Записки

— Это был мой онигири. — И чё? Мне его теперь выплюнуть? Ло вымученно посмотрел на лицо девушки. Её губы блестели не то от жира, не то от помады, — к ним липли розовые ниточки волос. Раздражение проиграло всеобъемлющей усталости, и только усевшийся Трафальгар задумался, а почему он, собственно, всё ещё с этой компанией? Он прилежный, преуспевающий студент медицинского факультета, которого ждёт если уж и не светлое будущее, то хотя бы светлая операционная с блестящими инструментами для хирургии. Взят в кольцо трёх инженеров. Двое из них — Бонни и Кид — самые проблемные и прожорливые люди университета. Не то чтобы сам Ло был ангелом. Но эти двое не видели краёв своих подносов, а еда с них так и сыпалась — промышляли хулиганством, обдирая первокурсников и просто хилых неженок. Трафальгар таким не занимался всё ещё, но уже серьёзно заглядывался на соседний стол, где можно было найти чего пожрать — ему откусят руку в то же мгновение, если попытаться спиздить хоть немного у своих же. Схватился до белых костяшек за гранёный стакан с чаем. По классике — на чан воды пол-листика травы. В этой бурде было много сахара, а на вкус тоже — просто сладкая тёплая вода, оставляющая странный привкус накипи. Трафальгар отпил немного, до красноты вглядываясь. У этого человека в странной шляпе жареная картошка; острая, перемолотая в тонкую соломку морковь; три котлеты — и не жирно? Мог бы поделиться — с подливой и два пакетика сока, с прибавкой ещё и хуйни в стаканах. Ло жадно смотрел, вспоминая, как сумел найти последний треугольник высохшей помидорки в холодильнике — его ужин. Голова болела от голода, недосыпа и, вероятно, метео. За окнами — серость, слякоть, грязный снег на ботинках, хотя середина апреля. Первая трава была задавлена толщами минусовой температуры последних дней. А ему учить, учить и ещё учить. Dolor — боль. А morbus — болезнь. Трафальгар вздохнул, потирая висок. Отложил пустой стакан, поднялся с места, поднимая свою плечевую сумку, весящую тонну — конспекты, тетради, стадо сломанных ручек, сборники. Ты не ты, когда голоден — гласила пресловутая реклама в голове, стучащая по перепонкам. Или это у него давление упало? Не суть. Он слишком сильно хотел шоколада. Положил ладонь на плечо в красной футболке, моргнул — в темноте всплыли радужные круги, а кожа на пальцах неожиданно стала липкой. Заглянул в широкие, чёрные, большие глаза. Сначала ему показалось, что он так и не открыл век. Присел рядышком, слыша за спиной удивлённые шепотки. Киллер пытался заткнуть Джеверли, нашедшую случившуюся картину забавной. Ло хмыкнул, предчувствуя проблемы. Парнишка в шляпе стал озираться, нахмуриваясь. Образовавшаяся горка между бровями отвлекла внимание, и Ло почувствовал себя странно, вспоминая нарвалов. — Поделишься? — скрипнул голосом Ло, прекрасно зная, что да. Он уже сел, был серьёзно настроен. Если он не поест ближайшие сутки — станет овощем на ножках, неспособным позаботиться о себе. — Как только упадёт стипуха, верну. — Обещаешь? — доверчиво спрашивает незнакомец, уже придвигая свой обед. — Обещаю.