Особая философия

      Вокруг темнота.        Странный писк бьёт по слуху и вынуждает морщиться. Тело предательски ломит, а в горле першит так, будто внутрь залили раскалённый металл.        Дазай приоткрывает глаза и постепенно фокусируется на окружающих объектах. Атмосфера такая гнетущая и незнакомая. Нет никакого запаха. Нет тепла. Нет уюта.       Тусклый свет из коридора проникает через небольшое окошко в двери.        Рядом сидит обеспокоенная фигура.  — Где я? — едва слышно спрашивает он.  — В клинике, Осаму, — отвечает отец. Он закрывает глаза и мечтает снова погрузиться в сон. В нём было гораздо лучше, чем в реальности. Его не должны были спасать. Это всё не имеет смысла.        Жизнь не имеет смысла. Неужели только он это понимает?        Неужели другие люди не видят того же, что видит он?        Неужели все окружающие — безмозглые зомби, никогда не задумывавшиеся о своём существовании?        Неужели так сложно выйти за рамки и понять? — Какое-то время ты проведёшь здесь, — продолжает Мори. — Я вызвал лучших врачей из Токио, чтобы они тебе помогли. Всё будет хорошо. — Не будет, — отвечает Дазай, снова открывая глаза. — Я не хочу, чтобы мне помогали. Не растрачивай ресурсы на такое бестолковое дело. Я не выйду отсюда, и ничего не будет хорошо.  — Осаму. — Не называй меня так! Я ненавижу это имя! — кричит он и закашливается. — Хватит за меня решать. Это моя жизнь.  — Нет, я буду за тебя решать. Ты болен, и не в состоянии здраво мыслить сейчас.  — Ты сейчас серьёзно? Да покончить с собой — это самое осознанное решение в моей жизни! Болен?! Чем я болен? Наличием интеллекта? Это теперь считается болезнью? — продолжает Дазай. — Послушай, что ты говоришь. Приписываешь своего собственного сына к сумасшедшим вместо того, чтобы подумать. Подумать!  — О чём я должен подумать? — спрашивает Мори. — Может, о том, сколько твоя мама плакала сегодня вечером? Или о том, что я был слишком строг по отношению к тебе, поэтому сейчас ты чувствуешь себя плохо? Оса… Дазай, я понимаю, что виноват перед тобой, и мне правда очень жаль.  — Дело не в том, кто прав, а кто виноват. Плевать я хотел на твои методы воспитания, — отвечает он. — Ты не понимаешь главного. Никто из вас не понимает. Для чего вы живёте?!  — Есть много причин для жизни. Любовь, семья. Работа и реализация. Счастье. Победы. Новые знания. Свобода. Комфорт. Путешествия, — отвечает Мори. — Нужно лишь выбрать, что важно именно тебе.  — Ничего не важно, — говорит Дазай и чувствует, как на глаза наворачиваются слёзы. — Нет совершенно ничего важного, слышишь? Весь наш мир — это сплошной беспорядок! Свободы не существует! Любовь — это обман сферы развлечений! Комфорт? Деньги-деньги-деньги! И ты поставил их выше своей семьи, как ты можешь об этом говорить? — нападает он. — Победы… ошибки, за которые всегда приходится расплачиваться. Я не хочу. Я устал. Просто до бесконечности устал. — Дазай, — тихо говорит Мори и берёт его за руку. — Я уверен, что ты сможешь найти для себя что-то стоящее в жизни.  — Я не… — отвечает он и начинает плакать. — Не смогу. Я не хочу. И не буду искать. — Я не могу разрешить тебе уйти, да и выбора у тебя особо нет, — отвечает отец. — Лишь хочу, чтобы ты сам его сделал. Поверь, всё станет лучше и ты забудешь обо всём, как о страшном сне.  «Не забыл» — думает Дазай, сидя перед ноутбуком в своей квартире спустя много лет с момента этого диалога.        Он встаёт из-за стола и идёт до кухни, чтобы налить себе виски. Делает пару глотков и выдыхает.  Как можно о таком забыть, когда вся жизнь — это отрицание себя и окружающего мира? Тело создано лишь для того, чтобы таскать вычислительную коробочку, обрабатывающую тонну информации внутри себя. Мысли — мусор, навязанный окружающими. Чувства… снова и снова вгоняют в рамки, заставляя делать странные вещи, чтобы понравиться окружающим и добиться от них желаемого. Или просто себя развлечь и потешить своё самолюбие? Не понятно, что хуже.        Чуя пропал. Снова.        Он всегда так делает, хотя сам закатывает скандал, если его игнорировать. Самое непонятное существо на планете. И одному богу известно, чем тот занимается и для чего. Если, конечно, бог существует, а не является одной из выдумок, чтобы было не скучно жить.        Дазай тяжело вздыхает и выдыхает, а затем достаёт из кармана мобильный телефон и звонит своему любимому врачу. Видимо Йосано очень радуется звонку после полуночи, поэтому диалог начинается с самого милого на свете тона.  «Хорошо, что не спит» — смеётся он про себя и рассказывает, зачем позвонил. Тридцать секунд в общей сложности занял весь вызов, и с пожеланиями всего доброго (иди куда подальше и удали мой номер) завершается. С завтрашнего дня преподаватель уходит на больничный с какой-то очень мерзкой простудой. Заразной, конечно же.        Дазай возвращается за ноутбук вместе со стаканом виски и отправляет два письма с отличной новостью — декану и старостам всех групп. Пусть разбираются, как хотят, а если что-то не нравится, то… найдут другого преподавателя. Не больно то и хотелось работать.        Теперь можно заняться чем-то действительно важным, а именно — разрешением внутренних конфликтов. И ничто не подходит для этого лучше, чем бар на другом конце города.  «Если ты в депрессии, то не нужно выглядеть депрессивно» — думает про себя Дазай, вытаскивая из шкафа кремовый свитшот. Ещё нужно почаще улыбаться, но в меру, иначе решат, что тебе очень плохо. А ещё можно быть вовлечённым слушателем, а не рассказчиком. Тогда точно никто не заметит подвоха.        Хотя в этом мире существует один человек, с которым не требуется делать ни первое, ни второе, ни третье. Он и так всё знает, всё понимает и никогда не осуждает. Дазай допивает виски и вызывает такси прямиком к нему, и спустя каких-то сорок минут оказывается за барной стойкой в шумном зале с двойной порцией виски и несколькими кубиками льда в стакане.  — Ого, мужчина всей моей жизни приехал без предупреждения? — ухмыляется Фёдор, выходя из-за двери служебного помещения. — Я был уверен, что ты ещё минимум месяц со мной не заговоришь.  — Скажи, русский медвежонок, что со мной не так? — спрашивает Дазай. — С тобой? Да всё не так. Как и со мной, — отвечает он. — А что случилось?  — Ничего нового, — отвечает он, приподнимая стакан виски и болтая в нём лёд. — И если бы я на тебя обижался каждый раз, когда ты делаешь что-то неадекватное, то мы бы уже давно не общались. — Примерно с того момента, как познакомились. Так бы и не подружились, — соглашается Фёдор. — Я не знал.  — Знаю, что ты не знал, — говорит Дазай. — И я не для этого приехал. — Тогда позволь уточнить: хочешь выпить или напиться?  — Я взял больничный на работе. — А? — удивляется Фёдор. — Всё настолько плохо?  — Мне снова снятся те сны. И все мысли заняты воспоминаниями, — говорит он. — Так уже больше недели.  — А к Одасаку ты не поедешь, потому что он будет тебя лечить и доложит отцу… Так чего ты хочешь, Дазай? Чтобы я тебе крышу красивую помог присмотреть?  — Именно, — смеётся он.  — Ладно, подожди немного, я закончу с делами и поедем куда-нибудь, — кивает Фёдор. — Может, за город?  — Забронирую нам люкс для новобрачных! — Чтоб обязательно шампанское в номере было и красивая открыточка! — смеётся он, уходя обратно за служебную дверь.        С Фёдором всегда было просто, даже несмотря на то, что очень часто они были совершенно на разных волнах. Возможно, дружба с ним стала одним из смыслов этой жизни. Не всегда спокойная, местами напряжённая, но стабильная. Почему они прощают друг другу всё? На этот вопрос Дазай уже долго ищет ответ. И не только он.         Возможно, это и есть любовь к человеку в её высшем проявлении? Идеализированная, безусловная. Когда любая мерзость от человека будет восприниматься данностью. И сколько бы людей не повстречалось на пути, на столько лет ещё никому не удалось задержаться.  «И почему мне казалось, что у Чуи получится?» — думает Дазай, допивая свой виски.  — Так ты хочешь поговорить? — спрашивает Фёдор, возвращаясь в зал.  — Нет, — отвечает Дазай, поднимаясь из-за стойки и следуя за ним к выходу из бара. — Я хочу помолчать и подумать рядом с человеком, который может что-то понять.  — Это хорошо, потому что я тоже совершенно не хочу разговаривать.