~•°✴️💀✴️°•~
Это утро стало для ведьмы непривычно умиротворяющим. Впервые не слышались чьё-то копошения за стеной, не было запаха сырости или приевшегося гнилостного от неубранной с прошлого вечера одежды для практики Сокджина. Окна были приоткрыты, тёплый ветер гулял по просторной комнате, вынуждая кожу оголённых стройных ног покрыться гусиной кожей. Чуть поёжившись, Чонгук машинально старается прижать колени ближе к груди, но нечто тёплое служит препятствием. Нахмурившись и распахнув глаза, ведьма обнаруживает две чужие руки, обнявших поперёк груди и живота. Тэхён прижимает его к себе крепко даже во сне и дышит медленно в затылок. Тяжело сглотнув, мальчик старается не зацикливаться на том, насколько будоражащее ощущение посетило его в этих объятиях при пробуждении, насколько приятно было ощущать себя, слишком высокого широкоплечего как для омеги, маленьким по сравнению с чародеем. От этих навязчивых мыслей обжигающее чувство проходится вдоль по телу и скапливается внизу, возбуждая. Пока не стало совсем поздно, Чонгук аккуратно отлепляет от своего тела сначала одну руку, затем вторую и, вовремя среагировав, подменяет себя большой подушкой. Не ощутив подвоха, Тэхён лишь секундно поморщился и покрепче прижал фальшивую ведьму к себе. Облегчённо выдохнув, омега соскальзывает с мягкой постели и пулей вылетает из спальни, при этом умудряясь вовремя не хлопнуть дверью и, опомнившись в последний момент, тихо прикрыть её. Нервотрёпка с утра пораньше, всё же, его настигла, зря только порадовался. Выбравшись в коридор, Чонгук выдохнул с облегчением и медленно поплёлся к лестнице на первый этаж. А добравшись до неё, так и не ступил на ступеньки, только занёс ногу и тут же вздрогнул от и тихо охнул, когда взгляд пал на босые голые ноги. Твою налево. Воспоминания со вчерашнего дня стали постепенно возвращаться, а вместе с ними и запоздалое чувство стыда, разом навалившееся на ведьму всем своим многотонным весом. Что ж, теперь ему будет сложнее смотреть Тэхёну в глаза и не желать чего-то большего, краснея от собственных непристойных мыслей, но об этом он подумает чуть позже, потому что прямо сейчас желудок омеги издаёт протяжные отчаянные стоны, грозясь начать поедать самого себя. Он ведь со вчерашнего утра ничего не ел. Бредя по коридорам, Чонгук не встречает почти никого, разве что парочку горничных и мужчину средних лет, нервно утирающего вспотевший лоб белым платочком. В контрасте со вчерашней толкучкой это напрягает, хотя, если задуматься, сейчас же раннее утро, солнце едва выкатилось из-за горизонта. Может, общий рабочий день начинается позже? Но, впрочем, плевать, это не его дело. А вот что действительно его дело — желудок, стенки которого скоро слипнутся. Кухню приходится поискать, но благо это не занимает больше десяти минут. Только вот, не ожидал Чонгук там встретить кого-то постороннего, максимум кухарку, но никак не разодетую лисицу. Незнакомая девушка, наматывая длинный локон рыжих волос себе на указательный палец, сидела в небольшом креслице в расслабленной позе, закинув ногу на ногу, и покачивала в воздухе лакированной туфелькой на неприлично высоком каблуке. Интересно, как часто эта обувь её подводит? Стройные ноги незнакомки облепляли сетчатые колготки, а короткая облегающая бордовая юбка едва доходила до середины бедра. Лисице было явно скучно, она медленно перелистывал страницы в какой-то супер важной на вид папке, и даже когда на кухню вышел кто-то ещё, лишь лениво похлопала глаза и зацепилась недовольным взглядом в нежданного гостя. Чонгук ещё не знал, что чуть меньше часа назад эта девушка чуть не устроила скандал, когда дворецкий и пара охранников не пропустили её в спальню хозяина дома. Такого прежде с ней не случалось, ещё пару лет назад любые двери в этом доме были для неё открыты! Бесит, особенно то, что причина для таких резких изменения действительно была. У чародея теперь есть омега. Он сам об этом сообщил и попросил впредь ни на что не рассчитывать, но, чёрт возьми, это сложно! В памяти Сангхи ещё слишком свежи воспоминания о тех страстных ночах, которые она проводила с Тэхёном. Чаще всего это было вынуждено, в его гон или в течку лисицы, куда реже из обоюдного желания. Глупо утверждать, что Сангхи не надеялась на что-то большее. Конечно надеялась! Сколько бы раз ей ни говорили, что связь с чародеем заканчивается хорошо только в том случае, если ты ведьма, да ещё и не простая, а предназначенная в ему в пару, повязанная с ним судьбой, но Сангхи была всего лишь слепой лисицей, втайне мечтавшей о большой любви. Бесстрастное лицо того, кто отобрал у неё эту мечту, видеть было унизительно. Как минимум потому, что представший перед ней омега не был простенькой наружности. Высокий, подтянутый и с даже на вид мягкими и вьющимися тёмными волосами. У Сангхи перехватывает дыхание, то ли от безразличия ведьмы, с которым та прошла мимо, едва окинув взглядом лисицу, то ли от потрясения, вызванного чужим внешним видом. На Чонгуке была только рубашка на ряд размеров больше его собственного, и запах Тэхёна. Последнее лисица уж точно ни с чем бы не спутала. — Здороваться папочка не научил? — рявкнула Сангхи, удивившись резкости собственного голоса. Сперва ей даже показалось, что омега её не услышал. Лишь спустя полминуты, отставив от себя опустевший от воды стакан, Чонгук обернулся. Взгляд его был нечитаемым, пустым и откровенно безразличным. По спине Сангхи пробежался холодок. — Привычка, — вздохнул мальчишка, зачёсывая пальцами назад волосы, — пришлось научиться игнорировать излишне злые и недоброжелательные взгляды, иначе бы я не дожил до сего дня. А что, тебя это настолько оскорбляет? Ведьма даже не пытается общаться с незнакомкой уважительно. С первого взгляда ему стало понятно, кем лисица себя считает и чего ждёт. Она явно не домработница, не кухарка и уж тем более не сестра Тэхёна, а значит, вариантов, кем она приходится мужчине, осталось немного. И, кажись, своими догадками Чонгук попал точно в цель. Может, со стороны и не видно, но ведьма в полном предвкушении! Ещё когда-то давно, сидя в ведьминой лавке, мальчик постоянно таскал с собой всякие книжки из близкой к дому кофейни. Там действовала постоянная акция, приноси свою книгу и выбери одну из тех, которые приносили до тебя другие посетители. Погружение в любовные романы девяностых годов было неизбежно, позже он пристрастился и к современной любовной прозе, к хорошей и написанной из рук вон плохо. Последнее он особенно любил, постоянно читал, но только из желания похохотать от души над глупейшими клише и слишком предсказуемыми сюжетными поворотами. Внезапное появление бывшей любовницы — особо любимый сюжетный твист у авторов третьесортный бульварных романов. Закономерно они появляются именно тогда, когда у главных героев всё слишком хорошо. Чонгука всегда бесило, что после появления такой бывшей любовницы весь сюжет идёт под откос. Обычно хватает всего пары её слов, чтобы главные герои разругались в пух и прах, а потом разошлись как в море корабли. И всё, после такого поворота «happy and» можно ждать только через десять или двадцать лет сюжетного времени, да и тот будет не очень долгожданным, потому что к тому моменту события просто начнут бесить читателя. А вот что на самом деле смешно — именно такой сюжетный поворот прямо сейчас и происходит. Думал ли Чонгук, что когда-нибудь действительно окажется в центре подобного абсурда? Да ни в жизни! — Где Тэхён? — не унимается лисица. — Отсыпается после тяжёлой ночки, — вздыхает ведьма и наклоняет голову к одному плечу, умышленно оголяя участок шеи, на котором красуется багровый засос. — Я его загонял, прояви терпение. Лицо Сангхи исказилось в поражающих Чонгука эмоциях. Надо же, он впервые видит, чтобы черты лица человека так ломались. — Это ненадолго! — зашипела она и подорвалась с места, за долю секунды подлетев к ведьме. — Помни это. Я, и уж тем более ты, не первые и не последние, кто греет его постель, мальчик. — Хах, об этом можете не переживать, тётушка, — нарочито вежливо, особенно выделяя последнее слово. Приходится подавить улыбку, когда лисица дёргается от поистине унизительного обращения. — Я сумею позаботиться о том, чтобы никто посторонний даже не смел взглянуть в его сторону. А он, чтобы не косился на других, и поверьте, я не поступлюсь нормами морали. Вместе с бесцветной усмешкой мальчишки тонкая прядка, выбившаяся из челки Сангхи, внезапно вспыхивает. Синий огонёк, укорачивая рыжий локон, стремительно подбирается к корням волос и девушка еле успевает затушить его пальцами. Ещё бы чуть-чуть, и стояла бы здесь лысая обугленная лисица. Ну и бред! Таких глупостей вслух Чонгук ещё никогда не произносил. Эти угрозы звучат настолько не реалистично, что ведьме и самой смешно. Но лисица мальчишку практически не знает, потому его слова звучат для неё более чем правдоподобно. Глупая шутка возымела свой эффект. Сангхи, поджав губы, не смогла сдержать слёзы и, отбросив принесённую ей папку на столешницу, умчалась прочь. И даже не постеснялась напоследок задеть плечо омеги своим. — Я ведь пошу… — едва заговорив, Чонгук запинается на последнем слоге. Оглушительный хлопок входной двери заставляет седовласого дворецкого вздрогнуть, — …тил. Нервная какая, даже не дослушала, — вздыхает, — а я ведь по-доброму хотел. Тихий низкий смех из коридора пускает волну мурашек по позвоночнику ведьмы. Вздрогнув, Чонгук резко оборачивается. Тэхён не стоит в дверях, его вообще толком не видно. Чтобы отыскать мужчину, приходится выйти в коридор. — Да, завуалированные угрозы — это очень по-доброму, — посмеивается чародей, сидя на диване в гостиной и подпирая висок кулаком. — Мне досталась безумно добродетельная ведьма. — Ужас какой, — цокает языком омега, неторопливо подходя к чародею, — наверное, судьба допустила вопиющую ошибку, добродетельная ведьма не пара грозному адову чародею! Что ж, тогда мне стоит уступить нагретое местечко твоей подружке, а я, так уж и быть, пойду искать себе нового чародея. — Кто же тебе позволит? — хмыкнул Тэхён и, не дожидаясь, пока Чонгук приблизится, сам привстал и схватил того за рукав, чтобы в следующую секунду с силой дёрнуть на себя. От резкой смены положения весь воздух вышел из груди омеги. Лицо чародея оказалось в непосредственной близости перед его собственным, а горячее дыхание дразняще щекотало искусанные омежьи губы. — А разве я буду спрашивать разрешение? — усмехнулся Чонгук, изогнув брови. — Всю жизнь сам себя воспитывал и решал, что для меня будет лучше, а тут вдруг должен ждать чьего-то позволения? Много чести, профессор. А в глазах мужчины черти пляшут, прямо вокруг танцующих языков голубого пламени. Неужто уверенные слова ведьмы его так распаляют? — Ты словно стал старше, — выдохнул Тэхён и, закусив губу, подался вперёд, чтобы покрепче обвить тонкую талию омеги и ближе к себе притянуть, не оставляя между ними ни единого лишнего пространства. — На пару лет так точно. — Радуйся, пока можешь, — выдохнул Чонгук, прилипнув взглядом к чужим губам, растянувшимся в соблазнительной ухмылке. — Вот вернусь в академию и буду опять вести себя как обиженный жизнью гремлин. — Зря ты говоришь это, — чародей лишь шире улыбается, когда ловит взгляд омеги на своих губах. А ведь, если подумать, целовались они всего единожды и очень давно. В другие разы им всё время что-то мешало, — потому что у меня всё меньше желания возвращать тебя в академию. Понять, кого первым потянуло, довольно трудно. Губы столкнулись в сперва неуклюжем поцелуе, а после — в кусачем и мокром, где главенство взял на себя чародей. Чонгук млел от сильных рук на своём теле, от настойчивого языка и зубов, непрестанно терзающих его губы. Ведьме стало казаться, что воздуха не хватает. Тэхён смыкает свои ладони на его талии, ощутимо сдавливая, прижимает к себе, а по телу мальчишки пробегают множественные импульсы. Умеренная грубость и сила альфы непонятным образом сочетаются с мягкостью и обожанием, каждое прикосновение к телу Чонгука насквозь пропитано этой буйной смесью. Тэхён первым отлипает от сладких губ с характерным чмоком и роняет голову омеге на плечо, жмурясь. — Не ёрзай, до греха доведёшь, — шипит, одним резким движением спускаясь с талии ведьмы на бёдра, и, сжав, фиксирует на месте. Чонгук дышит часто, подрагивая. Большие руки мужчины на его бёдрах выглядят слишком привлекательно. Становится невыносимо сложно думать. — Не могу, — шипит, тяжело дыша. Чонгук многое хочет произнесем вслух, только язык не поворачивается. В голове сразу столько слов, но ни одно не находит выхода. Мальчику чужды искренние разговоры, куда проще изъясняться через действия, активно демонстрируя свои желания. Когда, как не сейчас их проявлять? Последние события заставили раскрыть глаза шире. Коротать дни наедине с собой для ведьмы было чем-то привычным, а изредка мелькавшие в его жизни люди казались просто естественным явлением, от их присутствия не было ни горячо, ни холодно. Их было не страшно терять. Ныне же оставаться в подобной позиции стало невозможно. Может, Чонгук и привык всегда быть один, но теперь это не кажется такой уж привлекательной перспективой. Больше не хочет, и возможно, что уже не захочет никогда. Ли Чонгук с детства умный и самостоятельный мальчик, потому сейчас ему не составляет труда без сторонней помощи понять, что его нынешнее счастье, а иначе чем счастьем его самоощущение не назвать, вещь слишком хрупкая. Поэтому нужно брать всё, что хочется, именно сейчас. Кто знает, быть может, уже завтра такой возможности не представится. Присутствие отца где-то поблизости угнетает, конфликт с гарпиями пугает, а появление лисицы в доме чародея нервирует, пусть даже её здесь уже и нет. — Чонгук, пожалуйста, — чужой напряжённый тон голоса омегу не колышет, а попытку чародея отодвинуться ведьма воспринимает с агрессией. Чонгук тихо рычит в чужую шею и наотрез отказывается отлипать. — Ты слышишь меня? Слышит, конечно слышит, но откликаться желанием не горит. Перед глазами совершенно открытая медовая шея, запах от которой дурманит похлеще любого афродизиака, а своим бедром он чувствует весьма честную реакцию мужчины. И Чонгук откровенно провоцирует, трётся об выпирающий бугорок и сам пребывает в шаге от того, чтобы просяще заскулить. Собственный член липнет к подолу длинной рубашки с изнаночной стороны. — Я не железный, Чонгук, — и сколько бы раз ни повторял, сил оттолкнуть ведьму он в себе не находит. — На то и был расчёт, — хриплая усмешка оборвалась и очень быстро превратилась в испуганный вскрик, когда ладони мужчины, перекочевав с бёдер на ягодицы, сжали мягкую плоть и рывком притянули, сталкивая два возбуждения. Внезапный напор Тэхёна сбивает все возможные здравые мысли. Он никогда не был полностью ласковым с ведьмой, это и привлекало. Альфа сам по себе такой: слишком честный, даже если и общается с сарказмом и иронией, требовательный, но весьма терпеливый, в меру грубый там, где это действительно надо и слов на ветер не бросает. Он по всем критериям взрослый мужчина и на мгновение Чонгуку даже стало не по себе от этого осознания, ведь сам он только недавно переступил порог совершеннолетия. Практически все мысли уходят на второй план кроме одной наиболее настырной. В голове на повторе крутится одно ёмкое «Хочу». Ни за что ведьма не скажет это прямо, нет уж, точно не сегодня. Сегодня только действия, а научиться нормально говорить всегда можно и потом. Хотя, возможно, не стоит заглядывать наперёд. Мысли, стучащие в запертые двери, внезапно варварски срывают замки, когда поплывший взгляд ведьмы цепляется за мелькнувшую в дверном проёме парочку девиц в белых фартучках. Чёрт, он ведь совсем забыл, что в этом доме они не одни. — А… — звучит сиплое замешательство, — я передумал! Тэх-ёбт! — громкий вскрик, с которым Чонгука опрокинули на диван, вызывает ещё больше шороху. Затаившиеся за стеной работники, только заступившие с утра на смену, зашептались. Глаза мужчины горят ярче привычного, и выглядит он весьма решительно. И не менее решительно действуют его руки, беспрепятственно скользящие под рубашку омеги. Её подол задирается до самой груди, оголяя живот и рёбра, и только тепло чужого тела в непосредственной близости позволяет не дрожать от прохлады. — Это жестоко с твоей стороны, — горячо шепчет в покрасневшее ушко, наслаждаясь реакцией Чонгука. Весь он словно натянутая струна, гляди, кабы не лопнул. — Говорил же, до греха доведёшь. И, чёрт возьми, действительно довёл. При этом ещё и очень доволен добытым результатом. Ведьме нравится побуждать чародея к действиям, нравится ощущать чужую силу и напор. И всё бы прекрасно, вот только свидетели за стеной сбивают весь настрой. — Мы не одни! — возмущённо шипит мальчишка, слабо брыкаясь, и тихо мычит от ощущения чужих рук на груди. Пальцы альфы не оставляют торчащие соски ведьмы без внимания. Возмущение Чонгука чародей всё же принял к сведению. Метнул гневный взгляд в сторону двери и та с грохотом захлопнулась, чётко давая понять лишним ушам, что их присутствие, мягко говоря, нежелательно. — Так тебя больше устроит? — цедит сквозь зубы, всматриваясь в широко распахнутые глаза ведьмы. Зрачки расширенные, дышит глубоко и часто, в одном кулаке сжимает обивку дивана, а другой цепляется за широкое плечо чародея. Чонгук не находится с ответом, и руки Тэхёна, лёгшие на острые колени, мыслительному процессу не способствуют. Альфа разводит его ноги шире, вклинивается между и предельно ясно даёт понять, что без продолжения никто из них двоих из этой комнаты не выберется. Собственная невинность не служит помехой, мужчина легко всё компенсирует, направляя, и берёт большую часть инициативы на себя. Смена позиций омегу малость смущает, как и тот факт, что его тело оголено до груди, ещё и при свете дня, но об этом не удаётся долго размышлять под горящим взглядом Тэхёна. Чонгук не сопротивляется, даёт полную свободу действий, чем мужчина умело пользуется. Подаренная вседозволенность разводит пожар в сердце, поджигает внутренности и обращает в пепел все мысли, что не имеют связи с порочным ликом его гарпии. Чонгук для него безбожно красив, особенно сейчас, полностью обнажённый, едва скрывающийся за его же, Тэхёна, рубашкой. Она ведьму не спасёт, точно не от голодавшего последние годы чародея. С момента, как повстречал шестнадцатилетнего мальчишку, больше ни на кого не смотрел, больше никого не хотелось так сильно, как прежде. Впредь никто мужчине не нужен так, как его ведьма. Мальчишка течёт, густо и обильно. Стыдится, отворачивается, но никак не может скрыть влажные подтёки на внутренней стороне разведённых бёдер. Тэхёна от этого невинно-порочного вида ломает. Сдерживать свои желания, чтобы не спугнуть омегу, больше не представляется возможным. Быстро спустившись, чародей крепко удерживает бёдра разведёнными, стискивая под коленями, и одним широким мазком проходится по внутренней стороне бедра, слизывая терпкий вкус омежьей смазки. С ума себя сводит, и Чонгука в том числе. Тот едва сдерживает стон и неосознанно опускает руку на макушку Тэхёна, сжимая его волосы в ладони. Главное, чтобы когти не выпустил, а так пусть хоть все волосы повыдирает, альфа не станет возражать. В мыслях только Чонгук; его большие глаза, сияющие возмущением и скрытым волнением, руки, покрытые отпечатками истории болезненного самосовершенствования, и его тело, реагирующее дрожью на всякое прикосновение. Чувствительный, особенно к грубому обращению. Член ведьмы дёргается каждый раз, стоит только Тэхёну сдавить сильнее или оставить более глубокий засос. Мальчик, не знавший доселе тепла, будь то родительское или дружеское, сейчас принимает всё, что ему готовы дать. И чародей даёт, даёт всё своё внимание и безмолвно обещает большее. Подбирается к самому сокровенному осторожно, но стремительно. Вновь целует глубоко, не давая сделать лишнего вздоха, и разводит мягкие ягодицы, соприкасаясь с эпицентром мокрого беспорядка. И это всё из-за него, и для него. Ни для кого больше, Глаза выжжет тому, кто позволить себе даже просто помыслить в подобном ключе о его ведьме. Поцелуй Тэхёна пожирающий, Чонгуку едва удаётся подстраиваться. Ощущения убийственно приятные, но воздуха не хватает. Мужчина словно пытается высосать из него душу через этот поцелуй, а омега и рад. Сам её отдаёт и даже не сразу ощущает, как палец, массировавший края ануса, туго проникает внутрь девственного нутра. — Посмотри на себя, — шепчет змеем искусителем на ухо, вжимаясь пахом во вздыбленное омежье естество, и полностью проникает пальцем в анус, — сжимаешься и течёшь, а я ведь толком ничего не сделал. Возбуждает сила? — усмехается, цепляясь глазами за красную головку мальчика, прижатую к очерченному мышцами животу. — Твой член дёргается каждый раз, стоит мне сдавить тебя погрубее, что же ещё ты о себе скрываешь, а, ведьма? Горит. Всё тело горит, его словно пламенем обуяло. Самое постыдное — от слов мужчины он лишь сильнее течёт, пропитывая его руки своей пахучей смазкой. Второй палец входит достаточно легко, а непривычное ощущение наполненности кажется слишком приятным. Тэхён по-новой исследует его шею, оставляет новые отметины, откровенно наслаждаясь тем, как напрягаются мышцы ведьмы всякий раз, как губы чародея всасывают его солоноватую кожу. Пальцы входят увереннее, совершают поступательные движения и ускоряются. Подушечки дразняще проходятся по простате, но тут же исчезают, раз за разом. Чонгук оседает пеплом в его руках. Что бы альфа ни делал, всё нравится, на всё откликается. Но этого мало, катастрофически. Злит, всё затянулось. Эта долгая прелюдия им ни к чему! Именно так говорит внутренний голос, именно это шепчет внутреннее пламя. Нужно ближе, глубже, быстрее. Рыкнув нечеловечески, Чонгук отталкивает мужчину, но не опрокидывает на диван также, как поступили с ним. Тэхён этого не позволяет, остаётся сидеть, с интересом наблюдая за внезапными капризами. Фыркнув насмешливо, ведьма одним движением тянет на себя брюки мужчины и те с рвущимся треском спадают с мужских бёдер …и коготки, паршивец, всё же выпустил. Маленькая нетерпеливая гарпия, вся из себя охочая до грубой ласки и тепла обнажённого тела своего чародея. В этом они сходятся. Разгорается неравный бой, где каждый пытается перенять на себя инициативу, и Чонгук терпит поражение. Хотя нельзя сказать, что это его огорчило, стоя на коленях и с ощущением чужой горячей груди за своей спиной, быть тоже неплохо. Тэхён не позволяет опуститься полностью на диван, прижимает к своей груди, обнимая, и лицом зарывается во взлохмаченные вьющиеся волосы. Хочет коснуться везде, куда дотянутся руки, пометить его всего своим запахом, каждый сантиметр сногсшибательного тела. Смешать кислую сладость карамельных яблок с терпкостью орехового табака. Руки Чонгука дрожат, он всей своей задницей ощущает немалый размер члена альфы. Тэхён не спешит оказаться внутри, даёт достаточно времени морально подготовиться, ну или передумать. Держать насильно точно не станет, в случае отказа будет сложно оторваться, но брать силой по-настоящему любимого омегу, конечно же, не будет. — Чего замедлились, профессор? — хрипло усмехается ведьма, оборачиваясь через плечо. — Вам поплохело, дать передохнуть? Эх, старение оно такое, — и вздыхает сочувственно, потираясь задницей об чужое возбуждение. Дразнящая реплика Чонгука принесла именно тот результат, на который он и рассчитывал. Воздух вокруг словно стал ещё тяжелее, а несильная хватка на оголённом бедре усилилась. — Мне тридцать три, язва малолетняя, — зашипел в розовое ушко и, не предупреждая, пристроился к ожидавшей этого дырочке, надавив, и резко скользнул внутрь. Не привыкшее к проникновению нутро плотно обволакивает всю немалую длину альфьего члена. Оба стонут в унисон. Горячие влажные стенки конвульсивно сжимаются, словно стремясь вытолкнуть из себя нарушителя порядка, но не справляются с задачей. Тэхён замирает внутри, обнимая ведьму одной рукой за талию, а второй играет с мясистой маленькой грудью, пробуя на ощупь вес развитых мышц и гладкость горячей молочной кожи. — Но тебе ведь нравлюсь, — усмехается Чонгук и подаётся назад, вжимаясь ягодицами в пах мужчины. Словно не хочет выпускать из себя чужую длину даже на миллиметр. Язва, но самая любимая. Ведьма переняла от своего чародея только лучшее: хитрость, непредсказуемость, язвительную саркастичность, желания. С каждым днём всё сильнее становится на него похожим, но в то же время совершенно отличается. — Нравишься, — низкий заискивающий голос пронизывает слух, отвлекая от всего постороннего, — даже не думай сомневаться, — вновь приникает к излюбленной шее, только теперь уже с другой, нетронутой стороны. — Или это мне тоже нужно доказать? А то разговорился ты уж сильно активно. Тэхён плавно выскальзывает, высвобождая следом горячие подтёки общей смазки, которые без промедлений скатываются с растянутых краёв ануса вниз, от поджатых яичек струятся по ногам и марают обивку дивана. Стоило только на мгновение ощутить зудящую лёгкость, как тяжёлый член вновь проник в податливое горячее нутро, вырывая из искусанных губ звонкий вскрик. Звучит лучше любой похвалы, струится мелодичнее любой искусной симфонии. — Тэхён! — вырывается звонкое с очередным толчком, чародей впредь не церемонится, и без того сделал достаточно, чтобы начать сие действо как можно легче для не ведавшего о близости мальчишки. За пробным глубоким толчком незамедлительно следует второй и третий. Размеренные, точные движения с каждым разом учащаются. Альфа наконец выпускает дрожащее тело из объятий и позволяет Чонгуку опуститься грудью на диван, а сам вздёргивает того за бёдра вверх, вынуждая прогнуться в пояснице, и с полными восхищения глазами смотрит на края плачущей дырочки, растянутые вокруг приличного диаметра чародеева члена. Тэхён держит в руках мечту, мечту всей своей жизни. Даже в самых заветных снах не смел представлять ничего подобного с тем, кого хотел холить и лелеять, закрывать от жестокости мира несправедливого и прятать от загребущих рук всяких магических тварей. — А где же твоё любимое «профессор»? — усмехнулся чародей, удерживая любимое тело под ягодицами, разводя мягкие полушария для более глубокого проникновения. Хотя казалось бы, куда глубже. Мальчик постепенно ломается, ещё немного и уже не сможет издать и одного слова. Он хватается руками за диванный подлокотник, выдавая непрерывные стоны. До слуха еле доносятся частые громкие шлепки, но за звоном в собственных ушах всё сливается. Все внутренности горят неестественно, словно внутреннее пламя грозится вот-вот выйти из-под контроля, однако этого не происходит. Жар концентрируется в груди и только увеличивается с каждым грубым толчком. Чародей забывает, что держит в своих руках маленькую неопытную гарпию, терзает движениями, укусами, срываясь на звериный быстрый темп. Чонгуку всё заведомо нравится, он всё принимает беспрекословно, внутренне восхищаясь. Оставленные мужчиной отметины сладко пульсируют, усиливая возбуждение. Если каждое утро будет таким, то ведьма ни в какую академию не вернётся. Омега едва успевает опомниться, когда оказывается сидящим на мужских бёдрах. Широкая горячая грудь прижимается к его спине, в заднице пульсирует до упора загнанный член. Словно на лёгкие изнутри давит, упираясь головкой в преграду в виде закрытой шейки матки. Тэхён уже предвкушает, как та раскроется во время течки, как гостеприимна будет. Ещё ни с кем прежде такого не представлял. Чонгуку даже не приходится двигаться, чародей со всем справляется и сам, хоть и не совсем так, как хотелось бы; держит разведённые бёдра ведьмы, не позволяет двинуться лишний раз, покусывает загривок и, не предупреждая, перебивает только возникшее возмущение интимным касанием. Сдавливает и перекатывает отяжелевшие омежьи яйца в руке, точно как в купальне вчерашним вечером. Здесь ведьма особенно чувствительна, дёргается даже от самого незначительного прикосновения к полным бесполезного омежьего семени яйцам и пораженно скулит от давления на плотный шовчик. — Что такое, ведьма? — лукавый голос у самого уха будоражит и служит хорошим стимулирующим дополнением к члену, пульсирующему очень глубоко внутри. — Вчера тебе хватило меньше времени, чтобы кончить. Я недостаточно стараюсь для тебя? Вопрос, не требующий ответа. Да и смысла в словах мужчины особо нет, он просто дразнит свою гарпию и с бескрайним удовольствием наблюдает чужую реакцию. Меняет ориентиры слишком быстро, чтобы не позволить омеге опомниться. Полностью накрывает ладонью весь изнывающий член мальчика. Чонгук стонет безвольно и голову на плечо альфы откидывает. Хватается одной рукой за запястье чародея, а вторую закидывает тому за шею. — Постарайся и ты для меня, — движения его руки настойчивые. Омегу вновь посещает мысль, что из него пытаются выдоить оргазм. — Покажи своему альфе, насколько тебе с ним хорошо. Тело сдаётся быстрее разума. Хватает пары сильных движений по скользкому естеству и ведьма бурно кончает, конвульсивно сжимаясь на члене чародея. Тот низко стонет от пульсации горячих стенок вокруг своего изнывающего органа и наваливается всем телом на спину Чонгука, сгребая в объятия. Руку с члена всё ещё не убирает, надрачивает сквозь оглушительный оргазм. После разрядки всё тело ощущается слишком чувствительным, и настойчивые не прекращающиеся движения заставляют лить слёзы. Много, слишком много! Солёные дорожки скатываются по заалевшим щекам, а плачущий смазкой вместе с ним проход всё ещё судорожно сжимается на колом стоящем члене Тэхёна. Всего один неожиданный толчок, загоняющий горячий орган максимально глубоко, и внутренности обжигает чем-то… чёрт возьми, до ведьмы наконец доходит, чем именно. Тело охватывает необъяснимое чувство, нечто сдавливает сердце даже сильнее, чем мужчина в своих руках. Что-то инородное, но в то же время будто знакомое и незаменимое, вторгается во владения внутреннего пламени, оттесняет и освобождает для себя место, чтобы прочно обосноваться по соседству. Душа снова стала… полной. Вместе с тем, как узел у основания члена чародея расширяется окончательно, запирая всё семя внутри, так и нечто неосязаемое, безумно похожее на суть собственного пламени ведьмы, сливается с ним воедино. До сего момента мальчик и не подозревал, что жил с пустотой внутри. Она казалась чем-то естественным, одному быть привычнее, безопаснее. Теперь же, ощутив лишь раз настоящую взаимную связь чародея и ведьмы, понимает, что вся жизнь до этого момента и вовсе не существовала. Он не был любимым, счастливым или хотя бы честным с самим собой. — Чувствуешь? — шепнул Тэхён, прижимаясь щекой к виску тяжело дышащего омеги. — Наша связь, она восстановлена. Чонгук отзывается тихим мычанием, когда новая волна микроогразма накрывает альфу и очередной поток спермы выплёскивается в тугое пространство. — И всего-то нужно было залезть на твой член, — усмехнулся, ёрзая на твёрдых бёдрах от непрерывного давления на простату, ласкаемую нескончаемыми потоками семени. — Не ёрничай, — цокает языком Тэхён и, не сопротивляясь своим желаниям, вновь тычется носом в пушистые взмокшие волосы на виске ведьмы. Аромат яблок в карамели убийственно прекрасен, от него не стыдно задохнуться и умереть. По крайней мере, это была бы счастливая смерть. — Ни о какой связи между нами бы речи и не шло, не прими ты меня полностью. То, что это случилось во время секса, просто приятный бонус. — О, Господи, — шепчет себе под нос Чонгук и закрывает лицо ладонями, ощущая как тело мужчины содрогается от глубинного смеха. Так они и проводят вместе сорок долгих неловких, только для ведьмы, минут, тридцать из которых омега всё время шипел и порывался сбежать, но из-за узла в заднице такая возможность не подворачивалась, а десять оставшихся мальчик потратил на молчаливое ожидание окончания сцепки с насупленным видом. По окончании Чонгук, брыкнувшись, всё же сбегает наверх, планируя скрыться в купальне на ближайшую вечность. Выпускает коготки на радость своему чародею. Тэхён впервые настолько счастлив. Мечта четырнадцатилетнего чародея наконец претворилась в жизнь, при чём даже лучше, чем в давних грёзах. Чонгук его принял, что только подтверждается исчезнувшей в душе пустотой. Это именно та целостность, которой он лишился после пропажи семьи Ли-Чон. В коридоре и на кухне оказывается пусто, все работники, видимо, решили не попадаться на глаза хозяину дома. На кухню мужчина возвращается за папкой, небрежно выброшенной на столешницу. Честно, Тэхён совсем забыл, что Сангхи должна была принести сборку документов от Чимина. О содержимом папки он едва догадывается, но то, что на ней печать председателя имперской армии, уже говорит о многом. Не смогли отправить её через бюро и решили воспользоваться академией в качестве проводника? Хах… умно, чародей ведь действительно не принимает стороннюю документацию, кроме как из Астролиса. Он листает страницы без особого интереса, но чем дальше читает, тем сильнее стискивает в недовольстве зубы. «Прошение о сотрудничестве в антиповстанческой операции» И следующий лист:«Договор принятия на должность главнокомандующего подразделением оперативных войск боевых магов:
(_________________) подпись».
Видимо, договор на добровольно принудительной основе. Тэхён со стопроцентной уверенностью может сказать, что, отклонив «предложение» сейчас, его обязательно пришлют повторно через какое-то время, а потом ещё раз и ещё. Уже бывало, проходили. Его ведь не оставят в покое, даже мёртвым из-под земли достанут. И ладно ещё, если бы чародей по-прежнему оставался один, но теперь он не одинок. Поджав губы, Тэхён устремляет долгий взгляд на лестницу, ведущую ко второму этажу, и всем естеством ощущает волнение и бескрайнее чувство стыда. И всё не его, чужое, яркое и такое не обременённое трудностями. Самое большое желание альфы — сохранить всё именно так, чтобы ведьма не тащила на своих плечах груз переживаний за другого, хоть и любимого, человека. Мужчина наверняка знает, что ведьма будет переживать и упрямиться, не умеет иначе. Постучав пальцем по корешку папки, Тэхён вынимает из приложенного к документам футляра заранее заправленную чернилами ручку и, помедлив секунду, оставляет размашистую подпись. Захлопывает папку и кидает в руки мявшемуся у входа дворецкому, не забывая дать короткое указание об обратной отправке, а сам, взъерошив волосы, ступает по лестнице наверх. Где-то там, в купальне, заперлась одна упрямая пристыженная ведьма, и она единственная забота чародея на ближайшие, скажем, лет пятьдесят. Остальное подождёт…