Преступление и наказание

Кащей будто прописался в квартире и бессовестно ее обживал. И как бы Валера не хотел выгнать наглого незваного гостя — не мог. С чувством глубокого поражения, но надо бы признать, что помощник из Никиты просто замечательный. — Тебе сколько яиц? — тихо доносится из кухни. — Два. «Все из-за яичницы! Она слишком вкусная, чтобы его прогонять!» — приводил логические доводы своему разуму и сердцу младший. И не только она была вкусной. Осторожные касания во время пробуждения, подставленное плечо, предлагаемое в качестве дополнительного костыля, протянутое полотенце, благополучно забытое где-то на стуле, накрытый стол со скромной, но очень аппетитной едой, вопросы о самочувствии, теплые слова и поглаживания по всему телу, когда он «спал». Старший пытался держать безопасную дистанцию, потому что подозрительность в глазах говорила о сильном напряжении и контроле со стороны юноши. Потому что боль в ногах и ребрах младшего все еще напоминала о своем создателе. А если это всего лишь шелуха? Красивая обертка? А под ней скрывается «Кащей». Тот самый Кащей – гроза улиц, беспощадный монстр и социопат. Валера знает только эту сторону и доверия она ни разу не внушает. Домашний Никита… Этот образ не вяжется с реальностью. Сложно поверить в искренность новой грани личности. Будто в голове у старшего созрел какой-то нехороший план и для реализации он решил подключить все свои актерские навыки. Например, оттрахать Валеру прям на этой кровати, жестко и с кровью, и бросить как последнюю шлюху. Окрестить вафлером на весь город, чтобы из порядочной работы оставались вакансии уборщика и вора, а после прискакать на белом коне и предложить выгодное умопомрачительное предложение, от которого невозможно отказаться — стать его личной прошмандой — под дядечек нужных подкладывать. Для развития бизнеса игорного. Хорошо у Туркина фантазия работала. Получился бы из него хороший писатель женских романов. Поэтому на все добро отвечал грубо и сомнительно. — Готово! — Мг. У младшего будто тело поднялось в воздухе и он поплыл по запаху, доносящемуся из другого конца квартиры. У плиты суетился Кащей: в растянутых спортивках, кухонном фартуке и с голой спиной. Мышцы на лопатках перекатывались от сменяющихся движений. Младший немного залип. — Ух, бля! Напугал! — чуть не отправил сковородку назад от удивления, когда повернулся к выходу. Валера нахмурился, ничего не ответил и сел за стол. На нем уже лежали нарезанный черный хлеб и две ложки. На подставку приземлилась пища Богов — трудно было скрыть свое восхищение: — М-м-м, с помидорками и лучком.. — сорвался самый тихий шепот с губ, но его все равно услышали. — Ешь быстрей, а то остынет. — Не указывай мне в моем доме, — пробурчал парень, но все же обмакнул хлеб в жидкий желток, забывая скрыть наслаждение. — Так себе, — позже хмуро пробубнил он. Закончив с трапезой и замочив сковородку они пошли в комнату. Старший запихнул в него таблетки, сделал укол в причинное место и намазал страшные гематомы. Благодаря дорогущей заграничной мази они сходили значительно быстрее. Валера все пытался подловить в лице злой умысел, но постоянно терпел поражение: «Наверняка в таблетках есть какое-нибудь снотворное или что похуже! Усыпит и возьмет в рабство!» Но спать почему-то не хотелось. «Вот! Сейчас стянет трусы под предлогом укола и обязательно сделает больно!». И ведь делал. Укол, сука, такой болючий, жопа уже отваливается! «Ага! Сейчас лапать начнет и изнасилует!» Но никто насиловать его не спешил, а вот раны вылечить — да. Он будто на качелях «солнышко» пытался сделать, уверяя себя в подлости предателя. Но докрутить не получалось. Подозрения не превращались в явь, как и толчок в космическую звезду. Наступило неловкое молчание. Из отвлекающих элементов было только доисторическое радио, телевизора в квартире не водилось — слишком жалко оставлять такую дорогущую вещь с буйным батей. Поэтому еле уловимая музыка не спасала положение. Им не о чем было говорить наедине, поэтому Валера в основном задалбывал старшего неприятными вопросами. Всю гребаную неделю. — Кащей, зачем ты все это делаешь? — спросил младший, когда перевернулся на спину, — Там без тебя Универсам загибается уже, наверное, шел бы ты к пацанам. — Потому что. я. перед тобой. виноват. и. хочу. загладить. свою. вину! — твердо ответил он, потому что заебался повторять это хуй знает какой день подряд, — Зима отличный лидер, и без меня дела наверняка хорошо идут. Валера насупился от упоминания друга. Еще один предатель! Как Кащей нарисовался на пороге, так от Вахита и след простыл. Просто не надо дрыхнуть до двенадцати, когда тебя навещают спозаранку, довольно хмыкают на улучшения и грозно дают наставления твоей няньке, не боясь ее авторитета. Он еле как вообще согласился на смены ролей. Переубедило только то, что кареглазый отдал в залог складной нож — ту вещь, с которой он бы никогда в жизни не расстался и ни на какого супера не променял, даже если хотел бы над ним поиздеваться. Делать было нечего, пацаны в одиночку не справлялись, а автор явно не торопился возвращаться к делам. «Как же Вовки сейчас не хватает!» — сетовал на тяжбы жизни парень. — Но ведь тебе это на самом деле не надо. Что ты от меня хочешь? Скажи правду. Секс? Деньги? Или секс за деньги? Или хочешь, чтобы я твоим рабом стал? Тебе так нравится меня унижать? — не унимался зеленоглазый. — Ага, очень. Именно поэтому при своем статусе я уже столько времени унижаюсь перед тобой. Ты сам-то подумай. Много ли мне надо сделать, чтобы получить от тебя секс или деньги? — и действительно, много не нужно было: раз, нагнул, избил, квартиру обчистил и ушел с легкой душой и с чувством выполненного долга, — Если бы я действительно хотел тебя использовать, то не готовил бы завтраки, не стирал одежду и не смывал после тебя. Черт. Вот сука! Ударил по самому больному! Ну забывал Валера и что? Не человек что ли? — … — раскраснелся весь то ли от стыда, то ли от злости и отвернулся к самым интересным в мире ковровым узорам. Ну что за чудо искусства, можно было вечно наблюдать! Лучше всякого огня! — Валер, я правда сожалею о том, что произошло.. — плавно опустил руку на плечо, — И в первый раз.. И во второй.. И вообще о своем отношении за все четыре года.. Просто.. Ты кое-кого мне напоминаешь.. Перед кем я очень виноват.. И никогда за это не расплачусь.. Когда я тебя увидел в первый раз, то так разозлился.. Ты будто мое личное напоминание о том, что я полное ничтожество.. Что я не достоин жить.. Дышать с кем-либо одним воздухом.. Особенно с тобой… — Никите сложно было говорить о своем прошлом, в груди все сжималось, к горлу подкатывал ком, дышать тяжело, но он не знал, как еще показать мелкому, что никакого подвоха нет. Просто нет. — Ха!.. — только сильнее разозлился зеленоглазый и повернулся к собеседнику, — Получается, из-за какого подонка страдаю я?? Так иди к нему и у него на коленях стой! Почему я должен страдать из-за того, кого даже не знаю? Все эти годы унижений были только потому, что я тебе кого-то, блять, напомнил? Ты себя слышишь, Кащей? Твою мать! Валера соскочил с кровати как совершенно здоровый человек. Адреналин заглушал сигналы нервной системы. Он практически дошел до коридора, чтобы открыть дверь и выпроводить этого ненормального, но тихий голос его остановил: — Я бы правда хотел прийти к нему… Боюсь, в рай меня не пустят… Младший застыл как вкопанный. В голове зудела мысль: — Ты убил человека?.. — Да… — голос сорвался, в глазах застыли слезы. — Как?.. — ему было очень страшно находиться в одном помещении с убийцей. Он не знал, что старший настолько прогнил внутри, что посмел лишить жизни невинного человека. Почему-то сейчас это было как никогда важно. — Десять лет назад… По моей вин.. — говорить кому-то о прошлом было очень страшно, особенно когда делаешь это в первый раз, неожиданно начал вылетать гортанный вопль, контролировать его было невозможно, так плакать могли позволить себе только дети, — вине.. младший брат.. под машину… а я… Это я его прогнал! Это он из-за меня!.. — ему сложно было вынести свою реакцию, он спустился на пол, сжал до хруста руками колени, бил себя по ступням и выдергивал волосы на голове. А у Валеры будто груз с плеч упал. Не убийца. Все это время он стоял спиной и только сейчас смог повернуться. Когда увидел самоистязания старшего, то все для себя в миг понял. Сейчас перед ним «Никита». Настоящий, никому не известный Никита, чувственный мальчик, затравленный собственной виной и ненавистью. Никита был личностью. Кащей — глупой маской. Которую на неделю сняли ради него. Радость от нового открытия спала моментально, когда он будто со стороны посмотрел на собственное поведение и неосторожно кинутые слова о брате в и так растоптанного человека. Кощеев в истеричном состоянии повалился на бок в позе эмбриона. У него будто ломка началась, только не от черняшки. Валера подошел медленно, опустил руку на дрожащую спину, провел утешающе несколько раз и прильнул всем телом, обнимая и прислоняясь щекой к шее. — Никита, не плачь.. Я рядом.. Внутри что-то отозвалось у обоих. Каждый пытался нащупать воспоминание, но оно было утеряно глубоко в бессознательном. *** Они будто бы ненадолго поменялись местами. Когда старший немного успокоился, Валера принес стакан воды, который опустошили за секунду. Глаза распухшие и красные – капилляры лопнули от перенапряжения — из них текли тихие слезы, нос весь в соплях, губы искусанные до крови, волоски на левом виске промокли. Казалось бы, такой статный и сильный мужчина в один момент растерял всю свою хватку и расклеился до состояния камня. Жизнь в глаза отыскать было сложно. Валера и забыл, что перед ним обычный человек с такими же обычными слабостями, а не крутой антагонист из боевика. Одним движением он поднял его на ноги, казалось, управлял ниточками на конечностях, так легко поддался на манипуляции парень. Довел до раковины, заставил умыться. Подрагивающие ладошки сцепились в друг друга и окатили лицо ледяной водой. Влага будто отрезвила немного, освежила голову. Но с минуту вина подкатила с новой силой, ослабляя тело. Никита рухнул на рядом стоящий унитаз, локтями все еще упираясь в раковину, и уронил голову вниз. Плечи дергались от неровного дыхания, слезы падали на белую плитку. «Сколько он держал их в себе?» — с печалью удивлялся Туркин. Он спустился на пол, протискиваясь через Никиту и обнимая в районе груди. Чужие руки обвили голову и зарылись в длинные кудри младшего. Старший начал задыхаться в попытке сдержать вновь подступившую истерику. Валера потянул их наверх и сжал сильнее, намекая, что здесь можно все. Даже громко плакать. Сам тоже зарывался в макушку, гладил по спине, похлопывал ободряюще и осторожно прикасался губами плеч. — Никита.. Это не твоя вина.. Ты был маленьким мальчиком и не мог ничего сделать.. — Я.. мама попросила с ним погулять.. а мне.. перед пацанами стыдно стало.. я такого ему наговорил.. если бы не прогнал тогда.. он был бы жив.. — собрав остатки выдержки спокойно проговорил Никита. — Ты не знал, что так произойдет.. это.. случайность.. — плечи под руками задрожали с новой силой. Они стояли так долго. Один отчаянно утешал — другой отчаянно хватался за утешения. Никите стыдно за свое поведение, придушить себя хотелось, но еще больше получить от Туркина тепло. Кощеев не вспомнит людей, которые бы так ему отдавались, как мама и Валерка. Хотя может он и сам в этом виноват — закрылся от всего мира за бронированной скорлупой, ждал чего-то и обижался, когда не получал. — Давай спать, — прошептал младший, когда усталость начала проявляться заметнее. Никита рухнул на кровать лицом к стене — Валера прижался сзади. Уснули моментально. А на утро младшего встретил холод и пустое место.