Нарушая грани

Пасмурная погода безумно радует Сокджина. Еле прохладные капли дождя в тёплую погоду дарят непередаваемые ощущения, начинать утро с долгой, но приятной прогулки было по истине замечательной идеей. До тех пор, пока он не прибыл к пункту назначения. Дом Тэхёна омеге знаком с детских лет, им с Ёнхой часто доводилось гостить здесь днями и ночами из-за общей работы старших. Младшего брата наедине с самим собой девушка оставить не могла, боясь, что тот в очередной раз учудит что-нибудь этакое, потому таскала его за собой вплоть до его поступления в академию. В дом Сокджин попадает без лишних проверок, на входе его даже встретил дядюшка дворецкий. — Ты по делу? — интересуется он как-то больно уж нервно. — Да, директор Пак почему-то не смог передать некоторые ведомости и отправил меня. Стоило только упомянуть фамилию директора, как из-за спины послышалось тихое хихиканье. У Сокджина и у самого невольно расцвела ни лице улыбка, когда до слуха долетели знакомые высокие голоса. — Он приходил сюда вчера, — поведала Мия, младшая из близняшек, — вроде как раз хотел передать что-то, но немножечко, как бы сказать… — Он спасал идиотского помощника повара, который решил ввалиться в спальню господина в крайне пикантный момент, — хохотнула Майя, старшая из сестёр, помогая красной как рак Мие с объяснением нелепой ситуации. — Ещё б доля секунды и нам бы пришлось устраивать погребальную службу для кучки пепла. Последние два дня Тэхён не выпускает ведьму из своего дома. Он не то, чтобы держит его здесь насильно, вовсе нет, скорее слёзно умоляет провести здесь ещё хотя бы денёк каждый раз, когда Чонгук заводит речь о желании навестить Сирру. Столько ругани здешние домработники ещё никогда не слышали. Омеге не нравилось, что его волю пытаются как-то ограничить, натура у него такая, свободолюбивая. Пусть он и проводит большую часть своей жизни сам с собой, но для него очень важно ощущение свободы. Начиная с момента побега из ведьминой лавки, он всегда должен знать, что у него есть возможность в любой момент пойти на все четыре стороны и не столкнуться с преградой в виде чужих неинтересных прихотей. И сейчас, даже безмерно уважая своего чародея, не может так просто принять его настойчивые просьбы. Это далеко не то же самое, что согласиться сходить в выходные с другом на рынок. К своему счастью и всеобщему несчастью для всех, кто входит в дом, Тэхён быстро научился умело подавлять чужую строптивость самым безболезненным для них двоих способом. — Замолчи и прислушайся, — шикнула Майя, приложив указательный палец к губам. Джин нахмурился, не понимая, к чему подобная просьба, но сделал так, как было велено. Хватило всего десяти секунд в молчании, чтобы уловить весьма интересные звуки со второго этажа. Один единственный уцелевший глаз некроманта незамедлительно полез от шока на лоб. Он определённо никогда в жизни не хотел слышать стоны лучшего друга. — И так каждый раз, — вздохнула Майя, — внезапная истерика, потом это, — махнула головой в сторону лестницы на второй этаж, — а следом очередная истерика, потом опять этот разврат и так по кругу. Раз за разом. Они вообще хоть единожды за эти дни молчали наедине друг с другом? — Ни разу, — подхватила Мия. — Я как-то раз диалог их случайно подслушала. Вроде об обыденных вещах переговаривались, потом начали язвить взаимно и уже через две минуты по гостиной гуляли потоки агрессивной магии и летали разные предметы. — С госпожой Сангхи было тише, — удручённо вздохнул дедушка дворецкий, утирая пот со лба небольшим белым платочком. — Она хотя бы не оставалась здесь на ночь, господин не позволял. Конечно же, здесь все отдают своё предпочтение лисице. Сангхи в бюро любят и уважают, она сделала себе репутацию не на обычной внешней привлекательности и не романом с главой. Она заслужила всеобщую любовь, и не удивительно, что их с Тэхёном «разрыв» многих огорчил, особенно тех, кто работает непосредственно в Лапласе. Со стороны Тэхён и Сангхи выглядели идеальной парой и не важно, что глава никогда никому не говорил напрямую, что у них с лисицей отношения. Их ведь попросту не было, но для большинства появление таинственного омеги чародея выглядело так, словно какая-то коварная выскочка украла мужчину у милой Сангхи. Знаете, бюро ведь на самом деле функционирует как полноценная семья. Была раньше у подчинённых одна традиция: если на задании ты натыкаешься на место торговли людьми или на «склады», где содержат «товар», то ты обязан увести с собой хотя бы одного особо нуждающегося, чаще это дети или старики, а потом сообщить о находке главе бюро или его приближённому. Все знали, насколько плохо глава относится к подобного рода торговле. Изначально это придумывалось не особо добросовестными сотрудниками, хотевшими выслужиться перед начальством, но это едва ли работало. К сегодняшнему дню это превратилось в традицию. Освобождённых пленников обеспечивали минимальным прожиточным минимумом в первые месяцы после вызволения, пока сами они не найдут себе работу, а детей направляли в конкретный детский дом, которым уже много лет управляет один из самых первых сотрудников бюро. Нередко бывало, что освобождённые дети из чувства долга или благодарности напрашивались на работу, хоть на какую-то мелкую должность в бюро, и иногда им даже удавалось напроситься на работу в непосредственное подчинение к главе или к его приближённым. Мия, Майя и даже Хосок когда-то были бывшими заключёнными детьми, пока тех не усыновили некоторые престарелые работники, не успевшие вовремя озадачиться обзаведением собственной семьи. Потому бюро и является одной большой нестандартной семьёй, в нём всё построено на преданности, доверии, благодарности и взаимопомощи. Этим и объясняется недоверие со стороны «домработников» при первой встрече с Чонгуком. Их обязанности состоят не только в уходе за домом, но ещё и в следовании приказам господина. И, конечно же, слухи, гуляющие по Лапласу, до них тоже дошли. Может, с виду так и не скажешь, но работники бюро те ещё сплетники. — Вынужден вас огорчить, — прыснул со смеху Сокджин, — пройдёт пара тройка лет, Чонгук закончит академию, и вся вот эта вакханалия будет происходить здесь на постоянной основе. Вот уж молодец, подбодрил, дядюшка дворецкий прямо побледнел от радости! — Ещё не поздно уволится? — удручённо выстонала Мия. — Эта ведьма всегда ведёт себя как… эй, а что с твоим глазом? За беседой проходит целый час. В обсуждение пошло всё, что могло прийти в голову. Сокджин уже несколько лет не навещал близняшек со стариком, им было что обсудить. И Чонгуку с Тэхёном, соответственно, было что обсуждать, но всё никак не получалось. Ведьма уже час как пытается покинуть комнату, не говоря уже про дом в целом. Всё не выходит никак, сколько бы ни пытался. Всё его тело — оголённый провод, тронь и получишь отдачу. Никогда прежде омега не замечал в себе тягу к близости, даже элементарные объятия не казались чем-то нужным или приятным. До тех пор, пока это не связано с Тэхёном. Ведьма просто не может сопротивляться, и как бы внутри ни пылало гневное пламя, оно тухнет с первым наглым поцелуем. Самое позорное — Чонгук урчит. Собственная вечно тихая звериная сущность вылезает в самые волнительные моменты, заставляя щёки полыхать от смущения. Даже сейчас, сидя на чужих крепких бёдрах, омега обнимает Тэхёна за шею и издаёт глубинный рокот. Мужчина не прекращает улыбаться, поглаживая оголённую спину мальчишки. Всё никак не нарадуется, ни наглядится, а полученных ощущений отчего-то слишком мало, хочется больше. Чонгук ругается, злится, обижается, а Тэхёну это в радость. Он счастлив от мельчайшего проявления характера ведьмы, от каждой колкости и глубокой царапины, оставленной коготками на собственной спине. Это всяко лучше, чем ничего. Тэхёну уже хватило четырнадцати лет в неведении, наедине со своей наполовину пустой душой. Потому сейчас, обретя, он готов радоваться каждому вздоху. Что бы ведьма ни говорила, как бы ни ошибалась и насколько бы непокорной ни была, чародей никогда не возмутится. Им и без того вскоре придётся разлучиться на некоторое время, что толку тратить его на выяснение отношений? По тихому рокоту, медленно переходящему в рык, Тэхён понимает, что назревает очередная ссора. Остаётся только ждать, когда то, что роится в мыслях ведьмы, выйдет наружу. — Хочу навестить бабушку, — наконец звучит вслух просьба, которую чародей не единожды уже пропускал мимо ушей, — отпусти к ней. — К вечеру, обещаю, — поспешил заверить омегу чародей, плотнее прижимая к себе. От трения узла об натянутые края ануса Чонгук зашипел и, поморщившись, уткнулся лбом в плечо мужчины. — Снова к вечеру? — хрипло усмехнулся. Не нравится ему всё это. Тэхён явно что-то недоговаривает. — На этот раз точно отпущу, — вздыхает. На лице его четко прослеживается затруднительный мыслительный процесс. Долгих пять минут Чонгук наблюдает за чужой мимикой с осуждающим прищуром. Не любит, когда умалчивают, обманывают. Вряд ли альфа где-то врёт, но наверняка утаивает. — Просто… завтра утром мне придётся уехать на месяц, — вываливает правду быстро, словно побоявшись передумать. — Ориентировочно. Нахмурившись, ведьма упирается ладонями в грудь мужчины и, оттолкнувшись, отодвигается так, чтобы иметь возможность заглянуть в чужие виноватые глаза. — Издеваешься? — процедил, понимая, что вновь ощущает, как кровь в жилах вскипает по-новой. — Почему раньше не сказал? Или ты планировал до завтрашнего утра молчать, чтобы я узнал в самый последний момент. — Я не хотел, правда! Просто ты такой красивый, когда злишься и ругаешься. Смотрю на тебя и мыслей сразу ноль в голове. Сердце колотится, и так сразу не поймёшь, от негодования ли, от смущения. Чонгуку лестны слова мужчины, но вместе с тем бесят до невозможности. В любое другое время омега, краснея, посыпался бы обидными колкостями, но на сей раз возмущение в его мыслях преобладает по немного другому поводу. — Тебе мозги отшибло? — цокнула языком ведьма и, поёжившись от прохлады, мазнувшей по голому телу, вновь прижалась к мужчине. — Твоими стараниями, — хохотнул чародей, вновь обвивая руками талию и спину своей гарпии. За эти дни произошло много всего. — Я постараюсь вернуться как можно быстрее. — Уж постарайся, — фыркнул, зарядив альфе локтем в ребро. — Постараюсь, но обещай, что не будешь разгуливать по городу и лесу после наступления темноты. Даже если будешь не один. Здесь Чонгуку впору возмутиться, мол, как это так? Очередное ограничение! Но… не получается. В памяти ещё слишком свежи воспоминания, связанные с Сокджином и тем злополучным вечером в небольшом леске, вблизи академии. — Обещаю, — вздыхает, прикрывая глаза. Впервые за два дня смогли договориться о чём-то. Тяжёлый топот за дверью вынудил напрячься. Им обоим слишком приятно находиться в своём мягком мире, а любое вмешательство воспринимается крайне негативно. — Джин-а, оно того не стоит, — шипит высокий женский голос. — Вернись на кухню, остолоп! — вторит второй голос, безумно похожий на первый. — Да ладно, они всё равно уже стихли, а значит, не заняты, — небрежно усмехается Сокджин, упорно игнорируя чужие предостережения. Ох, и зря же. Двери в спальню всегда открыты, никто без особой нужды никогда не осмеливается войти в личную комнату господина. Более того, по второму этажу все домработники на цыпочках ходят, чтобы не потревожить чуткий слух чародея. Господин не любит ненужный шум. А Сокджин же делает всё так, как ему заблагорассудится. Распахивает двери настежь и выкрикивает, не желая ждать больше ни минуты: — Эй, профессор, вам тут документы уже как… Мощный поток голубого пламени, озаряя обжигающими свечением полумрачную комнату, всей своей мощью бьёт прямиком по дверному проёму. И даже так Сокджин умудрился увернуться. Фраза «живучий, как таракан» действительно про него. — Ненормальные!

~•°✴️💀✴️°•~

Вечнозелёный лес совершенно не меняется, он словно не подвластен времени и внешним раздражителям. В нём всегда один и тот же климат, тот же свежий воздух и ветер словно шепчет приветственные речи. И Чонгук их слушает с лёгким чувством вины. Не сдержал до конца обещание, данное Тэхёну, наведался в родной лес после захода солнца. Подавленная непокорность дала о себе знать. Хотя, что толку переживать? Чародей не узнает, ещё сегодня утром тот отбыл в штаб военных магов. Дом бабули не намного изменился, из нового только целая крыша и покрашенный забор. Сирра даже замки не поменяла, как хотела, старый ключ Чонгука всё ещё к нему вполне подходит. А внутри никого. Дом прибран, хотя запах пыли и сырости, вероятно, никогда не покинет эти стены, не горит ни одна лампа или свеча. Даже Ева не вышла навстречу, хотя в это время уж она то всегда дома. Сняв обувь, ведьма заглядывает в гостиную, комнату бабушки и даже в свою старую каморку, обустроенную под крохотную спальню на случай, если Ева опять коротает там время и просто не услышала хлопка входной двери. И снова пусто. Кухня оказывается последним местом, куда нагрянул Чонгук. И там, не иронично, его ждал сюрприз. Развалившись на скрипучем кресле качалке, тётушка Ингрит помахивала в воздухе носком лакированного высокого сапога и курила свои любимые ванильные сигареты, выпуская дым в приоткрытое окно, а второй свободной рукой листала старую толстенную книгу из любительской библиотеки Сирры. Кажется, что-то по зельеварению, Чонгук не особо помнит, брал её в руки всего пару раз да и то просто чтобы прибить забравшихся в окно ящеров паразитов. Потушив сигарету об горлышко вазы с бог знает когда завядшими цветами, Ингрит захлопывает книгу и прячет её в свою сумку с пакостливой улыбкой. Откинувшись на спинку скрипнувшего кресла, женщина потуже затягивает резинку на своём высоком хвосте и улыбается. — В самом деле, как в гости пришёл, — усмехнулась она. — Хватит стоять в дверях, сядь уже куда-нибудь и хотя бы привет скажи. Мы же так давно не виделись. Поколебавшись пару секунд, Чонгук всё же переступает порог и присаживается напротив тёти за стол. — Чтоб ты знал, твой отец мне чуть все патлы не выдрал, когда узнал, что ты пропал из лавки, — фыркнула, обиженно дуя губы. — Ну ладно уж, забудем прошлое, я всё равно здесь не за этим. Бубня что-то несвязное себе под нос, Ингрит вновь полезла в свою сумку. Стоило щёлкнуть заком и та вновь тихо раскрылась, а изнутри выбралось наружу слабое сияние. Полезный артефакт, вмещающий в себя что угодно, не зависимо от веса и размера. Этакое переносное хранилище. — Не оно, — цокнула языком и с усердием продолжила рыться во внутренностях сумки, — щипчики, пинцет, пистолет… о, тортик! Хочешь тортик? — сложив руки на груди, Чонгук отрицательно покачал головой. — Ну и правильно, он всё равно уже в жижу превратился. Да чтоб тебя, где же он? — обречённо застонала. Мальчик до этого момента и не замечал, насколько Ингрит похожа характером на свою мать. Весьма забавное открытие. — Ага! — воскликнула женщина и выдернула из сумки какой-то блокнот с ликующим видом. — Обложка только в креме немного. Но страницы целые! Наверное… Чужое подношение Чонгук принимает неохотно, а чтобы открыть блокнот приходится сперва протереть обложку. И даже так она всё равно остаётся липкой, приходится листать страницы так, не поднимая со стола. Это дневник с личными записями Джинсу. Вёл он его из рук вон плохо, записывал свои мысли раз в три месяца, а бывало, что вспоминал о нём вообще единожды в год. Ничего особо удивительного. В одной записи ещё молодой омега радуется, что смог поступить в Астролис своими силами, в другой во всех красках описывает знакомство с Ли Шаном, потом пропадает на полгода. — На кой хер мне это? — возмутился Чонгук, недоверчиво глядя на тётю. — Просто читай, — закатывает она глаза, — зануда. Что ж, ладно. Всё-таки, это же его папа, даже если Чонгук его и не знал, можно хотя бы проявить элементарное уважение к истории его жизни и прочитать до конца. В конце концов, это его мысли, которые от выражал только так, на бумаге, искренне и честно, было бы куда печальнее позволить им остаться незамеченными. Даже если вдруг при жизни Джинсу не хотел, чтобы кто-то читал его личные записи… его жизнь прошла и раз тётушка Ингрид посчитала нужным вынудить Чонгука прочесть дневник папы, значит, как было суждено. Дальше мало чего интересного. Джинсу радуется небольшим достижениям в магии, знакомству с Ким Борам и Чхве Шихо, в которых омега узнаёт родителей Тэхёна. Однако позже записи становятся всё более тревожными. «…не могу отделаться от ощущения, что Шихо постоянно прожигает меня взглядом. Он всегда оказывается там, где я его не жду, а эта излишняя доброжелательность и услужливость досаждают. Шан ничего подобного не замечает. Может, я просто себя накручиваю? Но с Борам он не так мил…» «…моя девятая течка в стенах академии. Скрывать настоящего себя в этот период сложно и физически больно. Стыдно перед Шаном. Он думает, что раз не подпускаю к себе в течку, значит не доверяю или, хуже того, не люблю его вовсе. Не могу иначе, мне нельзя показывать себя настоящего. Он меня бросит, в лучшем случае, а в худшем сдаст властям или на месте прихлопнет. Я люблю его безмерно, не быть честным — непозволительная роскошь для гарпии в нынешнее время». «…Шихо признался мне в чувствах, ощущаю себя крайне скверно. Боюсь показаться на глаза Борам. Что я ей скажу, да и знает ли она вообще обо всём? Ещё и Шана нигде не могу найти уже неделю, а без него мне не хватит духу опять увидеться с этими двумя…» Всё достаточно обрывочно, а среди длиннющих записей с трудом удаётся вычленить хотя бы парочку интересных абзацев. В основном Чонгук для себя выделил некоторое количество фактов: Джинсу жил перебежками по империи вместе с папой, в пятилетнем возрасте того не стало, мальчик попал в приют. Усердно учился и в шестнадцать лет смог выбить себе место в академии. Примерно тогда же объявился его отец, от которого Джинсу с папой прятались до самой смерти второго. Мужчина уговаривал сына вернуться в некую «обитель матери бездны» и в случае отказа грозился сдать собственного ребёнка имперской армии в качестве гарпии. Именно эту ссору застал Чхве Шихо. Он стал первым среди всех, кому раскрылась тайна личности Джинсу. …и этой тайной чародей нагло воспользовался. — О Господи, — поражённо выдохнул Чонгук, повторно пробегая глазами по тексту, расчерченному на страницах извилистым, словно живым, почерком. Вся свалившаяся на омегу информация выглядит так, словно её никто не должен был знать. Пожалуй, единственное, что по-настоящему может потрясти или, того хуже, сломать Чонгука — это успешное посягательство на собственную неприкосновенность. Сексуальное насилие нельзя оправдать и безумно сложно пережить, не каждый справляется. В мире, в котором росла ведьма, были нередки случаи успешных актов насилия над детьми и подростками, так уж сложилось, что рядом с городом, в котором жил омега с отцом, очень близко располагалось село. Уклад жизни для всех его жителей был старинным, традиционным, а близость до брака — табу. Многие сельские мужчины, всю жизнь повинуясь своим традициям, срывались, когда оказывались за пределами родных мест. В городе их руки развязывались. Но одно дело знать и сочувствовать тем, кому так тотально не повезло в жизни, и совершенно другое осознавать, что подобное происходило с твоим близким человеком. Чонгук не знал Джинсу, их встреча была мимолётной, но так или иначе… это ведь его папа. Человек, подаривший ему жизнь ценой собственной. Причина, по которой его семья порвала связь с Кимами, становится предельно ясной. — Прочёл? — окликнула Ингрит. Медленно перелистнув страницу, омега кивает. — Знаешь, твой отец рассчитывал, что я смогу привить тебе отвращение ко всему роду твоего чародея историей твоего папы, однако, по правде, я не то чтобы вообще соглашалась. Ли Шан и тут оплошал. Как бы больно ни было осознавать обстоятельства прошлого и насколько бы его не трогали мысли разбитого Джинсу, небрежно выплеснутые на бумагу в тот самый день, этого не достаточно, чтобы возненавидеть Тэхёна и всю его семью. Тем более с учётом, что главного виновника уже давно нет в живых. Хотя, если совсем уж честно, неприятный осадок всё же остался. — Мой тебе совет: при следующей встрече с отцом шандарахни его чем-нибудь потяжелее, — хохотнула Ингрит, натягивая на плечо ручку сумки, и, вставая из-за стола, задвинула лёгкое кресло качалку. — Мне понравилось, как ты разукрасил его в прошлый раз, горжусь, — и, чтоб уж наверняка выразить своё восхищение, громко чмокнула племянника в щёку. — Оставь дневник у себя, прочитаешь по возможности до конца. И не принимай поспешных решений, особенно если они будут в пользу моего брата! Спешно попрощавшись, Ингрит сбегает быстрее ветра, оставляя Чонгука со своими мыслями. Тяжёлыми, спутанными мыслями.

~•°✴️💀✴️°•~

«С началом беременности участились мои кошмары. И без того тошнотворное ощущения увядания внутренней магии только подкрепляется картинками прошлого. Я устал это видеть из раза в раз. Особенно огорчают грустные глаза Шана, он переживает эти кошмары вместе со мной. Не могу поверить, что не смогу вырастить собственного ребёнка. Не хочу умереть, даже не увидев собственное дитя. Мне всю жизнь хотелось иметь большую семью. В приюте я всегда был окружён крикливыми малявками, хотел того же, если смогу найти человека, который разделит мою мечту. Я нашёл, но неудача нас опередила. Мой ребёнок родится ведьмочкой, Сирра и Ингрит ждут его сильнее всех. Про Тэхёна вспоминать мне особенно не хочется. Он часто навещает нас, крутится вокруг Сирры, пытается помогать мне во всяких мелочах. Сам по себе юный чародей замечательный ребёнок, но от его присутствия больно. Вижу в нём не добродушного юнца, а дитя моего ночного кошмара. С какой стороны бы ни смотрел, не могу отделаться от этих мыслей. Сирра как-то высказывалась по поводу подозрений в связи мальчишки Кимов и моей ведьмочки. Не хочу верить даже в саму вероятность. Не могу отдать своего мальчика в их руки. Почему нельзя всю жизнь ходить беременным? Чтобы мою ведьму никто не забрал. Даже когда меня не станет, я хочу быть уверенным, что мой сын никогда в жизни не столкнётся с той семьёй и, возможно, я знаю, как этого добиться, но одобрит ли это Шан? Он уже пообещал сводить Чонгук-и в мой приют, когда тот подрастет. Там есть безумно красивое озеро, я часто вылавливал оттуда других детей в тёплое время года. В нём обитают маленькие духи, ночью они нежными голубыми и зелёными огоньками летают над поверхностью воды и, искрясь, заводят друг с другом весёлые игры. Моё любимое место, хотел бы я когда-нибудь лично привести туда мою ведьмочку, уверен, его бы это тоже зацепило, как цепляло многих детей, живших со мной в приюте. Даже самые колючие из них смягчались, стоило им побывать на озере. Пишу и на глаза слёзы наворачиваются. Представлять картинки, в которых есть я и мой подросший мальчик — это больно. Мне остаётся только надеяться, что я не скончаюсь сразу после родов и хотя бы смогу увидеть его сморщенное красное личико, даже такая малость меня сможет осчастливить. Мне начинает казаться, что я схожу сума. Пару раз я чуть не прикончил Шана при пробуждении. Мне привиделось, что на его месте лежит кое-кто совсем другой. Я оставил на его груди рваные раны от когтей, а он… с грустной улыбкой прижимал меня к себе, пережидая мою истерику. Мне безумно стыдно, не хочу доставлять столько проблем единственному любимому человеку, вижу ведь, что со мной ему тяжело. Осталось совсем немного. Ещё пара тройка месяцев и всё закончится. Выдохнет ли Шан с облегчением, когда я наконец покину его?» Это была последняя именно внятная запись. А самая-самая последняя не несла особого смысла, два оставшихся листа были попросту разрисованы наляпистыми буквами, кое-где от пера даже остались прорези в бумаге. Но слово там было всего одно: «…прости…» Два листа подряд заполнены всего одним словом, а кому оно было адресовано — сиди и гадай. Чонгук опечалено вздыхает и закрывает блокнот. Поправляет лёгкую куртку на плечах и откидывается на спинку сидения, прислушиваясь к размеренному звуку тарахтящих колёс и пролетающих потоков ветра за окном повозки. Время раннее, около восьми утра. Пользуясь своим свободным выходным, омега решил всё же наведаться в старый папин приют. В конце концов, это было самым сильным желанием Джинсу. Ехать пришлось долго, почти пять часов без остановок. Приют, как оказалось, находился близко к деревне, которая испокон веков граничит с обрывом в бездну. Становится ясно, почему все попутчики вышли ещё за несколько часов до конечной точки. В повозке остались только возничий, который постоянно подозрительно косился на своего последнего пассажира и, собственно, сам Чонгук. Мужчина пару раз спрашивал, точно ли молодому омеге нужно в те места, а ведьма только улыбалась вежливо и кивала, надеясь поскорее добраться до нужного места. В приюте его встретил милый низкорослый пухлощёкий мужчина, сын предыдущего хозяина, которому совсем недавно передали управление приютом. Выслушав краткую историю гостя, Хорас, тот самый управляющий, охотно впустил ведьму. Гости в здешних местах редкое явление, а местные жители, пусть и относятся ко всему с опаской из-за близости к бездне, всегда рады новым знакомствам. Хорас проводит для Чонгука небольшую экскурсию, знакомит с некоторыми детишками, коих оказалось не так уж много, ведь откуда браться брошенным детям в малонаселённой деревеньке? Озеро, которое описывал Джинсу, действительно чудесное, можно сказать живое. В нём плавает разная рыба и часто выпрыгивает из воды, не боясь, что будет поймана, а по поверхности скользят водомерки, да и в целом само дно достаточно чистое. Видно, что за озером ухаживают. И всё равно, Чонгуку хотелось бы увидеть его ночью. Хорас и здесь не отказал. Предложил ночлег в свободной комнате и вкусный обед. Время до вечера омега коротал с детьми, играл с ними в шашки, откровенно поддаваясь. Место здесь такое, тихое что ли, словно вся его атмосфера нацелена на отвлечение и успокоение. Мальчик постепенно начинает понимать, почему папа так хотел показать ему приют, в котором вырос. — Чонгук, — окликнул омегу Хорас ближе к вечеру. — Ты не видел малышку Ю́ри? Всего на пару минут отвернулся, а её уже и след простыл. Отвлёкшись от помощи с уборкой в столовой, ведьма хмуро огляделась по сторонам. Девочка всё время крутилась вокруг, виляя пушистым собачьим хвостиком, а теперь её действительно нигде нет. — Может, на заднем дворе? — проверяя собственную догадку, обернулся, чтобы заглянуть в окно, ведущее на поляну с озером. Но все надежды оборвались, когда к дверям обеденного зала прибежала парочка испуганных мальчишек. — Ю́ри через забор перелезла! — тяжело дыша, выпалил самый старший. — Только что, мы увидели и с-сразу сюда. Хорас, словно перестав дышать, схватился руками за стол. — Батюшки, — выдохнул мужчина, явно побледнев. — Куда она могла побежать? — не тратя времени впустую, Чонгук стразу поспешил к выходу, чтобы натянуть ботинки. Не беда, можно и прогуляться, заодно девчушку в приют вернёт. — К обрыву, конечно же! — обречённо выстонал Хорас, хватаясь руками за голову. — Думал, она это переросла. Ага, аж сто раз! — Ей нравится наблюдать за бунтующими душами в бездне, — пояснил тот самый мальчик постарше. Кажется, его Маршал зовут. Чонгук не запоминал, слишком много имён для одного дня. — Может, мне пойти с тобой? — Не нужно, — вздохнул омега, — я скоро вернусь. Помоги лучше прибраться в обеденном зале. Мальчик, закусив губу, неуверенно кивнул, но ведьма уже не смотрела в его сторону. … омега даже не успел услышать, как звякнула молния его собственной сумки, оставленной в коридоре… Чонгук не знал точного направления, поэтому ориентировался чисто на своё зрение, что было проблематично из-за вечерней полутьмы. Даже добравшись до обрыва, он ещё долго шел вдоль него, пока не встретил того, кого искал. Юри, не заботясь о собственной безопасности, сидела на земле, свесив ножки и наклонившись так, чтобы видеть всё происходящее внизу. От одной только картинки у Чонгука дыхание перехватило. Он подлетел к маленькой дурочке быстрее, чем та услышала его шаги, и отдёрнул её на себя за воротник на платьице. — Решила, что не хочешь доживать до совершеннолетия? — цокнул языком омега, укоризненно глядя в испуганные глазки девочки. — Зачем так пугаешь своих друзей? Весь приют на уши ставишь. — Ай-ай, хён, задушишь! — забрыкалась Юри. — Прости-и-и! Отпусти пожалуйста, больше не буду! Вздохнув, Чонгук поставил девочку на землю и, легонько шлёпнув её по спине, чтобы придать ускорения, направил обратно в приют со словами: — Тогда марш назад. Омега и сам собирался пойти следом, но шепот из бездны его приостановил. Звуки доселе невиданные. Из-за учебной программы в академии ведьма часто слышала про бездну и то, настолько загадочно её устройство. Она — объект многочисленных исследований и причина смертей многочисленных деревенских пьяниц. Любопытство пересилило. Шагнув ближе к обрыву, Чонгук слегка переклонился, чтобы заглянуть вниз. …все внутренности разом похолодели. Скопище бунтующих душ выглядело как олицетворение ночного кошмара. Словно сотни неприкаянных остатков чего-то человеческого, толпясь, сводят друг друга с ума. Просят о помощи, молят о конце, угрожают и обещают медленную мучительную смерть. Чонгук замечает среди всей этой черни обезображенные человеческие лица, искажённые, иссушенные. Настоящий ад на земле. Чувствуя закравшуюся панику при виде истинного лика бездны, ведьма отпрянула. Если всматриваться долго, то вполне возможно сойти с ума. Чонгуку его ум ещё дорог, поэтому, не желая слышать больше стенания черни, разворачивается и делает шаг к приюту. Всего один, второго не следует. Нечто склизкое и холодное, заверещав, со шлепком врезается в его лицо. Земля словно уходит из-под ног, а в спину бьют потоки ветра. Омега испуганно забился в воздухе, пытаясь содрать с лица верещащее нечто, а когда ему это удалось, сознание заволокло праведным гневом. В руке Чонгук сжимал за шею лилового ящера, своим ором перекрикивавшего стенания бунтующих душ. Но их гул с каждой секундой становился всё громче, оглушительнее, а точка, на которой ещё совсем недавно он отчитывал малышку Юри, всё отдаляется. Резкая боль во всём теле вынудила картинку перед глазами пропасть, в ушах зазвенело, а все чувства разом отключились. Похоже, держать обещания — не то, в чём Чонгук действительно хорош.