Left side, Right side.

      Кэлвин Гэбриел? Нет, я ни за что его не полюблю. Я ни за что не полюблю его распущенные пряди волос, подобные солнечному свету весенним утром, ослепляющему всех, кто находится в пределах его досягаемости. Мне всё равно, что каждая прядка подобна золотой проволоке, спутанной вместе, образующей прекрасную паутину света. Его волосы сияют и блестят, как будто он сам сделан из чистого золота. Его волосы подобны волнам океана в ясный день, они постоянно колеблются и развеваются в каждом мгновении, когда дует даже самый лёгкий тёплый летний бриз. Мне нет дела, что его волосы - шедевр руки природы, созданный до совершенства во всех отношениях.       Меня совсем не волнует, что глаза его подобны безбрежному океану в жаркий день, яркому полотну безграничных возможностей и мягких образов, окну души. Взглянуть в эти глаза — значит потеряться в голубом море, мире чудес и открытий, отражении безграничного потенциала внутри. Эти глаза сияют, как звезды ночью, блестящее напоминание о необъятности Вселенной и силе человеческого духа. В этих глазах можно увидеть маленький одинокий мир, живущий своей жизнью. Эти глаза почти как кукольные, словно их делал мастер своего дела – осторожно красил самым светлым оттенком голубого, бережно покрывал поверхность лаком, а затем закрыл тонким слоем игривого стекла, мерцающим при каждом повороте головы в какую угодно сторону. Это отвратительно.       Меня блевать тянет, когда я вижу, как Кэлвин Гэбриел улыбается. Мне противно, когда на его тонких губах играет лёгкая ухмылка, когда видны его белые зубки пока он смеётся, когда он облизывает свои губы, пока задумчиво смотрит на условия задачи на контрольной по математике, которую не может решить. Мне никогда не сможет понравиться его вид, когда он слегка дует свои губы, делая вид, что его обидел кто-то из его немногих друзей, а потом он снова хихикает, весь такой радостный, полный жизни, как ни в чём не бывало. Ещё больше меня отвращает, когда он шутит что-нибудь пошлое, а потом, слегка щуря свои глазки, прикусывает нижнюю губу, словно он – самая ласковая блядь, которую ебут в последний раз в её жизни, а потом, когда тема разговора сменяется, на губе остается едва заметный след от его клыка, и, если сильно приглядеться, можно будет заметить, как немного видна его слюна на этом следе, что создаётся впечатление, что эту часть он подкрасил девчачьим прозрачным косметическим блеском.       Я никогда не стану толерантен к тому, как Кэлвин Гэбриел кладёт свои руки на пояс, и эта поза подчёркивает его слишком узкую, почти шлюшью талию. Я не хочу терпеть его вид, когда он поворачивает голову назад, чтобы оглянуться на того, кто кричал оскорбления в его спину, а потом показывает средний палец, не выражая никаких эмоций кроме чистого похуизма и наплевательства.       Мне вообще кажется, что он живёт назло мне.       Я? Полюблю Кэлвина Гэбриела? Нет… Не в этой жизни.       …Погодите.

***

      Уж точно не вспомню, как это произошло, но трое ублюдков из тринадцатого класса заперли меня и Гэбриела в шваберной. В тот момент было достаточно учеников вокруг, чтобы хоть кто-нибудь рассказал об этом кому-нибудь из учителей, или, на худой конец, сам открыл эту грёбанную дверь.       Вообще-то, они тогда прикопались только ко мне. Я даже не знал, что Гэбриел стоит в том же коридоре. Тем более я не знал, что он попытается вступиться за МЕНЯ.       Комнатушка была крохотная, но достаточно просторная чтобы я мог стоять, совершенно не касаясь Гэбриела. Я прижался спиной к стенке и со злости ударил кулаком по ней (о чём я мгновенно пожалел, когда через миллисекунды мою кисть охватила тупая боль). В комнате горел тусклый свет, настолько тусклый, что приходилось напрягать зрение чтобы вглядеться и получше рассмотреть моего «спасителя», который прижался к противолежащей стене.       - Видимо, мы тут надолго…       - Нас хуй отсюда выпустят, – мой голос холодный, полный злости и желчи. – Знаешь почему? Потому что не надо совать нос не в своё дело!       Он пожал плечами, словно желая подкрепить моё мнение о нём как о легкомысленном человеке.       - Мы же вряд ли умрём тут?       Со злости я хватаю его за воротник его чёрной футболки со напечатанным словом «АРМИЯ» на ней. С моих губ почти срывается самое колкое и злобное ругательство которое я могу придумать, но останавливает меня едва видимый румянец на его фарфоровых щеках, заставляющий меня в отупении замереть и тупо смотреть в его напуганные голубые глаза. Моя рука непроизвольно отпускает Кэлвина, и он тут же отстраняется от меня подальше, пряча взгляд. Очевидно, что он понял, что я заметил жар его щёк в тот момент, когда притянул его к себе, почти интимно, наверное.       Последние мысли в голове растаяли, и только неутолимое звериное любопытство берёт над моим мозгом верх.       Я делаю шаг ближе, тем самым загоняя Кэлвина в угол. Он пытается максимально прижаться к стене, но у него не выходит. Какая жалость.       Предпринимая нелепую попытку храбриться, он смотрит на меня. Я не медлю, не считаю это нужным, и, хватая его за плечи, притягиваю близко к своему телу, перехватываю и держу его теперь за талию, страстно целую в губы.       Никогда, никогда не думал, что во время своего первого поцелуя буду бороться с навязчивой мыслью «ненавижу тебя» и невероятно сильным желанием удушить своего партнёра.       Губы у Кэла и вправду очень мягкие и сладкие на вкус, мне кажется, что они почти таят на моих. Его тело тёплое, словно я и вправду держу в руках солнце. Мне не хватает тех жалких пяти секунд, в течение которых длился этот по-детски невинный поцелуй, поэтому я почти сразу углубляю его, проталкивая язык в рот Кэла и страстно облизывая его гладкие зубы, почти дразняще лаская нёбо и касаясь его языка. Вскоре я отстраняюсь. Моё зрение словно размывается.       Я смотрю на него несколько секунд, полностью ошарашенный своим действием. Жалею о том, что сделал, словно ко мне приходит осознание.       Ненавижу. Презираю.       - Пошёл ты, – шепчет Кэл хрипловатым голосом, но не отходит назад. – Лучше бы спасибо сказал. Тупой ублюдок.       - Сам ты. Блядота ебаная.       - Пошёл нахуй.       Мы смотрим друг друга несколько секунд, а затем, словно думая об одном и том же, снова страстно целуемся прямо там, в узкой шваберной комнате. Я вцепляюсь пальцами в его волосы, а он ногтями впивается в мои щёки.       Я отпускаю мягкие волосы Кэла и, обхватывая его таз, другой рукой лезу в его брюки. Моя рука слегка стягивает вниз его нижнее бельё и начинает слегка касаться его паха, пока Кэл тихо стонет мне в губы.       Дверь вдруг открывается, и раздаётся голос нашей с Кэлом одноклассницы Рэйчел.       - Кэл, я тебя повсюду искала…       Мы с Кэлом оборачиваемся на неё, а она в тихом шоке смотрит на нас не говоря ни слова, после чего молча прикрывает дверь, и дальше раздаются только её шаги подальше от шваберной…