***
Маленькая книга «Как надобно чёрта к порядку призывать» жгла внутренний карман пиджака, пока Сергей сидел в чужой гостиной и наблюдал, как Владимир увлечённо обсуждает с графом загадочное убийство в доме потомка зажиточных купцов. Гермес Аркадьевич слушал внимательно, перебивал дива, вставлял свои доводы и результаты слежки, поглядывал на Мончинского, пытаясь включить его в разговор, но молодому человеку мало что было добавить: Владимир, холодно бросая короткие взгляды через плечо, успевал ответить раньше. Злость обжигала щёки настолько сильно, что даже глаза слезились. Сергей уже не понимал, кого он больше ненавидит: слабого себя или откровенно предпочитавшего ему более сильного колдуна дива. Холодное солнце сияло сквозь ажурные занавески, слепя его и заставляя прятать взгляд, тёплый и сухой воздух натопленной комнаты с запахом кофе душил. Мончинский спросил, где уборная, и позорно сбежал, замирая напротив зеркала и упираясь ладонями в холодную с брызгами капель керамику раковины. Из отражения на него глядел не служащий Управления, а загнанный мальчишка с невыразительными каре-зелёными глазами и всклокоченными каштановыми волосами. Неудивительно, что Владимир его так жёстко осаживал. Наверное, для сильнейшего дива Управления Мончинский выглядел неразумным щенком: тяфкает, а укусить не может. Гордость ныла подстреленой птицей, сердце рвалось на куски. Неужели он действительно не заслуживал ни капли уважения? Ведь граф тогда хвалил его, поддержал… Но Владимир был верен себе и смотрел исключительно сверху вниз. Хотя с Авериным он мог быть на равных… — Ой, а вы чёй-то здесь делаете? — с любопытством блеснули разноцветные глаза, див Гермеса Аркадьевича с полуулыбкой глядел на отражение Сергея, опираясь на косяк не запертой ванной комнаты. Мальчишка выглядел почти безобидным, но Мончинский помнил, как на самом деле тот был силён. А ещё что у них с графом — сердце снова закололо — была действительно крепкая связь, не позволившая пареньку даже сожрать хозяина в критический момент. — Кузьма, да? — Мончинский поёжился под немигающим взглядом и обернулся к оппоненту лицом. Подумал секунду, изучая почти наивное лицо паренька и выдохнул, решаясь задать давно мучивший вопрос. — Почему ты настолько верен Гермесу Аркадьевичу? — Как почему? — див совсем по-человечески вскинул брови. — Он же обалденный! Сильный такой, и умный, и ошибки свои признавать умеет, и правила меняет, если я достаточно это ар-гу-мен-ти-ру-ю! — он просиял, обнажая ровный ряд зубов с особенно заострёнными клыками, и Сергей почувствовал, как по рукам побежали мурашки. Сильный, да? Кривой смешок сам сорвался с губ, и колдун провёл по лицу ладонью, ощущая затапливающее лёгкие отчаяние. Тогда у Мончинского совсем не было шансов, что когда-то Владимир посмотрит на него, как на равного. Чёртов… демон. Ненависть болью прожгла кончики пальцев. — О… — протянул Кузя, кажется, что-то своё понимая. — Но вы не переживайте, не у всех так! Да и Владимир даже мне жуть каким страшным сначала казался! И Гермес Аркадьевич, не только потому что сильный, такой крутой, но и потому что добрый! И нормально ко мне относится! Вы же с Владимиром тоже хорошо обращаетесь, — он точно это ценит! Сергей несколько секунд тупо слушал эти суматошные восклицания и чуть не рассмеялся, осознавая. Это его сейчас чужой див, что, утешить пытался? Какой позор. И снова он был для всех вокруг слабаком. — Спасибо, — сухо кивнул он, наконец выпрямляя спину и снова принимая облик приличного государственного служащего. Ни единому слову этого мальчишки он, конечно, не верил.***
Книга о наказании для дивов лежала дома в глубине полки, прочитанная несколько раз, но Мончинский так и не решился ничего из написанного испробовать. Он просто не мог. Возможно, это был страх перед Владимиром. Возможно, — пацифистское воспитание. А может, он просто не умел давать сдачи, глотая боль вместе с ядовитыми словами и гордо шагая дальше. Работа была на первом месте. Когда он в шестой раз подряд вздохнул за ужином с матушкой, наблюдая, как последние лучи солнца прожигают тюлевые занавески и царапают дощатый потолок, та всё-таки поинтересовалась: — Милый, ты влюбился, что ли? Сергей подавился котлетой, ударяя себя несколько раз в грудную клетку и пытаясь вернуть в лёгкие хоть немного кислорода. Мать заохала, поскорее налила ему стакан ледяной воды из графина и протянула, горестно качая головой. — Мама! — возмущение пришло вместе со стыдом, окрашивая щёки в цвет залитых кровавым солнцем волос. — А что «мама»? — всплеснула руками женщина, и обвиняюще ткнула в сына аккуратным ноготком. — Ты который день ходишь, как в воду опущенный, то восторженно рассказываешь о своём напарнике, то вдруг замираешь, глядя в пустоту и вот так вот вздыхаешь грустно! Что я ещё должна подумать? — Всё хорошо, я просто устаю на работе. Не переживай, пожалуйста. Поскорее доев, он сбежал в свою комнату. Свежие простыни казались слишком жёсткими, оставшийся на коже запах мыла бил в нос, а влажные после душа волосы лезли в глаза, — сон не шёл. Сергей продолжал думать о вопросе матери, прислушиваясь к её тихой молитве на другом конце дома. Влюбился? Это было глупо. Да и в кого? За бесконечным потоком дел, отчётов и погонь за демонами он успевал видеться разве что с графом Авериным, парой колдунов из Управления, чьих лиц и имён он даже не запоминал, и Владимиром. Первого он исключительно уважал, вторых не помнил, а третьего — ненавидел. Сердце предательски кольнуло, снова душащая боль сцепила серебряными прутами лёгкие. А? Нет же, быть такого не могло. Мончинский распахнул глаза, цепляясь взглядом за поблёскивающий на столе жетон Управления. Этого просто не могло случиться. Но Сергей был колдуном на службе закона, который был обязан быть честным со всеми найденными уликами. Возможно, он восхищался силой и заслугами Владимира, описанными в его личном деле. Возможно, он уважал его и хотел такого же уважения в ответ. Возможно, завидовал тому, как его диву было просто перебрасываться завуалированными колкостями с графом. Возможно, он так сильно не хотел идти против учебников и влюбляться, что вместо этого ненавидел. Возможно, ненавидеть было проще, чем смириться с пренебрежением.***
Общежитие дивов встретило его запахом холодного камня и овсянки, ощущением невероятной сдерживаемой здесь силы и как всегда одетым с иголочки и причёсанным волосок к волоску Владимиром. Колдун позволил себе признать, что ему жаль: он хотел бы хотя бы напоследок увидеть своего дива по-человечески сонным и растрёпанным. Чуть менее идеальным и более домашним, чем было всегда. Но див оставался собой, — и ненависть снова спрятала под собой ранимое сердце. — Нам нужно в Управление, — жёстко бросил Мончинский, тут же отворачиваясь и направляясь к выходу. Владимир оказался рядом за долю секунды, даже не запыхавшись. Ну конечно, он же сильнейший див первого класса. — Вы пришли сказать мне об этом самостоятельно? — вежливо, но с так и скользящей между строк иронией поинтересовался напарник. Сергей горько усмехнулся, а потом с пустой улыбкой обернулся к диву. — Да, потому что сегодня мы идём не на работу, а в главный штаб. Пожалуй, хотя бы искренне удивление серых глаз стоило того, чтобы наконец решиться. Их шаги гулко разносились по пустому коридору, приближая их метр за метром к кабинету, где сидел колдун, отвечающий за привязку государственных дивов к служащим. С каждой секундой внутри болело и горело всё больше, ненависть застилала взгляд от осознания, что Владимир, вероятно, уже всё понял, но не задал ни одного вопроса, не показал и толики возмущения. Конечно, зачем ему такой слабый колдун. Будь Аверин на службе в Управлении, он наверняка бы попросился к нему. Носок начищенного ботинка зацепился за выступающую плиту каменного пола, и Сергей чуть не завалился вперёд, от досады кусая губу почти до крови и ощущая сквозь рубашку горячие ладони, поймавшие его от падения. Быстро глянув на лицо Владимира, он только удостоверился, что то всё ещё не выражало ни единой эмоции, — лишь зрачки в полумраке странно подрагивали. И зачем поймал? Мог позволить упасть. Разбиться до крови, быть сожранным и исчезнуть. Пустошь, как же Сергей ненавидел