полное согласие: Нами, Усопп, Зоро, Санджи, Робин и Френки. Неожиданно богатый отклик тоже наворотил в чате, потому что это неожиданность, когда у них получается собраться в составе больше четырёх человек в сумме. А все десять — правда, в группе не поняли, отчего их мартышка насчитал одного лишнего, но и спрашивать не стали. У Френки Монки попросил прицеп. У Робин пледиков или покрывал, что найдётся, в любом количестве. Ещё прихватить с собой внешние аккумуляторы, ведь Торао истратит ему далеко не одну батарейку. Всего этого у него не было, логично. Луффи заставил себя встать и приготовить поесть — накидал лапши в кастрюлю, сварил, нарезал колбасы. Всё вместе пожарил, взял вилки и вернулся к дивану. Где Трафальгар лежал в том же положении, разве что его макароны значительно раскидались. — Жрать! — Монки упал пятой точкой на освободившийся уголок дивана, откуда подвижное щупальце как раз выпало. — Телефон на базу. Трафальгар неожиданно вымученно промычал. С бесстыдством положил свою тентаклю ему на бёдра, прижав к месту. Кофе-я даже подавился от того, насколько это нахально. — Мне друзья пишут же! Ты не можешь так поступать со мной! Но наглое существо не сдвинулось, слушая какую-то дичь — как будто тот набрёл на топы. Совсем как малое дитя с безвкусицей! Луффи хмыкнул, поедая в одного порцию на трёх. Было вкусно и казалось едва ли не идеалом после долгого и выматывающего сна. Но все попытки накормить Ло заканчивались провалом, и он уже подумал, что тот не голоден, но так быть не могло — такое огромное тело и кушать меньше, чем сам коротышка-бариста? Ну нет, такое не укладывается в голове. Выскользнул за счёт слизи, перебрался через преграды. И всё со сковородой в руках! Добрался ближе к торсу, но тварь оттолкнула его к началу, шмальнув своей сарделькой по лицу. Они передрались, и уже вроде не ели, не смотрели видео. Просто играючи дрались — и силы сторон были неравными! Ло больше раза в четыре, а щупальца длинные, скользкие и проворные. Несколько раз подряд Кофе-я находил себя распростёртым по полу, бесконтрольно пыхтящим и хихикающим. Трафальгар, устроившийся как король, тоже вовсю улыбался. Швырял Монки с одного края дивана на другой, перекатывал в своих отростках, придавливал. Одна макаронина весила явно больше Зоро — потому что Луффи мог без проблем поднять мохоголового, но вот щупальца ему не давались. Тяжелее танка! Ло ещё раз толкнул щупальцем, сваливая с дивана, и Луффи проехался к сломанному телевизору по дорожке из слизи. Чувство холода пускай и померкло с пылом сражения, но ледяная вода на полу неприятно колола раскрасневшуюся кожу. Его каждый раз скидывали прямиком в лягушатник! — Я жрать хочу! — выкрикнул он, пытаясь сесть. Но ладони скользили, и каждый раз ему суждено было вновь упасть. — Давай поедим. Торао действительно послушался — отложил телефон к одеялу и подушке, которых беспощадно забили в угол дивана, поменял позу и подтянул Монки к себе, прокатывая по воде, за что получил вялое и мокрое «спасибо». Тогда Луффи и обнаружил очевидную странность: еда в руках Торао быстро гнила. Стоило тому попытаться ухватиться за макароны голыми пальцами, как тут же лапша прижалась и пожелтела, словно одновременно сырея и иссыхая. Выглядело не очень съедобно, а потому бариста просто скинул это на пол. Попытался пихнуть тому ложку — и не вышло, столовый прибор быстро стал окисляться, заржавел на глазах. Торао сразу погрустнел, а у Луффи из-за этого сердце сжалось. Кормить огромную хтоническую тварь с ложечки — несомненно удивительный опыт в его жизни. Кто бы подумал, что монстр будет больше походить на малое дитя, похуже самого безответственного бариста. Вроде, Ло всё нравилось: довольно чавкал и щурился в улыбке. И с аппетитами Луффи не прогадал. Торао всё ел и ел, количество лапши уменьшилось втрое, и скорее всего самому Монки не хватит, чтобы насытиться, но ради такого вида можно было и потерпеть. Но и не в край наглеть, совсем без еды юноша оставаться не планировал и не желал. Что в итоге привело к очередной схватке. **** Они успели поспать от силы час. И спали вместе — потому что телефон Луффи взимал на зарядку. Монки трезвонили как в домофон, так и на треклятый гаджет. Подъехали Робин с Френки. Надевать футболку или ехать с голым торсом — сложный выбор, считая, что в любом случае это будет неудобно. В итоге пришёл к выводу, что одежда — бесполезна, особенно когда с тобой вечный источник грязи и слизи. Взял только кофту, скатал свой телефон в провод от зарядки, забрал всё, что оставалось неиспорченным из холодильника, и сложил в пакет. Завязал безбожно кривым бантиком и бросился помогать Ло, у которого не получалось открыть дверь. Успел схватиться за соломенную шляпу, висящую на опрокинутой вешалке. Дверь подъезда очень громко хлопнула, испугав их. Машина Френки с обещанным прицепом стояла на парковке, что весьма удивительно — место найти в такое время было той ещё задачей — а сам он стоял под берёзой, с солнечными очками в голубых волосах. Кажется, Ло испугал его своим появлением куда больше, чем хлопок дверью, и Луффи ощутил нужду объясниться. Но сначала стоило помочь Трафальгару залезть, чтобы укрыть все зелёные спагетти пледами, а не то может какая сова из окна увидит. Монки поторопился схватить его за руку и увести к машине под удивлённые взоры более старшего. — Помоги, Френки, — Луффи подозвал его, крепко держа холодную ладонь в своей скорее для собственного спокойствия. Лицо Ло оставалось непроницаемым и даже серым в слабом утреннем свете, — его надо посадить и укрыть, принеси пледы. Тот качнул головой, подбегая и тут же открывая дверь задних сидений. Монки мог слышать спокойный голос Нико, сидящей спереди и уточняющей причину беспокойства. Френки только бросил, что для такого нужно выйти и посмотреть самостоятельно. А потому, пока бариста укладывал плед на всю поверхность телеги, Робин тоже в удивлении ахала. Ло только широко зевал — показывая двойной ряд острых зубов, блять — и постоянно пытался залезть в карман за телефоном. Луффи на него шикал, заправляя вылезающие углы — холодно было бы на голом железе, да и грязно шибко, а они только вчера помылись. Забраться в повозку оказалось не так проблемно, как сам себе напредставлял юноша. Трафальгар просто перекинул своё щупальце к крыше самого авто, поднялся на двух других, притянулся и плюхнулся. От такой ловкости и подвижности в открытом пространстве конечно стало стыдно — Луффи не мог позволить дать ему подходящей свободы, и узкие коридоры квартиры явно были для него той ещё неприятностью. Ну и ладно, сейчас они едут на море, и лучше лишний раз себя не копать за то, что изменить было временно не по силам. Он забрался сверху, показал твари, как следует расположиться, чтобы ни одна из колбасок не переваливала через бортики. Забрал у своего друга оставшиеся пледы и накрыл ими всё, что могло вызывать очевидную реакцию у людей — всего Ло, оставив только голову на показ. Разве что если приглядеться, можно было бы заметить странную форму зрачка и его постоянную активность. Но никто же таким страдать не будет, верно? — Так, а теперь я вас познакомлю! — Луффи спрыгнул, помогая себе рукой. — Это Торао, мой новый друг. Он очень классный и совсем не страшный, уверяю. Доказательно сам Монки не обнаружил своего телефона, а со спины послышались голоса летсплейщиков. Проворный в открытом пространстве, да. — Торао? — переспросила Робин, опуская напряжённые плечи. — Он, как я понимаю, и был той тенью за стойкой, верно? Д. не хотел бы вспоминать начало их знакомства. Но всё равно положительно кивнул, сохраняя улыбку на своём лице. — Тень? С чем ты связался, Луффи? — ошарашенно уточнял Френки, однако тоже успокаиваясь и даже смеясь. Его забавляла сама ситуация — где их кэп сдружился даже с не пойми чем. — Он и есть десятый человек, да? И снова юноша кивал, улыбаясь только шире. Полное доверие его соратников радовало! Он боялся встретить более отрицательную реакцию. Конечно, никто с вилами гнать гостя не стал бы, но и настороженность могла присутствовать. А тут прямо так, открыто и верно. — Я позже познакомлю, он мой телефон стыбзил. Теперь его оттуда не вытащишь, — хихикнул Монки, карабкаясь обратно. — Я с ним поеду, если что! Брюнетка улыбнулась, посмеявшись в свою ладонь. Подошла и помогла перекрыть все зелёные части. Наблюдала за тем, как Луффи влез к Ло под руку, уходя под укрытие. Если их кэп так относится к этому существу, то и беспокоиться нет смысла. Монки положил свою голову Трафальгару на плечо, зарылся в угол между шеей и ключицей, оказался обнят двумя, или может тремя, щупальцами сразу и подтянут ближе. Торао на секунду отвлёкся от телефона, чтобы мягко улыбнуться Луффи в лицо. Близко-близко, так что он почувствовал щекочущее дыхание на своих губах. Правда, как только в устройстве раздалась новая порция криков — тот отвернулся, возвращаясь к просмотру. И машина начала свой путь — с щелчком Френки закрепил задний борт. Хлопнули двери и всё заскрипело, затряслось, убаюкивая. Бариста просыпался несколько раз, растерянно осматривался: видел голубое, чистое небо; в другой раз пушистую ткань, богатую клоками; засопевшее бледное и синюшное лицо прям перед собой, расслабленное и умиротворённое — он не удержался от заманчивого тычка в мягкую щёку; бортик прицепа, освещённый солнечными бликами. Повторно проснувшись и ощутив себя бодрым, он вылез из скользкой хватки и уселся. Ло спал, а телефон оказался отброшен в другом направлении от влажной головы. Монки забрался пальцами в волосы и погладил, задумчиво посматривая в затемнённое заднее окно машины. Френки и Робин отреагировали спокойно, но что стоит ожидать от других? Наверняка и их покорит эта довольная моська, что щурилась от яркого света. А вообще, это повод для волнений. Он не сразу обратил внимание на то, что уже было видно воду. По ней яркими бусинами разбегались отсветы. Напомнило, как однажды Луффи порвал ожерелье Дадан, и весь жемчуг рассыпался по земле, ярко отражая свет. Они ещё тогда сидели долго и подбирали их, марая пальцы в грязи. Красиво и дышалось легче. Отсюда начинало свербеть морем, но Ло, перенёсший свою башку ему на ноги, пах насыщеннее. Тоже водоросли и свежесть. Монки поправил сбившуюся ткань, закрывая прижатый плавник и часть открытых жабр. Огладил острую скулу, ловя на себе заинтересованный взгляд серых очей. — Нам немного уже осталось, — сообщил Монки, надевая соломенную подругу, — кушать хочешь? — завязал ниточки шляпы под челюстью, ведь ветер дул. Подобрал пакет, вынул оттуда остатки колбасы. Поправил головной убор, склонился, чтобы тень падала и на лежащего Ло. Протянул кусочек и уткнул тому в губы, замечая, что повторяет жест. Трафальгар съел кусочек, и все отростки зашевелились под пледами. Луффи погладил тот, что обхватил его талию несколькими кольцами, тут же жалея — теперь его ладонь в слизи! Вытерев о мануфактуру, он вздохнул, подхватывая и себе. Колбаса в поездке — одно из самых лучших моментов. Трафальгар моргнул, подглядывая за тем, что происходит вне их укромного уголка. Под пледами становилось бы жарко, если бы не постоянно пониженная температура тела Ватера. Машины проносились мимо на высоких скоростях, ближние пейзажи размывались в движении — как гора, которую они и объезжали. Краем глаза удавалось уловить отдельные яркие островки цветов среди зелено-песчаного фона. А потом скорость стала спадать, и Луффи с любопытством посмотрел причину, с горечью вздыхая. Наклонился ближе к Трафальгару: — Там машина полицейская, скорее всего остановят. Прижмись ко мне ближе и, если можешь, то скрой как-нибудь свои щупальца. Ну, чтобы они не двигались. Ло посмотрел на него с непонимающим выражением на лице, но всё же исполнил назначенное, и все отростки в мгновение перестали двигаться. Как и показалось хозяину шляпы — их заставили выехать на обочину. Робин вышла говорить со смотрителем, а Френки в то же время ковырялся по всем ящичкам в поиске водительских прав. Машину тянуло в разные стороны, а Луффи старался делать самый правдоподобный вид спящего, прижимая к своему животу чёрные лохмотья. — Это у вас ребёнок в прицепе? — спросил ДПС, забирая на осмотр документ и указывая пальцем на соломенную шляпу. — Откройте ещё задние сидения. Заднее было забито всевозможными вещами: от стола с зонтом до ящика с инструментами и запасным колесом. Порядок в полном беспорядке. Луффи покачали за плечо. И он старался делать вид, словно только просыпался, чутка переигрывая. Но полицейский не стал заострять на этом внимания, сразу же с порога спрашивая про возраст. Монки знал, что выглядит много младше. — Двадцать, — ответил, подтягивая к себе плед. — Здесь удобнее просто. — А что это всё такое? — он указал на множественные бугорки. Конечно щупальца, чему ещё быть! Луффи ощутил, как взмокает спина. И что делать? Сейчас же ткань сдёрнут! Он зажмурился, когда служитель уже взялся за край одного из пледов. Ло вырвался из хватки, принимая сидячее положение. Наклонил голову вбок, улыбчиво встречаясь взглядом с человеком напротив, почти издевательски. Монки тут же схватил того за плечи, потянул на себя — даже так Трафальгар был больше и закрывал обзор. Но то, с каким спокойствием полицейский вскоре отстал, продолжая диалог с Робин, напрягало. Луффи посмотрел через плечо, всё-таки уложив Торао себе на грудь. Ноги. Ноги, упакованные в узкие синие джинсы с чёрными точками, напоминающие чешую. И подушки, множество подушек поверх изначального пледа. Что? А главное — как? Туфля на конце настоящей ноги насмешливо блеснула, и бариста ощутил приливший стыд. Стоило Нико подойти и закрыть всё тканью, оно вернулось к изначальному виду, и Монки ощутил это в первую очередь. Спагеттина тут же поторопилась вернуться к своему месту пребывания. И Луффи пришлось в спешке тянуть плед на себя. Вновь оказавшийся в тени Ло лишь хмыкнул, перевернулся на живот и удобно устроился, обнимая Кофе-я. Они проехали пункт, вскоре возвращаясь на шоссе. Френки наконец включил музыку, которую теперь Луффи мог слышать — потому что подкрутили колонки. И как только Нико позволила? В любом случае, вкус у него был самым что ни на есть отличным, и Монки всегда было в радость слушать его плейлист, подобранный специально для долгих поездок. Хтоническая милашка вместе с ним подпевали, катясь по дороге на прицепе под пледами — и бариста нахлынуло чувство, что этот момент ему запомнится на очень долго. Это воспоминание, которым следует дорожить. Голос Торао хрипел, походил на звучание какого-то громоздкого и старого инструмента в опере, какую мог он посетить с Бруком. Перекатывался волнами и заставлял бежать мурашки. И его кадык дрожал — ощутимо, ведь тот буквально прилип к его телу. Пел не знающи, но и Монки не знал — а потому их совместная околесица грела и смешила куда больше оригинала. Кривое и безобразное, но самое лучшее у бариста за долгие лета. Они держались за ручку — потому что так чувствовали. Луффи упирался своими розовыми пальцами в перепонки, дышал сыростью, витавшей вокруг Ло, смотрел в пожелтевшие глаза и улыбался так широко, как только мог. Трафальгар булькал, содрогаясь в каком-то очаровательном подобии смеха — где больше было от бултых. А потом Монки каким-то образом упал в забытье, размякши в крепких объятиях. Проснулся, когда почувствовал, что машина вновь остановилась. На него дунул морской бриз с первых же секунд, и пришлось продрать веки, чтобы увидеть точечный свет, проходящий через мелкие дырочки в его шляпе. Под ухом раздавался шум огнестрела — и конечно это Ло, сидевший в телефоне. Он лениво повернулся. Сел на руках, а после встал, чтобы спрыгнуть с кузова. Весь в слизи, липкий и влажный, зато безмерно довольный. К ногам пристали колючие высохшие хвоинки из неаккуратности, когда пятка соскользнула с тапка. Луффи заозирался, находясь в довольно широкой тени с редкими проблесками света; над ним возвышались охровые стволы сосен с подтекающими каплями тягучей смолы, встречались ели и липы, цветущие мелкими белыми цветками. Всё усеяно шишками, палочками, насекомыми, мхом и лишайниками. Встречались и грибы — правда, ядовитые — пахли маслята, росли ягоды. Монки бы как-нибудь ближе к осени выехал снова, чтобы все доброты собрать. Они ехали так долго именно для такого — для абсолютной тишины и спокойствия, отсутствия каких-либо людей. Они не единственные умники, да, но другие были на значительном расстоянии от, так что не было похоже на ближайшие к городу пляжи. Песок тут был нечистым, в большей части каменистый, с забившимися растениями. Но оно и не мешало. Ближе к воде основались первые приезжие — Нами с Санджи. Расстелили цветастое покрывало, установили часть оборудования на земле, чтобы было удобнее расставлять, когда наконец приедут Френки с Робин. Монки пихнули зонт и несколько пакетов с продуктами. Остальное тащили Водитель и Повар, пока Нико устраивалась сбоку от Рыжей на покрывале. Луффи пока решил Трафальгара не тревожить, пока не приедут Зоро с Усоппом. Наверняка зелёный проспал, а Снайперу пришлось с этим разбираться. Ну и ничего — основное привезено и поставлено. Бровастый уже встал за портативную газовую плиту, распаковывал рис и нарезал куриную тушку. Д. досталось промыть рис сначала в морской, а после в чистой воде. От грязи и соли соответственно. Не без помощи Френки, занявшегося мини-холодильником. Так они и провозились первые полчаса, пока ожидали поздних. Когда на берег вывалились две фигуры с большими пакетами, кругами и мячами, Монки счастливо подпрыгнул, случайно переворачивая доску с зелёным сладким перцем. Ой — и ничего страшного, ему всё равно не нравилась его горечь. А потом Шляпник ушёл за Трафальгаром, загадочно улыбаясь друзьям. Его тонкие намёки поняли лишь те, кто привёз чудо. Но когда он добрался, его встретила скучная картина свернувшегося в калач монстра. Он сдёрнул плед, взбираясь. Тот никак не отреагировал, влипнув в видео. — Пошли! Там большая вода, море такое красивое! И вода не сильно холодная! — но его проигнорировали. — Сколько тебе ещё осталось? После короткого молчания раздалось заглушенное хлюпом: «Десять минут». — Ровно через десять минут я приду и заберу телефон. Не сади мне зарядку. Спрыгнул, возвращаясь к друзьям. Вновь пробрался к Санджи, а на все вопросы коротко отвечал: «интернет — зло». Мешался при нарезке овощей, крутился вокруг кастрюли, в которой вот-вот и сварится каша. Кок пытался его прогонять половником, но не получалось попасть по юркой макушке. Первое блюдо будет готово как раз через те же десять минут. Как только блондин раскрыл крышку и объявил завтрак, след Монки исчез — он снова бежал по камням, разрушал гнёзда больших чёрных жуков, чтобы привести своего друга. Ло не поменял позы, но услышав шумные шлепки тапочек, выключил гаджет. Послушно протянул его, стоило Луффи запросить. Взялся за ладонь, стекая с прицепа, заставляя его скрипеть от тяжести. Кажется, Трафальгар не чувствовал дискомфорта от того, что подбирал своей липкостью каждый сучок на пути, каждую шишечку и листочек. А вот нечистоплотному Луффи стало тяжело от вида грязи на щупальцах. Нико и Френки помахали им с места, где они остановились. Тут же повернулись и те, кто брал тарелки с только что приготовленной едой. Чем ближе Луффи с Ло подходили, тем более нервной ощущалась обстановка. Усопп встал на месте, не смея двигаться и взять тарелку у Санджи, который не глядя пытался передать горячую миску. Первыми среагировали Зоро и Нами. Ророноа схватился за нож и поднялся, опрокидывая раскладной стульчик под вопль девушки. Нико поторопилась успокоить Рыжую, обхватив её плечи, но та в шоке схватилась в ответ и зажмурилась. Мохоголовый пошёл навстречу, выставляя руку вперёд, нахмуриваясь и темнея. Монки остановился, крепче сжал холодную конечность, стараясь придать уверенности в безопасности. Вроде ведь Ло должен знать Зоро, верно? Очутившись в метре от песчаной поверхности, Кофе-я разочарованно вздохнул. Всё, что прилипло к слизи, теперь кололось и ощущалось голой кожей неприятно. Трафальгар отвёл Луффи за себя, усложняя ситуацию. Теперь он даже объяснить с глазу на глаз не может! — Зоро! — протяжно взвыл он, поглаживая напрягшиеся мышцы щупальца. — Это Торао! Новый друг! Не надо его на суши! — О чём ты? Это явно не друг, Луффи! — ответил яростно мечник. Монки видел только лес, небо, пару сверкающих панелей машин. Чувствовал себя неправильно, и осязание говорило — что не он один. И никак не повернуться, не выползти — все то, что было на щупальцах у Ло, царапалось даже при малом движении. Все замерли. — Торао, — окликнул бариста. — Мне больно вообще-то, — хватка вмиг ослабла, позволяя наконец обернуться и не вспороть себе живот. — Зоро, убери нож! Ты его пугаешь! — Я?! Я его пугаю? На заднем плане, что за разрисованной спиной Ло и за упёртым защитником, Усоппа откачивали Френки и Нико. Нами уже шла к ним, неуверенная и испуганная. — Ты назвал это — Торао? — встав позади мохоголового, девушка выгнула бровь. — Может, ему отпустить тебя? — Торао, отпусти меня, пожалуйста, — Луффи прижался к прохладному отростку, обнимая. — Я кушать хочу. Его наконец послушались и плавно спустили на мелкие камушки. Обрадовавшись, он снова вцепился в ладонь, продолжая путь и вскоре знакомя всех с другом: — Это Торао, он прикольный и очаровательный! Уверен, вы подружитесь. Все отнеслись менее оптимистично, нежели чем сам сверкающий герой. Снова весь в слизи. — Сейчас поедим, поиграем на песочке и плавать! — разложил план Шляпник, расстилая Ло плед сбоку от Робин. Нами заняла стульчик. — Санджи, нам пока одну тарелку. Монки старательно дул на белый, горячий рис в бульоне. Пластиковая ложка блестела от налипшего к ней тонкого слоя куриного жира. Пар с запахом летел к лесу, Луффи наблюдал за этим, протягивая первую порцию Трафальгару. Тот послушно наклонился и скушал, делая довольное личико. Напряжение в атмосфере пошатнулось, и казалось, что Нами чуть потеплела. — Я потом телефон дам, не лезь в карман, — Монки отбил подползающую к нему тентаклю, возвращаясь к рису. — Поешь сначала. Тварь нахмурилась, но продолжила кушать. Всех сильно смущало то, что Луффи сперва уселся кормить другого, а не свой желудок. И само это нечто: жуткое, большое, подводное чудовище с человеческими отличиями. Посматривая на него, Усопп чувствовал только завязывающийся в глотке ком. Постоянно двигающиеся щупальца словно глумились над сознанием, доказывая, что вот они — настоящие. И присоски на них, отвратительные, тоже двигались, независимо друг от друга. Непонятный костлявый плавник на спине, как у карася, только отливающий зелёным. Разбросанная чешуя по всему торсу, омерзительные жабры между рёбрами — бордовые, с ошмётками тканей вокруг, открывались и закрывались так, словно он ими дышал. Длинноносый посмотрел на его лицо: голубоватое и бледное, как у утопленника; глубоко залёгшие тени под глазами — и сами они! Зрачок постоянно менялся: сужался, расширялся, двоился. И цвет переливался с серого на золотистый. Один лишь вид его вторил страх. Но поведение… Что-то снайпер засомневался в том, что ему виделось. Луффи кормил того с ложечки, как годовалого ребёнка. Посиневшие губы измазаны в каше из-за неловкости рук кормильца. Существо облизывалось, и постоянно, как говорил сам Шляпник, пыталось забрать телефон. В действительности спорные ощущения. Ророноа озирался на тварь тоже, сразу после переводя взгляд на рядом оставшийся нож. Ел молча, щетинившись и хмурясь. Через ещё две тарелки, Луффи наконец добрался до своей порции. Удобно уселся на полотне, стал соскребать рис и мычать от удовольствия. Он никогда не умел есть тихо, и тишина ему не нравилась, а потому передал свой гаджет обрадовавшемуся Трафальгару. И безмолвное пространство заполнили истеричные крики и вопли игрока — какой-то хоррор, судя по всему. Однако звуки перепугали всех остальных и заставили заволноваться. — Это… Он Ютуб смотрит что ли? — Усопп удивился, отвлекаясь от строительства своего песочного замка. — У тебя здесь что-то ловит? Трафальгар повернулся на его вопрос и ответил одним тыком — отобразилось «скачано». И Монки чуть не выплюнул свой завтрак наружу, тут же подскакивая на месте: — Ты что, платил с моего телефона? После того, как Луффи поел самым последним — они все кинулись строить песчаные творения. Ну, почти. Френки возводил свой собственный механический киберфорт, тайно вплетая металлические детали для более крепкой стыковки частиц. Усопп орудовал лопаточкой и кистью, возводя карикатурный замок из сказок, использовал водоросли и сухую траву для имитации клумб, даже притащил цветок, а из ракушек делал окна и крышу. Луффи строил просто гору песка, знаменуя её «самым лучшим на свете домом», чтобы в самом конце положить щепотку камней наверх. Выбирали, что же лучше — голосованием не участвующих. Даже Ло попросили! Первое занял Усопп, потом голубоволосый, а в конце Луффи, получивший голос от Трафальгара. Нами и Нико прикрывали друг друга полотенцем, переодеваясь, даже если купальники были сразу под лёгкой одеждой. Монки снял свои шорты и был готов, а потому уселся на покрывало и смирно стал дожидаться, когда Нами его помажет. Солнцезащитный крем был терпкий на вкус, неприятно прилегал к коже и странно пах —двумя словами, Луффи его не любил. Но приходилось, им всем — даже к Ло пробрался трясущийся Усопп с Зоро в поддержке, чтобы нанести чуть крема тому хотя бы на лицо и плечи. Трафальгар всё ещё тихо лежал, смотрел свои скачанные ролики и собирал своими отростками песок. Вода приятно холодила тонкую кожу — у Луффи пробежали мурашки по спине, стоило ступить в неё. Был какой-то свой момент в том, чтобы заходить в море, но его оборвало прикосновение. Холодная тентакля уже обвилась вокруг талии, плотно ухватила, и Луффи бы унесло ближе к облакам, если бы не заверещавший Снайпер. — Хей-хей, не надо, отпусти его! — прикрикнул с чуть дальней воды он. — Он на мелководье поиграет. В каком-то роде Монки был благодарен ему. Но он скорее был смущён, натягивая свою шляпу на глаза. Вскоре подошла и Нами, чтобы объяснить ситуацию, заставляя заливаться пунцовым цветом его уши и шею. Трафальгар только спустя минуты понял причины и опустил Кофе-я туда, откуда и подобрал. Тыкнул в нос пальцем, случайно соскребая слой белого крема. Улыбнулся и пополз к широкой, тёмной линии воды. А Луффи сел, размещаясь. Вырыл себе мини-ямку, доставая с глубины камни побольше. Искал те, что плоские, бил по воде раскрытой ладонью, смотря на водяные стенки — как совсем жидкое стекло — перекатывал песок, наблюдая за счастливым Ло. К берегу теперь подбивало шишки, хвою, листья. Тварь перебиралась быстро, широкими шагами уходя всё глубже и глубже, а после нырнул, выйдя из поля зрения бариста. И всех, на самом деле, окрасившись цветом дна, плывя, прижавшись к нему грудью. Вскоре всплыл — и все удивились тому, как далеко он оказался: маленькая желтовато-белая точка между плоскостью тёмных вод и голубого неба. Несколько раз эта макушка пропадала и снова появлялась, в самых разных местах. А после он воротился, проносясь как ветер между Зоро и Френки, всплывая возле Рыжей. Словно спрашивая о чём-то. Несколько раз с неудовольствием смотрел на Монки, раскладываясь на том же мелководье, подпирая голову руками. Прижимался лицом к его боку, весь холодный и мокрый. И Луффи не мог удержаться от того, чтобы погладить его волосы, потрепать щёки или залезть пальцами в рот — удивительный двойной ряд зубов! Первый напоминал человечий, второй уже просто мелкие и ужасно острые клыки. Хихикал, когда тот вылетал из воды, словно мячик — делая большой брызг при приземлении. А потом Ло снова приплыл, только в этот раз попытался обвить щупальцем поясницу, и Монки хлопнул того по волосам, отказываясь. Но это не остановило отчего-то тварь, и тот только придвинулся и приподнял сидящего Монки ближе к себе. — Поплыли со мной, — трескучий, глубокий голос раздался над самым ухом, вызывая волнение, — не бойся, я тебя держу. Его посадили на лоно, заставляя в некоторой панике накинуться с объятиями на шею. Луффи заверещал, пытаясь дотянуться стопой песка, и испугался сильнее, как тот стал отдаляться от него, а вода мутнеть. Его держали крепко, тоже обнимая, и развивая скорость. А потом Монки зажмурился, не в силах смотреть на это. Ветер перестал так сильно завывать в уши, и бариста неуверенно раскрыл свои глаза. На него удивлённо смотрел Френки, как и Усопп. Ророноа улыбался, похлопывая по скользкому плечу. Кофе-я был по пояс в воде там, где остальным было по грудь. Дышал, не тонул, под ногами не было тверди, зато под жопой — да. И это давало чувство контроля над ситуацией. Трафальгар держал крепко и уверенно, а в Луффи бросили надутый мяч, который даже удалось поймать! Тут же настроение поменялось на более позитивное — и он на радостях бросил мяч Нами. Они побрызгались с Усоппом и Френки, Монки даже один раз погрузился в воду с головой. Впервые за долгое время! Ребячески хихикал с остальными, чувствуя себя наконец полноценным. Ло подбрасывал остальных, словно аттракцион, и все окончательно приняли его с превеликой радостью. Луффи самолично топил Зоро — годом раннее это даже вообразить было невозможно! Будучи боязливым к воде, ему и не приходилось никогда участвовать во всеобщем веселье. Трафальгар пару раз поднимал его и вовсе над водой, делая своеобразную мишень для окружающих. В него бросали холодный мяч, что было проблематично при лёгком ветерке, пытались достать водой. Все просто хохотали, и само хтоническое чудовище несдержанно улыбалось, в другой момент переворачивая Монки вверх ногами под восхищённые вопли. Они провели это время весело, но ребята начали покидать воду, прозябши или просто уставши. Зоро собрал палок, веток и хвои, устроил костёр и поджёг его. Нами и Нико первыми устроились подле, через время получая разогревающий сладкий чай из рук кока. Френки первым пошёл за колой из холодильника, а Ророноа за горячительным. Усопп ещё немного поплескался с Луффи, но тоже собирался их покидать. — Долго не сиди только, а то вот, губы синие уже, — указал он, несмело улыбаясь. — Нет! — запротестовал Шляпник, хватаясь за скользкое щупальце. — Я в воде! Да и тем более, не такие уж и синие! У Ло хуже. — Я не думаю, что у него они синие от холода, — пробормотал Снайпер и всё же вышел, убегая к сухому полотенцу и запаху жареной на огне рыбы. Луффи хмыкнул, прижимаясь к конечности. Трафальгар булькал где-то под водой, смотрел на него с пучины своими яркими и жёлтыми глазищами, и будто задумался о чём-то. А потом Монки оказался зажат между двумя щупальцами, словно кружок колбаски между ломтиками хлеба. На вопрос ему никто не дал ответа — сам бариста не был уверен в том, был ли услышан — и через пару мгновений отпустили. Совсем. В воду. Первое, что пришло — холод. Потом на языке вкус соли, в глазах покалывание. Вторым — паника от осознания, нагнетающий страх за свою жизнь и желание оказаться на суше, на берегу, на воздухе. Его глупые метания, пародирование полёта руками, бессмысленные трепыхания не помогали всплыть, где солнце странным образом ложилось на волны, становясь кусочным. А потом кверху всплыли пузыри — не хватило сил держать в себе кислый газ. И ещё более холодное прикосновение к своим губам. Руки обняли под мышками, прижали к широкой груди. Д. только шире раскрыл глаза, встречаясь взглядом с Ло. У того зрачок раздвоился, встал горизонтально, напоминая формой сердечки. И тот факт, что тот прижался своим ртом к его… Пугал? Наводил ужаса? Может… Может просто смятение? Луффи подавился, когда в рот попал на удивление тёплый воздух. В полости оставалась морская вода, которую пришлось просто проглотить вместе с поступающим кислородом. У него в жизни не было страннее метода дышать, и навряд ли появится. Он как киногерой какой-нибудь романтической ленты — только, опять же. В жизни это ощущалось совсем не так отвратительно, как в фильме. Да, теперь он целовался со своим новым другом — подкрадывались сомнения в том, что тот хоть что-то понимал в содеянном — и не чувствовал угрызения совести или прямого отвращения. Странно, непривычно, смущает. Да и вообще — он невесть что, взявшееся из кладовки кафе, в котором он работает. Почему он рассуждает, приносит ли это ему удовольствие? Но, наверное, стоит просто смириться. Довольно мягко, но слишком холодно и неожиданно. А после Трафальгар отстранился, смотря на него с такими же яркими глазами, потянулся наверх, к воздуху, и Луффи за ним следом. Монки нахмурился и вопросительно уставился на Торао, пытаясь понять причину — но гадать не пришлось, ответ решили озвучить. — Поплыли со мной, — прохрипел он, снова непристойно близко придвинувшись. — На дно. Непонятно, от голоса ли, от самого содержания ли прошлись мурашки по всей коже. Но Луффи ощутил странный диссонанс — ему сейчас буквально предложили скрыться в пучине моря. Как рассказывал Усопп — его страшилка почему-то не вылетела из головы — монстр заберёт его в бездну, утаенную под тысячами миль солёных вод. Но это предлагал сделать ему Торао — милый монстрик, смешно булькающий, играющийся с кофе, смотрящий видео с кричащими мужиками. До жути забавный и миролюбивый — в их первом общении Ло обнял его и сунул печенье в рот. Да, а после сразу стал эксплуатировать, но не так уж важно. — Ладно, — просто ответил Луффи, не чувствуя угрозы или беспокойства. Полное доверие вскружило голову, и боязнь большой воды не могло помешать. Он надеялся на это. — Только обещай держать крепко. И больше так не кидаться мной! Усмешка от Трафальгара, сильные объятия и эти умопомрачительные очи, от которых в голове набирается дымка, застилающая все разумные выводы. А потом вода, вода, пузырящаяся, солёная, колючая и прохладная. Всё стуже и стуже с каждой секундой, а от давления кожа на лице натягивается. С какой же скоростью плавает Ло? Его прижали только крепче и заставили уткнуться в шею. Теперь Ватер казался даже тёплым — по сравнению с окружающей обстановкой. Тёплый, крепкий и надёжный. Только вот лёгкие неприятно поджимало, и Монки дёрнул Тварь за ухо, привлекая к себе внимание. Глаза слабо, что видели в соли с непривычки, и он сильно щурился, наблюдая за приближающимся лицом. Очередной недо-поцелуй, вдох и отстранение. Через ещё три таких прикола ушную раковину начало закладывать. Вежды уже куда лучше видели, а потому Монки мог различить разноцветных рыбок, плавающих вокруг. Косяки серебряных монеток, жёлто-синие Дори. Начали вырисовываться длинные листья морских водорослей, тёмно-зелёные, бурые, красные. На них улитки, ракушки, налёт. А они плыли дальше, глубже, не останавливаясь. Проплывали целые горки, которые были полностью усеяны чёрными комочками ежей, отделённые коралловые полипы разных форм и цветов. Монки боялся к ним приближаться — как бы красиво оно ни было, эти непонятные каменистые, как он слышал, животные невероятно острые и твёрдые! Он несколько раз резал ноги о них на берегу, зарытые в песке. Постоянные поцелуи стали привычны, Монки поменял своё положение, чтобы самостоятельно брать воздух тогда, когда самому захочется. Поднялся выше, держался за шею, и чуть что — прятался в неё. Трафальгар не был против и постоянно улыбался. И выглядел, как какая-нибудь русалка из фильма, со своими шелковыми локонами в воде. Луффи иногда трогал их, мягких и тёплых, смотрел с абсолютным восхищением. Торао принадлежал этому всему — этому морю, этой среде. Быстрый, ловкий, сильный. Не то, что на суше или в маленькой коммуналке. После рифов настали пески, и Ватер наконец остановился. Опустился, осел. Ещё раз чмокнул Шляпника в губы и указал в каком-то направлении. Д. посмотрел в ту сторону и заметил две дыры — вероятно, пещеры — прямо вниз, под горкой камня. Тут всё росло мелкой травой, иногда встречались стебли красной водоросли. Плавали длинные, странные и яркие рыбы. Даже фугу! Но никто из них и близко не подплывал к ним. Монки даже заметил акулу, только какую-то совсем невнушительную. Трафальгар побольше будет. И даже она не решалась приблизиться, медленно дугообразно плывя. Её жабры чем-то напоминали те, что были у Торао, только у него они выглядели как просто вспоротая человеческая грудь, нежели чем данное от природы приспособление. Ло потянуло к ноздрям — так их знаменовал Луффи, посмеиваясь — и тот полез в них, прижимая к себе тёплое тельце. Забравшись, они встретили всё темнеющее пространство. Их общая тень укрывала за собой разных раков, целое семейство, пару губок и гидр. В остальном тут казалось даже пусто. Но монстр всё равно полез дальше, будто зная, что там может быть не так разочарованно пусто. И оказался прав. Их встретило множество цветастых рыб, которых Монки мельком видел во многих зоомагазинах. Всё заполонило морскими моллюсками, а когда пещера увеличилась — перед глазами стал мерцать свет, а вода значительно потеплела. Оранжевый, словно пламя — под камнем бурлил мини-вулканчик. Совсем крошечный, размерами своими напоминая скорее столовую ложку. От него шли странные пузырьки, быстро растворяющиеся в массе жидкости. Луффи гадал, нарочно ли Ло его сюда привёл или нет, собирая своими пальцами ил с шероховатых стен. Вокруг он едва ли мог различить мелких рачков, потревоженных его интересом. Трафальгар притянул Шляпника обратно к себе, прижимаясь своим лицом к другому. Погладил по спине, заставляя только теснее припереться, выдохнуть почти все остатки. Он удивился такому, но предпочёл вдохнуть. Ло повёл его дальше, чуть глубже — вода была тёплой и странно ощущалась на коже. Поглаживал большим пальцем костяшки, словно с нежностью — и Монки задавался только большими вопросами. Понимает ли Ло? Знает? А может, стоило задуматься, чего сам он не понимал? Но от мыслей его отвлекли закрученные символы, ярко-красные, мигающие, как свечки. Здесь плавала мелкая, цветная рыба, но Луффи не мог определить их вид — рыбы с витиеватыми, на подобие ниточек, отходов на спине. Морские коньки с изломанными формами, чёрные и маслянистые, напоминающие ворон в верхнем мире. Странные, квадратные ракушки; светящиеся кристальные друзы, сложенные в какие-то иероглифы; согнутая фиолетовая трава. Кажется, он даже догадывался. Это дом и место появления Ло? На земле разбросан мусор: стаканчики, пакетики, бумажки, пластиковая ерунда, даже разбитый, весь заржавевший маленький поезд, несколько машин, осколки фарфоровых изделий, игрушки, замершие навеки часы. Всё это, человечье и привычное, лежало в таком необыкновенном месте! Трафальгар осторожно проплывал мимо, будто опасаясь как-либо повредить артефакты. Луффи предчувствовал какое-то важное знание, но никак не мог его втолковать, продолжая наблюдать. Каменный, высокий и обширный столб с гравировкой наподобие того, что было на всём теле Твари. Сердца, улыбающиеся мордашки, загадочные надписи. Ватер на нём зацепился, останавливаясь, будто делая передышку. Поправил чуть съехавшего ниже Луффи, обратно усаживая на свои, вероятно, бёдра. Указал пальцем в направлении светящихся лиан — они так красиво блестели голубым, как он сам изначально не заметил? — будто пытаясь что-то сказать. Но Монки был слишком впечатлён необыкновенной обстановкой, что, кажется, ни черта не понял. Ло на это только булькнул, снова дал вдохнуть и продолжил путь, перейдя на ползучий образ передвижения. Луффи не сдержал улыбки, наконец поняв, что это — как бы комната Ло. Как бы потому, что он всё ещё сомневался в применении этого значения к существу. Тут было светло от кристаллов и лиан. Это маленькое углубление в стене пещеры содержало в себе ещё больше всего того, что угодило в море по ошибке. Статуэтки персонажей — краска с них слезла, некоторым не доставало конечностей, в целом выглядели изношенными, но стояли как одно из самых почитаемых в комнате. Игрушки деревянные, изъеденные гнилью и червями, лежали подле. Подделки, сервизы, собранные по кусочкам, драгоценности… Серьёзно! — у Трафальгара целый сундук стоит, открытый. И в нём сверкают монеты, прозрачные камни, и явно ведь не стекло! Ожерелья, кубки, посохи. Даже… тиара? Ло как раз подобрался к самому яркому элементу. Поднял с сундука корону — чёрт возьми, самую настоящую, с несколькими недостающими камнями, потемневшую, заросшую илом, но всё же! — и надел Луффи поверх шляпы. Подошло ровно-ровно, будто только этого она и ждала долгие века под толщей воды. Трафальгар широко и очаровательно улыбнулся, радуясь тому, как это выглядело. И, конечно, воодушевляясь реакцией Монки, для которого вся эта местность оказалась невероятным открытием. Широко открытые глаза, так и блещущее удивление, восхищение. Это прельщало. Ло показал свою коллекцию монет — заржавелые, позеленевшие, стёршиеся. Но смотря на года чеканки, у Луффи прямо глаза на лоб лезли. Здесь были монетки и не обозначенные такими делами, как год. Хтоническая тварь явно гордилась своими находками, довольно следя за всеми эмоциями на лице парня. Ну, стоит вся эта комната больше нескольких жизней Луффи точно. Но вывозить отсюда хоть что-то — казалось таким невыносимым вандализмом, что от одной только этой мысли стало мерзко от себя. Монки с трепетом прикоснулся к короне на голове, чувствуя шероховатость древнего изделия. Трафальгар остановил тянущуюся снять её с головы руку, взял её в ладонь, смыкая пальцы замочком. Улыбнулся доверчиво и нежно — Луффи ощутил, как всё пропадает под ногами, как сердце в груди чаще стучит. Он остался с короной, и они выплыли из своеобразного укрытия. Потом и из ноздрей, окунаясь вместе в холодную воду. Бариста поёжился, прижимаясь к потеплевшему Торао. Они преследовали стаю черепах, смотрели на то, как они поедали стену медуз. Смотрели и на то, как зубастые рыбы кололи ежей, выпростая наружу их оранжевые тельца. И Кофе-я захотел есть. Они начали всплывать — уши вновь закладывало. Ло плыл строго вверх, уверенно поддерживая Луффи в своих руках. Монки зажмурился от яркого солнечного света, делая свой первый вдох. Над ними кричали чайки, рассекающие безоблачное небо. И Трафальгар уже просто так прижался губами к его — оказывается, знает всё-таки. И парень растерянно схватился за крепкую спину, нащупывая плавник и приминая к позвоночнику. Д. удобно устроился на груди у Твари, едва ли не засыпая под согревающим светом, лёгкими поглаживаниями, бульканьем под ним. Плыли, всё дальше и дальше. Не торопясь, отдыхая. Они где-то в море, но Луффи верил Ло, а потому спокойно закрывал глаза. Он — самый бесстрашный человек на земле. У него не осталось такого чувства, как боязнь. Он был абсолютно свободен и в безопасности. Всё же уснув, Луффи открыл глаза под грохочущий, пугающий крик — он соврал, сказав, что для него более нет страхов. Его дед. И откуда только?! Хотя, этот вопрос столь же бесполезен, как и все попытки угомонить старика. И чего только разорался? А потом дошло. Ло сейчас порежут на шашлык! Разорвут в клочья. И Монки вскочил, хватаясь за щупальце, что его держало, брыкаясь и выбиваясь. Что происходит? Трафальгар зажат между дощатым полом и тяжёлой пяткой Гарпа, кряхтит, извивается, бьёт отростками по воздуху, пытается не то выползти и сбежать, не то атаковать — и Луффи становится хуже вдвойне. Он дедушку боялся, тот бил его постоянно, но любил ведь. И Ло он, как понимает, любит. А они дерутся, словно дикие кошки! Хотя, скорее дед собака, нежели чем кот. Офицерская. — Прекратите! Деда, пусти Торао! Торао, не зли его! — Монки пытался привлечь к себе внимания. Ему всегда уделялось его много, а тут прям ни капли. — Эй! Вы меня слышите вообще?! — Да погоди ты, прихлопну эту нечисть мерзотную, поговорим, — тут же бросил наугад дед. Нет, не слышат. Бариста уже отчаялся, осматриваясь. Судно. Корабль. Белые, огромные паруса, явно с птичьим говном. Развивались в слабом ветре — и зачем они, если почти абсолютный штиль? Луффи заметил яркие волосы — оранжевый, голубой, зелёный… Нами, Френки, Зоро! И остальные тоже тут! Волнуются, грызут ногти, Усопп от переживаний едва ли не на мачту лезет. И розовый! Коби что ли? — Коби! — крикнул Монки, откидываясь в крепкой хватке. Кажется, Ло плохо рассчитывает силы и сжимает больше обычного, неприятно сдавливая внутренние органы. От этого голос натянулся, и он значительно напрягся, — пожалуйста, скажи дедушке, чтобы тот прекратил! Торао мой друг! Юноша в неверии застыл на месте, перевёл взгляд на хтоническое чудовище, грозящее откусить вице-адмиралу нос своими несколькими рядами клыков. Посмотрел на Луффи, пытающегося выбраться из сжимающейся цепкости, краснеющего от усилия и боли. — Ты о чём, Луффи? Тебе плохо? — Нет, он прав, Коби, — подошёл Ророноа, — как-нибудь представь это Гарпу. Все матросы выбежали на палубу. Они вышли в море по учебной, их сопровождал Гарп — гроза всех океанов. И сейчас он топтал единственной ногой невообразимое существо с щупальцами и человеческим подобием тела. Оно вызывало тошнотворные порывы. И, конечно, все они удивились, когда розоволосый юноша закатал рукава и вышел адмиралу навстречу. — Сэр! — отдал честь, пытаясь не угодить под удар. — Это рядовой Коби, меня просили передать Вам важное сообщение! — Слушаю. Раздался хруст, а за ним — мучительный стон боли. На мгновение всё большое тело замерло, но, как затишье перед бурей, тут же начало более агрессивный отпор. Все пять конечностей метнулись к середине, ухватили смелого моряка за шею, поясницу, ногу и обе руки, поднимая над собой. Луффи не смел дышать, оказавшись зажатым в объятиях дрожащего монстра. Смотрел, как всё больше усилий уходит на то, чтобы навредить. — Торао! Торао, нет! — он схватился за бледные, влажные щёки, потянул на себя, заставляя смотреть. — Нельзя. Отпусти, мы попробуем договориться. Напуганный и злой взгляд серых, тусклых глаз смягчился, наполнился ясности. Но к особым изменениям не привело — старика никто опускать не собирался, как и облегчить давление. Пальцами он соскребал толстый слой слизи, грозясь в другой момент вырвать и кусок упругой плоти. — Опасно, — тихо прошипел Трафальгар, хмурясь. — Нет. — Он мой родственник, дедушка, — указал Монки, видя, как лицо этого родственничка потихоньку набирает синевы. — И мне дорог. Торао. Ло ещё несколько секунд смотрел с сомнениями, а после не то, чтобы опустил — кинул в море за борт, грузно поднимаясь на обессиленные щупальца. Его потряхивало, с лица сошёл абсолютно весь цвет, оставляя серым. Луффи оставался в обнимках, чувствуя себя всё ещё взволнованным и обескураженным. Зато, хотя бы, никто не умрёт пока. — Это чудовище! — вскрикнуло полкорабля, прячась по комнаткам. А Ло только вздохнул, спуская Шляпника на пол, а сам хватаясь за грудь. — Надо что-то сделать! Где Коби? Юноша стоял у борта, встречал мокрого и потрёпанного моряка, пытаясь объяснить ситуацию, тараторя, и вполовину не веря в собственные слова. Друзья Луффи тоже пошли встречать Гарпа, надеясь склонить того к милости. Не сделать из нового друга шашлык, такояки или сашими. — Понимаете, Луффи только сегодня его к нам привёл, он действительно… необычный, но и кто из нас обычный, верно? — умно слагала Нами, перебираясь на невысоких каблуках со стуком по палубе. — И мы уже неплохо с ним познакомились, он вовсе не угроза для жизни. Максимально мирный, и Луффи о нём беспокоится. Да куда же Вы? Гарп подошёл впритык к сжавшемуся Ло. Тот опирался о стену, вызывая коррозию металла одним лишь прикосновением, мазал всё слизью. Смотрел противоположно своему поведению — бесстрашно, броско, с вызовом. Казалось, в любой момент поджатые щупальца выпрямятся в ударе, и общее напряжение только больше убеждало в этом. Монки оказался за спиной у Трафальгара, ещё пуще прежнего пережатый. — Хватит цапаться! Торао, что с тобой? Дай поговорить со своим дедом! Однако Ло шипел и скалился. Раздражался, дыбился, упорно держался у стены и закрывал всем собой Луффи. Гарп присел перед ним на корточках, по-старчески вздохнул, снял фуражку и отложил в сторону: — Ты, это, извиняй пенсионера. Я как увидел тебя такого, перепугался же! А Луффи, дурака мелкого, без тычка и не добудишься, как знающий говорю. Думал, разок врежу, всё узнаю, а ты во как, резко напал. Подумал, что ты угроза, сам понимай. У меня на корабле этом ребятня одна, зелёная. У Монки глаза ушли на затылок. Его дед?! И извиняется?! Хоть убейте, это точно сон. Он несколько раз удивлённо проморгался, только позже осознавая суть сказанного. Так это Торао его защищал? — Ну всё, помирились. А теперь выпусти меня, я тут задохнусь! Ло отодвинулся, оставаясь настороже, обвивая щупальцем тонкую голень. Хмурился больше, чем было прежде, напоминая недовольную тучу, грызя губы. Держался за бок, за растекающуюся синюю гематому. Луффи стало плохо от вида раны, язык поджался. Он попросил Коби какого-нибудь врача. Но на всём корабле такого не было — только диву даваться можно, хотя и ожидаемо от деда. Только тяжело вздыхать и время от времени поглядывать на травмированного Трафальгара. Их отвели в другое место, где можно было стоять и не мешать обучению. Сосунки — как называл их старик — пробегали мимо, стараясь не задерживаться близь хтонического существа, оглядываясь через плечо с потными лбами. Торао жался ближе к Монки, в поисках поддержки, ровно как и матросы к Гарпу. Тёрся своей макушкой о плечо, активно издавая бульканье, болезненно жмурясь. Луффи тогда брался за его ладошку, стискивая, поглаживая. Волнение не отступало, но что предпринять? Робин решила разорвать тишину, спрашивая у парня о короне. Стоило самому Монки вспомнить о головном уборе, руки сами потянулись снять его с головы. Заржавелая, потемневшая, с пустыми выбоинами под драгоценные камни — указывало на древнее происхождение. Конечно, историк заинтересуется. И Нами, любящая драгоценности и вычитывающая их стоимость. Бариста отдал на растерзание подарок, возвращаясь к Ло. Положил ладонь поверх загорелого плеча, ещё раз посмотрел на расплывающуюся и подпухшую рану, прикусывая губу. И нет врача! Хтонь стеклянно посмотрел на него, а после уткнулся лбом в угол между шеей и плечом, щекоча своими ресницами. Часто, неглубоко дышал, боясь потревожить рану. Луффи погладил его по волосам, заправляя выбивающиеся чёрные жёсткие локоны. Влажные, но тёплые — тёмная макушка очень быстро нагревается под палящим солнцем, и Монки снял с себя шляпу, чтобы повесить её на другого. — Давай я попрошусь у деда в лазарет? Я сам что-нибудь придумаю. Ло глядел сквозь вещи, щурясь при передвижении. Медленно скользил по полу, и парень вновь засмотрелся на это зрелище сменяемых десятков присосок. Коби провёл их на нижнюю палубу, показывая пальцем на дверь маленькой, чахлой, нечасто используемой комнатушки с крохотным, бесполезным окошком, закреплённым в железном кольце. Луффи щёлкнул переключатель, зажигая запылившуюся, голую лампочку под самым потолком. Она осветила уже расположившегося на голой доске — что-то по типу койки, видимо — Трафальгара, зовущего присоединиться к нему. Монки только вздохнул, открывая первую попавшуюся тумбу. Паутина и паук, которые начали зарастать первыми пучками плесени. Обнаружив в холодильнике продукты — а именно картофель по какой-то причине — он совсем отчаялся, соскабливая снежный лёд со стенок морозильника в пластиковый пакетик. Хоть немного, но это должно облегчить боль, верно? Как в детстве, когда он после драки приходил домой, Дадан прикладывала ему замороженный брусок мяса к синяку. Монки в общий рыхлый снег закинул пару затвердевших клубней. Приложил ледяной комок, присаживаясь рядом на лужу слизи. Тут же начал уделять знаки внимания — гладил волосы, щёки, плавники по бокам. Ло булькал и довольно щурился, чуть сжимаясь к боку. Положил тяжёлый отросток ему на колени, придавливая, а Луффи мог только его гладить, вспоминая, что его дед так-то неплохо навредил и сильным мышцам. Ло придвинул его к себе поближе, заставляя улечься поверх холодных щупалец. — Больно? — Монки заглянул в желтеющие глаза, различая разделившиеся зрачки. — Нет, — мягко улыбнулся он. Под наполовину растаявшим мешочком Луффи обнаружил чешуйки, захватившие всю синюю зону. Удивился, посмотрел на Ло. Хтоническая тварь — и махнул на понимание рукой. Зато зажило, жив и цел. Лыбится, как чеширский кот, подставляется к рукам и ни капли не стесняется применять подкинутые возможности — Луффи почувствовал себя использованным. Они лежали долгое время, ели пыль, глубоко дыша. Монки катался на поднимающейся груди, иногда хихикая от щекотки. Ло гладил по шее, по спине, переходил руками на лицо и тщательно щупал, будто изучая. Парень мог только смеяться, понимая, что ещё его тянут за щёчки, как малого ребёнка. За ухо потянут, волос. Возьмут обязательно в рот — тварь оказалась, к удивлению, кусачей. Трафальгар уснул, а Луффи думал. О многом: начиная с того, какой Ло удобный для сна, заканчивая тем, а что, собственно, делать дальше? Торао очень ловкий в воде, она у него в предпочтении. На суше ему тяжело, он быстро марается, и всё вокруг гниёт, окисляется, разлагается. Монки посмотрел на расслабленное выражение лица, уходя в мысли только глубже. Как им быть? Вариант оставить Ло в море не рассматривался — он его слишком избаловал. Даже в уме не представлялось, как без телефона. Кстати о телефоне. Его кто-нибудь забрал с берега? Трафальгар перевернулся, зажимая его между койкой и своим громадным телом. И бариста ощутил острую нехватку личного пространства, лишь тяжко вздыхая — даже во сне Ло требовалось много внимания. Обхватил руками, не смея переводить взгляда с подрагивающих ресниц. Под ними такие огромные тени! Монки пальцем ткнул в фиолетовый желобок, оттягивая его ниже. Зеленоватое веко, и смотрящий на него глаз. — Ты не спишь, — констатировал парень, дуясь. — Ну! Двигайся обратно, мне тесно. Луффи выдохнул с облегчением, поднимаясь с койки. Ло ещё попытался потянуться за ним, во многом усложняя ход — трудно шагать, когда под ногами путаются щупальца. Едва не проскальзывая, он выбрался за дверь, держась за раму. Встретился с испуганным юношей, едва младше него самого, улыбнулся и помахал рукой. Тот ломано ответил на улыбку, дрожаще протягивая утерянный гаджет. - Мисс Нами его нашла, просила передать Вам. От поспешного ретирования Коби остановили и, хитро и солнечно скалясь, огорошили до полуобморочного состояния: - Коби, а не научишь меня морскому делу? Парадоксальное чудо – выжить между двух постоянно грызущихся, шумных Монки Д. Жизнь дорога, но не настолько, чтобы чуть ли не каждый день разнимать драки и просить сбавить адские тренировки для новичка. И по прошествии года пребывания странного симбиоза Луффи и Хтони во флоте под началом Гарпа, наглость мальчишки наконец-то достигла апогея. Вице-адмирал, очнувшись от послеобеденной сладкой дрёмы, не успел даже глаза продрать, как увидел озорно машущие ему издалека белые марсели, покачивающиеся мачты одного из самых любимых кораблей. Ло, почти чувствуя течения всеми конечностями, мастерски уводил их прочь, в бескрайнее гудящее море. Постепенно гневные крики Гарпа и военный лайнер обратились серой точкой на горизонте. Луффи понимал, что им крупно повезло украсть именно Санни Го, ведь она была едва ли не фавориткой у Гарпа. Да, бригантина, да, дед в ней души не чаял, и потому ни за что бы не стал палить ракетницами. Свобода кружила голову, забиваясь в ноздри солью и кислым запахом мандариновых косточек. Кофе-я не переставая хохотал и вихрем носился по судну, лазал в Воронье гнездо и уже уплетал припасы, пока настраивал солнечную батарею для потерянного поколения. Штиль настиг их довольно скоро, и Ло с большой охотой оставил место рулевого, обвиваясь щупальцами вокруг родного тела, счастливо булькая и причмокивая терпкую шею. Тот лишь хихикал, гладил чешуйки и крылья лопаток и, всё ещё опьянённый синевой просторов, спросил: - Торао, а куда мы дальше? - Куда угодно, Кофе-я, - нежно и доверчиво смотрел на него Ло, может, даже с восхищением. Луффи пространно ковырял в носу, рассматривая мудрёные карты и компас. Конечно, его научили базовым навыкам навигации во флоте, но упор был на современные технологии. И в целом использовать знания на практике оказалось в тысячу раз труднее. - Давай, может, на юг? Там вкусного мяса много. А, или это восток… Не пойму. Ло безразлично пожал плечами, сгребая скользким щупальцем Кофе-я в охапку и довольно смотря своих летсплейщиков даже здесь, в открытом море, вот же избалован! Они проплыли несколько месяцев по береговой линии Африки, иногда отклоняясь и встречая диковинные цветущие острова, маленькие самобытные страны, морских хищников, норовящих прогрызть тисовый киль. В бурю они работали слаженно, в штиль, будь то при палящем солнце или при масляной лампе под клацанье пасти ночного океана, когда изредка Торао отвлекался от гаджетов, – Луффи вслух читал книжки Робин для любопытной Хтони, впрочем, через полчаса мирно засыпая. После пробуждения они подолгу целовались, вбирая воздух один на двоих, оглаживая голые рёбра и горячую кожу. Щупальца и вовсе будто теряли контроль, купая в нежности; Ло с неизменной лаской гладил усталого Монки по спутанным волосам, булькая иногда в такт одному ему известной мелодии глубин. А днём бодро и ясно Луффи признавался, что любит, изнутри трепеща и млея. Дата подошла незаметно, и, верные обещанию, друзья ждали его у порта. Рассвет лениво капал розовыми бликами на тихие волны, неся на себе Санни Го. - Я так рад вас видеть! Все готовы к отплытию? Это будет лето морского путешествия. Вмиг бригантина заполнилась звонким смехом и звоном бутылок, а Луффи, на радость Чопперу и Усоппу, завёл историю: - А вы в курсах, что мы наугад приплыли в Индию в первый раз? Там нас хорошо встретили, потому что посчитали Торао за Второе пришествие Ктулху. Много мяса давали нам, но потом… А то, что случилось потом, это уже совсем другая история.