Общие места памяти

На фотках сцены былых застолий, В карманах крошки простых историй, Что наполняют ещё истомой Помимо водки.

      Остаток вечера они проводят в кабинете Северуса, активным образом избегая разговоров о том, что вообще произошло. По виду Гарри совсем не сложно догадаться, чем таким он занимался всего с час назад, и Драко догадывается, что, наверное, его вид оказывается не менее говорящим.       Они сидят на полу, хотя могли расположиться и на диване, и хоть на стол залезть, если бы только того захотели, и первое время Драко избегает смотреть по сторонам, исследуя взглядом лицо Гарри. А когда становилось совсем неловко, когда их не самый гладкий разговор в очередной раз заходил о вещах, которые Драко предпочитал совсем не обсуждать, упирал взгляд куда-то в темень за открытым окном. Лишь бы не обсуждать, а еще лучше — просто не думать о них. Вообще. Никогда. Желательно забыть, но если он забудет все, то окажется абсолютно пустым.       Пока что он не разрешил эту дилемму.       Они не то чтобы прям пьют — скорее сидят вдвоем перед открытой бутылкой и говорят. Говорят по преимуществу длинными монологами, пытаясь составить некоторую общую картину всего происходящего. Возможно, на эту мысль наводило само помещение, чрезвычайно насыщенное воспоминаниями.       — Ты же был последним, кто видел его, да? Он сказал… Что-нибудь?       Драко задает этот вопрос, и через минуту уже жалеет о нем, осознавая, что хватил явно лишнего. Это несложно заметить — Поттер, равно как и он сам, порой уходит от разговора, начинает смотреть в каком-то другом направлении. Но если Драко смотрит ему через плечо, то Гарри всегда упирает взгляд в пол. В том и вся разница.       — Прости, — уже в очередной раз за вечер Драко приходится извиняться. Во многом машинально, извинениями ничего нельзя исправить, и это даже не вопросы, которые вызывают слишком много воспоминаний, нет. Здесь и вспоминать нечего — все образы живы, и с ними приходится жить. Ложиться спать в одну постель со своими мертвецами.       — Я не понимаю только, Драко, — внезапное называние по имени заставляет поднять глаза, и Драко готов поклясться, что выражение лица у него исключительно растерянное, — ты все-таки хочешь говорить о веселом, или продолжать тыкать палкой в муравейник?       — Тыкать палкой в муравейник? — собственный голос звучит как из-под толщи воды.       — А, забываю как тебя растили, наверное, ты и с крапивой никогда не сражался.       — Во-первых, Urtica urens мне прекрасно знакома, и я не понимаю, почему ты используешь это название, вроде как на одном курсе учились, — Драко отвечает немного раздраженно, и тянется за бутылкой, — и, во-вторых, нормально меня растили. Даже в канавы падал.       — Ну вот хоть в чем-то ты нормальный, — Гарри смеется, но как будто не от всего сердце. Или Драко себе придумывает. Мало ли что вообще он думает? Учитывая все произошедшее, пока что удалось убедиться разве что в том, что неисповедимы пути мышления человека с такими «подвигами». И под «подвигами» Драко понимал совсем не военный, выверенный героизм, а идиотские полудетские шалости, вот вроде этого пролезания в кабинет через окно. У него самого даже мыслей о таком никогда и не бывало.       — Сдается мне, что от ненормального слышу.       — Эй, сказал же, в этом ты нор-маль-, — почему-то Поттер наклоняется вперед, и Драко не понимает смысла его действий ровно до того момента, пока смуглый палец не нажимает ему на кончик носа, — ный. Прости, всегда мечтал это сделать!       Обескураживающая наглость. Или это, напротив, нормально? Ну… По-хорошему нос — едва ли более интимная часть, чем содержимое штанов. В детстве же всех учили «правилу трусиков», мол, что никто не может трогать закрытые трусами части тела, кроме твоих родителей. А про носы как будто ничего и не говорили, но Драко все равно немало удивлен.       — Эй!       Слова звучат не слишком уверенно, а сидящий перед ним Г-… Поттер только смеется так, как будто только что совершил что-то умопомрачительно забавное. Говнюк.       Но, с другой стороны, Драко продолжает его рассматривать, и сохраняющееся опьянение (хочется думать, что оно, а не что-то) делает Поттера даже красивым. Если Драко будет объективным (ну или спросит двадцать случайных магглов на улице), то вердикт будет чем-то вроде «да подросток как подросток, тощий немного, одеваться не умеет». Ну, по крайней мере Драко так казалось, а если эти магглы что другое скажет, то он специально перепишет ответы за них. А смех вкупе с этим… Не щелчком, просто нажиманием на нос, заставляет его что-то чувствовать. Ну, глубоко внутри, там, где формируется страх, несексуальное возбуждение и приятные ощущения в моменты, когда Драко особенно заигрывается в фантазии.       — Можно я тебя поцелую?       Драко начинает говорить, с каждым выговоренным звуком ускоряя темп речи, как будто это все еще что-то постыдное.       — Ты чего? Конечно, эй, мне казалось, что мы уже прошли этот этап!       Поттер приглашающе раскрывает объятия, и Драко придвигается к нему, льнет, обхватывает обеими руками за шею. От Поттера немного пахнет потом, и еще дезодорантом — почему-то час назад он этого совсем не почувствовал, а теперь, вот, как будто обоняние обратно включили. Наверное, от самого Драко пахнет тоже совсем не розами. Ну, точнее, розами от него и так не могло пахнуть — все-таки если уж цветы в парфюмерии, то только белые — лилии, возможно, жасмин. В качестве исключения — лаванда. Но все-таки скорее лилии. И лемонграсс.       Интересно, а он мог бы сделать из Поттера хоть сколько-то приличного человека? Эта мысль отчего-то лезет в голову, и Драко приходится отгонять ее от себя. Одной рукой он берет Поттера за подбородок, чуть-чуть приподнимает голову, так, чтобы смотреть прямо в глаза. Но сразу не целует — с секунду требуется на осознание того, что ну никак он Поттера не поменяет, пока тот сам того не захочет. Не научит расчесывать волосы, не заставит выбросить эти уродливые свитера и постирать кроссовки. Сердце делает в груди какой-то совершенно бесстыдный кульбит, поскольку в глупой башке немедленно возникают совсем идиллические образы. Ну, вот, например, что будет, если Драко постирает поттеровские кроссовки, пока тот будет спать? Совершенно нереализуемо в Хогвартсе, но если они будут жить в какой-нибудь богом забытой квартире на отшибе? Может, даже не в Лондоне? В Манчестере? Нет, магическое сообщество есть везде. Но что, если просто умотать в Новый Свет, где маги есть, но вот их не знают, где магическое правительство слишком уж сосредоточено на себе, чтобы вообще обращать на них внимание? Ха, было бы здорово… Драко не замечает, как доходит в своих мечтах уже до таких материй, и, наконец, целует Поттера, параллельно мягко проводя пальцем по щеке.       Поттер отвечает на поцелуй достаточно мягко сперва, а потом перехватывает инициативу, равно как и хватает его за запястье. Спустя пару секунд — еще и крепко, будто надежно, обнимает второй рукой за плечи, прижимает ближе к себе, и медленно, долго целует.       Драко хочется немедленно сбежать, укрыться в каком-нибудь темном углу и горько-горько плакать, толком не понимая о чем. Нельзя? И во время поцелуя, напоминает он сам себе, тоже не очень вежливо шмыгать носом.       Они продолжают целоваться, и Поттер обнимает его как будто бы даже заботливо, при этом не сжимает запястье слишком сильно, и все это настолько нежно, слишком. Ну как так, как так вышло, почему они не пытаются укусить друг друга за лица, столкнуться зубами до боли, царапнуть ногтями, разодрать губы?       Отчего-то Поттер отстраняется, и Драко не хочет его отпускать, цепляется рукой за ткань свитера, сжимает в пальцах.       — Ты чего? — Поттер спрашивает его с полуулыбкой на лице, но Драко чувствует здесь подвох. Он хорошо знает, как выглядит тревога, сколько бы ее ни скрывали.       — Все в порядке, — Драко делает вид, что совсем не понимает, о чем идет речь, но вместе с тем и знает, что смотрит Поттеру в глаза взглядом испуганного зверька.       Он как будто сегодня вместе с одеждой снял и драматическую маску. Возможно, она все еще лежит где-то там, рядом со школьной сумкой Поттера, и когда Драко пойдет обратно в спальни Слизерина, ему придется забрать ее с собой. Или забыть — закрыть вместе с кабинетом крестного, в который он явно не вернется до того дня, пока не придется вступать в наследство, пока не закончатся и без того бесконечно откладывающиеся слушания по делам Малфоев и Северуса Снейпа.       Просто удивительно, что это еще не одно дело. Как забавно, что легальная система продолжает отрицать очевидное, и предъявлять претензии к тому, что отчего-то официальным наследником Северуса Снейпа считается именно Драко Люциус Малфой.       Мистер Малфой, подскажите, пожалуйста, кем Вы приходитесь покойному мистеру Снейпу?       Мистер Малфой, «крестный» — это не ответ, я знаю, что мистер Снейп был указан контактным лицом действующего лорда Малфоя во всех документах, однако мне необходимо, чтобы Вы конкретизировали специфику ваших отношений.       И даже унизительное: мой мальчик, без доказательств мы ничего не можем сделать, и я понимаю, что тебе тяжело, но не мог бы ты предоставить доказательства? Почему миссис Малфой уничтожила родовой гобелен? Может, мы смогли бы разобраться на основании твоих воспоминаний?       Да чему их учат вообще в этом министерстве, что они себе такое позволяют?       — Драко?       В мысли врывается обеспокоенный голос, и Драко жмурится, качает головой, пытаясь выкинуть все неуместное куда подальше.       — Мерлин, черт, прости меня.       — Ты трясешься. Я поэтому остановился… И ты опять секунд двадцать просто не отвечал, что происходит?       Поттер гладит его по щеке, и это все безмерно нежно, и, судя по всему, еще и вытирает слезы.       — Прости, прости пожалуйста, если тебе показалось, что я…       — Что? — Драко всхлипывает.       — Что я склонил тебя к сексу. Бля, прости. Я больше так не буду. Это было пиздец как тупо.       Драко, не прекращая плакать, усмехается:       — Согласен. Пиздец как тупо. С моей стороны тоже.       Повисает пауза. Драко пытается не рыдать в голос, а что происходит с лицом Поттера не разобрать сквозь марево слез.       — Ладно, все, хватит, ну не реви.       Поттер притягивает его к себе, фактически сгребает в объятия. И это… Тепло и удобно, правда, ощущается хорошо.       — Здесь просто очень много… Разного.       — Меня тоже удивило, что ты меня сюда позвал.       Драко поднимает на него вопросительный взгляд.       — Да слушай, это я так… Типа я бы не притащил никого на Гриммо, я сам особо туда не ходок.       — А где ты…       Драко не успевает толком договорить вопрос, как ему сразу же отвечают, понимая, что будет дальше.       — Нигде. По съемным. У папы никогда не было своего жилья, ну, пока не вернулся Сириус. И то, мы на Гриммо толком и не бывали. Вообще у тетушки жил, — видимо, он замечает и немалое замешательство Драко, а потому продолжает, — нет, я не про… людей которые меня родили, типа, я не то, чтобы вообще когда-то знал их. Меня забрал Ремус, помнишь, ты же бывал у нас пару раз в детстве? Черт, я иногда думаю о том, что мы в действительности знакомы с… Лет пяти?       — Ха, да, — Драко окончательно, кажется, расслабляется, позволяя себя обнимать, прекращая мучиться вопросами, отпускает контроль, — но даже не смей теперь спрашивать, почему это мы в школе так и не подружились.       — Да пошел ты, ни в коем случае. Тут-то все понятно.       В ответ получается выдавить фальшивую усмешку, на такую, что и не отличишь от чистой монеты. Ладно, это ирония, так делают… Да кто они? Пусть будут… Нет, черт с ним — едва ли выйдет что-то детерминировать. Поттер только и делает, что иронизирует, а Драко — зажимается и увиливает. Наверное, можно просто насладиться моментом, раз все хорошо?       — Я тоже не могу вернуться в Мэнор. И в квартиру отца. И к матери не поеду.       — А в Паучий тупик?       Драко смотрит на него с недоверием.       — Откуда ты знаешь про Паучий тупик?       — Антиликантропное не возьмешь у кого попало, и не купишь в аптеке, слишком много контроля. Снейп делал самое лучшее. Кстати, не слишком милое местечко, но поблизости довольно красиво.       Драко чуть меняет положение, опасаясь, что, забравшись на чужие колени, уже успел причинить достаточно неудобств. Теперь он располагается рядом настолько, что бедром касается ноги Гарри. Недолго думает, решает реализовать еще одну мыслишку из серии «а что если», и просто закидывает свои ноги ему на колени.       — Ну еще бы, — начав говорить, он тянется за бутылкой, второй рукой вытирая собственный нос. Осталось совсем немного, и Драко обещает себе, что эту они уж прикончат, но больше не откроют. И вообще, вино стоит долго, в Хогвартсе им еще год… Может, они нарушат данное Драко обещание, и снова заберутся таким же путем, но позже, — но, серьезно, что ты там нашел? Холмы из шлака сплошные, терриконы, кстати, они называются. Вот они красивые, но больше ничего. Речка есть, но она совсем мелкая, карьеры, и куча заводских труб.       — Может, мне это и нравится?       — Допускаю. Ладно, это явно лучше дряхлого Мэнора.       Драко делает глоток, и на дне остается еще на один. Может, на пару, но не более того, а потому передает бутылку Поттеру, который тоже к ней прикладывается напоследок.       — Но, честно говоря, я не хочу в Паучий. Там все про крестного, это его дом. Немного про папу, конечно, но в основном про него. И про его секреты, сплошные коробки, очень много, представляешь? Он был не из тех, кто вообще дом обставляет, и не из тех, кто хоть что-то выкидывает, так что там вместо дома скорее кладбище воспоминаний, — Драко усмехается, надеясь, что Гарри все-таки найдет какую-нибудь тему поприятней для завершения вечера. Ну, не комплимент, конечно, отвесит, но заговорит о завтрашнем визите в Хогсмид, внезапно решит посвятить Драко в совершенно не близкие ему увлечения вроде квиддича. Словом, что угодно, но такое, чтобы от одной мысли в носу не начинало саднить.       — А, и еще. Ты… Не стесняйся пожалуйста говорить. Если будет очень надо. Про семью… Ну… Я тоже пережил подобное дерьмо, да, оно совсем другое, но, может быть, не нужно все держать в себе?       Он ловит взгляд Драко, и замолкает, чтобы коротко почесать голову, и снова продолжить, но уже с каким-то… Виноватым видом?       — Я… Я все понимаю, у тебя такая… Специфическая семейная история. Я это тоже понимаю.       Драко отвечает, стараясь не звучат раздраженным. Его уже бесили эти недомолвки, столь любимые министерскими рожами. Некоторые вещи просто нужно называть своими именами.       — Гарри. — он находит силы назвать его по имени, не особенно понимая, какого именно эффекта хочет достичь, — Мы можем договориться о том, чтобы ты не говорил так, будто ты уже чопорный аврор с двадцатилетним стажем, и если отношений нет на бумаге, то в твоем мире их тоже не существует, хорошо? Конечно, все, что было между моими отцом, крестным и мамой является только их делом, но крестный тоже меня растил. И, как я понял, ты все-таки не таких уж и ретроградных взглядов?       Драко заканчивает свою реплику шуткой, хоть она в целом совсем не было ироничной. Скорее нет, наоборот, Драко кажется, что это — самая серьезная и реальная вещь, которую он только произносил в последние месяцы.       — А, да… Без проблем!       Гарри реагирует на его слова так, будто это совсем не проблема, будто они договаривались, допустим, о том, чтобы встретиться ровно в полдень. Так можно было бы ответить, если бы Драко попросил зажигалку, списать домашку по истории магии, да в целом — спросил о какой ерунде. Приходится быстро прогнать из головы мысль о том, что это может быть обманом, и, того хуже, что эту реплику непременно используют против него. Но Гарри не был престарелым аврором — и даже не подал бумаг в аврорат, который, возможно, был бы готов принять его сразу этим летом без экзаменов. И совершенно точно у него в кармане не было никакого зачарованного на запись голоса устройства, тем более, что запись скорее бы дискредитировала самого народного героя.       — Пойдем? — Гарри встает с места, и сразу подает руку, которую Драко принимает. Удивительно, совсем без задней мысли.       — Пойдем. И завтра в Хогсмид.       — Конечно.       Осталось привести комнату в такой вид, словно никакие злостные нарушители школьных правил в нее никогда и не вламывались. Драко тушит свечи, кладет вещи поаккуратнее, на какие-то мелочи вовсе не обращает внимание, но все время как будто чувствует на спине пристальный взгляд.       — Что-то случилось? — невзначай спрашивает он, просто оглядываясь, пока подбирает попадавшие со стола книги, бумаги и перья, — Нам нужно срочно бежать.       — Нет. Я хотел тебя поблагодарить. Как будто это… Вот черт. Это первый нормальный разговор с начала шестого курса, правда. Не считая разговоров с папой. Но он совсем живым мертвецом был уже.       Драко резко разворачивается, и не понимает, пытается ли его сердце вырваться из груди прямо сейчас, или, напротив, болезненно сжалось и думает о немедленной приостановке работы в организме Драко Люциуса Малфоя без расписки и договора о прекращении предоставления услуг.       — Я… Для меня тоже. Как будто я не чувствовал себя одиноким. Надеюсь, ты понимаешь, о чем я.       Гарри кивает ему в ответ, и Драко становится немного даже стыдно, кажется, что он провернул это не потому, что так хотел именно чего-то подобного с Гарри. Просто боялся того, что остался совсем один. Просто хотел хоть кого-нибудь рядом, желательно вменяемого, словом, любого, кого можно сделать героем чересчур романтичных фантазий. И, конечно, его первая любовь идеально подходила на эту роль.       Да, Гарри идеально подходит, и какая разница, что Драко думает на самом деле. По правде он и сам не знает, что думает.       — Тогда идем, — Гарри улыбается ему так, что в груди снова колет.       Они тихонько выбираются из кабинета, то и дело оглядываясь по сторонам. Ну, вроде и чисто! Расходиться, правда, приходится уже скоро. И у Драко нет никакого желания тащиться до башни Гриффиндора, не-а, пока что рановато для таких интересных жестов.       Какое-то время они мнутся в укромном уголке коридора, ведущего к спальням Слизерина. Уже за полночь, и никто не должен шляться, но менее страшно от этого не становится.       — Все, иди, а то поймают еще, и накроется наш Хогсмид, — улыбаясь, шепчет Гарри на прощанье.       — И кто с меня баллы будет снимать? Напоминаю, это я здесь староста школы. Но, так и быть, впишу свое имя в тетрадь злостных нарушителей.       — Ладно, до завтра в любом случае!       Драко не собирался прощаться каким-то особенным образом, но, ровно перед тем, как надеть мантию, Гарри оставляет на его щеке короткий поцелуй. И, оставшись один, Драко задумывается о том, не был ли это все-таки дурацкий сон? Вдруг он просто задремал на истории магии? Слишком уж чудесно все складывалось, а что до всех гадостей и слез, так их в снах Драко в последние года три всегда было немало.