***
Суй Чжоу, идя по направлению к дому, размышляет о разном: все ли ингредиенты есть для того, чтобы приготовить на ужин любимый соус Тан Фаня? Как там Дун-эр, не заскучала ли одна? И как ещё завтра, Вань Тун, — мягко говоря, некомпетентный глава Северного Двора, будет мешать эффективной работе своего же ведомства? Последнее особенно удручает Суй Чжоу: из-за конфликтов с руководством служба его, конечно, заметно омрачается. Но вид радостного, воодушевлённого Тан Фаня: такого, как сейчас, — всегда придаёт Суй Чжоу сил и заставляет позабыть все горести и тревоги. Суй Чжоу в принципе любит радовать Тан Фаня. Тан Фань любит вкусно покушать, — значит, Суй Чжоу сделает всё, чтобы это обеспечить. А если уж говорить начистоту, Суй Чжоу хотел бы радовать Тан Фаня и как-то иначе: не просто как друга. Иногда Суй Чжоу ловит себя на мысли, что жизнь их уж очень похожа на семейную: они делят один дом на двоих, и у них даже есть общая воспитанница Дун-эр, а с ней ещё и домашнее животное — коза, которую Тан Фаню было жалко убивать, и теперь она бессовестно поедает их запасы зелени. Тан Фань он вообще такой: очень добрый, справедливый, а ещё, нежный и утончённый. Кожа у него бледная, черты лица правильные, ровные, почти девичьи. На щеках, когда он улыбается, появляются милые ямочки, а глаза его сияют всегда: так, что в них хочется затеряться. Суй Чжоу же — человек военный. Он не умеет намекать, не умеет говорить красивыми словами. Душа Суй Чжоу больна, искалечена после всех пройденных им ожесточённых битв, после всех неизмеримых потерь, что ему пришлось понести. Суй Чжоу даже может быть опасным — в те моменты, когда ему снятся злостные, ужасающие моменты прошлого. Поэтому, каждый раз он переживает, когда они случайно с Тан Фанем засыпают вместе: дабы не поранить, не задеть его как-то, не обидеть из-за своих внутренних демонов. Когда-то Тан Фань свалился на Суй Чжоу, точно снег на голову, но по истечении времени, Суй Чжоу теперь и представить не может, как существовал без Тан Фаня раньше. Они друг для друга стали родными людьми: с этим не поспоришь. Но каждый из них вправе вкладывать в эти слова разный смысл. Тот, который сам посчитает нужным. Тан Фань рядом с Суй Чжоу бывает задорным, даже кокетливым, но что за этим стоит на самом деле? Они никогда не переходили грань и не заговаривали о чём-то большем. Возможно потому, что им и не нужно произносить это вслух? Или же потому, что говорить в принципе не о чем, а Суй Чжоу просто надумывает лишнее, принимая желаемое за действительное? Суй Чжоу тяжко вздыхает, но бодрый голос Тан Фаня вырывает его из тягостных раздумий: — На службе сегодня не было ничего интересного, — делится своими впечатлениями за день Тан Фань, — судебные тяжбы какие-то банальные. Даже зацепиться не за что! — Я знаю, Жуньцин, что ты — очень умный и смекалистый. Тебе легко любое дело раскрыть, — Суй Чжоу хвалит своего друга со всей искренностью, — потому порой и на службе тебе бывает скучно. До сих пор поражаюсь, почему у тебя ещё не самый высший ранг. — Потому что я люблю ввязываться в неприятности, Гуанчуань, — смеётся в ответ Тан Фань, признаваясь честно, — и даже как-то перечил императору… Если бы Ван Чжи меня тогда не вытащил, содержать бы тебе меня полностью. И это ещё в лучшем случае! А то бы и вовсе не сносить мне головы! Суй Чжоу коротко усмехается, а сам невольно думает, что был бы не прочь, как Тан Фань выразился, его содержать: ему для Тан Фаня вообще ничего не жалко, к тому же, они и так давно уже ведут совместный бюджет. — Кстати, о Ван Чжи, — Тан Фань оживляется, точно его озаряет какое-то неожиданное осознание, — сегодня он вдруг не пошёл к нам на ужин. А ведь обычно приходит сам, как бы загружен ни был. Странно это, братец Суй. Суй Чжоу невнятно хмыкает, — каким бы приятным ни было общество Ван Чжи, для Суй Чжоу не будет ничего важнее присутствия Тан Фаня. — Если бы я не знал, что представляет из себя Западная Ограда, — Тан Фань, говоря о подчинённом Ван Чжи ведомстве, даже понижает голос и слегка передёргивает плечами, наверняка, вспомнив о строгих порядках этой государственной структуры, — то допустил бы версию, что он нас обманул, пожелав заняться своими делами. Но вообще, не ценит он твоего кулинарного мастерства, братец Суй, вот что я скажу! Тан Фань всё ещё звучит как-то обиженно: для него еда Суй Чжоу, наверное, стоит на уровне чего-то святого, а потому для него немыслимо пропустить ужин, приготовленный его другом: — Но хорошо, что у тебя есть я, Гуанчуань! Я всё оценю по достоинству! — Тан Фань хватает Суй Чжоу за локоть, прижимаясь ближе, и тянет его за собой. «У тебя есть я», — несколько раз отдаётся в сердце Суй Чжоу: и не будет для него ничего дороже, чем просто знать, что Тан Фань хочет и дальше пробовать его стряпню и оставаться с ним.***
— Тан-дагэ! Суй-дагэ! — Дун-эр встречает их у порога и рвётся Тан Фаню в объятия. Суй Чжоу же, в качестве приветствия, поглаживает девочку по голове, взъерошивая непослушные пряди, выпавшие из её причёски. — Я на кухню! — объявляет он и спешит скрыться в доме, чтобы не задерживать их будущую трапезу, — а вы не забудьте покормить козу! Суй Чжоу надевает фартук и ощущает резкий прилив энергии: он обязательно порадует близких ему людей. Готовка, как и всегда, успокаивает бывалого воина и дарит ему ни с чем не сравнимое удовольствие. Тан Фань помогает Суй Чжоу в меру своих возможностей, а потом поедает блюда, с лихвой приправленные его любимым соусом, одну плошку за другой, и безостановочно хвалит Суй Чжоу и его кулинарные навыки. — Просто великолепно, братец Суй! — мычит он, — невероятно! Дун-эр вторит Тан Фаню с не меньшим энтузиазмом: — Суй-дагэ так вкусно готовит! — соглашается она, — ой, Тан-дагэ, а я кстати разобралась с теми бумагами, которые ты просил меня вчера рассортировать… Я придумала новую схему… Тан Фань мотает головой, категорично заявляя: — Никакой работы, пока мы не доедим, Дун-эр! — И то верно! Поправ приличия, они смеются сквозь набитые рты, но Суй Чжоу не спешит никого одёргивать: сам он ест медленно, молча улыбаясь и радуясь скорее этой умиротворённой домашней атмосфере, чем отменному, как считает Тан Фань, вкусу блюд. Суй Чжоу всегда любил готовить. А теперь, когда у него появился Тан Фань, Суй Чжоу полюбил готовить особенно.***
Ему слышится свистящий звук пролетающих над головой стрел. Небо серое, смурное, затянутое тучами. Накрапывает мелкий, зябкий дождик, размазывая следы крови по лицу. Страшно. Очень страшно. Суй Чжоу лежит в траве — грязный, чумазый, и из своего, как ему казалось, надёжного укрытия пытается поразить врага. — Чёрт тебя дери… — Суй Чжоу шёпотом крепко ругается, когда понимает, что недруг уже давно его заметил. Неприятель неумолимо приближается, и вот он уже тянется к его шее, но Суй Чжоу его опередит, он уже почти, он схватил его, он…***
— Братец Суй! — Суй Чжоу обнаруживает себя держащим Тан Фаня за шею, но будто бы пока не может разумом понять этот факт: что Тан Фань вообще делает здесь, на поле боя? Или, это какая-то магическая сила, которую использовали враги, чтобы примерить на себя дорогой Суй Чжоу образ и привести его в замешательство? Суй Чжоу опускает взгляд и краем глаза замечает рассыпавшиеся осколки своей же плошки, и это сразу же приводит его в чувства: они сейчас дома, на кухне, а он… Как он мог навредить Тан Фаню?! Хотел его задушить! Только бы не порезал… Монстр! Суй Чжоу дрожащими руками отпускает Тан Фаня: — Я… — Всё нормально, Гуанчуань, — Тан Фань не выглядит испуганным: скорее, взволнованным, — всё хорошо. Ты просто уснул на кухне, и вот разбил свою миску для еды. — Жуньцин, я… Но Тан Фань не даёт Суй Чжоу ничего ответить: вдруг притягивает его к себе в объятия, так резво, что Суй Чжоу даже не успевает отстраниться, и начинает утешающе гладить его по спине. — Всё хорошо… Я здесь… — безостановочно увещевает Тан Фань, — мы дома… И Суй Чжоу так хорошо от этих простых ласк и мягких слов, что он почти забывает, почти хочет пустить всё на самотёк, но совесть не позволяет ему поступить так: Тан Фань слишком легкомыслен, не понимает всей грозящей ему угрозы, а Суй Чжоу, если действительно любит Тан Фаня, должен уберечь его, а не следовать своим эгоистичным желаниям. — Я начал душить тебя! — Суй Чжоу находит в себе силы вывернуться и заглянуть Тан Фаню в глаза, — это очень опасно! Вам с Дун-эр лучше переехать… — Ни за что! Спросим у Пэй Хуая рецепт успокаивающих чаёв, — Тан Фань, явно разозлившись после услышанного предложения, всё равно продолжает стоять на своём. — Как же ты не поймёшь, я… — Что ты? Ты самый лучший, Гуанчуань, — недавняя вспышка злости сменяется таким вот бесценным для Суй Чжоу откровением, — перестань это. Мы справимся вместе. Тан Фань вдруг проводит пальцами Суй Чжоу по шее, но Суй Чжоу даже не успевает запомнить это ощущение. Тан Фань резко отворачивается, убирая руку. Он собирает осколки разбитой посуды и уходит к себе: — Жду тебя. Я не позволю сегодня тебе оставаться одному. И Суй Чжоу не в силах отказаться, и на коже его всё ещё чувствуется тепло касания пальцев Тан Фаня.***
Через несколько дней они стоят у городских ворот и провожают Ван Чжи в Ляодун. Тан Фань, когда узнал об отъезде друга, сначала негодовал: Ван Чжи не предупредил его заранее, и это отправление с миссией к границе случилось совсем неожиданно. Тем не менее, Тан Фань всё равно вышел проводить Ван Чжи в путь. Пока Дин Жун обстоятельно раздаёт команды служащим, укомплектовывающим ящики с вещами, Ван Чжи оживлённо разговаривает с Тан Фанем: видимо, не в силах с ним распрощаться. Суй Чжоу же, ограничившись вежливо-нейтральным пожеланием Ван Чжи лёгкой дороги, теперь словно и не знает, куда себя деть. От нечего делать он мимоходом разглядывает занятого всем и сразу Дин Жуна, и ему даже становится его как-то жаль: в Западной Ограде действительно не забалуешь, а уж тем более под непосредственным руководством Ван Чжи. — Командующий, всё готово к отправлению, — объявляет Дин Жун, что-то до этого проверявший в повозке. — Я понял. Значит, едем, — Ван Чжи мельком оборачивается на своего заместителя. — Буду ждать от тебя писем, — он снова обращается к Тан Фаню, — держи меня в курсе о делах в столице. — Обижаете, командующий Ван, — Тан Фань по-дружески похлопывает Ван Чжи по плечу, — вы тоже пишите. И не забудьте поделиться впечатлениями о моём новом романе. Только когда эти слова прозвучали вслух, Суй Чжоу замечает, что Ван Чжи держит в руках рукопись. Суй Чжоу знает, что Тан Фань пишет любовные романы под псевдонимом и имеет от этого дополнительный заработок. Суй Чжоу никогда и не возражал, коли это приносит доход, но отнюдь не верил байкам Тан Фаня о том, что Ван Чжи стал ему, вроде как, преданным читателем. У Тан Фаня живое воображение, писательская фантазия, — так всегда считал Суй Чжоу, и этот необычный взгляд на мир только больше прельщал его в своём дорогом друге. Но оказывается, это — правда, что такой серьёзный человек, как Ван Чжи, читает подобное на досуге. И Тан Фань даже успел приготовить Ван Чжи подарок на память, пусть и не был осведомлён о его отъезде. — Убери это куда-нибудь в ящик, Дин Жун, — командует Ван Чжи с грозным видом, будто бы просит разобраться с документами государственной важности, а не с развлекательной историей о любви. — Слушаюсь, — Дин Жун принимает из рук Ван Чжи рукопись, всеми силами стараясь ни взглядом, ни жестом не выдать своего скептического отношения к творчеству Тан Фаня. Наверное, получается плохо, раз Суй Чжоу это отмечает, а Тан Фань напутствует: — Только не помните! — переживает он, — это — искусство! — Да… Конечно, — Дин Жун с грохотом захлопывает ящик, — теперь точно всё, командующий. — Отлично, — Ван Чжи забирается в повозку, бойко взмахнув подолом плаща, — Дин Жун, залезай и ты. — Слушаюсь, — Дин Жун быстрым движением помогает Ван Чжи поправить зацепившийся за что-то плащ и тоже пропадает в повозке. Звучит команда вознице «ехать», лошади поднимают пыль, и вот Ван Чжи исчезает за городскими воротами. — У них несколько дней пути… — задумчиво протягивает Суй Чжоу, — Ван Чжи мог бы как раз прочитать твой роман. Тан Фань в обиде надувает губы: — Его помощник убрал мою рукопись куда подальше. — Не всем дано оценить твой писательский дар, Жуньцин, — поддерживает Тан Фаня Суй Чжоу, — а я уж совсем не берусь читать. Куда мне, я далёк от литературы. Но ты молодец. Подарил Ван Чжи такой подарок. С душой. Тан Фань весь расцветает от лестных слов: — Мне ничего не стоит, Гуанчуань. Тем более, я ведь и тебе подарок приготовил, — Тан Фань прижимается к плечу Суй Чжоу и говорит ему на ухо, — куда более ценный! Близость Тан Фаня обжигает Суй Чжоу, и он старается спрятать эти чувства за удивлением: — Правда? А мне-то… Какой повод? — Разве должен быть повод, Гуанчуань? — Тан Фань уверенно берёт Суй Чжоу под руку, — пойдём. Я покажу тебе. Заинтригованный, Суй Чжоу возвращается домой вместе с Тан Фанем. Тан Фань ведёт его на кухню, а после, указывает пальцем на стол, где стоит чашка для еды: фарфоровая, очень красивая, филигранно выполненная, и на ней нанесён рисунок с розовым цветком камелии. — Это тебе, Гуанчуань, — смущённо улыбается Тан Фань, — просто… Я тут подумал, на днях ты разбил чашу, ел из посуды для гостей… И вот, я решил купить тебе новую. Суй Чжоу тут же замирает: эти несколько дней они не поднимали тему его срыва, зато Суй Чжоу привык засыпать в объятиях Тан Фаня, — теперь не изредка, а изо дня в день. И вот Тан Фань отчего-то вспоминает об этом досадном случае. Неужели всё же… Решил переехать? Справедливо. Жить с Суй Чжоу — небезопасно, а потому он не должен останавливать Тан Фаня. — Спасибо, Жуньцин, — Суй Чжоу от души благодарит друга, пусть и думает, что таким образом Тан Фань пытается сгладить новость об их скором расставании. Суй Чжоу крутит чашу в руках, осторожно и бережно, и указывает на изображение цветка: — Камелия… Герой для империи, значит, — Суй Чжоу считает это хорошим посылом: ведь даже если Тан Фань съедет, он всё равно должен будет помнить о долге службы, — спасибо тебе, Жуньцин, я правда хочу стараться для… Тан Фань прерывает Суй Чжоу смазанным поцелуем в щёку: — Для империи — никто не спорит. Но в первую очередь, ты — герой для меня. Это я хотел сказать своим подарком. — Жуньцин… — Суй Чжоу, когда наконец понимает, что именно Тан Фань хотел до него донести, не может поверить своему счастью. — Наверное, тебе и вправду сложно разбираться с символическими смыслами, Гуанчуань. Это я по поводу литературы, — хихикает Тан Фань, подсаживается к Суй Чжоу ближе и кладёт ему голову на плечо, — зато тебе нет равных в готовке. А я очень голоден. Приготовишь мне что-нибудь? — Конечно, Жуньцин, — Суй Чжоу целует Тан Фаня в макушку, — обязательно. — Ура! — Тан Фань вскакивает со своего места, — поторопимся же! И сегодня свои же блюда кажутся Суй Чжоу особенно вкусными: тогда, когда он ест из плошки, подаренной Тан Фанем. Ведь камелия — цветок настоящих героев, и Суй Чжоу клянётся, что навсегда им останется: для Тан Фаня. А со всеми возникающими проблемами, они непременно справятся, — и непременно вместе.