Преступление и наказание

Никита больше не будил Туркина, не готовил завтраки, не делал уколы. Он вообще перестал к нему ходить. Единственным отголоском, что о младшем все еще помнят, были пакеты с дефицитными товарами, которые словно появлялись из воздуха на подъездном коврике поздним вечером. Как он выяснил кто поставщик? Валера никого в гости к себе не водил — стыдно было. Поэтому адрес знали только Зима и Кащей. Из них двоих только у одного водились деньги и только один его трусливо избегал. Ну и уж если совсем логику включить — был бы это Вахит, то не оставлял бы такие драгоценности в опасном подъезде, а приносил бы утром и передавал лично в руки. В добавок гордо нос задирал и припоминал о своем широком жесте на каждый недовольный вздох и претензии. Ебал мозги он с особым профессионализмом, девчонок — так себе. Не, не подумайте, вывод сделан не из личного опыта. Так. Ушки на дискотеке немного развесил рядом с толпой девиц, обсуждающих заморские навыки универсамовских. По их безжалостным оценкам Вахит был ниже среднего. Никита с Вовкой, естественно, во главе парада. Кстати, о шароголовом. Он вернулся к своим прямым обязанностям, как и Кащей. Один подтирал жопу нерадивому другу, другой — решал дела по-серьезнее. Как бы Валера не выпытывал у «сезона погоды» информацию о старшем, тот молчал как партизан. И делал еще хуже, когда контратаковал: «А тебе зачем? Что? Почему? Когда? Куда? Головка от хуя?» Достойного ответа у Валеры не было. А что ему сказать? Может: «Зима, ну скажи, как там Никита? Просто как-то раз он меня отшлепал, от чего я кончил, почти отсосал мне, от чего я опять кончил, мы сосались несколько раз. Правда.. он избил меня до полусмерти. Но-о заботился искренне, честно-честно! А еще рассказал про умершего брата, расплакался и исчез из моей жизни нахуй. Я, кажется, переживаю за него. Так как он там?» — и глазками так: ХЛОП-ХЛОП? Он, конечно, всегда был честен с Зималетдиновым, но не настолько. Поэтому оставалось только беситься и переводить тему на что-то менее интересное. Что на улице происходит, дома, в школе… Валера и забыл, что в жизни есть такое учреждение. А вообще он не понимал зачем Зима приходил к нему так же часто, как в начале. Турки вполне себе мог функционировать самостоятельно, но этот паразит возомнил себя охранником карцера, приходил без приглашения, на улицу не пускал, а сам просиживал попень на диване. Делал так, по мелочи: убирался, еду готовил, лекарства различными путями в организм Валеркин запихивал. Но суммарно это занимало всего треть дня, остальное время дурака валял, будто и не хотел здесь находиться, будто заставили. — Блять, Вахит, ну че за хуйня, а? — не выдержал как-то раз Валера, когда горе помощник еле волочил по полу вымученную метлу, — Ну я ж вижу, что ты сюда как на каторгу ходишь. Нахуя? Я ж тебя не держу! Да ты мне нахуй здесь не нужен! Так какого черта тогда происходит? Тебя кто-то запряг, скажи честно? — догадаться было не сложно кто был этим "кто-то". Четкие ответы нужны были. Вахит зыркнул молнией, тишину выдерживая, вздохнул устало и сдался: — Как же ты меня заебал! Да! Да, сука! У Кащея крыша к хуям полетела! Не знаю, че там у вас происходит, но я в этом цирке больше не участвую! Пускай пугает отшивом скорлупу! Ты у меня уже в печенках! — пыхтел Вахит, швыряя предмет уборки в друга и расторопно одеваясь в коридоре. Но Туркин на это нисколько не обижался. Им срочно нужен длительный перерыв в отношениях, бытовуха погубила всю романтику! — Я тоже тебя люблю! — радостно крикнул в спину в унисон с громким хлопком. Он облегченно выдохнул. Тишина.. Ляпота.. Ему очень хотелось побыть в одиночестве. Были такие грандиозные планы на месяц! Сидеть дома и наслаждаться покоем, когда родители в очередной раз пиздятся где-то там, далеко-далеко. А он тут, уединяется. Никита все испортил! Оставалось всего меньше недели до приезда родственничков, ему этого слишком мало! «Ладно, будем довольствоваться малым..» — говорил со своей шизой парень. Он закрыл входную дверь на замок, перепроверил несколько раз и набрал горячую ванну. Хотелось абстрагироваться от всего мира перед важным днем. Опустил одну ногу и в ту же секунду осквернил святую водицу благими матами за то, что та была слишком жгучей кокеткой. Разбавил холодной и улегся в окутывающее влажное одеяло. Первые десять минут прошли в безмятежном покое, сознание бродило по просторам небытия, тело сливалось с окружением, было хорошо. Но Валера не буддист, чтобы так просто достичь уровня Нирваны, поэтому воспоминания минувших дней подцепили крючком и выкинули на поверхность, припечатывая гравитацией. «… из-за какого-то подонка… боюсь, в рай меня не пустят… Никита, не плачь…» — его таскало по моментам прошлого как мешок с картошкой, в районе груди сдавливало. Чувство вины боролось с гордостью. Он поступил как подонок, издевался, как оказалось, просто так, использовал его для своих сексуальных извращений (хотя не сказать, что Валера был сильно против), подобрался близко и унизил при всем честном народе. Наворотил дел по самое не хочу. Но с другой стороны, пытался загладить как мог, по настоящему заботился, юноша его никогда таким не видел, даже слабость свою показал, что для авторов не позволительно. «Не удивлюсь, что за такое даже отшить могут. Ну если и не отошьют, то по головке точно не погладят, кому нужен такой главарь?» — рассуждал парень. Каких-то опрометчивых и необдуманных действий делать он точно не собирался, на подобии: отыскать старшего, морду набить, извиниться, зацеловать, а дальше будь что будет. Ну уж нет, все, что они натворили было слишком, ниже опуститься он себе не позволит. Нахер. Он не пидор, уже выяснили. Просто.. он не пидор и все! Как-то жил же раньше без его близкого присутствия, вот и не надо тогда усложнять свое существование. Даже хорошо, что Кащей так резко его бросил. Остался бы еще на неделю — отпускать было бы сложнее. При всех "но" Валера верил в несерьезность старшего. По его мнению он бы ушел в любом случае. Обидно. Досадно. Эх, ладно. Но все потом. Сейчас хотелось позволить себе вещь куда хуже. Банные процедуры окончились, чайник вскипел, а на столе красовался большущий торт «Прага». И он намеревался съесть его в одну харю за раз! Идея просто ужасная, Туркин пожалеет об этом, но жадность не хотела делить запретное удовольствие с кем-то еще. Ну максимум он оставит кусочек Вахиту, но остальное все его! Все! Весь вымазанные шоколадным кремом поставил Валера последние остатки роскоши в холодильник. Мордашку этого довольного Маркиза надо было видеть! Правда, потом ему захотелось еще и он весь вечер избегал кухни, только бы не сорваться на долю друга. Сладкое отвлекало от дурных мыслей *** Следующий день. Двери подъезда распахнулись и в легкие проник свежий морозный воздух. Туркин сладко потянулся от долгожданной встречи с улицей. Все-таки он дворовой кот, а не домашний. Здесь он чувствовал себя куда свободнее. Вот где был его дом. Улыбнувшись этой мысли он двинулся по изученным вдоль и поперек тропинкам к месту невозврата. Пелена хорошего настроения смылась тревогой, с каждым шагом принятое решение сковывало ноги, страх окутывал горло, хотелось вернуться назад. Но по-другому обрубить неудобную связь не получится. Если уж рубить, то под корень. Глаза бегают по знакомому забору, сердце стучит загнано, улыбки на лицах ощущаются неприятными уколами совести. — Турбо вернулся! — загоготала скорлупа. Теперь уже все смотрели на Валеру, от чего еще больше плохелось. Он встретил их приветственным рукопожатием. — Здорово пацаны, ну, что успели наворотить в мое отсутствие? — Ха, да вот, скорлупа дом подожгла — лишила бомжевальни уважаемых алкашей нашего района! Нам еще повезло, что вокруг развалюхи крутились типы с Домбыта, их и повязали, — говорил один из суперов и, немного потупив, добавил, — А, Кащей на неделю пропал, Зима чуть не загнулся порядок держать, а потом и он куда-то подевался. Ты, случайно, не знаешь что с ними? — наивно ждал ответ от Туркина. — Ха, не, с чего мне быть в курсе, я знаю, наверное, меньше, чем ты, — растерянно сказал он и напрягся всеми существующими и не очень мышцами. Глаз ощутимо дернулся. — Ну ладно. Давай я тогда вкратце размалюю план на сегодня и начнем.. — А.. Подожди.. Дело в том.. Я.. в общем.. отшиваться пришел.. Коробка в миг наполнилась пустой тишиной. Взгляды были прикованы только к нему, смотрели с непониманием, злобой, обидой. На Валеру меньше всего думали, что он когда-либо захочет отшиться. И такая новость проходилась по пацанам, как обухом по голове. Живот скрутило жутким страхом, дыхание перехватило, держать лицо удавалось с большим усердием. — Причина? — строго и коротко спросил непонятно откуда взявшийся Вахит. Он поздоровался со всеми кивком и вышел вперед. — Понял, что другим путем хочу идти, — при всем волнении выдал уверенный ответ. — Как отшиться хочешь? Как чушпан или пацан? — поза собранная, лицо нечитаемое. — Как пацан, — отзеркалил положение друга. Разница была лишь в том, что в первом случае таких "решал" просто оплевывали, а после ни во что не ставили, во втором — избивали всей толпой. Валера не собирался уходить из группировки трусом, поэтому выбрал для себя не самый простой вариант. Хотя бы сохранит к себе уважение и сможет достойно примкнуть к другому району, если захочет. — Мы с пацанами покумекаем, время терпит? — будто бы не спрашивал, а ставил перед фактом. — Терпит. Он собрал пацанов в круг и начал обсуждать, как именно будет происходить отшив. Валера играл в гадалку, на сколько ему придется поселиться в больничке. Потому что в зависимости от проступка и человека зависело и исполнение самого ритуала. Стало как-то уж совсем не по себе. — Стой на месте и пытайся не шевелиться, — спокойно проговорил Вахит, подходя к другу, — Один пацан — один удар, — сказал уже более громко, чтоб наверняка до всех дошло, схватил за плечи, притянул к себе ближе и прошептал на ухо, — я ща по яйцам бить буду, скорчись как надо, — и замахнулся правее опасного места, попадая в тазовую кость. Больно, конечно, но могло бы быть хуже. Вхита очень задело то, что Туркин решил все в тайне, как крыса — его не предупредил — но друг есть друг, хоть и грызун ебучий. Прилетало в разные стороны: и в лицо, и в живот, и в руки, и в ноги (благо укромное местечко больше никто не трогал — Зима обозначил вето в самом начале). Но все равно было ужасно больно. Старые ушибы зажили не до конца и на новые удары отзывались немым криком. Но тут скорее добивало количество, а не качество. Толпа из двадцати с хвостиком человек откровенно его жалела и, можно сказать, поглаживала по самым безопасным зонам на теле. Да, были особенно идейные и обиженные, но как будто в качестве исключения. Если бы они реально выложились — летальный исход был бы обеспечен где-то на середине процесса. Возможно сыграло уважение к любимому суперу или тот факт, что он только с больничного. Валера не знал. При любых других обстаятельствах с другим отшиванцем, увидь он такое — дал бы пиздюлей за проявленную жалость и компенсировал своей злостью. Но сейчас был рад более мягкому для себя исходу. Сил на еще одно восстание из инвалидов не находилось. Прилетел последний удар. Его окинули сканирующим взглядом и ушли из хоккейной коробки. И когда последняя макушка скрылась за фасадом здания, только тогда Туркин позволил себе рухнуть на снег. Жизнь рушилась на глазах. Фундамент разъезжался под ногами, краски меркли, смысл терялся. Из-за тупых страхов он проебал такую дружбу, такого человека! Внутри пусто. Там не было ровным счетом ничего. Слезы текли, но и они были пустыми. Он смотрел в безоблачное небо и больше не искал надежды. А толку? Он столько раз полагался на нее, столько умолял, чтобы это закончилось. Раз его не слышат.. значит ему здесь делать больше нечего, наверное? *** Время летело незаметно, от горизонта разливался алый закат. Очень красивый, но юноша не замечал. Он так и не сдвинулся с места. Несколько раз подходили небезразличные прохожие, но их любезно посылали нахуй. Валера горько смеялся, ведь началось все именно с этого. "Иди нахуй, дед!" Ему хотелось остаться в этой коробке навсегда. Пробило на романтику: "Здесь я стал реальным пацаном — здесь им и уйду". Конечности онемели, губы обдало синевой, единственным источником тепла были горящие гематомы. В очередной раз послышался хруст снега под чужими ногами. Валера подбирал маты пооригинальнее для постороннего, но взволнованных вопросов не последовало. Кто-то просто плюхнулся рядом и молчал. Туркин повернул голову и увидел очень помятого Вахита. — За что отхватить успел? — За долбоебство, — отвечал он, устремив взгляд наверх. — Понял, — размытые ответы укололи, видимо дружбе и правда конец, — Вернулся зачем? За шапкой? — подметил пропажу зеленоглазый. — Типа того, — взгляд все также изучал переливы заката. — А тебе не западло.. с чушпаном в снегу нежиться? — вдруг спросил Туркин. Хотелось добить себя окончательно. — А где ты здесь пацанов увидел? — повернул голову на лучше друга и усмехнулся насколько мог, но измученный кашель все же вырвался наружу. Валера нахмурился, пытаясь правильно растолковать слова друга, но у него не получалось: — А? Чегось? — приподнялся на локтях. — Какой ты глупый, Валерка! — пробурчал, поворачиваясь к нему спиной. Рано парню с жизнью расставаться. Заклокотало что-то в сердце тревожно-радостное, он подскочил к другу в попытке вытянуть внятный ответ. Умел все-таки Зима выводить из депрессий: — Блять, Затматлетдинов, нормально скажи, в смысле здесь пацанов нет, я тебя не понимаю! — Туркин, я тебя убью ща! Зи-ма-лет-ди-нов! ЗИМАЛЕТДИНОВ! — выплюнул яростно прямо в лицо, потому что нелюбил, когда его трудновыгрвариваемую фамилию коверкал даже кудрявый черт, это выводило его больше чем то, что он — Отшился я, дурень! От-шил-ся! На секунду все эмоции с лица спали, Зима очканул даже, но спокойно выдохнул и расхохотался по-доброму, когда уголки чеширских губ опустились вниз до предела, дрожа на детский манер, а из глаз покатились крупные слезы. Какой же Валера плакса! Он просто не знал, что сделал для друга. Туркин как бы тут помирать собрался, а лысоголовый как бы пришел и вытянул его из этой грязи. Фундамент на место поставил, столбы для лучшей опоры прибил, уверенность какую-то дал. Он в миг пожалел, что променял такого человечище на безопасность своей задницы. Ведь с таким другом хоть в огонь, хоть в воду! Сейчас своим поступком и доказал! Ведь Туркин знал, как тот за пацанов держится, нахождением в Универсаме гордится. Получается, Вахит ради него от всего этого отказался? Взял и ушел?.. Страх за друга пробрал до мурашек: — Слушай, а может не надо? — активно начал трясти за плечо, на что кареглазый поморщился от боли, — Может все назад вернуть можно? Давай тебя обратно пришьем, а? Так нельзя! Ладно я, но тебе-то зачем? Как ты без них? — захлюпал носом и засуетился на месте, пытаясь поднять друга на ноги. — Я тоже задавался этим вопросом: «Как я без них?» И как-то знаешь, другой вопрос в жопе зудел сильнее: «Как я без дурня этого?» — Из-за меня?? Но зачем, ты же так любишь Универсам! — Ха! Не обольщайся! Я сам начал подумывать об уходе, тебя кидать не хотел. Но ты меня опередил, — обижено зыркнул на Валеру. — Прости меня! — завизжал кудрявый и уткнулся в чужую грудь, вымазывая ее своими соплями. — Ладно, ты еще за это пояснишь, — выдохнул Вахит, образуя пар. — А.. Почему ты хотел уйти? — в вопросе поднял голову и посмотрел прямо в глаза. — Знаешь, в детстве — все игра. Но с возрастом я начал смотреть на некоторые вещи более трезво и они мне не понравились. Конечно, трудно резко все так обрывать, вижу, ты сам не в восторге. Но что я точно понял — в жизни ничего не вечно. И Универсам не исключение. Поэтому какая разница — сейчас или через несколько лет? — рассуждал семнадцатилетний юноша. Валера только хлопал ресницами в восхищении. — И че мы делать будем? — через пол минуты отмер он. — Как что? В школу вернемся, в Комсомол вступим, — на полном серьезе проговорил Зима. Однако весь пафос смылся с лица парня, и улица разразилась громким смехом двух чушпанов. И закат такой красивый. Валера все же заметил.