Море клянётся, гора присягает

***

      Для Ли Хэна советоваться с Ли Би было чем-то естественным, правильным и непременно нужным. Наверное, именно поэтому всё происходящее сейчас непреложно вызывало в новоиспечённом императоре тёплые, почти что ностальгические воспоминания о юности. Воспоминания бесценные, которые так сладко пахли весной, отливали розоватым персиковым цветом и сияли бликами утреннего ласкового солнца.       Если бы не опасность, что мятеж обрушил на земли Тан, Ли Хэн был бы даже рад, если бы всё так и осталось: они вместе, как раньше. Они снова говорят сутками напролёт, ездят в одной повозке, едят и спят вместе, и не могут оторваться друг от друга ни на минуту.       Ли Хэн знает — на Ли Би можно положиться. Ведь как бы близко он, в поисках бессмертия, ни подбирался к тайнам мироздания, он всегда возвращался из своих путешествий по зову долга.       Ли Би ни разу не подвёл Чанъань.       Ли Би ни разу не подвёл Ли Хэна.       Только вот Ли Хэн не знает, где для Ли Би в их отношениях заканчивается субординация, и где начинаются чувства. Ли Хэн не может понять, где для Ли Би проходит грань между моральными обязательствами перед империей и личной привязанностью.       В руках Ли Хэна вот-вот осядет вся Поднебесная, а он, как и в юношестве, всё ещё желает полного доверия от своего дражайшего советника.       Наверное, это глупо.       — Сышэн, ты меня слушаешь? — из мыслей его вырывает напористый, ровный голос.       — Да? — в конце концов, Ли Хэн теперь — император, а потому должен сохранять здравый рассудок.       — Мятежники взбунтовались в Фаньяне, — нахмурившись, Ли Би медленно проводит тонким пальцем по карте, — Чанъань тоже под их контролем. Но я думаю, у них ничего не получится.       — Почему? — Ли Хэн не может не задать такой вопрос, когда, кажется, всё складывается против них, а преимущество явно на стороне «новой династии».       — Они просто-напросто перегрызут глотки друг другу, — Ли Би поджимает губы, а в глазах его Ли Хэн вдруг ловит едва мелькнувшую, но ужасающе суровую искру, — у Ань Лушаня есть соперники, которые хотели бы его подвинуть. И у этих самых соперников тоже есть недоброжелатели. Это всё вопрос времени. Пусть его и потребуется довольно много.       — И что же тогда делать мне? — услышав такой позитивный прогноз от человека, который уже множество раз предугадывал события и регулировал их в пользу своего господина, спрашивает Ли Хэн, не скрыв оживление в голосе.       Ли Би уже хочет что-то ответить, как вдруг Ли Хэн исправляется, посылая собеседнику мягкую, осторожную улыбку, и касаясь кончика его пальца, всё ещё указывающего на точку под названием «Фаньян»:       — Что же тогда делать… Нам?       Ли Хэн наблюдает за тем, как после прозвучавшего вопроса меняется выражение лица Ли Би: сначала, секундное замешательство, а потом, всё те же присущие ему строгость и серьёзность.       Ли Би к любому делу подходит ответственно. Ли Хэн это прекрасно знает, и за это он так ценит своего советника.       Но что же творится в глубине его души?       — Чтобы упрочить своё положение, нам стоит наращивать силы, накапливать ресурсы. Ведь после падения Янь, Тан придётся восстанавливаться, — наконец, отвечает Ли Би слегка севшим голосом.       Ли Хэн чувствует, как его палец подрагивает: в том месте, где они чуть ощутимо, но так близко соприкасаются.       — У Ли Би холодные пальцы, а значит, и руки холодные, — вот о чём думает на подкорке сознания Ли Хэн, — согреть бы…       Согреть.       — Аккумуляция сил? И только? — разумом же Ли Хэн всё ещё здесь, в обсуждении их стратегии противодействия мятежу: он отвечает Ли Би с сомнением, ведь ему мало верится в то, что всё решится столь распространённым в даосизме недеянием.       — Нет, конечно. Мы будем активно наступать. Чтобы помочь неизбежному поскорее свершиться. Но для этого нужен хороший, продуманный план. Я поразмышляю над этим, Сышэн.       — Спасибо, — Ли Хэн благодарит Ли Би со всей искренностью, ведь он и вправду не представляет, как бы разбирался со всем этим, если бы Ли Би не было рядом.       Ли Би слегка кивает и наконец отстраняется, разрывая прикосновение. Поднимается со своего места и, опустив глаза ниже, складывает руки у груди в почтительном жесте. А после предлагает:       — Давай я заварю чай.       Ли Хэн молча соглашается, а сам невольно думает, что подобное выражение уважения было совсем не тем, чего он хотел бы от Ли Би.       Слишком холодно.       В конце концов, они же — друзья, пронёсшие дружбу с самого детства. Они — близкие соратники, разделявшие на двоих и поражения, и победы. Они — первая, самая важная любовь друг для друга.       Ли Хэн задумывается: возможно, это всё от того, что он стал наследным принцем, а сейчас и вовсе императором?       Иерархия и положение диктуют свои правила, и всё же…       Нет.       Эта дистанция между ними всегда существовала, как бы Ли Хэн ни хотел этого не признавать.       Почему?       Узнать бы, спросить, что затрагивает самые скрытые струны души Ли Би, ведь неспроста он такой, Ли Хэн это совершенно чётко понимает.       Но Ли Би не ответит, или ответит что-то расплывчато-дымчатое, как те трактаты, что он так любит читать.       Ли Би не ответит, потому что сам он по себе загадка, которую, возможно, никому не под силу разгадать.       Но Ли Хэн всё ещё хочет попытаться.       И даже сейчас: спина Ли Би пряма, движения элегантны и в то же время остро отточены. Высоко убранный пучок украшает крупная нефритовая заколка. Фиолетовое одеяние подчёркивает не только аристократическую бледность, но и что-то необъяснимо мистическое.       Ли Хэн, любуясь Ли Би в новом облачении, гордится сам собой, ведь, в итоге, у него получилось даровать Ли Би фиолетовые одежды, а вместе с ними и должность. Тот упорно отказывался, но всё же сдался. Пусть и временно, но принял обязанности чиновника.       Видимо, желая, как и когда-то в юности, очень скоро снова уплыть, ускользнуть дальше от Ли Хэна.       Но Ли Хэн предпочитает об этом не думать, чтобы не жалеть понапрасну.       Сейчас они вместе: и это самое главное.       Ли Би сначала подметает поверхность стола своей метёлочкой, и лишь после этого разливает по пиалам чай.       Это действо завораживает.       Ли Хэн, всё ещё неотрывно смотря на то, как с шелестом порхают рукава Ли Би, вдруг вспоминает их давнишний разговор, случившийся ещё в далёком детстве.       Они сидели тогда в императорском саду. Весна приходила в Чанъань, резво и ярко, и фиолетовые ирисы цвели вокруг них, одурманивая своим ароматом.       — А о чём ты мечтаешь, Чанъюань? — спросил тогда Ли Хэн, всего лишь принц, даже не представлявший, что станет наследником престола.       — Чтобы Чанъань развивался успешно.       Ли Хэн недовольно качает головой:       — Нет, ты не понял. О чём мечтаешь именно ты сам?       — А ты? — Ли Би не спешит поделиться.       — Я хочу, чтобы ты остался рядом со мной, пусть мне и не стать императором. Ты бы занял какую-нибудь должность при дворе, и мы бы могли вот так вот каждый год вместе наслаждаться цветением в этом саду.       Разве не хорошо?       — А я мечтаю путешествовать по горам, чтобы найти секрет бессмертия, — наконец отвечает Ли Би, проводя рукой по лепесткам ириса.       Парадоксально: будучи столь талантливым, Ли Би не связывает своё будущее со двором. И будучи столь любимым, не связывает свою мечту с Ли Хэном.       Тогда Ли Хэн впервые подумал о том, как сильно Ли Би похож на ирис: на этот фиолетовый, как сама суть учения, что так его прельщает, цветок.       Ведь всем известно, что ирис — тонкая, нежная, но бесконечно одинокая душа.       Ли Би такой же.       И спустя столько времени, вряд ли что-то поменялось.       — Чанъюань, ты же последуешь за мной до конца? — Ли Хэн и сам не даёт себе отчёта, когда с его уст срывается этот вопрос.       Ли Би замирает, словно бы услышал что-то очень страшное:       — А ты во мне сомневаешься?       — Нет, я просто… — Ли Хэн отпивает немного чая: в горле почему-то резко пересохло, — вспомнил кое-что из детства.       — И что же?       — Сад с ирисами, в котором мы когда-то любили проводить время, — Ли Хэн тяжко вздыхает: сколько же воды с тех лет утекло, — мы тогда говорили о своих мечтах.       — И как, твоя мечта… Сбылась? — вопрошает Ли Би, комкая в руках ткань своего одеяния.       — Ну, мы не во дворце, идёт война, и здесь не до любования цветами, но ты… — Ли Хэн смотрит Ли Би в самые глаза: и вправду ясные, как осенние воды, — ты со мной рядом. Значит, моя мечта сбылась. А твоя, Чанъюань, получается, нет. Ведь ты пока ещё не раскрыл тайны бессмертия.       — Не раскрыл, — Ли Би соглашается, и голос его звучит отчего-то тихо-тихо, — но на самом деле… Не сказать, что это по-настоящему было моей мечтой.       — А что же тогда?       — Я тоже помню тот наш разговор, Сышэн, — честно признаётся Ли Би, — и знаешь… После того, что ты сказал… Мне так хотелось сказать что-то тебе в ответ, такое же, да даже ещё более заверяющее! В преданности, в любви, во всех этих чувствах, но не знаю, отчего я не решился. Ведь я точно был уверен в том, что могу тебе верить… А потом я поспешил отправиться в свои путешествия, но внутри себя всегда помнил, что мечта моя совпадала тогда с твоей. Пусть я и не поведал тебе об этом. Прости.       — Ты не должен извиняться, Чанъюань, — Ли Хэн спешит заверить Ли Би в том, что он совсем не держит обиды.       Ли Би же прерывает его, продолжая:       — И моя мечта… Она всё ещё та же, Сышэн. Она всегда будет такой, правда. И мне вовсе не обязательно занимать высочайшие должности, мне отнюдь не нужно всегда быть подле тебя физически, чтобы беззаветно следовать ей. Только не сомневайся во мне. Прошу тебя, никогда не сомневайся во мне.       И Небесам одним известно, как Ли Хэну было важно и дорого это услышать.       — И моя мечта, Чанъюань… — Ли Хэн наконец решается полноценно взять Ли Би за руку, — и моя мечта всегда будет такой же. Я верю тебе. Всегда буду тебе верить.       Ли Би кивает, сжимая руку императора крепче в своей.       Ладони Ли Би, теперь согретые, уже не кажутся такими холодными.       И пусть ирис порой непонятен, противоречив в своей непостижимости, это вовсе не означает, что его нельзя любить.       Это вовсе не означает, что сам он любить не может.