***
Судя по напольным часам, не прошло и получаса, как колдун вернулся домой, — немного нервный и взъерошенный, — и с порога позвал Кузю строгим голосом. Див вышел из гостиной, задумчиво жуя пирожок и с недоумением воззрившись на Гермеса Аркадьевича. Тот же, только завидев его, как-то странно протяжно выдохнул, расслабляя плечи и начал скидывать пальто, обдавая свежими ароматами улицы и лёгкими брызгами капель от растаявшего снега. — Что-то случилось? — насторожился Кузя, одним глотком разделываясь с угощением. Светлые глаза напротив ещё раз внимательно оглядели его сверху вниз, цепляясь за каждую складочку на одежде. Див даже сам напрягся, осмотрел себя: вроде, всё как всегда — штаны, цветная толстовка, домашние тапки. Ну, кусочек капусты на рукаве остался, — но его парень тут же отправил в рот. — Ты мне скажи, что у тебя тут стряслось, пока меня не было. Связь аж загудела вся, я думал, тот не случившийся убийца вернулся, и ты тут без меня кровью истекаешь, — Гермес Аркадьевич нахмурился и, переобувшись в домашее, подошёл и самовольно закрутил дива из стороны в сторону, ещё раз осматривая на наличие травм. Кузя моргнул. А потом почувствовал, как щёки зажгло смущением от понимания. — Ни с кем я не дрался. А вы могли бы и сказать, что пойдёте к Анастасии, — пробурчал он, отстраняясь и ощущая, как под рёбрами снова зазудило от мысли о наставнице. Тут уже граф замер, подозрительно сощурив глаза. — Пахнет от вас ею! — поспешил оправдаться Кузя, но Аверин продолжал смотреть — казалось, в самую душу. — Кузь… — протянул наконец Гермес Аркадьевич, взмахом руки призывая следовать за ним в спальню. — Ты что же это, ревнуешь меня к чужой диве? — он обернулся через плечо и поднял брови. В доме резко стало как-то совсем душно, а Кузя, вопреки врождённой ловкости, споткнулся о собственные ноги. — Как вы поняли! То есть… Нет, подождите… — он замер на пороге спальни, наблюдая, как его колдун абсолютно спокойно включил свет и начал переодеваться. Щёки снова вспыхнули, стоило увидеть на чужих лопатках следы неглубоких царапин, собственноручно ставленных прошлой ночью. Див потупился, упирая взгляд в дощатый пол и теребя между пальцами пушистую ткань кофты. Аверин тем временем полностью переоделся, поправил волосы, проведя между ними пальцами, и подошёл близко-близко, заставляя поднять голову властным прикосновением к подбородку. Но глаза, напротив, носили очень мягкое и даже какое-то смешливое выражение. — И правда, кто бы мог подумать, — улыбнулся он, а потом сменил тон на тот, который использовал во время их занятий. — Кузь, ну ты же умный див и меня хорошо знаешь. Неужели ты думаешь, я стал бы спать с несколькими людьми.., — он запнулся, — или дивами — без их на то согласия и ведома? Я всё-таки приличный человек и знаю, что такое верность. Тем более по отношению к очень своевольным и свободолюбивым котам, которые вдруг позволили себе привязаться к человеку. Тепло защекотало лёгкие и поднялось к горлу, наконец заменяя собой кипящую лавой и душащую ревность. Мурашки пробежали до кончиков пальцев, а лицо удивительно просто расплылось в облегчённо-сытой улыбке. Действительно, он же всегда верил своему колдуну. А главное — доверял. Права была тетя Маргарита. — Гермес Аркадьевич, а знаете, люди в ревности могут и до убийства дойти! И до самоубийства! — радостно поделился Кузя новообретённой информацией, и граф коротко рассмелся, щипая его за нос. — Не волнуйся, Кузь, тебе это не грозит: убить себя ты вряд ли сможешь, а меня сожрать когда-нибудь и так придётся, если хочешь быть фамильяром, — див только обиженно потёр покрасневший кончик носа и нагло вцепился в своего колдуна всеми конечностями, обнимая и утыкаясь лицом в ворот домашней рубашки. — Это, конечно, обязательно, но когда-нибудь потом. Хочу, чтобы вы были просто моим как можно дольше. — И я тоже этого хочу. Поцелуй в лоб рассыпался по телу ощущением вишнёвых лепестков, и Кузя довольно заурчал, когда Аверин протянул руку и почесал его за ухом, будто парень был в кошачьей корме. Тепло обволакивало, и совсем не хотелось шевелиться. Див поднял голову и мягко поцеловал колдуна в губы, наслаждаясь осевшей на них мартовской прохладой и отголосками вкуса чёрного чая. Гермес Аркадьевич запустил свои ледяные ладони под его толстовку, согреваясь и пуская лёгкую дрожь вдоль мальчишеского позвоночника, и перехватил инициативу, заставляя Кузю запрокинуть голову. Чувство всепоглощающего удовлетворения, спокойствия и сытости разлилось по животу и сердцу, цепляя за собой даже не-существующую дивью душу. — Ой! — вспомнил Кузя, резко отстраняясь. — Вы же голодный! Пойдёмте я сначала вам всё погрею, а то вы мне нужны сильным и здоровым для любовных утех! — и тут же ускакал в сторону кухни, сверкая из-под задравшейся кофты бледной кожей с кучей родинок на пояснице. Аверин хмыкнул, потирая переносицу. — Ну серьёзно, где ж я ещё найду такого энергичного дива... И пошёл на звуки звенящей посуды и весёлой похабной песенки. Да уж, хорошо, что они живут вдвоём, и этого никто не слышит. …И на Кузю не претендует. А то граф был не уверен, что остановился бы у окна и тут же скрылся, как сделал парень, а не ворвался в комнату, чтобы утянуть своего особенного дива обратно домой. Всё-таки аура у Кузи на эмоциях была — как он там говорит? — обалденная.***
– А вы же точно-точно к Анастасии больше за этим не ходите? – Пей уже свой морс, Кузя. Я уже не настолько молод, чтобы заниматься этим по несколько раз на дню, – а ты и так меня каждый вечер оприходуешь. Рыжий парень удовлетворённо расхохотался и мгновенно – только одежда осела на соседнем стуле – оказался котом на чужих коленях, довольно слизывая с губ хозяина капли сметаны.