Общие места памяти

Нет времени, чтобы себя обмануть, И нет ничего, чтобы просто уснуть, И нет никого, кто способен нажать на курок. Моя голова — перекресток железных дорог.

      Драко определенно фантазирует слишком много — и это начинает захватывать его повседневность, заставляя искать глазами черную вихрастую бошку в каждом скоплении студентов. Но ее там нет: равно как и самому Драко, Поттеру не с кем общаться в школе. Поредел и нынешний седьмой курс, к которому они были приставлены на большую часть предметов, и все остальные курсы. Набор первого курса выглядел едва ли не бóльшим, чем раньше — но это была ложь, в нем лишь оказалось больше детей, чем пошло бы в Хогвартс в любом другом. Кто-то уехал с началом войны и теперь вернулся, кто-то оставил ребенка дома на год дольше с липовой справкой, кого-то определили в зарубежные школы, теперь отправив их все-таки в Хогвартс, по второму кругу узнавать почти полностью совпадающую программу первого года. В результате получился такой не совсем конвенциональный набор — даже со стороны видно, что кому-то из первокурсников уже почти тринадцать, а кто-то — еще десятилетний ребенок, очевидно, с совсем другими интересами.       Под сотню детей, не вполне еще способных осмыслить события прошедшего года, явно запуганных, но вместе с тем и куда легче забывающих все плохое. Остались только элементы выученного поведения, и Драко видит, что мелкотня шарахается от него — и даже не потому, что он большой и взрослый староста школы.       Казалось, что этот статус остался при нем лишь из-за того, что мисс Макгонагалл его пожалела. Жалость обижала, ему, как псу дворовому, кинули ненужную людям кость, глядя слишком уж свысока. Кость все равно отправилась бы в мусорку. Кого-нибудь с другого факультета можно было бы сделать старостой школы, предложить это кому-нибудь с нынешнего седьмого курса. Но зачем, если можно занять бесприютного «пожирателя» общественно полезной работой, завалить бумагами, заставить держать лицо еще чуть больше часов в сутки. А никому из стремящегося к идеальным результатам ЖАБ’ов студентов не придется подрываться в три ночи вытирать слезы и сопли очередному первокурснику-слизеринцу, слишком сильно скучающему по маме.       Особенно если он никогда больше не увидит своей мамы, особенно если это можно обставить так, чтобы Драко «выучил урок».       Говно Ваш урок, мисс Макгонагалл, Вы делаете вид, что так заботитесь о моральном состоянии учеников, что умеете входить в их положение, но предпочитаете отыгрываться на тех… Драко хочется думать, что он один из тех, кто «не был виноват», но тогда придется снимать вину и с отца, а на это он не был готов. Казалось, что тому было достаточно лет уже, чтобы решиться, чтобы отдалиться, чтобы просто имитировать работу, а не делать ее. Драко винил отца за то, что тот никогда не высказался против — и предпочитал обманывать себя тем, что решение действующего лорда Малфоя могло бы что-то изменил. Обмануться все-таки не выходило — и Драко боялся, что его не хватит надолго, что рано или поздно его самоконтроль все-таки не выдержит, и он начнет оправдывать решения всей семьи.       Возможно, он сорвется даже не из-за Макгонагалл, не из-за нее напрямую, а просто из-за того, что проблем было слишком много. Первокурсники Слизерина сперва боялись, но прошло всего ничего — и стали воспринимать его как срочную службу психологической помощи. Каждое «ничего страшного, я здесь для вас» после ночного разговора с очередным ребенком вставало поперек горла, а следующий день был испорчен. Если Драко не сойдет с ума из-за всей этой вины, он определенно двинется от депривации сна.       Да, почти вся ночь ушла на Теодора Уилкиса и его мертвую мать. Драко сыронизировал, съехидничал, думая об этом так — в действительности было горько. Сначала он подумал было, что дело простое — ну, скучает малыш по маме, ничего нового, Драко чувствовал то же самое очень долго, курса до третьего, несмотря на то, что всегда мог пойти доставать слишком холодного в этих стенах крестного. А тут вот у мальчишки ни одной знакомой души во всем замке, и никакого умения заводить друзей к его десяти не появилось.       Оказалось, все много хуже, и слова о том, что, мол, «вот будет рождество — сколько угодно времени вместе сможете провести, правда, и маме будет интересно услышать о том, как у тебя дела, сколько у тебя новостей» вызвали лишь долгий взгляд в пустоту. Ненормальный, неправильный, какого не должно быть у ребенка.       «Меня пускали к ней только раз в неделю на полчаса, и врачи говорят, что мама больше не проснется».       «Папа говорит, что не стоит ее беспокоить, что в земле ей будет лучше спать».       «Они все меня обманывают».       Драко обещает, что он готов сколько угодно говорить с маленьким Тео, рассказывает, что прямо сейчас пойдет и возьмет ему справку — можно будет не идти на уроки, тем более, что на первом курсе совсем не сложно нагнать программу. Уходит, как только представляется возможность. Стрелка настенных часов тянется к шестерке, и технически Драко мог бы остаться еще на полчаса, на час, поговорить еще, но ему самому кажется, что он сейчас треснет — подобно старому циферблату. Работать, конечно, продолжит — куда он денется, — но трещине придется уделять внимание. И слишком уж себя беречь.       Любое повреждение можно замаскировать, но это не значит, что оно исчезнет.       «Помоги себе сам», — вертятся в голове слова Нарциссы, пока он поднимается из гостиной Слизерина по кольцевой лестнице. Слишком рано, слишком, но Драко больше не может находиться в этом месте, — весь разговор он все старался не отводить взгляд от ножек кроватей в форме змеиных голов, от змей уже тошнит.       Куда? Драко находит себя рядом с вяло движущимися лестницами в совершенно пустом Хогвартсе. Внутри не холодно, но он автоматическим движением поправляет мантию, как будто бы стоит не в хорошо отапливаемом замке, а на вершине продуваемой всеми ветрами башни. Да, именно туда, куда еще — на Астрономическую башню.       Поднимаясь по бесконечным лестницам, сначала — обычным, затем — винтовым, Драко пытается отделить башню от воспоминаний. Их слишком много, несмотря на то, что сам он там бывал довольно редко, но все знали, и он в особенности, то место, где крестный превратил себя в антигероя, в страшилку для маленьких детей.       Драко не знал, что думает об этом, и не знал, что думает о самой башне. Разве что устал идти наверх — палочку не используешь. Ходить по ночам нельзя, и Драко пока не был уверен в том, что его замок распознает как взрослого. Может, да, а может, и нет, — зависит от того, насколько Макгонагалл была внимательна к мелочам, насколько сильно хотела усложнить жизнь именно ему — лично.       Она очень внимательна к деталям, педантка, это правда, но, может, у каждого педанта есть какой-то предел продуктивности, когда быть одновременно внимательной к нескольким сотням студентов уже не удается? Драко кажется, что это так, что, быть может, он, сам того не зная, сорвал джек-пот из чистой удачливости — как будто бы кентавр с портрета его заметил, но и бровью не повел. Приходится убеждать себя в обратном — никакого риска, какой нельзя оправдать последовательностью из двух переменных максимум.       Наконец — последний пролет, и в лицо Драко бьет суровый ветер, растрепывает и без того неуложенные волосы, заставляет уставшие глаза слезиться. Открытие почти поражает — он понимает, что почти не помнит, как выглядит смотровая площадка Астрономической башни, остались только косвенные воспоминания. Да и, возможно, он здесь бывал лишь разок — во время экскурсии на первом занятии по астрономии, а затем площадка превратилась в скорее вымышленное, символическое, а не реальное пространство.       Ветер и вправду мешает. Если пригнуться, сесть на темный камень, хорошо-хорошо завернувшись в мантию, то вроде и ничего, можно провести какое-то время. Хорошо, что здесь никого, да и никто не придет даже в соседнее крыло, из которого видно площадку — все занятия по астрономии объявляют заранее, и проводят обычно все-таки поздно вечером, а не рано-рано утром. Нужно, чтобы было ясное небо, или хотя бы чтобы что-то особенно интересное с астрономической точки зрения происходило. Губы Драко трогает усмешка, адресованная ему самому, — лишь трое людей получают расписание первыми, будучи старостами школы. А этим можно воспользоваться! Это, определенно, подарок — немного свободы. Если когда-нибудь он все-таки сведет всю получаемую и автоматически передаваемую информацию, то найдет много-много дырок в правилах и в замковой системе безопасности, множество «слепых» для взрослых преподавателей мест, и много возможностей. Вот бы только они не одному ему доступны были, вот бы хоть кого-нибудь рядом.       Поттеровская пачка здесь же, в кармане — Драко украдкой вытягивает ее, вертит в руках, и рот наполняется горьковатой слюной. Он не уверен в том, что хочет сейчас курить, голова ощущается тяжелой и дурной. Выпить бы кофе, но завтрак не скоро, и кофе тоже на самом деле не хочется, он будет ощущаться как горькая землистая жижа — покажется или слишком водянистым, или, напротив, до тошноты густым. И не хочется есть, и это нежелание превратилось в тенденцию, за которую он цепляется отчасти почти сознательно, почти навязывая себе дурную привычку, показывающую слишком большому числу людей то, что он «не в порядке». Отчасти — чтобы поставить собственное состояние в вину всем этим замечательным профессорам и лично директрисе. А отчасти потому, что чем болезненней сам он выглядел, тем меньше походил на отца в его более молодые годы.       Зажигалки все еще нет, — а очень бы хотелось. Драко в прошлом уже удавалось закуривать от подсвечника в ванной старост — это было хорошим решением, но сейчас он явно прокололся. Сигарета была слишком близко, чтобы не превратиться в объект вожделения номер один. Приходится вставать, ругать себя, немного жалеть о потерянной возможности вставить в свою жизнь сцену, скорее подходящую для слезливого романчика или фильма про подростков.       Интересно, крестный позволял ему смотреть фильмы собственной молодости, или специально доставал самые новые маггловские кассеты, которые соответствовали бы его пониманию вкусов Драко?       А крестный тоже приходил курить на Астрономическую башню?       А в его юности уже были сигареты «Мальборо»?       Приходится все-таки вставать, все-таки идти, чуть стыдливо, в свое путешествие по возможно совершенно пустому астрономическому крылу, играть хотя бы один горящий подсвечник. Вот бы к палочке просто потянуться — но Драко совершенно уверен, на 100%, что на ней висит «следилка» особой мерзости. Блядь, бесит!       Он едва ли не распахивает дверь в коридор крыла, совершенно пустой, и движение оказывается чем-то осложнено, — да какого черта?       — Чтоб тебя!       Голос доносится из пустоты и темноты коридора — не горит ни свечи, единственный источник света — окошко прямо над дверью, выходящее на только-только начавшее светлеть небо. Не успевает Драко удивиться, как отшатывается, с трудом подавляя вскрик, вздрагивая всем телом. Звучит так, будто слова произнесли совсем-совсем близко.       Драко неосознанно расслабляет пальцы, и сигарета падает на каменный пол смотровой площадки.       Чертов Поттер с его чертовой мантией!       — Хах, прости, я не знал, что ты сюда придешь, — с улыбкой сообщает он, стягивая мантию-невидимку и представляя Драко возможность лицезреть его совершенно неряшливый прикид. Вполне возможно, что эта футболка какого-то слишком большого размера и вовсе пижамная. А, может быть, Драко неосознанно пришел на «чужое место», и нарушитель незримых границ здесь — он сам.       — Ты следил за мной! — шипит Драко обвинение вместо более приличествующих ситуации извинений.       — А… Да нет, здесь просто никого не бывает, все о-кей.       На секунду кажется, что Поттер перед ним кланяется — но тот просто нагибается и подбирает сигарету.       — Держи, и, знаешь, ты же это искал?       К изумлению Драко, он шарит в своем необъятном кармане, и извлекает оттуда пластиковую зажигалку с приделанным к ней прозрачным брелком. У таких еще есть пространство, куда можно вставить любой рисунок или фотографию. В этом случае он пуст — почему?       Ничего сказать не получается, только пальцами отряхнуть фильтр сигареты и принять зажигалку, щелкнуть ей, и сразу протянуть назад.       — Не, забей, правда забей, — Поттер отмахивается, — мне в Хоге она совсем ни к чему, забери себе. И я пойду поищу другое место, раз это занято, лады?       Он скрывается под мантией быстрее, чем Драко успевает сочинить ответ. По правде он снова научается складывать слова в сколько-то стройные и осмысленные предложения, лишь когда снова опускается на каменный пол смотровой площадке. На сей раз — садится, прижимаясь спиной к стене башни, чтобы никто не мог за ней оказаться. Не в этот раз.       Можно было бы сказать, мол, «нет, ты можешь остаться», не добавляя глупое «давай покурим вместе». «Я не хочу снова оставаться один» — совсем из области глупостей, такого не нужно говорить. Можно было бы поблагодарить, сказать что-то остроумное, съехидничать, мол «не ты один тут внезапно стал старостой». Хотя это, конечно, ложь — Поттер еще несколько лет назад явно научился пролезать в любую дырку, обходить любое правило, совершенно профессионально ориентироваться в ситуациях, которые постоянно меняются.       Да и старостой, видимо, его сделали сугубо формально — для виду, в качестве подарка. Тем более, что раньше никогда не бывало, чтобы старостами школы назначали трех человек сразу.       ***       Драко испытывает сильнейшее чувство дежа-вю на протяжении всего дня.       Кропотливо сравнивает ситуации, заливая в себя безвкусный кофе с явно разбавленным водой молоком. Одну чашку, вторую — давай, работай уже, несчастный кофеин!       На Зельях крутит в руках зажигалку, хорошо прикрыв ее рукавом мантии. Голос Слизнорта почти не слышен с занятой Драко галерки, да и шут с ним, разве здесь ему могут сообщить что-то новое? Устаревшие теории, слишком много теории в целом — вкупе с личностью преподавателя, это оказывает совершенно усыпляющее действие, остается только думать. Точнее, фантазировать.       Вежливо будет зажигалку вернуть — может ли он как-то узнать о том, кто теперь в школе приторговывает? Ну, не чем-то откровенно запрещенным, так, легкая контрабанда — те же зажигалки, может, огневиски. Точно кто-то должен — раньше это делал Блейз, теперь Блейз выглядит как тень. Да, прибился к новому седьмому, и его не за что здесь судить — ему всегда была нужна компания, в которой можно сиять. Лучше — если сиять с кем-нибудь на пару. У них так примерно все и было — курса до шестого, пока они не поругались без особого повода, так, на почве отношения к чужим отношениям и общей атмосферы пренебрежения, слухов и многоходовочек, закономерно усиливающейся параллельно разворачивающейся войне. Тогда казалось, что война останется «там» — за пределами замка… Ладно, в любом случае — с Блейзом они расстались не на лучшей ноте. Но можно попробовать? Или докопаться до Нотта? Тот вернулся вовсе на седьмой с «нуля», пропустив всю войну в Бобатоне.       Почему мама не настояла на таком решении?       Нет, это плохая мысль — Драко насильно вытягивает себя из таких размышлений, заставляя снова погрузиться в пространство фантазии. Так, допустим, — он крутит зажигалку тем быстрее, чем интересней становится придумываемая им история, — он как-то обзаводится своей зажигалкой. И здесь есть этот кармашек для записки, можно что-то вложить. Что? «Покурим вместе, Поттер?» Банальность, нужно придумать что-то интереснее. Указать место и время — а если Драко останется в дураках и будет вот именно что как дурак сидеть на каком-нибудь камушке, или вот, например, на ступеньках круговой лестницы? Или в коридоре дверь на смотровую площадку спиной подпирать? Ну и гадость, если фантазировать, то обязательно и Поттер явится, и все пойдет как надо, с игрой в ледяного принца и признаниями.       Но, — к слову о ледяных принцах, — пока вышло только так, что в подземной аудитории Драко умудрился замерзнуть даже несмотря на мантию. Белая шелковая рубашка и запонки в форме лун казались хорошим выбором вчера утром, когда Драко последний раз одевался, но с тех пор прошло достаточно времени, чтобы убедиться в собственной глупости.       Слинзорт отпускает их с урока с большим опозданием — ужин уже двадцать минут как идет, и Драко уже опасается едва ли застать хоть что-то съедобное. Надо что-то съесть, на самом деле, может, это сработает усыпляюще — хотелось лечь немедленно и поскорее закончить этот день. Стоило ему подняться в зал, он обнаружил, что все совсем наоборот, возможно, с преподавателями случилось какое-то коллективное помешательство, и в результате слишком много студентов задержались к ужину.       Проблема была скорее в том, чтобы найти место — и Драко просто подсаживается на край скамьи, рядом со знакомыми ему только в лицо младшекурсниками. Скорее всего, Драко знал и их имена — тем более, что частенько ему приходилось отмечать присутствие всех студентов в спальнях — но имена и лица не желали соединяться. Впрочем, оно и не было обязательным.       Эльфы как обычно демонстрировали чудеса английской кухни, к которым Драко, хоть и привык за столько лет, так и не смог проникнуться не то что любовью, а даже уважением. Происхождение, благо, дозволяло ему хихикать над кухней, говоря, что отвратительнее еды англичан только лица их женщин. Но на тарелке что-то должно оказаться, и на минуту Драко сосредотачивается исключительно на поиске самых привлекательных опций.       Он игнорирует то, что кто-то подходит, или, точнее, ковыляет к столу — мало ли кто еще опаздывает на ужин. Впрочем, этот «кто-то» останавливает ровно у места Драко, и приходится оторваться от невероятного выбора между пасты с очень подозрительной подливой и картофельного пюре с подливой, — возможно, рыбно-томатной, — не менее подозрительного вида.       Почему Поттер подошел к нему на виду у всех?       — Вернуть? — вместо приветствия спрашивает Драко, вопросительно поднимая одну бровь.       — Не… Хотел спросить, собираешься ли ты… — Поттер начинает что-то явно сочинять, глядя куда-то в потолок и отчего-то не столь крепко стоя на ногах, будто чуть покачиваясь.       Так, а это уже интересно.       — Не идешь ли ты после ужина в ванную старост? Ну, на всякий случай, чтобы мы друг другу не помешали там, зна-а-ешь.       Поттер совершенно явно выдумывает предлоги, и этот ребус разгадать совсем не сложно. Но что, что ему потребовалось? И место, на самом деле, странноватое, пусть едва ли не возглавляющих список самых закрытых мест школы и, оттого, не наделенных лишними глазами и ушами.       Драко чуть прикусывает губу изнутри и изображает мыслительный процесс, хотя решение принял сразу, как только услышал предложение.       — Да, определенно собираюсь, — он криво улыбается и кивает.       Поттер, как только получил ответ, улыбается и кивает как-то чрезмерно активно, сразу же удаляясь из Большого Зала. Драко не провожает его взглядом настолько долго, чтобы это вызвало какие-то вопросы, но вполне успевает сделать довольно очевидный вывод: Поттер пьян. Не то, чтобы в стельку, но сколько-то ощутимо.       Заскучал? Хочет поделиться? Драко переводит взгляд на все еще пустующую тарелку, и снова говорит себе, что поесть все-таки следует. А еще можно считать, что если он очень постарается — получит что-то из области фантазий. Ну, ради веселья, может, чтобы была хоть какая живая душа.