***
Лу Чжэн был вне себя от ярости: казалось бы, его карьера стремительно шла в гору, и до заветного звания байху, а, значит, и до доступа к архиву, где можно разгадать все тайны прошлого, оставалось всего ничего. Но вот откуда-то из далёкого севера к ним в стражу переводят служащего, и в одно мгновение всё рушится на глазах. — Чёрт бы побрал этого выскочку из Бэйпина! — со всей силы Лу Чжэн бьёт кулаком о деревянный столик, — почему именно он, скажи мне?! Почему ему больше доверия, чем мне? — Братец Лу… Се Кэнжань, коллега Лу Чжэна, с которым они последнее время полюбили проводить досуг за чарочкой хорошего вина в таверне переулка Цзиэ, пытается призвать друга к спокойствию. И, как Лу Чжэну кажется, отчего-то тушуется, услышав такую речь, полную негодования. Но Лу Чжэн лишь больше распаляется, не придавая этому особого значения. — Он же совсем не знает дела в Интяне! Кто он вообще такой, скажи мне?! Се Кэнжань лишь тяжко вздыхает, а Лу Чжэн шипит какое-то ругательство себе под нос, случайно проливая вино из чарки. Но вдруг он вмиг становится серьёзным, пододвигается к самому лицу Се Кэнжаня, заглядывая тому в глаза, и цедит: — Но раз двух байху быть не может, я сделаю так, что байху стану именно я. Я избавлюсь от этого мерзавца, братец Се. Отправлю его обратно в Бэйпин. Клянусь летучими рыбами на моей форме! Для пущей убедительности Лу Чжэн встаёт со своего места, и хиленькая деревянная табуретка опрокидывается куда-то назад. — Подавальщик! Лу Чжэн зовёт мальчишку, чтобы оплатить свой сегодняшний ужин. Ощупывает свои карманы и с удивлением обнаруживает, что кошель куда-то пропал. Эти несколько дней «сотрудничества» с Ли Дунфаном были и без того отвратительными, так его ещё и обокрали! — Твою ж… — пыхтит он, пока Се Кэнжань достаёт серебряные слитки из своего кошеля, — я верну тебе завтра на службе, братец Се. — Не волнуйся. А в следующий раз будь осторожнее. Говорят, в переулке Цзиэ орудует очень умелый и неуловимый вор. Наверняка, это был он. Лу Чжэн хмыкает в ответ на такое замечание: — Это больше похоже на городскую легенду, братец Се. И вообще, мы — парчовые стражи. А значит, должны ловить подобных мошенников. Для нас неуловимых не бывает. — Как знать, братец Лу, как знать, — задумчиво тянет Се Кэнжань, отпивая ещё немного вина из чарки, — ты иди, а я ещё немного попьянствую. — Тогда до завтра, — немного пошатываясь, Лу Чжэн выходит из-за стола и двигается по направлению к выходу, — в следующий раз угощаю я. Тогда, когда наступит мой триумф: я стану байху, а Ли Дунфана выметут из дворца.***
На следующее утро Лу Чжэн, конечно же, встречает Ли Дунфана на службе. И еле удерживается от гримасы отвращения. Ли Дунфан стал для Лу Чжэна препятствием. А вместе с тем, воплощением всего, на что он может направить свою ненависть. С лукавой ухмылкой и хитрым прищуром тёмных глаз, с вытянутым лицом и острым подбородком, с вьющимися на висках волосами, а ещё с этой слегка разнузданной походкой, будто бы он был не парчовым стражем, а разбойником с большой дороги, Ли Дунфан вызвал неприязнь у Лу Чжэна почти сразу же. А когда тот узнал, что Ли Дунфан, по сути, переведён для того, чтобы занять то место, о котором Лу Чжэн так долго грезил, зло к этому байху с севера пробрало Лу Чжэна ещё больше. Показательно равнодушно проходя мимо Ли Дунфана к своему рабочему столу с документами, Лу Чжэн вдруг чувствует, как тот хватает его за плечо. Лу Чжэн удивлённо смотрит на Ли Дунфана и недоумённо спрашивает: — Господин Ли? — Это твоё, Лу Чжэн? — сощурив глаза, Ли Дунфан трясёт мешочком с серебром перед носом Лу Чжэна. — Откуда? Вы промышляете кражами, господин Ли? — ядовито интересуется Лу Чжэн. — Если бы я промышлял кражами, было бы довольно глупо возвращать тебе твою же вещь, не так ли? — Ли Дунфан невнятно пожимает плечами, — просто вчера с миссией я посещал усадьбу одного высокопоставленного чиновника… Лу Чжэн, услышав это, скрипит зубами: конечно, он же всего лишь цзунци, и не его отправлять на такие задания! — Так вот, один вор из переулка Цзиэ хотел притвориться мной и подзаработать. Пытался украсть мою бирку. У него, конечно же, ничего не вышло. А ещё, я вернул твои деньги. Ли Дунфан протягивает мешочек со слитками Лу Чжэну в руки. — Надо бы поблагодарить, — думает Лу Чжэн, но почему-то не поворачивается язык. — И где сейчас этот вор? — вместо благодарности бурчит он. — Обезврежен, — легко отвечает Ли Дунфан. Лу Чжэн, услышав такой ответ, против воли замирает: — В смысле… Он, хоть и был парчовым стражем, ни разу не убивал человека. Ли Дунфан смеётся такой непосредственной реакции, смотря на Лу Чжэна точно на наивное дитя: — Он жив, ты не подумай, — продолжает веселиться он, — мы же, в конце концов, стражи закона… Лу Чжэн уже хочет взорваться и сказать в ответ что-то обидное, но Ли Дунфан вдруг, похлопав его по плечу, уходит, исчезая так же неожиданно, как и появился.***
Лу Чжэн, оставшись в одиночестве, решает изучить содержимое своего кошеля: интересно, много ли денег он потерял? Наверняка, тот вор успел что-то прикарманить, да и Ли Дунфан мог взять «плату» за помощь по возвращению потерянной вещи. К своему удивлению, Лу Чжэн обнаруживает, что ничего не пропало. Более того: кое-что прибавилось. Рядом со своими серебряными слитками Лу Чжэн находит нечто совсем неожиданное, — а именно, несколько белых лепестков магнолии. Изящные и нежные, они затеряны где-то среди кусков драгоценного металла, который со всей силы прижимает лепестки, точно пальцы человека бессердечно и жестоко сжимают крылья бабочки. Всего пара душистых лепестков, которые, казалось, попали в кошель случайно, но заставили Лу Чжэна задуматься: магнолия, без сомнений, принадлежала Ли Дунфану. Лу Чжэн не мог поверить, что такой бесцеремонный и бессовестный, как ему казалось, человек, может обладать столь высоким чувством вкуса. А ещё, Ли Дунфан не был похож на того, кто носил бы с собой обереги. Просто Лу Чжэн почему-то всегда думал, что Ли Дунфан ничего не боится. Но, значит, что-то всё-таки приводит его в смятение. И Лу Чжэн во что бы то ни стало узнает, что именно. Ведь только так он сможет выдавить Ли Дунфана из ведомства.***
С того момента, Лу Чжэн начинает тотальную слежку за Ли Дунфаном, чтобы найти что-то, к чему можно прицепиться, и доложить потом вышестоящему начальству. В Парчовой Страже практика написания доносов давно уже стала чем-то естественным. И в одну ночь Лу Чжэн действительно наблюдает нечто, выходящее за рамки обыденности: Ли Дунфан, наряженный в простецкую, почти что походную одежду, в тканевой налобной повязке вместо форменной шапочки стража, крадётся по улицам города, следуя за нарисованными на стенах корабликами. Проходит мимо рисунков и тут же их стирает, пытаясь затеряться в шуме подвыпившей толпы и горящих фонарей. — Янь-ван… — шепчет Лу Чжэн сам себе. Он когда-то давно узнал из одного дела, что кораблики эти — символ ночных лазутчиков: военных объединений, поддерживающих мятежника Янь-вана, готовящего переворот и желающего свергнуть нынешнего императора. И вот тогда Лу Чжэну вмиг всё становится ясно: Ли Дунфан — байху из Бэйпина, подосланный в их ведомство шпион, который призван сливать информацию врагам. Значит, их Парчовая Стража действительно прогнила, и среди тех, кого Лу Чжэн считает своими братьями, есть поддерживающие Янь-вана отступники. И сколько таких? Ведь кто-то организовал перевод Ли Дунфана. Кто-то отворил ему ворота, надеясь при Янь-ване занять более почётное место. Уму непостижимо! Днём Ли Дунфан, как настоящий парчовый страж и защитник императора, ловит ночных лазутчиков вместе с Лу Чжэном и отправляет их в тюрьму. А ночью встречается с такими же пособниками мятежника и оказывает им службу. Но, так или иначе, Лу Чжэн — честный служащий и преданный подданный императора. Его обязанность — убить мятежника. Он затаивает дыхание и вынимает кинжал из кармана. Ли Дунфан говорит о чём-то с другим ночным лазутчиком, чьё лицо закрыто шляпой доули. По комплекции кажется, что это девушка, однако, Лу Чжэн не может быть полностью уверен. Ли Дунфан передаёт предполагаемой лазутчице какие-то бумаги, а та уважительно кланяется ему. Ли Дунфан, еле заметно улыбнувшись, похлопывает собеседницу по плечу: мягко и бережно, словно бы старший брат хотел приободрить свою младшую сестрёнку. А после, он оборачивается и направляется к выходу из переулка. Лу Чжэн упускает возможность сделать решающий выпад: заглядевшись на эту сцену, он почему-то вспоминает лепестки магнолии, волей случая оказавшиеся подарком от Ли Дунфана. Но этот эфемерный образ быстро испаряется, а Лу Чжэн приходит к рациональному выводу: сначала нужно добыть неопровержимые доказательства, и только потом уже судить Ли Дунфана. Рассудив так, Лу Чжэн продолжает следить за Ли Дунфаном, пока они не доходят до двора усадьбы, которую император выделил байху Ли, как приезжему стражнику. Ли Дунфан скрывается в дверях дома, но потом, несмотря на поздний час, возвращается, вынося с собой маленькую пипу. Садится на скамейку, вокруг которой рассыпались яркие цветы и гладкие камни, и начинает играть. Его голос, глубокий и слегка хрипатый, льётся легко, а само пение кажется полным боли и какой-то неземной мудрости. Тянь-Шань стеной, над ним луны восход В безбрежность облаков свет яркий льёт. Из дальних далей налетает шквал, Чтоб замести Юмэнский перевал. Ли Дунфан поёт, а Лу Чжэн так и стоит, затаив дыхание, заворожённый до глубины души этим зрелищем: в песню Ли Дунфан вкладывает все свои воспоминания, как воина, и Лу Чжэн это прекрасно чувствует. Пусть Ли Дунфан и пел о ночных лазутчиках, Лу Чжэн не мог не оценить его искренность. Сколько раз в жизни Лу Чжэн был в увеселительных домах, и сколько раз он слушал, как самые лучшие «цветы» играют на пипе, но всё это бесследно меркло перед тем будоражащим образом, что он видел сейчас. Путь до горы Байдэн проложен войском Хань, Но степняки отбили озеро Циньхай. Здесь много за века бойцов прошло, но ни единый Не смог вернуться с поля брани невредимым. — Но ни единый не смог вернуться с поля брани невредимым, — Лу Чжэн повторяет одними губами: что в династию Тан, что сейчас, при Великой Мин… Таким, как они, трудно, очень трудно уберечь свою жизнь. — Долго ли будешь стоять здесь, Лу Чжэн? — Ли Дунфан наконец прекращает играть и прищуривает глаза, смотря на сослуживца. Лу Чжэн вмиг выходит из транса. — Ты уже многое видел, и тебе бы впору меня арестовать, — пожимает плечами Ли Дунфан, — но у тебя нет доказательств. Так, видимо, ты и подумал. Потому решил последовать за мной. — Всё верно, господин Ли, — не стал отпираться Лу Чжэн, — почему не сказали сразу, что заметили мою слежку? — Не каждый день с таким вниманием слушают твою игру, — рассмеялся в ответ Ли Дунфан, — наверное, именно так ощущал себя Юй Боя, когда его слушал Чжун Цзыци. Лу Чжэн прыснул, сам не заметив, как перестроился с официального стиля общения: — У тебя ещё хватает сил шутить, Ли Дунфан? Ты — шпион ночных лазутчиков, и тебя обязаны казнить. — У тебя нет доказательств. И я не боюсь. Просто потому, что ты этого не сделаешь. — А я бы на твоём месте не был так уверен, — Лу Чжэн постарался возразить, но нутром чувствовал, что Ли Дунфан прав. — Посмотрим, что из этого выйдет, — Ли Дунфан излучал невероятное спокойствие и смирение, будто бы не его поймали за столь серьёзным преступлением. — Так и будешь продолжать шпионить на врагов? Даже после того, как я тебя раскрыл? — Лу Чжэн постарался воззвать к его совести. — У меня нет выбора, — Ли Дунфан слегка провёл пальцами по струнам пипы, и та откликнулась тихим звуком, — к тому же… Разве ты сам не считаешь, что окончание этого противостояния уже давно предрешено? Нынешнему императору, окружённому лишь учёными мужами, не удержать власть. Янь-вана поддерживают военные и монголы. Лу Чжэн должен был признать: это звучало резонно. Но он не мог попустительствовать мятежникам. Ведь защита императора, как бы то ни было, была его долгом. — Я арестую тебя, — Лу Чжэн стоит на своём. — Если успеешь. — Что ты… — Янь-ван уже вот-вот двинется к городу. Решающая битва не за горами, Лу Чжэн. Я предупреждаю тебя на случай, если ты захочешь скрыться. Хотя, ты честный служащий, и так не поступишь. Поэтому, если попадёшь в беду, покажи ночным лазутчикам те лепестки магнолии, что я когда-то подкинул в твой кошель. И тебя не тронут. — Зачем ты хочешь спасти меня? — Лу Чжэн недоумевает. — Твоя честность подкупает, — признаётся Ли Дунфан, — ты честен в своей службе правителю, честен в своей ненависти ко мне. Лу Чжэн тушуется от столь прямого обвинения, а Ли Дунфан на это лишь смеётся: — Что? Я это уже давно заметил. У тебя на лице всё написано: ты, мягко говоря, не очень рад моему появлению здесь. Лу Чжэн почему-то чувствует себя неуютно и хочет оправдаться: — На самом деле, я… Мне нужно попасть в архив, но моя должность… — Не нужно мне об этом рассказывать, — резко прерывает его Ли Дунфан, — давай лучше сохраним секреты до поры до времени, ладно? И твои, и мои. Они всё равно раскроются, уже очень-очень скоро. А сегодня… Лучше давай я ещё сыграю тебе. Ты хочешь? И почему-то Лу Чжэн соглашается. Он хочет. А потом, музыка заполняет в Лу Чжэне каждую клеточку, и тембр голоса Ли Дунфана убаюкивает, унося в дальние дали: туда, где пахнет магнолиями, а звёзды на небе кажутся особенно яркими.***
Немногим позже выясняется, что Ли Дунфан — внебрачный сын Янь-вана, который верой и правдой служил последнему не только ради фамилии Чжу, но и просто ради того, чтобы называться семьёй. И даже после организованного Ли Дунфаном и его сообщниками всепоглощающего пожара, где сгорел сам император Цзяньвэнь, а также многие из его гарема, слуг и лояльных ему чиновников, Ли Дунфана не признают. После воцарения теперь уже императора Юнлэ, Ли Дунфан становится ненужным. Лу Чжэну его жаль. По-настоящему жаль, ведь у самого Лу Чжэна был отец, пусть и приёмный. Но узнать тайну того события, когда он потерял родного отца, Сун Хэмина, у Лу Чжэна уже не получится — архив сгорел. Но может, оно и к лучшему: Ли Дунфан, дойдя до окончательной точки своего маршрута, лишь только разочаровался. Когда мятеж завершается успехом, Лу Чжэн узнаёт, что Се Кэнжань, тот, кого он считал лучшим другом и принципиальным служащим, был на самом деле тем, кто когда-то и открыл Ли Дунфану ворота. Теперь некогда сяоци, подчинённый цзунци Лу Чжэна, поднялся до статуса байху. А тиду Лу, по совместительству его приёмный отец, оказывается, был одним из первых в Страже, присягнувших Янь-вану. Но Лу Чжэн почти и не удивлён, что вокруг него везде царил обман. Ведь из Парчовой Стражи мало кого устранили после смены правителя: значит, почти вся их служба была сетью Янь-вана. И вот однажды, Ли Дунфан приходит в тюрьму к Лу Чжэну и делится своим горем: — Я не должен был доверять ему… Не должен был, — делает вывод он, прижимаясь затылком к холодному камню камеры, — ведь в огне я потерял того единственного человека, которого считал своей семьёй. Пожертвовал им ради того, кого хотел называть отцом. И теперь я остался ни с чем. Лу Чжэн слишком измучен: он не находит в себе сил для того, чтобы задать вопрос, повисший в воздухе, но Ли Дунфан опережает его, объясняя: — Шу Тан. Та девушка, с которой ты когда-то видел меня в переулке Цзиэ. Я спас её совсем маленькой, и она была мне как младшая сестра. — Сочувствую, — хрипит Лу Чжэн, — сочувствую… Но что же будет теперь… С тобой? Лу Чжэн сам не знает, почему переживает об этом, когда его собственная жизнь висит на волоске. — Его Величество Юнлэ великодушно помиловал меня, но лишил всех заслуг и рангов, — вздыхает Ли Дунфан, не скрыв горькой иронии в обращении «Его Величество», — я уезжаю завтра. — Значит, пришёл попрощаться? Ли Дунфан отрицательно мотает головой: — Пришёл тебя предупредить. Я попробую выторговать и твою жизнь тоже. Лу Чжэн в удивлении приподнимается с ледяного пола, поднимая указательный палец вверх, но тут же падает вновь. — Не перетруждайся. И не спрашивай опять, почему я хочу тебя спасти, — неожиданно тепло улыбается Ли Дунфан, — просто чувствую, что это — правильно. Он уходит из тюрьмы, и из кармана его одежд выпадает белый лепесток магнолии.***
В итоге, Лу Чжэн получает право на безымянную жизнь благодаря Ли Дунфану. Теперь они оба одеты словно бедные крестьяне, и собираются в дальний путь, чтобы осесть где-то на отшибе империи. Только вот Лу Чжэн больше не видит цветов магнолии рядом с Ли Дунфаном: наверное, он пообещал Янь-вану избивиться от них, чтобы не вызывать и малейших подозрений. Тем не менее, пипа всё ещё с ним, а песня, которую они поют теперь вместе, связывает их, с каждым днём всё более неразрывно, и делает их всё ближе и роднее друг другу. Волею Небес вышло так, что несмотря на сложные отношения, которые связывали их в начале знакомства, им суждено было разделить одну дорогу на двоих. О чём Лу Чжэн впоследствии ни капельки не пожалел. И он уверен: Ли Дунфан тоже.