Истинный энигма

      На следующей неделе у Чимина на работе возникла неприятная ситуация. Он делал кесарево-сечение одному омеге, так как у того начались преждевременные роды, но малыш не выжил ещё в утробе. Чимин, расстроенный таким исходом, заканчивает зашивать живот пациенту-омеге. Хотя бы его удалось спасти.       Заведующий отделением приказывает второму хирургу закончить с обработкой шва, а неонатолог накрывает тело ребёнка простынёй и увозит на каталке. Пак снимает перчатки, испачканный в крови халат. Заходит в коридор, устало снимая с себя шапочку, и подходит к ожидающему новостей альфе. Тот был в истерике, когда Чимин произнёс стандартную фразу «мы сделали всё, что могли, ребёнок не выжил, но омегу удалось спасти».       Чимин умылся, потом прошёл в ординаторскую и просидел там некоторое время, тупо пялясь в стену. Терять жизнь младенцев всегда тяжело, к этому невозможно привыкнуть. Он жутко переживал во время операции, а теперь чувствовал опустошение. Будто все эмоции из него выкачали. Конечно, Чимин не раз сталкивался со смертью, в сфере медицины это обычное явление, всё зависит лишь от того, насколько близко к сердцу ты принимаешь смерть каждого пациента. Казалось, вот ты с ним разговариваешь, обещаешь, что всё будет хорошо, а потом смотришь, как он рыдает от боли из-за потери малыша.       Жизнь даётся и жизнь забирается.       Конечно, в данном случае вины Чимина нет, его заботой, в первую очередь, является жизнь пациента-папочки, а потом его ребёнка, но увы, Пак всё равно бы ничего не успел сделать с плодом, который стал жертвой внутриматочной инфекции.       Чимин всхлипывает, смахивая указательным пальцем непрошенную слезу, а затем поднимает глаза на вошедшего медбрата.       — Доктор Пак, к вам пришли, — оповещает он, стоя в дверях.       — Кто?       — Не знаю, какой-то школьник. Представился как Чхве Даян. По личному вопросу.       Заведующий закатывает глаза:       — Только этого мне ещё не хватало.       Чимин накидывает на себя пальто поверх чистого белого халата и выходит на улицу, где его ожидает до боли знакомый омега, которого он видел в последний раз стонущим под Чонгуком.       — Гинекологическая консультация через три улицы отсюда, — громко говорит Пак, подходя ближе к омеге. — Абортами занимается другой врач. Чем я могу помочь?       Видно, что Чимин настроен враждебно. Язвительные речи сами собой вылетают из него, но Даян старается не обращать внимания на колкости взрослого омеги, которому он всё равно кланяется в приветственном жесте. Омежка поправляет сумку на плече и топчется на месте, не зная, как начать разговор.       Чимин оценивающе смотрит на омегу, одетого в школьную форму, явно только недавно пришёл с занятий. На улице уже смеркается и становится холодно. Фонари потихоньку зажигаются в саду, расположившемуся вокруг роддома. Сейчас там никто из беременных омежек не гуляет, поэтому они могут поговорить без посторонних глаз и ушей. Чимин предлагает пройтись.       — Извините, что я отвлекаю вас от работы, — дрожащим голосом говорит Даян, идя вдоль тропинки.       — Как ты меня нашёл?       — В век высоких технологий это нетрудно. В соцсетях у вас есть фото вашей клиники, узнал адрес через поисковик.       Чимин прячет руки в карманах расстёгнутого пальто и неторопливо ступает по дорожке, вдыхая свежий воздух.       — И я прошу прощения за тот инцидент. Ну… когда вы нас с Чонгуком увидели…       Старший сжимает челюсти от воспоминаний, как он кричал и плакал тогда, сгорая от ревности и обиды. Он убеждает себя, что всё позади.       — Не хочу вспоминать об этом.       — Мг, — соглашается Даян, роняя взгляд на асфальт. — Я пришёл сегодня, чтобы поговорить с вами.       — И о чём же?       — Отпустите Чонгука.       Чимин усмехается, растягивая губы в улыбке. Боже, это когда-нибудь закончится? Что им всем надо от него?       Доктор видит лавочку и идёт к ней, после присаживаясь на деревянную поверхность. Закидывает ногу на ногу, что были спрятаны под чёрными брюками-клеш.       — Его никто не держит, — спокойно отвечает Пак, глядя снизу вверх на подошедшего омегу.       Даян мнётся на месте, дёргая ручку сумки. Только сейчас Чимин внимательнее изучает его черты, мальчишка весьма симпатичный.       — Господин Пак, я всё знаю о ваших отношениях. Видел вас в кафе. Поймите, ведь это аморально, вы ему в отцы годитесь. Вам просто интересно. Молодое мясо и всё такое. А я люблю его.       — А Чонгук любит тебя? Ты у него спрашивал?       — Я знаю, что любит. Он просто пока сам этого не понимает.       Чимин снова улыбается от смехотворности ситуации. Подумать только, какой-то школьник стоит сейчас перед ним и просит не отбивать у него понравившегося альфу. Словно, они одного возраста. Чимину, конечно, лестно знать, что он может составить конкуренцию молодым омежкам, но выслушивать упрёки в свой адрес, просьбы о том, чтобы оставить Чонгука в покое, он не намерен.       — Даян, ты ведь красивый юный омежка. Наверняка, у тебя много поклонников. Неужели ты решил опуститься до того, чтобы просить у меня отпустить понравившегося тебе альфу, который тебя ни во что не ставит? Если бы он любил тебя, то у тебя не было бы поводов для ревности, согласись, — Чимин видит, как былая уверенность омежки рушится у него на глазах. — Пожалуй, о чувствах тебе стоит поговорить с самим Чонгуком. А вот до того, чтобы вести беседы на тему моих отношений с альфами, ты ещё не дорос.       Даян хмурится и шмыгает носом, дрожа как листочек на ветру. Он хотел поставить этого взрослого омегу на место, но в итоге ему самому указали, где ему следует быть и думать, прежде чем вести такие разговоры с человеком, который вдвое старше него.       — Что-то ещё? — строго на него смотрит Пак.       — Вот увидите, он будет моим, — хрипит Даян уже на грани истерики. — Он наиграется, а лет через десять, когда вы потеряете весь свой блеск, вы станете ему не нужны. Он начнет вам изменять, а потом и вовсе уйдёт от вас. Чонгук не настолько глуп, чтобы загубить свою молодость из-за зрелого, пусть и очень красивого, омеги.       Чимин великолепно держит маску безразличия, когда всхлипывающий школьник убегает прочь, покидая территорию роддома. Только спустя минуту Чимин даёт себе запрокинуть голову и часто задышать через открытый рот, потому что накатывающие слёзы начинают душить. Правда, сказанная в порыве гнева, бьёт в самое сердце. Пак бежал от этой правды с того самого момента, как Чонгук поцеловал его в губы. Отпустить его всё равно что со скалы сброситься. А страх быть брошенным через несколько лет, когда он станет старым омегой, заполняет всё его нутро, зажимает душу в тиски и не даёт издать и звука, который вырывается из горла.       Блондин сглатывает образовавшийся ком в горле, не даёт себе упасть в пучину эмоций. Он прикладывает ладонь к груди и даже через ткань одежды чувствует бешеное биение своего сердца.       Внезапно в кармане пальто раздаётся трель телефона. Он достаёт аппарат связи и видит на экране, кто ему звонит. После недолгих раздумий всё же принимает вызов.       — Минни, привет, — раздаётся на том конце. Чонгук был в хорошем настроении. Видно, только вернулся домой после факультативов.       — Привет, — бездушно отвечает Пак.       Чон сразу улавливает нехорошие нотки в голосе омеги и напрягается сам.       — У тебя всё хорошо? Что-то случилось?       Чимин обнажает зубы в оскале и вертит головой:       — Да ничего такого. Тут твой омега приходил.       — Какой ещё омега?       — У тебя их много, что ли? — огрызается Чимин. — Даян.       Наступает небольшая пауза. Чонгук, похоже, переваривает услышанное.       — Что он хотел от тебя?       — Чтобы я не мешал вашему счастью.       — Чего?! — возмущается Гук.       — Сказал, что я тебе в отцы гожусь.       Альфа тяжело вздыхает, наверняка, сжимая телефон до побелевших костяшек.       — Я поговорю с ним, — утверждает Чон серьёзным голосом.       — Поговори. А ко мне сегодня приезжать не надо.       — Подожди, Чимин...       Чимин сбрасывает вызов, прерывая звонок. Он нервно облизывает губы, мыслями всё ещё возвращаясь к минувшему разговору с Даян. Как же остро воспринимаются его слова. Режут по сердцу, оставляя уродливые борозды.       В последнее время Чимин очень устал, а сегодняшний день его окончательно добил. Он открывает список контактов в телефоне и звонит своему другу Ыну.       — Привет. Давай встретимся сегодня. Мне надо выпить, — Пак переходит сразу к делу.       — Привет, я только за. Меня уже задолбали эти сопливые монстрики со своими простудами в детских садах. Они какой-то план по заболеваемости выполняют, что ли, — жалуется Ыну на свою долю педиатра. — Давай сходим в ночной клуб. Выпустим демонов наружу, развеемся.       — Хорошо. Скинь адрес и время в смс.       Вполне хорошая идея, чтобы забыться. Чимин возвращается в здание клиники и заканчивает свою работу, заполняя все выписки. Отдаёт распоряжения младшим врачам, снимает халат, берёт сумку и уезжает на своей машине домой.       Там он быстренько принимает душ, наводит марафет, подчёркивая глаза тёмной дымкой. Узкие джинсы и блестящая блузка в сочетании с украшениями в ушах и на руках добавляют баллов его красоте. Волосы уложены лаком как у корейского айдола, что даже ветер не способен испортить его причёску. Чимин смотрится в зеркало, красит губы прозрачным блеском, косо поглядывая на вибрирующий на комоде телефон, который разрывается от настойчивых звонков Чонгука. Пак не отвечает ему после того разговора пару часов назад.       Он кладёт портмоне с картами и телефон в клатч из натуральной кожи, а после обувается в ботинки на каблуке. Накидывает на плечи длинное красное пальто и выходит из квартиры, захлопывая двери, потому что такси уже подъехало.       Ыну ждёт его у входа в именитый ночной клуб, в который пропускают далеко не всех, так как там строгий фейс-контроль.       — Наконец-то, — восклицает Ыну, подбегая к Чимину, вышедшему из такси.       — Выглядишь потрясающе, — хвалит Пак образ друга. Никто бы не подумал, что омега в кожаных штанах и с неприличным вырезом рубашки до пупа может быть педиатром и лечить деток.       — Ну что, тряхнём стариной?       — Не надо про возраст, прошу тебя, — хмурится Чимин. Ему сегодня уже напомнили о его возрасте. Хватило, спасибо.       — Да ладно. Пошли, сучка, покажем этим юным малышкам, как надо отрываться по полной программе.       Ыну со всем энтузиазмом подхватил друга под руку и повёл ко входу, минуя длинную очередь, выстроившуюся перед секьюрити.       — А нас пустят вообще? — шепчет ему на ухо Чимин.       — Конечно, я позвонил знакомому администратору в этом клубе, мы в списке.       — Вау. Ты с ним спишь?       — Было дело, — смеётся Ыну, а потом уверенно обращается к охраннику со списком гостей.       Высокий альфа в смокинге кивает и открывает перед омегами двери, желая хорошего вечера.       Внутри, как и ожидалось, громкая музыка разрывает колонки, везде снуют люди. Они с Ыну сдают верхнюю одежду в гардеробе, а потом понимают, что пришли вовремя, потому что на танцполе уже беснуется толпа альф, омег и бет, повысивших градус в крови. Ыну намерен их догнать в кондиции, поэтому тянет Чимина к бару.       Педиатр был предусмотрительным и забронировал для них столик в правой части от сцены, где ди-джей развлекал толпу. Две дорожки шотов, несколько минут привыкания к музыке, искусственному дыму, заполняющего пространство для большей таинственности, и игры стробоскопов, и вот Чимин уже не такой загруженный.       — А теперь давай рассказывай, что стряслось? — кричит Ыну около уха, пытаясь перекричать музыку.       Чимин откидывается на спинку кожаного диванчика, на котором они расположились, сидя за столиком, затем кусает губы и вздыхает.       — У моего пациента умер ребёнок в утробе, я не успел его спасти.       — О, Чимин, мне очень жаль, — говорит Ыну, нахмурив бровки. Он похлопывает друга по плечу, пытаясь приободрить. — Но ты же доктор, сам знаешь, что к этой частой практике стоит относиться с равнодушием, а то никаких нервов не хватит.       — Да, конечно, — кивает Пак, а затем официант приносит им шесть стопок текилы.       Ыну придвигается ближе после того, как выпивает первый шот вместе с Паком:       — Но эта ситуация явно не единственная, что тебя расстроило. Говори, что ещё случилось?       — Я старый, вот что случилось, — отвечает он другу.       Ыну дёргает плечами под ритм играющей музыки, но при этом слушает Чимина.       — А конкретнее? Это как-то связано с Чонгуком?       — Причём тут он?       — Ты думаешь, что никто не заметил, что вы трахались в туалете на твой день рождения?       Чимин выпучивает глаза как невинная лань и не понимает, как их могли услышать. Ыну лукаво улыбается, довольный тем, что удалось застать друга врасплох.       — Не бойся, никто не видел и не слышал. Но ты им весь провонял. Я даже сейчас чувствую на тебе его тонкий шлейф. Коньяк, верно?       Блондин кивает, а после опрокидывает в себя рюмку золотой текилы, не забывая закусить лаймом. Нужно ещё выпить.       — Так вы с Чонгуком в отношениях? — спрашивает Ыну, перекрикивая громкую музыку. — Я помню, что вы истинные, а ещё я помню, что ты долго отрицал возможность вашей близости. Так что, лёд тронулся?       Чимин пожимает плечами:       — Я хочу быть с ним, но мои страхи будто воплощаются во что-то или кого-то и преследуют меня. Вот, например, его омежка-одноклассник, который моложе, красивее, под стать Чонгуку. Не хочу, чтобы в Чонгука тыкали пальцем, что он схлестнулся с омегой, который ему в отцы годится.       — А у самого Чонгука ты спрашивал, что он думает на этот счёт?       — Он твердит, что не отпустит меня, что хочет быть со мной. Но он всего лишь юный мальчик, он не понимает всего.       — Чонгук уже взрослая сформировавшаяся личность, Чимин. Он сам несёт ответственность за свои поступки. Если этот своенравный энигма любит тебя, то он порвёт глотки всем, кто будет нелестно высказываться о вашем союзе. Поэтому не нужно бояться мнения общества, Чонгук защитит вас обоих, я уверен.       Чимин задумывается над его словами, а потом снова выпивает рюмку алкоголя.       — Я видел, как он собирался трахать другого омегу, — решает рассказать Пак о том, что его беспокоит. Алкоголь притупляет боль от воспоминаний о том случае. — А сегодня этот омега припёрся ко мне на работу и попросил оставить Чонгука в покое.       — А ты что? Надеюсь, послал его.       — Ну, скажем, указал на его место. Отправил разговаривать об этом с Чонгуком.       — Я бы ещё съязвил что-то типа: «Моя задница ему нравится больше, так что иди соси другому!».       Чимин поражённо раскрывает рот, глядя на друга:       — Ыну, ты, чёрт возьми, детский врач, а говоришь такую похабщину!       Приятель заливисто смеётся, мило хрюкая, а потом хватает Пака за руку и тащит танцевать. Выпустить демонов, о которых говорил Ыну, вполне получается. Чимин забывается в танце, виляя бёдрами, не обращая внимания на косые взгляды двадцатилеток. Он поднимает руки вверх, находясь в другой реальности, плавно двигаясь под громкий бит.       Чимин прикрывает глаза, оставляя все тревоги позади. Вот бы сейчас обнять Чонгука, почувствовать его сильные руки на своей талии, откинуть голову на крепкое плечо и вдохнуть любимый запах коньяка и шоколада, такого же тёмного как взгляд истинного энигмы. И ему это удаётся, потому что сзади Пака обнимают за талию, двигаясь с ним в танце, подхватывая его ритм. Краски перед глазами расплываются от большой дозы алкоголя, которую Чимин в себя влил за короткое время. Он откидывается головой назад, поворачивается лицом к шее высокого альфы и чувствует запах корицы и цитруса.       Чимин хмурится. Не то. Это не тот запах, который спасёт его в пучине чувств. Он отталкивает альфу в плечи, развернувшись лицом к незнакомцу.       — Киска, не царапайся, давай потанцуем, — настаивает альфа, ловко перехватывая его запястья.       Чимин сопротивляется, чувствуя слабость, будучи выпившим. Он качается в стороны, вырывает руки из цепкой хватки. Тут его быстро обходит Ыну, защищая друга от настойчивого мужчины. Тот выглядел весьма прилично для сорок плюс лет. На дурака вроде не похож.       — Слушай, альфа-самец, иди подкати свои тестикулусы к другим.       — Не понял. Это на латыни? — альфа тоже был выпивший, поэтому не совсем распознал медицинский термин. — Лисёнок, может, вас угостить?       — Ха, денег не хватит.       — А я попробую.       — Тогда тащи бутылку Просекко, — усмехается Ыну, а потом его глаза лезут на лоб, когда альфа поднимает ладони вверх со словами:       — Нет проблем. Сейчас всё будет, — и топает в сторону бара.       Чимин с помощью Ыну плюхается за их столик, находит телефон в клатче и идёт с ним в туалет.       Около туалета, где уже стоит несколько омег в очереди, гораздо тише, поэтому здесь можно позвонить. Чимин находит в телефонной книге контакт «Мой❤» и усмехается. Этим всё сказано. Мой истинный. Мой альфа. Мой мужчина.       Чимин подносит аппарат к уху, ждёт несколько гудков, а потом слышит ответ в трубке.       — Чимин, где ты? — громко говорит Чонгук.       Пак пьяно улыбается:       — Гуки-и… — тянет он сладко.       — Я уже успел к тебе в квартиру заехать, тебя нет дома. На работе тоже. Ты где?       — Я отдыхаю.       — С кем?       — С другом.       — С каким ещё другом? Уж не с тем ли шепелявым альфой?       — А может и с ним. Тебе-то что? — Чимина штормит, но он держится. Говорит он вполне складно – это уже маленькая победа над крепким алкоголем.       — Не испытывай моё терпение, детка. Сейчас же скажи мне, где ты? Музыка орёт вдали, ты в клубе, что ли?       — Да. Говорю же, отдыхаю.       Чонгук рычит, начиная потихоньку закипать, а Чимина это почему-то забавляет. Его альфа злится. Алкоголь в крови развязывает язык, пошлые мысли рисуют картинки. Хочется заклеймить Чонгука, чтобы все эти шалавы знали, что Чон занят.       — Ты поговорил со своим омежкой?       — Чёрт, да он не мой омега, — строго проговаривает Гук, что даже через динамик его доминантные нотки подчиняют внутреннего омегу Чимина. Пак прикрывает на секунду веки и чувствует приятную дрожь по телу. — Мой омега только ты.       Контрольный выстрел для того, чтобы колени подогнулись и Чимин сдался во власть своему энигме. С ним он чувствует себя двадцатилеткой.       — Забери меня, — просит он, не обращая внимания на проходящих мимо людей.       — Адрес.       Чимин диктует адрес, а потом сбрасывает звонок и бежит в кабинку, потому что жидкость просится наружу.       Вернувшись к их с Ыну столику, он застаёт своего друга, сидящего на коленях у того альфы, который всё же принес бутылку Просекко.       — О, Чимин-и, садись к нам, — омега тянет друга на диванчик.       Пак садится рядом, отказывается от бокала игристого вина, а потом кричит на ухо Ыну:       — Я поеду домой.       — Ты один справишься?       — Да. Меня Чонгук заберёт.       — Тогда я спокоен, — улыбается Ыну. Словно Чимина забирает муж, а не парень.       — А ты остаёшься?       — Да. У меня тут неплохой вариантик подъехал.       — Ладно, ты мальчик взрослый. Но будь осторожен. Завтра напиши.       — Хорошо. Люблю тебя.       Омеги чмокаются в щёки. Чимин забирает клатч и кричит альфе, что он его рожу запомнил, если вдруг что. После Пак через толпу добирается до гардероба, забирает пальто и выходит на улицу.       Ночной холодный воздух заставляет немного прийти в себя. Чимин накидывает на себя пальто, прижимает к груди клатч и глядит по сторонам, ожидая своего мальчика.       — Почему такой симпатичный омежка мёрзнет в одиночестве? — перед глазами появляется выпивший молодой альфа лет тридцати. По внешности не похож на чистого корейца, но вот мускулатура не самая крепкая.       — Отвали, — бросает Чимин, отходя на шаг.       — Зачем так грубо? Ты замёрз, хочешь согрею?       Парень снимает с себя куртку и хочет накрыть ею плечи Чимина, но тот упирается ему в плечи, когда его пытаются насильно обнять.       — Да ладно тебе, не ломайся.       — Отстань, пусти, — сил не так много из-за опьянения, но он собирает в себе силы, чтобы ударить коленом по яйцам настойчивому альфе. Удар несильный, но достаточный, чтобы парень разозлился и схватил его за шею.       Чимин взвизгивает, а потом его шею отпускают, так как грубого альфу отталкивают подальше.       — Уёбок, руки убрал! Я тебе сейчас яйца оторву! — орал Чонгук, начав бить того по лицу.       Пьяный альфа промазывал, когда хотел ударить Чонгука в ответ. А тот ловко уворачивался и наносил новый удар. Коленом в солнечное сплетение и парень падает на асфальт, только злится ещё больше. Тут подбегает охрана, чтобы разнять разбушевавшихся альф. Омежки из толпы у клуба взвизгивают от страха.       — Надо лучше следить за своей сучкой, — сплёвывает тот кровь с разбитой губы.       — Что ты там высрал, сучонок?! — Чонгук снова рвётся в бой, уже готовый активизировать энигму, чтобы взорвать к херам его барабанные перепонки и у этого урода кровь из ушей пошла, но его останавливает Чимин, хватающий за рукав кожаной куртки.       — Не надо, Чонгук, — просит он. Чимин немного напуган, он оттаскивает Чона подальше, чтобы тот не натворил дел.       Чонгук тяжело дышит от адреналина. Он ударил парня, не боясь, что тот заявит на него в полицию. Конечно, Намджун отмажет, если что, но Чонгука не беспокоит сейчас ничего, кроме своего омеги. Словно они в Америке, а не в Корее.       Чон проводит рукой по светлым волосам Чимина около лба, осматривая его на предмет повреждений.       — Ты в порядке? — спрашивает альфа, бегая глазами.       — Да.       Чимин кусает губы, улыбаясь. По его мнению, Чонгук смог бы не просто спокойно существовать в гетто, а быть главарём центральной банды Нью-Йорка. Его альфа такой брутальный. Ему так идёт эта кожаная куртка, хищный взгляд и волчий рык. Альфа готов рвать за своего омегу. И Чимин счастлив быть этим омегой, быть любовью и страстью Чонгука.       Плевать на все табу. Чимин растил его для себя!       Блондин порывается вперёд, хватается руками за шею альфы и притягивает его к себе для поцелуя. Ему сейчас плевать, что вокруг смотрят люди. Чимин жмётся теснее к истинному, позволяет ему обнять себя за талию со всей силы, аж ребра трещат. Чонгук остервенело мнёт его губы, хватая за волосы на затылке. Его омежка. Только его. Никому не отдаст. А за то, что посмел пойти в клуб без него, да ещё и в таком откровенном наряде, он его отшлёпает.       — Мой альфа, — шепчет Чимин, прикрыв веки от удовольствия на губах.       Чонгук счастлив слышать подобное. Он хмыкает, чмокает омежку в пухлые губы и ведёт к своему мотоциклу, на котором приехал. Он даже не успел нормально припарковаться, когда увидел, как какой-то хмырь пристаёт к его Минни. Альфа увезёт своего омежку.       Чон усаживает Чимина на мотоцикл, надевает на него шлем, сам садится спереди и заводит двигатель, стремительно трогаясь с места и увозя своего зайку подальше от этих злачных мест.       Чимин привыкает к быстрой езде на мотоцикле. Он с удовольствием обнимает Чонгука за торс, прижимаясь к его спине, и вдыхает коньячный аромат альфы, который разбавляет ночной ветер, бьющий в лицо. Сейчас Пак чувствует себя юным омежкой, которого украл король школы, чтобы позажимать в тёмном уголке.       Чон привозит Чимина к себе домой. Все уже спят, свет везде выключен, поэтому, чтобы не разбудить весь дом, Чонгук старается быть как можно тише и смотреть только с помощью ночных фонарей через окна. Он помогает Чимину снять шлем и заводит хихикающего пьяного омегу в дом, удивляясь, как тот ещё не свалился, пока они ехали на мотоцикле. Омежка крепко за него держался.       — Все спят, тише! — шикает он на Чимина, когда тот бормочет о чём-то своём.       Чон снимает обувь с себя и с Чимина, снимает с него пальто, ставит шлем от мотоцикла на пол, а клатч омеги кидает на комод в прихожей.       — Гуки-и… ммм, — мурчит Чимин, присасываясь к чужой шее.       Чон облизывает губы, потому что горячие манипуляции Чимина срабатывают на ура. Чонгук ловко подхватывает омегу и закидывает его к себе на плечо. А после смачно шлёпает по заднице, чтобы омежка вёл себя тихо. Чонгук не скроет, что мечтал вот так по-собственнически брать Чимина в свои руки.       — Эй! — возмущается Пак, за что получает ещё один шлепок по заднице. От этого к щекам приливает румянец, а губы хочется облизать. — Куда ты меня несёшь? Поставь на место.       — Да тише ты, всех разбудишь, — без злости ворчит Чонгук, поднимаясь по лестнице.       Однако Чимин продолжает вести себя громко. Он хихикает, когда блуждает ладонями по крепкой спине парня, наслаждаясь его мускулатурой. А потом омежка начинает и вовсе напевать американский мотив:       — I just wanna look good for you, good for you, oh-oh. Let me show you how proud I am to be yours. Leave this dress a mess on the floor. Still look good for you, good for you, oh-oh… — продолжает негромко петь Чимин, хихикая.       Чонгуку удаётся занести омегу в свою комнату, не встретив никого из домочадцев по пути. Пусть Чимин пел песенки, но не так громко, чтобы все сорвались как на звук сирены.       Альфа запирает двери изнутри, а потом укладывает блондина на кровать, как самую ценную ношу. Тот хихикает, кусает свои губы, распластавшись по постели. Он ёрзает ногами по покрывалу, приподнимается на локтях, глядя на Чонгука снизу вверх.       — Почему ты привёз меня сюда? — Чимин пьян, он проводит кончиком языка по верхней губе, откровенно разглядывая в свете уличных фонарей накачанного альфу. Сам же омега не замечает, как соблазнительно сейчас ворот блузки открывает вид на его ключицы.       — Потому что хочу.       Омега обнажает белые зубы, улыбаясь:       — Может, ты ещё чего-то хочешь?       Чонгук молчит. Наблюдает за омегой без тени улыбки. Он снимает с себя куртку и кидает её в угол комнаты, оставаясь лишь в чёрной футболке и джинсах.       — Какой ты у меня красивый мальчик, — произносит Чимин, любуясь парнем.       — Почему ты так напился?       — Потому что захотел. Потому что тебя не было рядом.       — Теперь я рядом, мой маленький. Но ты не слушаешься меня. Тебя надо примерно наказать.       — Меня? — Чимин хлопает ресничками, не совсем понимая, о чём говорит альфа.       Чонгук садится на постели, хватает Чимина за руку и резко притягивает его к себе, чтобы потом ловко перекинуть его через свои колени. Пак раскрывает рот в удивлении, когда его задницу, обтянутую узкими джинсами, любовно оглаживают, а затем татуированная рука альфы мощно шлёпает по ягодице.       — Ах, — негромко вскрикивает Чимин. Он возмущён наглостью парня. Что он себе позволяет?! Чимина ещё никогда так не наказывали за шалости. Ни в детстве, ни во взрослой жизни.       Чонгук рушит все его стереотипы и мысли о том, что Чон маленький мальчик. Они меняются ролями, и теперь Чимин должен слушаться Чонгука, а не наоборот. Необычно, но приятно.       Альфа ещё раз шлепает его по заднице, принося лёгкую боль через ткань джинсов:       — Будешь ещё гулять по злачным местам без меня?       — Нет, — тихо отвечает Чимин.       — Не слышу.       — Не буду, — громче хнычет омега, войдя в роль послушной детки. Так приятно чувствовать себя молодым.       — Умница, мой маленький, — одобряюще говорит Чонгук, довольный результатом. Он отпускает Чимина, позволяя ему ровно сесть на кровати.       — Неужели я для тебя маленький? — задается вопросом Пак, зачёсывая свою чёлку.       — Да. Милый малыш, — пожимает Гук широкими плечами.       — Поцелуй меня, мой взрослый Гуки, — Чимин тянет руку и берётся пальцами за ремень Чонгука, утягивая его за собой, словно русалка моряка.       Чон поддаётся, ложится на постель и целует омегу в губы, придавливая его к матрасу и накрывая своим мощным телом. На языке чувствуется алкоголь, а в ноздри забивается запах сакуры. Чимин зарывается пальчиками в тёмные волосы альфы, целует в губы, позволяя посасывать свой язык и разжигать внутри настоящее пламя.       Чонгук блуждает руками по талии омеги, забираясь под блузку. Он так мечтал об этом, столько раз представлял, как Чимин будет лежать под ним в его постели и раздвигать стройные ножки, обхватывая ими бёдра Чонгука. Представлял, как Чимин будет целовать его в губы, сладко хныкать, выпрашивая ласки.       — Гуки, — постанывает омежка, ёрзая пахом под Чонгуком, чтобы тот ощутил его возбуждение.       — Мой маленький, — шепчет Гук. Он придавливает запястье Чимина к постели над его головой. Он напирает, он властвует над ним. Чонгук переходит мокрыми поцелуями на нежную шею, вызывая у своей детки мурашки. — Не представляешь, чего мне стоит сдерживаться сейчас. Хочу ощутить вкус твоей смазки. Хочу войти в тебя и не давать кончить, пока ты не закричишь.       — Ах-х…       Чонгук почти задыхается от их близости, еле сдерживаясь. Руки Чимина нежные, его жилка под шеей сладко пахнет желанным ароматом и манит прикусить. Он так близко. Тёплый, желанный, способный дать то, в чём альфа нуждается.       — Мой энигма, подчини меня.       Чонгук сглотнул, выругавшись себе под нос.       — Чимин, не говори так. Я не смогу сдержать себя, если ты позволишь мне делать с тобой всё, что я хочу, — пробормотал Чонгук, ласково поглаживая щёку Чимина. — Блять, как же я хочу ощутить теплоту твоих мягких стеночек. Хочу кончать в тебя, чтобы ты понёс наших волчат.       На этом моменте Чимин судорожно вздыхает и всхлипывает. Волчат. Чонгук хочет волчат. Которых Чимин не может ему дать.       — Но мы не будем сейчас заниматься любовью, — тем временем говорит Чон между поцелуями.       — Почему? — Чимин не понимает, почему Чонгук не хочет продолжения.       — Потому что ты пьян. А я хочу, чтобы ты запомнил каждый мой толчок внутри тебя. Я не могу воспользоваться твоим состоянием. Хочу, чтобы ты сам этого захотел на трезвую голову.       Они сталкиваются лбами, часто дышат, разрезая тишину.       — Я люблю тебя, Чонгук. Очень сильно люблю, — и альфа понимает, что говорится не о платонической любви.       — И я люблю тебя, Чимин.       Они ещё долго целуются в губы, будучи не в силах насытиться. Чонгук больше не лезет под блузку, дабы не сорваться с цепи. Чимин наслаждается его теплом, а Чонгук – отзывчивостью омеги, его нежностью.       Чимин чувствует, что впервые по-настоящему влюбляется в Чонгука. Это чувство ему незнакомо, лишь в школе была глупая влюблённость, но сейчас всё по-другому. Как-то по-новому. Дыхание сбивается, сердце бешено стучит, аппетита нет, сна нет, все мысли только о нём. Даже когда Чимин просто сидит рядом с Гуком, он чувствует трепет, стоит коснуться взглядом его ресниц. Чимин чувствует себя глупым мальчишкой, будто он снова в школе, и его сердце открыто для чувств.       Чонгук помогает Чимину раздеться, снимает с него джинсы, потом блузку. Альфа пытается не думать о стройных ногах, тонких щиколотках, коленях и соблазнительных полных бёдрах. Освободив омегу от одежды, взгляд альфы падает на единственную вещь, которая осталась на Чимине — чёрные кружевные трусики. Чонгук видел немало обнажённых омег, трогал их, целовал и облизывал с ног до головы, но ещё никогда ему не было так неловко, как сейчас. Он старается не смотреть на сексуальное нижнее бельё, только в блестящие от алкоголя глаза Чимина. Чон сейчас откровенно борется, испытывает свою выдержку, укрывая омегу одеялом, прижавшись со спины и крепко обнимая. Его Чимин-и здесь, лежит рядышком и засыпает, вымотанный за весь день. Он спит, как новорожденный младенец, свернувшись в клубочек, отчего на сердце Чонгука сразу становится тепло. Его мечты сбываются.

***

      Утро встречает Чимина яркими лучами солнца сквозь белый тюль. Омега несколько секунд открывает и закрывает глаза, жмурясь от солнечного света. Но потом всё же переворачивается на спину, и сознание начинает потихоньку проясняться. Он видит знакомый потолок, а потом интерьер комнаты. Это не его квартира. Зато спальня очень знакома. Он у Чонгука? Но как он здесь очутился?       Чимин кряхтит от того, что голова тяжёлая, а во рту сухо, как в пустыне. Он садится на постели и зачёсывает чёлку пальцами, дабы окончательно проснуться. Он помнит, как они с Ыну поехали в ночной клуб, помнит того приставучего альфу, а потом картинка, где Чонгук избивает какого-то пьяного парня на улице.       Блондин приподнимает одеяло, видит, что он в одних трусиках, а на теле белая футболка на три размера больше. Явно принадлежит не Паку. Чимин прокашливается, осматриваясь вокруг. Чонгука рядом нет, он один в комнате. Омега встаёт с кровати и ищет свою одежду, однако не находит её. Приходится выйти в одной футболке босиком.       Он выходит из комнаты, спускается по лестнице вниз и слышит голоса в кухне. Надеется, что там Чонгук разговаривает по телефону, но нет, вся семья Ким сидит за большим столом и завтракает.       — Чимин, — зовёт его Сокджин, держа чайник в руке.       Пак вздрагивает, встречается глазами с домочадцами и стыдливо тянет края футболки вниз, прикрывая пах. Чонгук поворачивает к нему голову, а потом быстро встаёт из-за стола и берёт его на руки. Чимин даже среагировать не успевает, только схватиться руками за шею альфы.       — Детка, ты проснулся. Я отнесу тебя в ванную, — улыбается Чон и целует его в щёку.       Чимин открывает рот как выброшенная на берег рыба, но ничего сказать так и не может. Он хочет сквозь землю провалиться. Предстать в таком обнажённом виде перед Намджуном, Сокджином и Тэхеном, да ещё и с похмелья, ужасно стыдно. Но Чонгуку, кажется, всё равно. Он несёт его по лестнице вверх как ни в чём не бывало, заносит в свою комнату и усаживает на кровать.       — Я наполню тебе ванну с ароматическими маслами, — говорит Чонгук. Он суетится, уже собирается пойти в ванную комнату, но голос омеги его останавливает.       — Где моя одежда?       — Она сушится, я с утра закинул её в стиралку.       — Как я тут вообще оказался?       Чонгук поворачивается лицом к удивлённо хлопающему глазами омеге, а потом садится на кровать и убирает прядку светлых волос ему за ухо.       — Ты что, совсем ничего не помнишь?       Чимин вздыхает. Он задумывается, потупив взгляд в пол.       — Ты забрал меня к себе. Надеюсь, мы не…       — Хм, такое ты бы запомнил, а твоё тело тем более.       Пак нервно облизывает свои губы, а потом вспоминает поцелуи. Но Чон прав. Если бы что-то было, у Чимина бы сейчас ныла задница, а по всему телу были бы разбросаны засосы. Чимин почему-то не сомневается, что они бы были.       А потом Чимин вспоминает, как к нему в клинику приходил Даян.       — Ты решил что-нибудь с Даян? — Чимину по-хорошему бы принять ванну, позавтракать и привести себя в порядок. Но он хочет здесь и сейчас решить вопрос с тем омежкой.       Чонгук хмурится. Он не хотел с самого утра выяснять отношения, но раз Чимин настаивает, то он готов объяснить ему.       — Детка, послушай меня, — он прикладывает ладони к щекам омеги и заставляет посмотреть в глаза. — Знаю, я совсем не соответствую твоему идеалу, но я твой альфа. А ты мой Минни, всегда им был. У меня с Даян больше ничего нет, я его бросил. Клянусь, я ничего к нему не чувствовал. Сейчас им займётся Хосок, он на него глаз положил, поэтому поможет отвлечь его, чтобы он больше не мешал мне смотреть только на тебя.       — А если он не успокоится и будет тебя преследовать?       — Значит, я приму более жёсткие меры.       Чимин молчит, но потом тишину нарушает Чонгук, которого тоже волнует весьма интересный вопрос.       — Что у тебя с Юнги? — спрашивает он, строго глянув в сторону омеги.       Чимин ведёт плечами:       — Ничего.       — Он на тебя так смотрит...       — Ты знаешь, мы ведь встречались, но я ещё тогда сказал ему, что у нас ничего не получится.       Чонгук напрягается, чувствуя, как неприятно колет в сердце.       — Ты любил его?       — Нет. Любил я только тебя, Чонгук.       И эту правду Чон принимает. Он целует омегу в щёку, благодарит за честность. Чимин улыбается на пару секунд, а потом смотрит в никуда, снова задумавшись о своём. Сокджин и Намджун, должно быть, совсем разочаровались в нём, раз застали его полуголого на руках у своего сына-старшеклассника.       — Я не пойду в ванную, пока они там, — вертит он головой.       — Не волнуйся так, родители и Тэхён на кухне внизу, а ванная на втором этаже. Тебя даже никто не заметит. Ну так что, мне идти за ароматическими маслами?       — Нет. Я хочу только в душ.       — Хорошо.       Чимин поднимается с кровати, принимает от Чонгука полотенце и махровый халат. Омега босиком ступает по ковру, словно по минному полю. Слегка открывает дверь и выглядывает в коридор, чтобы удостовериться, что сейчас там никого нет.       Чонгук сидит на кровати с широко расставленными ногами и пялится на упругие булочки, разделённые чёрными кружевными трусиками. Так сложно было переодевать Чимина ночью и не сорвать с него это красивое бельё. Его член в спортивных штанах наливается кровью, когда Чимин чуть нагибается, выглядывая в коридор, и между ляжками омеги становится видно маленькие яички, плотно обтянутые кружевной тканью.       — Блять, — шипит альфа, упираясь руками в матрас. Он отворачивается и даёт Чимину фору, чтобы убежать в душ и не быть пойманным голодным зверем.       Горячий душ помог Чимину освежиться, смыть с себя вчерашний день. Ещё Чимин спал в косметике, и сейчас тушь превратила его в панду. Он воспользовался смывкой Джина, прополоскал рот бальзамом для дёсен, нанёс немного освежающего крема на лицо, одолжив его у Сокджина, зная, что тот точно не будет против, они ведь друзья.       Трусики Чимин постирал на руках и повесил на сушилку, спрятав футболкой Чонгука, дабы не смущать публику своим нижним бельём. А на голое тело он надел чёрный махровый халат, который носит обычно Чонгук. Одеваться в одежду истинного даже приятно. Чимин принюхивается к воротнику и слышит нотки запаха альфы.       Волосы были ещё мокрыми, поэтому Пак высушил их немного феном и быстро юркнул обратно в комнату Чонгука, в которой хозяина снова не было видно. Больше выйти из спальни Чонгука он не решался. Было стыдно встречаться глазами сейчас с домочадцами и объяснять своё недостойное поведение. Он столько всего себе надумал, что в конечном счёте его должны чуть ли не сжечь на костре за совращение старшеклассника. Однако, вопреки надеждам Чимина тихо пересидеть бурю в комнате, а потом быстро умчаться к себе домой, Сокджин стучит в дверь и входит в спальню, медленно присаживаясь на кровать.       — Доброе утро, — говорит Сокджин, приветливо улыбаясь. — Чонгук так быстро тебя уволок, что я даже не успел ничего толком сказать.       — Не надо ничего говорить.       — Почему?       — Я знаю, о чём ты думаешь. Ты ведь меня осуждаешь, — надувает губы Пак и робко смотрит на свои руки.       — Не делай выводы за других. Это вредная черта твоего характера порой раздражает.       Сокджин тяжело вздыхает, а потом гладит друга ладонью по плечу.       — Чимин-и, ты же знаешь, как я люблю тебя. И Чонгука я тоже люблю. Пойми, не важно, что думают другие. Скажу честно, мне было страшно за вас двоих, я не знал, куда приведёт ваша истинность. Вроде бы всё было нормально, ты заботился о нём много лет, любил его. Сейчас же всё по-другому. Но я привыкну к тому, что теперь ваши отношения стали иными, более чувственными. На твоём месте я бы боролся за свою любовь, а не отказывался от неё, даже если она какая-то неправильная. Хотя что тут у вас неправильного? Только разница в возрасте. Да таких пар немало и ничего, живут счастливо. Чимин, ты ставишь себе рамки и загоняешь в них Чонгука, а потом заставляешь страдать вас обоих. Тебе не кажется, что это жестоко?       Чимин согласно кивает, а потом жмурится от подступающих слёз. Он вытирает глаза длинным рукавом халата и шмыгает носом.       — Я так люблю его, — тихо признаётся Пак. — Люблю как альфу, как родного человека, как истинного. Я дышать без него не могу. Джин-и, ты правда не против наших отношений?       — Как я могу быть против любви истинных? Но тебе и не нужно моё одобрение, чтобы любить моего сына так, как хочешь этого ты.       Сокджин тянет к нему руки и заключает друга в свои тёплые объятья, целует в висок и тихо шепчет успокаивающие слова. Чимин обнимает его в ответ, шмыгает носом и чувствует родное тепло от любимого друга.       — Я тебя очень люблю, Минни. Мы все тебя любим и никогда не осудим. Ты давно стал частью нашей семьи. Когда вдохнул жизнь в моего старшего сына. Прошу тебя, не отнимай у него светлое чувство любви к своему истинному.       — Хорошо. Спасибо тебе, Джин-и.       После того, как омега немного успокаивается, Джин чуть отодвигается, а потом смотрит на наручные часы у себя на запястье.       — Нам пора ехать на работу. Тэхёна мы отвезём к дедушке, он давно к нему в гости просился. А вы с Чонгуком оставайтесь здесь, дом полностью в вашем распоряжении. Обязательно поешьте, я оставил еду в холодильнике, а ещё в морозилке есть ведёрко твоего любимого фисташкового мороженого.       Чимин надувает губки от прилива милоты:       — Джин-и, я люблю тебя! — он снова обнимает омегу и целует в щёки, благодарит за заботу.       Сокджин чмокает Чимина в висок и выходит из спальни, потому что ему уже пора бежать. Спустя минуту в комнате появляется Чонгук с улыбочкой довольного кота.       — Сегодня ты весь мой, — радостно говорит Гук и обнимает Чимина так, что приподнимает над кроватью, начав кружить его под смех омеги.       Сегодня суббота, у Чимина выходной и завтра тоже, поэтому он решает остаться в доме Кимов и побыть с Чонгуком.       Весь день они валяются в постели Чонгука, болтают, смотрят фильмы, едят мороженое. Чимин давно так не отдыхал, чтобы никуда не спешить и ни о чём тревожном не думать.       Вечером Чимин просит Гука спеть песню, так как помнит, что тот умеет играть на гитаре. Чонгук достаёт из шкафа инструмент, настраивает струны, а после удобнее устраивается на смятой постели и начинает играть. Голос альфы, оказывается, такой нежный, когда тот поёт. Мотив Чимину не знаком, такой песни он не слышал, поэтому понимает, что Чонгук поёт песню собственного сочинения. Уголки губ омеги приподнимаются, а глаза блестят от вида талантливого энигмы.       — Даже спустя множество ночей я буду рядом с тобой, о да. Даже если мои ноги кровоточат, я буду рядом с тобой. Прошу тебя, живи, — поет Чонгук, продолжая играть на гитаре.       Последний аккорд и комната снова погружается в тишину. Чонгук некоторое время молча сидит на кровати и задумывается о чём-то своём, а после поднимает на Чимина глаза и с улыбкой интересуется:       — Ну, как? Тебе понравилась песня?       — Да, очень, — шмыгает носом Чимин, растрогавшись от пронзительных строк, пропитанных глубоким чувством. — Ты очень талантливый, Чонгук-и.       Альфа смущается от похвалы, потом убирает гитару обратно в шкаф и возвращается под одеяло к Чимину. Чонгук знал, что под халатом Чимин сейчас абсолютно голый, что бодрило юного альфу. Ему было чертовски приятно осознавать, что его вещи касаются обнажённого тела истинного. Халат словно окутывал его теплом, защищал.       Чонгук обнимает омегу, прижимая к себе и опираясь спиной на спинку кровати. Пак лежит головой на плече истинного, водит пальцами по скулам альфы, наслаждаясь их близостью.       — Я так долго ждал тебя, — тихо говорит Чимин. Он шмыгает носом, но эмоции льются через край, когда он вспоминает минувшие года, пока Чонгук рос. Чимину трудно удержать в себе эти чувства.       — Что? Ты о чём? — не понимает Гук. Он обнимает старшего и хмурится, потому что не любит, когда его омега плачет.       — Я так долго ждал тебя, — вторит Пак, роняя слёзы. Он отодвигается, чтобы посмотреть в глаза альфе, столкнувшись с ним лбами, и ласкает пальцами любимое лицо. Чонгук даже не представляет, чего Чимину стоило это ожидание. — Знаешь, я ведь привык жить только тобой. Я будто начал терять самого себя. Вот и уехал тогда. Я боялся, что состарюсь в одиночестве, видя, как ты растёшь, а потом заводишь семью с ровесником-омегой.       Чимин всхлипывает, хватаясь ослабленными руками за широкие плечи альфы, облачённые в футболку. Он жмётся к нему теснее, отпуская себя и выкладывая всё то, что лежит на сердце.       — Мне часто снились сны, где ты был счастлив со своим омегой. Ты гладишь его беременный животик и говоришь слова любви. Мне никогда не быть тем омегой, но прошу, Чонгук-и, не бросай меня. Я так слаб перед нашей истинностью. Я ослеп от любви к тебе. Я не чувствую земли под ногами, в этом мире меня удерживаешь только ты. Прошу, не отпускай меня!       Блондин чувствует слабость от захлёстывающих его эмоций, но Чон его обнимает, прижимает к себе и целует в мокрые щёчки.       — Никогда не отпущу, — загнанно дышит альфа. У него тоже сердце хочет выпрыгнуть из груди. — Ты мой раз и навсегда, запомни. Я люблю тебя. Вообще откуда такие мысли? Не позволяй своим страхам победить тебя.       Чимин всхлипывает, шмыгая покрасневшим носиком:       — Я буду бояться до тех пор, пока не буду уверенным, что ты не прогонишь меня.       Чонгук хмурится, не понимая, почему его истинный думает, что он поступит с ним как скотина. Чонгук всегда оберегает тех, кто ему дорог. А Чимин — его белая жемчужина — дороже всего на свете.       — Знаешь, когда ты уехал в Штаты, я винил себя в этом, — негромко признаётся Чонгук, продолжая поглаживать омегу по спине. — Что своей сущностью делаю тебе только хуже. Я не понимал, почему у нас такая крепкая связь. А потом, когда осознал, что ты мой истинный, было очень плохо. Я винил себя, судьбу, потом я тебя до смерти ненавидел, но сейчас увидел тебя и этих лет как ни бывало. Не знаю, может, я влюблённый идиот, но отпустить тебя я не в силах.       — Ты ни в чём не виноват, мой Гуки. Даже если бы ты не был моим истинным, ты всегда будешь для меня особенным. Потому что я так сильно люблю тебя, — произносит Чимин, глядя в тёмные глаза энигмы. — Когда я уехал в Штаты, я не видел другого выхода. Но прожив семь лет вдали от тебя, я понял, как нуждаюсь в тебе. Я скучал по твоим рукам, по твоему дыханию. И сейчас я не могу насытиться тобой, будто всё ещё не верю, что могу прикоснуться к тебе. Но знай, что ты не обязан любить меня только потому, что я этого очень хочу.       — Но я люблю. Я всегда знал, что ты любовь всей моей жизни, — со вздохом говорит Чонгук. — Я помню твои прикосновения, когда мне было лет пять. Помню твой голос, когда ты пел мне колыбельные. Помню твои поцелуи в щёки. Помню твои глаза, которые по-прежнему смотрят на меня с любовью. Прошу, смотри так на меня до самого конца.       — Моей любви к тебе не будет конца, мой альфочка. Знал бы ты, как сильно я люблю тебя. Моё сердце замирает рядом с тобой, я не могу нормально дышать, я теряюсь в пространстве.       — Я тоже люблю тебя, Чимин. Если ты снова захочешь бросить меня, то знай, что я больше никого никогда не смогу полюбить так сильно, как тебя.       Чимин залазит к альфе на колени, обнимает его за шею, ощущая крепкую хватку на своей талии. Он открыл Чонгуку свои чувства, и его слова были искренние.       — Ещё… я должен тебе сказать, — заикается Чимин. Страх снова заполняет его до краёв. — Если ты захочешь разорвать наши отношения из-за этого, то это твоё право.       — Мой Минни, скажи, в чём дело?       — Я бесплоден, Чонгук-и, — Чимин всхлипывает от душевной боли и запрокидывает голову к потолку. Его затапливает сожаление, что он не может быть полноценным омегой для Чонгука. — Я не могу иметь детей. Прости, я не смогу родить для тебя волчат, если ты захочешь.       Чонгук стискивает кулаки, а потом прижимает к себе омегу ещё сильнее:       — Для меня главное, чтобы ты был рядом. Мой Минни, мне нужен только ты.       Они ещё долго крепко обнимались, а после скрепили произнесённые слова пылким поцелуем. Языки сплетаются, словно давно не виделись. Постепенно становится мокро, жарко и до жути приятно.       Чимин чуть успокоился под действием успокаивающих феромонов истинного энигмы. Оказывается, сущность Чонгука не такая страшная. Она может дарить не только боль, но и чувство безопасности.       — Никто не отнимет тебя у меня. Ты только мой, — Гук прикрывает веки, дышит сквозь зубы и цепляется пальцами за халат омеги.       Чимин жмётся к нему и даёт снова поцеловать себя в губы.       — Выпусти её, — шепчет омега совсем тихо.       — Ты о чём? — не понимает Чонгук, продолжая осыпать лицо любимого мелкими поцелуями.       — Сущность. Я хочу, чтобы она тоже знала, что я принадлежу тебе.       Чонгук обдумывает его слова. Он немного опасается, как поведёт себя энигма внутри него, если он её отпустит, не навредит ли она Чимину, но ведь с омегой его энигма знакома с детства. Может, и получится.       Парень прикрывает глаза и концентрируется на своей сущности, которая постепенно выходит из него, повышая температуру воздуха вокруг и увеличивая тяжесть ауры. Чимин гулко сглатывает, но старается не дрожать от дискомфорта и резко изменившейся атмосферы.       Чимин лежит в постели и протягивает руку к щеке Чона, чтобы получше контактировать с энигмой. Омега ощущает её, смотрит в почерневшие глаза Чонгука и дышит через рот. Чонгук будто взял под контроль всё вокруг, словно все стихии ему подвластны, все настроения людей в радиусе десяти метров.       Чонгук тяжело дышит, из его горла иногда вырывается хрип, он нависает над Чимином и смотрит своими чёрными ониксами в самую душу. Чимин ведёт пальцами дальше и гладит затылок истинного, перебирая мягкие волосы.       — Мой энигма, — на этих словах омеги Чонгук резко приподнимает подбородок. — Ты не обидишь меня? Будешь оберегать?       — Да, — отвечают ему из самой глубины. — Ты только мой, — хрипит Чон. Он совсем не моргает, его ресницы не дрожат, а глаза пронизывают насквозь.       Воздух вокруг сгущается, дышать становится всё труднее. Давление повышается, голова как в тумане, но Чимин не боится своего истинного энигмы, он принимает всё, что есть в нём.       — Только твой, — подтверждает омега и тянется вверх. — Поцелуй меня.       Чонгук поддаётся вперёд и касается губ Чимина своими губами. Омега расслабляется и прикрывает веки от удовольствия, обнимая парня за шею. Чонгук же глаза не закрывает, только шевелит губами и языком, наблюдая за самым восхитительным омегой на свете. Его истинный прекрасен.       Сущность энигмы хотела этого поцелуя ещё с того момента, когда Гук решил дать ей выход. Тогда, тем вечером, в этой же комнате, она хотела взять Чимина, присвоить себе, заклеймить, однако сам Гук ей не позволил.       Во время поцелуя Чонгук убирает энигму подальше, словно запирает в сейф. Он закрывает глаза и уже интенсивнее целует своего омежку, обнимая за талию.       Позже Чонгуку удаётся успокоить своего омежку, привести его в чувство. Он кормит его вкусным ужином, который приносит на подносе, так как Чимин всё ещё не готов спускаться вниз. А хозяева дома, пришедшие с работы, и не настаивают, прекрасно всё понимая. Тэхен остался ночевать у дедушки, а Намджун и Сокджин готовились ко сну в своей спальне, находящейся в конце коридора.       Чонгук и Чимин поужинали, покормили друг друга супчиками с ложечки. Чонгук дурачился, говорил, что теперь его очередь заботиться о Чимине, одевать его, кормить и мыть в ванной. Насчёт последнего Пак был не согласен, поэтому юркнул в ванную один.       Он умыл лицо, прополоскал рот бальзамом, надеясь, что теперь на нём нет следов вчерашней попойки. Кстати говоря, Ыну отправлял днём сообщение Чимину, что с ним всё хорошо и что тот симпатичный альфа из клуба ему ещё три раза сделал очень хорошо. Поэтому за своего друга Пак мог не переживать.       Чонгук тоже принял душ, он звал с собой Чимина, но тот не поддался на уговоры. Пока альфа принимал водные процедуры, Чимин проверил своё расписание в телефоне. На работу ему надо было только послезавтра, экстренных случаев в роддоме не было и его не вызывали срочно в клинику. Всё было спокойно.       Чимин переключал каналы на телевизоре, висящем на стене. Шли глупые ток-шоу, повторы сериалов. Чимин убавил звук, когда Чонгук зашёл в комнату в одном полотенце на бёдрах. В спальне было темно, свет шёл только от экрана телевизора, но даже при таком освещении Чимин успел посчитать все кубики на прессе Чона, заценить его мышцы на руках и плечах. Волосы альфы были влажные только слегка, так как тот сушил их феном, судя по звукам прибора пять минут назад. Тем не менее, Чонгук выглядел разгорячённым. От него шёл шлейф истинного самца, которого хотят все самки. Но предан самец только одной малышке.       — Ты чего так смотришь? Нравлюсь? — усмехается Чонгук, вытирая шею маленьким полотенцем.       Чимин неосознанно облизывается, а после приближается на коленках к Чонгуку, подползая всё ближе. Полы его халата ползут по постели, иногда оголяя ноги омеги. Чимин встаёт на колени на краю кровати и смотрит на полотенце на бёдрах Чонгука. Тот не спешит мешать омеге, позволяя ему делать всё, что тот захочет. Он ожидает его действий и его надежды приносят плоды. Чимин тянет полотенце вниз и сбрасывает на пол. Его взору предстаёт крупный член в полустоячем положении. Чимин облизывается, его котёнку нужно помочь.       Старший касается кончиками пальцев чувствительной кожи, затем наклоняется и целует плоть, оставляя мокрые следы. Он целует несколько раз, проходясь по всей длине, иногда высовывает язычок и ласкает особенно чувствительные участки. Слышно, как Чонгук шипит, стиснув челюсти. Он зарывается пальцами в светлые волосы омеги, ласково гладит кожу. Чимин поднимает на него похотливый взгляд, будучи чертовски соблазнительным. Чон рычит, наклоняется и целует омегу в губы, гранича с некоторой грубостью. Он мнёт его губы со всей страстью, заставляет Чимина лечь на спину, а сам взбирается по постели, накрывая тело омеги собой.       Чимин хныкает под его напором, отвечает на поцелуи, но долго быть альфе сверху не позволяет. Он выбирается из-под Чона, тянет его в сидячее положение, седлает его бёдра и набрасывается на альфу с поцелуями. В комнате постепенно становилось жарко. Воздух наполняется сгустившимися феромонами. Телевизор работает без звука, но до него нет никакого дела. Чимин тихо стонет, когда Гук мнёт его ягодицы, проникнув ладонями под махровый халат, Чимин же ёрзает на нём, поддаваясь животному желанию. Омега стонет в чужие губы, изучая кожу на шее альфы тактильно, а после снова терзает губы альфы. Сосет его язык, желая выпить до дна. Чонгук не ожидал, что Чимин может быть таким страстным и ненасытным.       — Мне так понравилось кормить тебя на моём дне рождения, — произносит Чимин, часто дыша. Он облизывается, глядя на своего альфочку при тусклом свете.       Кажется, он сошёл с ума, потому что в голову лезут очень пошлые мысли о том, какие вещи он хочет сделать с Чонгуком.       Пак развязывает пояс халата, приспускает ворот до локтей и обнажает вставшие соски, приближая их к любимому лицу.       — Хочешь ещё, мой сладкий? — томно спрашивает Чимин, отчего Чонгуку срывает башню. Удерживать свою сущность рядом с таким развязным истинным всё труднее.       — Очень хочу, — выдыхает он и хватает губами нежный сосок.       Фантомная сладость чувствуется на языке. Омега наклоняет голову в бок и прикрывает веки, когда юркий язык обводит ореолу, а зубы слегка прикусывают. Возбуждение охватывает всё его тело, пробуждая первобытные инстинкты.       Чон трогает пальцами левой руки мягкий животик омеги, продолжая самозабвенно сосать любимую грудь. Губы немеют от жадного всасывания. Тело у Чимина выглядит молодо, красиво. Кожа нежная, без единого волоска.       Сейчас Чонгук чувствует, как внутренняя омега Чимина порабощается и тонет в энигме брюнета. Это так необычно. Процесс полного единения двух истинных сущностей, наслаждающихся близостью друг друга. Одним целым они станут, когда соединятся в течку омеги.       — Ты говорил, что у тебя уже были омеги. Многому научился?       — Хочешь проверить, прелесть моя? — рычит Чон, когда омега проезжается голой задницей о его пах, виляя бёдрами, имитируя толчки. Кожа к коже, так горячо. — Никто не сравнится с тобой, детка.       Чонгук целует Чимина в шею и ставит ему смачный засос. Тот стремительно наливается тёмным оттенком. Пусть все видят, что омежка занят. А Чимин и не против совсем. Он явно кайфует, пусть его альфа хоть всего закусает. Пак царапает плечи парня, когда тот прикусывает его ключицу, готовя место для метки, которой одарит его чуть позже. Чон хочет сделать это в течку, когда метка ставится раз и на века.       — Покорми меня ещё, Минни, — просит Чон, играя в только для них понятную игру. Это их личный фетиш. Эротическая лактация возбуждает их обоих словно афродизиак.       Чонгук снова набрасывается на соски омеги и втягивает щёки всё сильнее, вызывая тем самым стоны у своего омеги.       — Мхм… Гуки, нас… нас услышат, — вспоминает Пак о том, что они в доме не одни.       Чонгук прикусывает любимый сосок зубами:       — Это сейчас не важно, прелесть моя.       — Пожалуйста, давай будем тише.       — Не могу обещать, детка. Хочу слышать, как ты кричишь подо мной.       Сопротивляться Чонгуку бесполезно. Чимину не под силу одолеть своё притяжение к истинному. Энигма буквально прибивает его к кровати, когда Гук опрокидывает его на спину и спускается поцелуями к животу. Стягивает с него халат, отбрасывая в сторону. Берёт одну ножку под коленкой и начинает медленно покрывать поцелуями нежную кожу, плавно опускаясь к промежности омеги. Запах сакуры и спелой вишни заполняют носоглотку, когда Чон вдыхает воздух, касаясь носом его яичек. Ароматы тут особенно сильные, потому как Чимин течёт прямо на простыни, его смазка пачкает ягодицы. Чонгук обводит взглядом поджимающуюся дырочку, а затем опускается к паху. Губы альфы ласкают гладковыбритую плоть, а после и язык вызывает у омеги толпы мурашек.       Чимин весь дрожит, он хватает Гука за волосы, пока тот интенсивно сосёт его член. А когда Чонгук принимается вылизывать его дырочку, то тут Чимин закрывает себе рот ладонью, распластавшись по постели. Хочется кричать от того, как ему хорошо сейчас, но нельзя, они в доме не одни. Глаза закатываются, когда макушка омеги упирается в подушку.       — Чонгук… — хочет приостановить его. — Альфа, — зовёт жалобно.       Только на этот зов Чонгук откликается и поднимает на омегу глаза. У того радужки затопила тьма. Он выглядит как дорвавшийся до желанной добычи зверь. Как гепард, много лет гнавшийся за золотовласой газелью. Он мнёт ягодицы омеги, оставляя на них следы от своих пальцев, целует, сосёт кожу, прикусывает. Помечает.       — Что, любимый? — спрашивает Гук, находясь на грани. Он еле сдерживает себя.       — Хочу тебя в себе. Пожалуйста.       Дважды говорить Чонгуку не надо. Рык альфы выходит из груди низкой вибрацией, а воздух вокруг сгущается из-за воинственных феромонов энигмы. Он скалится, кусая губы, проталкивает сразу два пальца внутрь омеги, оценивая гладкость и теплоту тесных стеночек. Смазка позволят скользить беспрепятственно. Он делает ещё несколько толчков, растягивая омежку для себя, ведь тот с непривычки может испытывать боль от размера Чонгука. Он любуется своим творением — Чимин, разнеженный и распластанный, лежит на его постели и тихо скулит от жажды быть ближе со своим альфой. Его член стукается о плоский живот, яички поджались, а глазки зажмурены от спектра чувств.       Чонгук недолго мучает истинного, раздвигает его ноги, подкладывает под поясницу омеги подушку и накрывает его тело собой. Гук тянется к тумбочке за пачкой презервативов, но Чимин уверяет, что он им не пригодится, учитывая состояние здоровья омеги. Чонгук улыбается, ещё раз целует свою конфетку в губы и пристраивает член к розовой дырочке. Чимин хватается за плечи альфы и смотрит мокрым взглядом, а после открывает рот в немом крике, когда член Гука погружается в него.       Чонгук держит омегу за талию, целует в шею и тихо шепчет:       — Потерпи, моя прелесть. Сейчас привыкнешь.       Чимин хрипит, у него никогда не было альфы с таким большим членом. Его Чонгук-и побил все рекорды, затмил всех мужчин, которые когда-то у Пака были. Его истинный энигма самый лучший их всех. Только Чонгук может удовлетворить Чимина так, как тот того хочет. Только с ним Чимин чувствует себя живым и самым важным.       — Гуки, — стонет Чимин, столкнувшись лбами с альфой.       — Что, милый?       — Я люблю тебя. Ты… ах-х… ты мой альфа. Сделай меня своим.       Чонгук рычал от удовольствия, а Чимин смотрел на него мутным взглядом, крепче прижимая к себе, надавливая пятками на копчик.       Вскоре Чонгук начинает толкаться глубже и уже активнее двигать бёдрами, потому что сил уже нет терпеть эту муку и не иметь возможности двигаться внутри своего любимого Минни.       — Такой красивый, такой маленький, — рычит Чон, делая мощные толчки. — Мой Минни. Мх, всегда хотел тебя, всегда мечтал.       Чимин дышит ему в губы, хватается за шею ручками и стонет при каждом мощном толчке. Кажется, его сбивает машиной, но чувство такое приятное, просто необычное и мощное. Его внутренняя омега соединяется с энигмой Чонгука, они чувствуют друг друга и безумно рады своей близости.       — Мой маленький, — рычит Чонгук, когда кусает чужие пухлые губы между толчками. Он держит Чимина за талию и за бедро, продолжая совершать поступательные движения бёдрами, напрягая ягодичные мышцы.       — Гуки… ммх… я только твой?       — Да, детка. Ты только мой. Мой, — шипит Чонгук на ухо омеге и начинает двигать бедрами всё сильнее, разгоняясь до бешеной скорости.       Чимин зажмуривается и в секунду ловит вспышки удовольствия. Омега кончает на их с Чоном животы, будучи зажатым в его объятьях. Чонгук же ещё не кончил, он чуть отодвигается от него, властно кладёт руку на грудь омеги, подхватывает его ногу под коленкой и быстрее двигается в нём, гоняясь за оргазмом. Чимин стонет, наблюдает за кончающим Чонгуком, у которого глаза зажмуриваются, голова опускается вниз, все мышцы напрягаются, а потом вмиг расслабляются. Узел Чона набухает, ещё пара толчков внутри омеги, и он заполняет его своим семенем. Чонгук падает на Чимина сверху, опираясь на руки, чтобы не раздавить своего омежку.       Чимин тяжело дышит, обнимает своего альфу и целует в плечо, ощущая глубоко внутри узел Чонгука. Словно так правильно, всё так и должно быть. Чимину приятно чувствовать узел истинного так глубоко, они так близко друг к другу, как никогда прежде.       Они так лежат в вязке около получаса, приходят в себя после головокружительного секса, о котором каждый из них мечтал, пока втайне сходили с ума друг по другу. Как приятно быть одним целым со своим истинным.       Когда узел спадает, Чонгук выходит из омеги. Он отходит покурить в открытое окно, выпуская клубы дыма и удовлетворённо выдыхая. Наконец-то он испытал всю прелесть от близости с Чимином. Но ему мало. Чон хочет ещё. Очень скоро он закрывает окно и возвращается к своему Минни обратно в постель.       — В течку я поставлю тебе метку, — уверенно заявляет Чонгук, укладываясь рядом и обнимая любимого. Он целует омегу в губы, а потом спускается поцелуями к нежной шее.       Чимин сладко улыбается в крепких мужских объятьях:       — Я не могу спорить со своим альфой.