Нарушая грани

Очередной день Чонгука начинается с ведра воды, выплеснувшегося на его несчастную голову при выходе из комнаты общежития. М-да, дела… видимо, кому-то очень не понравилось, как открыто вчера ведьма общалась с профессором Кимом на занятии у окраин вечнозелёного леса. Этого следовало рано или поздно ожидать, Чонгук даже был готов. Тесное общение с Юнги и Намджуном, вред, неумышленно нанесённый ведьме травнице, а теперь ещё и инцидент, в котором Чонгук ушёл с профессором Кимом в лес. Для остальных их отлучение наверняка выглядело странно и бесстыдно, и плевать всем, что вернулись они вскоре с ещё одним человеком. Сокджин, как на зло, написал заявление в деканат и покинул академию на ближайшую неделю, чтобы попасть на похороны какого-то близкого родственника, Чонгук не вдавался в подробности. Мальчик остался совсем один… От Юнги с Намджуном помощи ждать точно не следует, заступательства первого воспримут как очередной повод для издевательств, а со вторым они не так уж и близки, чтобы помогать друг другу. В аудитории ведьму на привычном месте встречает разрисованная парта. Выжженные чем-то обзывательства, рисунки змей, коров, крыс, и со всеми этими животными Чонгук у них ассоциируется? Могло бы быть смешно, если бы не общая гнетущая обстановка. После занятий к нему обратился староста, лицо его не выражало никакой доброжелательности или элементарного уважения, только некое презрение, к которому Чонгук уже почти привык за все месяцы обучения, но буллинг — это что-то новое. В наказание за «побег» с занятия по травничеству его поставили дежурить в аудитории. Одного. Кабинеты в академии достаточно большие, потому убираться в них в одиночку — дело неблагодарное, потому на дежурства обычно ставят минимум три человека. Чонгук ощутил укол негодования, но всё равно принял наказание, хоть и был полностью с ним не согласен. Наверняка это был обыкновенный самосуд, студенты сами решили «проучить выскочку», а преподаватели ни сном ни духом. Отказывать в дежурстве не вариант, ничем хорошим это не кончится. А ведь раньше Чонгука опасались. Куда делась вся настороженность? Где она, когда так нужна? По итогу ведьма тратит несколько часов, чтобы в одиночку подмести, вымыть полы, протереть столы, подоконники и вынести мусор. А когда он потянулся к шкафчику под учительским столом, чтобы достать новый кусочек мела для доски, то тут же получил в лицо мучной бомбочкой. Пришлось задержаться ещё на полчаса, чтобы смыть с лица порошок и заново отдраить половину аудитории. Молча, без негодования. Обида заседает в сознание, но больше мальчика волнует лишь то, как бы поскорее покончить со всем этим и воротиться в комнату «696», чтобы просто добраться до постели и провалиться в сон. С этими мыслями он закрывает все окна, ранее открытые на проветривание, но, дойдя до последнего, не успевает опомниться, как получает в лицо волейбольным мячом. Ускоренным с помощью магии. От силы, с которой прилетел мяч, Чонгук теряет координацию и падает на колени, из носа начинает медленно течь тонкая струйка крови, а следом за ней и вторая. Он шипит болезненно и, прикрыв нижнюю часть лица ладонью, встаёт с пола, а свободной рукой подхватывает мяч. Гнев, закипавший медленно с самого утра, грозится вот-вот выплеснуться, когда, поднявшись к окну, Чонгук застаёт женскую команду волейболисток, на лицах которых играют самодовольные ухмылки. В глазах ни грамма сожаления, только восторг от собственных действий. Это было сделано нарочно. Обогнув хихикающую команду, вперёд выходит капитан. Низкорослая девушка с длинными светлыми волосами, собранными в высокий хвост. — Извини, случайно вышло, — усмехнулась девица, уперев руки в боки, — не мог бы вернуть нам мяч? Ох, конечно, думается Чонгуку, мог бы, ещё как. На лице образуется неконтролируемая улыбка, широкая, хищная, пугающая на фоне кровавых разводов. Ведьма перекидывает мяч в окровавленную руку и вливает в него совсем немного чистой магии, чтобы сделать его плотнее, тяжелее, а затем возвращает в первую руку, чтобы зажечь. Волейбольный мячик вспыхивает синим пламенем, как спичка. Чужие испуганные возгласы служат усладой для ушей мальчика. Некоторые более или менее разумные девочки начинают пятиться назад, кто-то уже убегает внутрь здания, наверное чтобы позвать кого-то из преподавателей, остальные же остаются на месте, остолбенев от поехавшего выражения лица ведьмы. Но стоило ему только замахнуться, как что-то резко схватило Чонгука за локоть, не позволив свершить задуманное. Обернувшись, мальчик сталкивается взглядом с чужим напряжённым выражением лица и лишь сильнее распаляется, чувствуя необъяснимо сильное желание вмазать этим мячом в лицо уже профессору. — Так сильно на отчисление захотелось? — процедил сквозь зубы мистер Ким. — Отпустите, — вторил чужому тону Чонгук. Что же, Тэхён опустил его локоть, но перед этим, взмахнув рукой, потушил мяч. Оскалившись, ведьма вновь зажгла его, но ситуация повторилась и профессор просто вновь потушил пламя. — Издеваетесь?! — воскликнул Чонгук, лишившись на мгновение разума. — Не забывайся, мальчик, — вновь недовольно процедил мужчина, стаскивая ведьму с подоконника за плечевой шов её тёплой рубашки. — Нам предстоит тяжёлый разговор. Чонгук был недоволен, но и напуган не меньше, потому без пререкательств проследовал за мистером Кимом в кабинет секретаря. Внутри никого не оказалось, что не удивительно, время то позднее, все разбежались по домам и комнатам. Мальчик, не удостоив мужчину взглядом, приземлился на небольшую скамью у выхода, когда как чародей со вздохом сел за стол секретаря. — Я бы очень хотел услышать твоё оправдание, мальчик, — терпеливо проговорил Тэхён. Чонгук в ответ лишь презрительно фыркнул. — У меня, между прочим, имя есть. То, что папенька шестнадцать лет назад произвёл на свет мальчика, я и сам догадался, перчик от розочки отличить могу, — съязвила ведьма и показательно скрестила руки на груди, совершенно не заботясь, насколько неприличные слова вылетели из его рта. — Я не слышал ответа на поставленный вопрос, — терпение Тэхёна вновь медленно начинает иссякать. — А по моему лицу ничего не видно? — выплюнул Чонгук, окинув профессора Кима таким взглядом, будто смотрит на глупейшего в стаде барана. Кровь всё ещё медленно вытекает из его носа, а её подсохшие разводы отчётливо видны на щеке и левой ладони. Закусив губу, Тэхён слегка переклоняется через стол, чтобы кинуть ведьме пачку сухих салфеток. В медпункт вести его бесполезно, он закрыт, ключи у охранника, а медсестра уже давно мирно попивает чаёк дома перед телевизором. Чонгук, не благодаря, открывает пачку с салфетками и принимается останавливать кровь под чужим пристальным взглядом. Голова малость кружится, но будет только хуже, если не остановить кровотечение, а чужое внимание ему сейчас до лампочки. И в данную минуту Чонгук даже сам себе не признается в том, что в присутствии профессора Кима его душевное равновесие наконец восстанавливается. — Послушай, — осторожно начал чародей, привлекая внимание ведьмы, — наше знакомство, можно сказать, не задалось с самого начала. Мы оба повели себя в некоторой степени незрело, и если с тобой всё понятно, ты ведь подросток, то мне уже оправдания никакого нет. Но нам в любом случае нужно найти общий язык, недавно меня назначили курировать твоё индивидуальное обучение. Я как раз шёл сообщить об этом, когда услышал от старосты, что тебя оставили дежурным. Но то, что я увидел, когда вошёл в аудиторию, меня беспокоит. Поэтому прошу, сжалься надо мной и расскажи уже наконец, что произошло? Забавный мужчина, думается Чонгуку. У чародея явно нетерпеливый характер, сам по себе он вспыльчивый, но вынужден держать себя в узде, он ведь преподаватель, да и, к тому же, важный человек в имперской армии. Мальчик видит в нём сходство с собой, словно глядит в зеркало и видит свою куда более зрелую и целеустремлённую версию. Может, поэтому их знакомство и не задалось, едва ли в половине случаев людям с одинаковыми характерами удаётся найти общий язык. — Я не лажу со… всеми, — вздыхает Чонгук, неуверенно подбирая нужные слова. Разговора всё равно не избежать. — Я слишком легко поступил в академию, слишком тесно общаюсь с Юнги, который здесь что-то вроде местного идола, и не так давно я, — мальчик сглатывает, ощущая пристальное внимание со стороны альфы, — случайно навредил хёну. Всё, конечно же, обошлось и Юнги меня ни в чём не винит, но никто не спешит оставлять этот инцидент в прошлом. Добивающим фактором стали вы, профессор, — на последнем слове Чонгук несдержанно хохотнул, когда заметил, как брови мужчины вопросительно взметнулись вверх. — Ой, вот только не надо делать такое лицо, будто вы не знали, что половина академии на вас слюни пускает. Что ж, Тэхён действительно не знал. Какое ему дело до того, что думают окружающие? Он ещё в армейские годы научился игнорировать чужое мнение, ведь если слишком часто на него реагировать, то так и до выгорания недалеко. Да и, к тому же, разве будет взрослый тридцатилетний чародей обращать внимание на симпатию незрелых подростков, тем более когда с недавних пор все его мысли заняты лишь одним неоднозначным мальчишкой? — Вчера я себе и вам, оказывается, немного подпортил репутацию. Ну, когда мы в лес вдвоём ушли, все решили что я вас там соблазнял. Пришлось ещё рассказать обо всех приключениях, пережитых за сегодня. Мужчина терпеливо слушал, подперев подбородок сложенными в замок ладонями и это было… странно, мягко говоря. Взгляд у профессора был участливым, но мягким, что ли. Он не перебивал на особо ругательных моментах рассказа, просто слушал. Чонгук ощущал себя поразительно спокойно. Словно здесь, в пустом кабинете секретаря, наедине со странным малознакомым мужчиной, он нашёл своё место. Даже родной дом не приносил столько успокоения, сколько это делает одно ощущение чужого присутствия. Эта мысль заставила мальчика растеряться, ведь ничего подобного с ним прежде не случалось. Раньше его никто и никогда не выслушивал. Тётя не была ему близким человеком, отцу было плевать, друзей в наличии, увы, не имелось. — Я тебя услышал, — вздохнул Тэхён, — и, сдаётся мне, с завтрашнего дня провокаций станет в разы меньше. Ты здорово напугал тех волейболисток, — хохотнул мужчина, чувствуя неуместную гордость за поступок ведьмы. — Но больше так не делай, я серьезно. Конечно, как преподаватель он должен порицать такое поведение, но как человек он слишком хорошо понимает Чонгука. Сам на его месте поступил бы не лучше. — Я постараюсь, но ничего не обещаю, — вздохнул мальчик. — Только не подумайте, что я всегда такой безрассудный! Обычно мне легче даётся удерживать свои эмоции в узде, просто в последнее время много накопилось и… вот. Взгляд мужчины вмиг потеплел, а мягкая улыбка невольно расцвела на его лице. Очаровательный. Глаз не оторвать. Этот мальчик — синоним к слову недоразумение, прямо как сам Тэхён лет десять назад. Шебутной, нетерпеливый. Обычно ему удается держать эмоции в узде? Хах, мужчина сильно сомневается. — Давай отвлечёмся, — преувеличенно энергично воскликнул профессор Ким и небрежно откинулся на спинку стула. — Прямо сейчас мой рабочий день окончен, а значит мы можем говорить неформально, хотя не то, чтобы ты до этого был сильно вежлив, — хохотнул мужчина, замечая, как ведьма отводит глаза в сторону. — Я всё думал о некоторых вещах, о которых ты обмолвился вчера на открытом занятии профессора Хёка. Оттерев остатки крови с одной щеки, Чонгук устроился поудобнее на скамье и кивнул, дав мужчине понять, что готов к разговору. — Ты сказал, что у меня красивые глаза, что это значило? — А что это ещё могло значить? Вы не умеете принимать комплименты? — вскинул брови мальчик. — Мне просто понравились ваши глаза, они необычно яркие. Взгляд чародея невольно пал на его собственное отражение в стекле от рамки с чужой фотографией. Оттуда на него смотрели обыкновенные карие радужки, сложно назвать их яркими. Если бы Чонгук только знал… — Всегда говоришь первое, что в голову взбредёт? — ухмыляется Тэхён, внутренне трепеща. Уму непостижимо, ведьма действительно ничего не знает об их мире, хотя альфа этого вполне ожидал, мальчик ведь всего пару лет назад оказался в родном мире, но убедиться лично всё же стоило. — Просто предпочитаю быть честным, — пожимает плечами Чонгук. — На этот раз поверю, — кивает профессор Ким, стрельнув неоднозначным взглядом исподлобья. — На самом деле я изначально хотел спросить, где твои родители. Пока собирал на тебя документы не нашел ни упоминания о семье, ни справки о причастности к какому-либо детскому дому. Мальчик мигом изменился в лице, былая раскрепощённость в его движениях сменилась нерасторопностью и скованностью, а глаза он вновь отвёл в сторону. — Есть что-то, о чём я должен знать? — слегка давит голосом. — Да нет, наверное? — Чонгук, поправляя неловко чёлку, неосознанно отвечает вопросом на вопрос. — Так да, нет или наверное? — Тэхён уже готов обречённо застонать. Ну серьёзно, откуда в ведьме столько упертости? — Чонгук, ты можешь мне довериться, я сейчас немного не в роли преподавателя, так что не побегу с первыми же лучами солнца сдавать тебя директору. По телу пробежали мурашки. Мистер Ким наконец назвал его по имени, что ж, это прогресс. Но от мысли, что придётся довериться ещё кому-то, помимо Юнги, становится боязно. Как бы Чонгук мужчине ни симпатизировал, сомнения и опасения никуда не деваются. Но делать нечего, ведь если не раскроет правду сейчас, то лишь вызовет новые подозрения. Приходится сдаться. — Я сбежал из дома два года и четыре месяца назад. До этого обитал в человеческом мире, а жил практически один в большом доме. Отец, если повезёт, раз в год возвращался на мой день рождения, а тётя заглядывала раз в неделю, чтобы проверить, жив я ещё или нет, но чаще всего она наведывалась, чтобы попросить приглядеть за бабушкиной ведьминой лавкой. В один из таких дней в лавку наведалась марионетка с бабулей Сиррой… Так и начался рассказ Чонгука, долгий и эмоциональный. Он много жаловался на тиранию старухи, делился буднями в вечнозелёном лесу и даже неподробно упомянул, как, загоревшись идеей, Сирра пыталась отыскать направление в специализированной магии, к которой предрасположен внук, но так ничего и не удалось. — Здесь я уже поступил под фамилией бабушки, чтобы отец не нашёл меня слишком быстро, и… прошу, просто скажите, что вы меня не сдадите, я не хочу возвращаться к отцу. Взгляд у Чонгука просящий, искренний. Тэхён, увидев слезящиеся большие глаза, просто не смог бы отказать. Этого мальчишку он знает едва ли пару дней, но тот уже умеет странным образом влиять на мужчину. Глаза… от них невозможно оторваться. Но вот что странно — это взаимно, только ведьма ведёт себя так, будто ничего не замечает. Хотя возможно, Тэхён просто выдумывает и все реакции мальчика на самом деле простые совпадения. — Чонгук, — медленно, низким голосом начал мужчина, замечая, как напрягся студент, — семья Ли-Чон считается без вести пропавшей вот уже шестнадцать лет. — Так вы не сдадите меня отцу? — мальчик просто проигнорировал последние слова профессора и продолжил гнуть свою линию. И опять этот полный надежды тон. Чародей мысленно стонет от отчаяния и, откинувшись на спинку стула, трёт ладонями лицо. Как же всё запутанно! — Ты всё ещё несовершеннолетний, по всем правилам я должен сообщить обо всём в деканат и поспособствовать твоему возвращению к родным, но сегодня иной случай. Чтобы вернуть тебя в семью её ещё нужно отыскать, а она, напомню, всё ещё пропавшая без вести, так что давай сделаем вид, что этого разговора не было и я ничего не слышал. Да и, к тому же, рабочее время окончено, я сейчас не преподаватель, помнишь? С плеч Чонгука словно гора свалилась, но всего пару секунд спустя вместо облегчения к нему пришло понимание и, вместе с тем, недоумение. Его семья, ещё и без вести пропавшая. Нет, он конечно знал, что родители изначально не из человеческого мира, но то, что их считают исчезнувшими… Они от чего-то бежали? Или, возможно, от кого-то? Бабушка ничего не рассказывала об этом, хотя откуда ей знать, умерла то Сирра до загадочного «исчезновения» семьи Ли-Чон. Хотелось бы знать больше, но на данный момент подробности способен поведать только отец. — Вы… сказали, что моя семья исчезла, — прокашлявшись, поинтересовался Чонгук. — Что вам об этом известно? Медленно прокрутившись на стуле, мистер Ким повернулся лицом к ведьме, одарив её взглядом с крайней степенью непонимания. Бедолага ничего даже о собственной семье не знает? — Ли Шан, Чон Джинсу и их новорожденный сын Чон Чонгук бесследно исчезли в ночь на девятое марта шестнадцать лет назад. Нет ни свидетелей, ни уж тем более подозреваемых. Известно только, что семья Ли-Чон была в долгу перед родом Ким и, по некоторым неофициальным сведениям, у Чон Джинсу и у мужа нынешней главы семейства Ким был некий конфликт, — прозвучало чётко, словно вызубрено наизусть. — Вы много знаете, — удивлённо охает ведьма, теребя в руках салфетку с подсыхающей кровью, и неотрывно следит за ленивой жестикуляцией альфы. Наверное, неприлично вот так пялиться на преподавателя, но Чонгук не может прекратить. — Конечно, у меня же собственное поисковое бюро, — ухмыляется мужчина, словно сказал что-то само собой разумеющееся. Хотя так оно и есть, Тэхён уже привык, что его личность прочно связана с его поисковым бюро, если в разговоре упоминают имя чародея, то в большинстве случаев это связано с обсуждением его рода деятельности. — Моя компания всё ещё расследует это дело, оно ведь напрямую касается моей семьи. Только дурак на месте Чонгука не смог бы сложить два плюс два, сопоставив факты. Почему-то до этих пор мальчик не особо предавал значение фамилии чародея, помня лишь о том, что бабуля Сирра упоминала однажды семью Ким, вспомнить бы только, что конкретно она о них рассказывала. Два года прошло, так сразу теперь и не припомнишь. — Так, получается, моя семья была как-то связана вашей? — но в ответ Тэхён просто склоняет голову к плечу с нечитаемым выражением лица и странной полуулыбкой. — И нечего на меня так смотреть, я живу в этом мире всего два года, мне о нём мало что известно. Профессор Ким ничего не отвечает, только встаёт со своего стула и, обогнув стол секретаря медленными шагами, оказывается совсем близко к скамье, где уже около получаса сидит уставшая ведьма. Теперь Чонгук может видеть чародея только снизу вверх. Огни в глазах мистера Кима, которыми так восхищался мальчик, словно загустели и приобрели некую дымку, а их синий цвет стал глубже, насыщеннее. Ведьма знать не знает, почему, но от этого вида нечто горячее и волнительное расплылось по телу, будоража юную душу. Тяжело вздохнув, Тэхён присаживается перед Чонгуком на корточки и вытягивает из чужих вспотевших ладоней скомканную салфетку, чтобы в следующую секунду, поддев подбородок мальчика второй рукой, приняться стирать оставшиеся мелкие разводы крови с лица. От мистера Кима безумно приятно пахнет. Табак и кедровые орехи, подобное амбре чародею к лицу. Чонгук вполне может представить в его красивых руках сигарету. Подобный интерес к почти незнакомому человеку малость пугает, но по сравнению с тем, как мальчик пережил прошедшие два года, это ещё цветочки. Потому он просто забивает на свой непонятный страх и молча наблюдает за выражением чужого лица. К мистеру Киму тянет непреодолимо. — Когда-нибудь ты сам узнаешь о связи между нашими семьями, — чужое дыхание касается подбородка Чонгука, тело которого мгновенно покрывается гусиной кожей, — но не от меня. О сути их конфликта мне даже вкратце не известно, да и всё равно я не был бы в праве распространяться, даже о той половине правды, которую знаю сам. — А что насчёт другой половины? — звучит отчего то тихим шепотом. Но на это Тэхён лишь неоднозначно ухмыляется, проведя в последний раз салфеткой под нижней губой ведьмы, и отстраняется. Не проходит и секунды, как дверь без стука распахивается, а на пороге предстаёт знакомая фигура, при виде которой у Чонгука закатываются глаза. Кан Хвасок, тяжело дыша, держится за дверную раму, переводя дыхание, чтобы в следующее мгновение как-то слишком уж радостно воскликнуть: — Профессор Ким, Ли Чонгук только что чуть!.. — но маг сразу же запнулся, когда взгляд его пал на насмешливо изогнувшего брови мальчишку. Тэхён быстро смекает, что к чему по тому, как двое студентов метали друг в друга молнии взглядами и, набравшись терпения, всё же говорит: — Мне уже всё известно, мистер Кан, возвращайтесь в общежитие, нечего без дела так поздно слоняться по академии. На мгновение Хвасок опешил, не понимая чужой холодности. Он сделал что-то не так? Ещё недавно профессор Ким был вполне доброжелателен! Взгляд вновь падает на Чонгука, губы которого изогнулись в насмешливой ухмылке. Гадёныш что-то понял и теперь злорадствует. — Тебя это тоже касается, Чонгук. Чонгук, не мистер Ли. От этой мысли Хвасока передёрнуло, едкая ревность без стука ворвалась в сознание, как он сам минутой ранее ворвался в кабинет секретаря. Ведьма, коротко кивнув, спокойно встаёт со скамьи и, обогнув Кана, выпархивает из кабинета в приподнявшемся настроении. А в мыслях его крутится староста, умирающий самой незавидной смертью. В конвульсиях, муках и истошных криках, как последняя скотина в стаде, подохнувшем от чумной хвори в затхлом хлеву. Конечно же, это просто мысли. Картинки, призванные разгрузить мозг и снизить уровень стресса. Ничего более, так ведь? Помедлив с минуту, Хвасок всё же, наконец, тоже разворачивается и медленно уходит, как вдруг слышит: — Хотя, Кан Хвасок, задержись буквально на минуту. Преисполнившись надежды, мальчишка оборачивается, натянув самую милую из всех возможных улыбок. Профессор Ким стоял к нему лицом, оперевшись поясницей об стол секретаря. — Хотел бы узнать, почему ты побежал именно ко мне? — Волейболистки сказали, что вы всё ещё в академии, — без раздумий откликнулся маг. — Мистер Хёк и завуч по воспитательным работам каждый день в академии как минимум до восьми часов вечера и оба ведут у вас какие-то предметы, в отличие от меня. Тело старосты пробило ознобом от ледяного тона, с которым обращался к нему профессор Ким. Ладони сразу вспотели, взгляд забегал по кабинету. Хвасок был готов смотреть куда угодно, лишь бы не сталкиваться сейчас с пронзительным взглядом мужчины. Воздух вокруг как будто загустел, стало трудно дышать. — Как думаете, сколько мне лет, мистер Кан? — внезапно тон мистера Кима сменился с угнетающего на бесстрастный, словно по щелчку пальцев. На поставленный вопрос маг не ответил. — Тридцать, — со вздохом отозвался альфа, — я молодой мужчина, преподаватель, чародей. В последнюю очередь меня интересуют детские разборки и меньше всего мне бы хотелось становится их причиной. Понимаете? Староста, сжимая руки в кулаки, пару раз быстро кивнул и сразу же опустил глаза к полу. — И меня не привлекают дети, так что прекращайте воевать за несуществующий приз с теми, кому это даже не нужно. Уже первой фразы хватило, чтобы выбить весь дух из наивного подростка, упорно строившего воздушные замки в голове последние несколько месяцев. Сердце бешено заколотилось, в горле встал болезненный ком, а глаз неприятно защипали от слёз. Он знает, понял всё практически с самого начала. — Возвращайся в общежитие, — последнее, что услышал Хвасок, прежде чем наконец покинуть кабинет секретаря. Дорога до комнаты в общежитии казалась размытой. Он не слышал завываний сквозняка из щели в старом коридорном окне, не слушал, что говорит сосед по комнате. Так и провалился в сон, еле стянув при входе ботинки и даже не сходив в душ. …а снилось ему пламя. Синее, тёплое, но стоило к нему лишь прикоснуться, как оно стало разъедать плоть до самых костей. Мальчик кричал, бился в судорогах, но никак не мог вынырнуть из кошмара. Внутренности выворачивало наизнанку, кровь словно вскипела в одно короткое мгновение, грозясь взорваться, накопившись в теле одним большим горячим сгустком… Вскоре весь корпус стоял на ушах от истошных криков первокурсника из комнаты «625». На следующий день Кан Хвасок не явился на занятия, а вместо него на место старосты взяли другого ученика.